Наизнанку

      Максим медленно брёл по улице. И справа, и слева слышались выстрелы, вспыхивали огни. Но он не пытался пригнуться. Шёл во весь рост. Не потому что был таким храбрым. Нет. Просто... то, во что он так самозабвенно верил: свобода воли и выбора - оказалось ложью. Нет никакого выбора! И нет никакой свободы!       Только сейчас Максим понял, что возомнив себя Освободителем, совершенно не задумывался о последствиях освобождения.       Если тигра, которого всю жизнь держали в клетке зоопарка, выпустить на свободу, он не побежит с радостью в лес, искать для себя пропитания на охоте. Нет, он останется неподалёку и, не дождавшись привычной кормёжки, выберет себе лёгкую жертву.       Люди на этой планете ничем не отличались от таких вот клеточных хищников.       Жаль, что Максим понял это слишком поздно.       Что-то противно чавкнуло под ногами, и Максим посмотрел вниз. Он наступил в тёмно-красную вязкую лужу. Максим проследил взглядом её очертания и увидел лежащую рядом девушку. Она была мертва. Потому что невозможно жить с перерезанным горлом и вспоротым животом. Над трупом как будто потрудилось какое-то дикое животное выдирая кишки и другие внутренние органы и остервенело разбрасывая их по округе. Совсем рядом с ботинком Максима лежала почка. И на ней отчётливо виднелись следы зубов.       Человеческих зубов.       К горлу подкатила тошнота. В глазах помутнело, и Максим пошатнулся, хватаясь рукой за пыльную серую, покрытую трещинами от врезавшихся в неё пуль, стену. Упасть лицом в кровавую лужу было бы худшим вариантом. "Это ты во всём виноват!" - кричал голос, очень похожий на его собственный, где-то внутри головы.       - Нет, - пробормотал Максим и отшатнулся от стены и трупа, - Нет!       Он брёл по улице, невидящим взглядом уставившись вперёд, не разбирая дороги, с трудом переставляя заплетающиеся ноги.       Максим не хотел видеть творящегося в городе. Не хотел слышать крики, то и дело доносящиеся до него с разных сторон.       В руках Максим сжимал изрядно помятый бумажный пакет с продуктами. Он вынес их из полуразрушенного склада. И его даже не мучила совесть. Еда была нужна не ему. Вернее, не только и не столько ему.       Под ноги с металлическим скрежетом подкатилось что-то цилиндрическое, Максим медленно опустил взгляд чтобы рассмотреть препятствие и успел отпрыгнуть в последнюю секунду перед взрывом. Он, сжимая драгоценный пакет с едой, не очень удачно завалился боком, угодив на край вывернутой бетонной балки, раньше, по-видимому, служившей границей тротуара, и услышал как затрещала его плечевая кость. Боль нахлынула секундой позже, заставляя Максима сцепить зубы. Чёооорт! Он готов скулить. Не от боли. От досады. Теперь все силы организма будут направлены на собственную регенерацию.       Где-то рядом раздался ещё один взрыв. На Максима посыпались мелкие камешки и кусочки штукатурки оббитой со стены дома. Рука зверски болела. Перед глазами плыла алая пелена застилая собой безрадостный пейзаж разрушенного города. Но Максиму нужно было встать. Он не имел права лежать здесь. И он поднялся, продолжая прижимать к себе пакет непокалеченной рукой. Поломанная безвольно обвисла.       Идти по городу было проблематично. Дорогу то и дело перегораживали обломки стен, иногда мёртвые тела. На них Максим старался не смотреть. Но взгляд поневоле застывал на останках людей, которые ещё совсем недавно решали какие-то свои проблемы, выполняли рутинную или наоборот интересную работу, любили, грустили, смеялись, плакали. Жили. Вот молодой парень, чем-то напоминающий Гая. Наверное, причёской. Гвардеец. У него был раскроен череп и грудная клетка. Не спас даже бронежилет. Складывалось ощущение, что кто-то методично рубил его топором, пока наконец не добился результата. Может так оно и было. Смотреть на тело гвардейца было нестерпимо больно, Максиму мерещился Гай - изломанный, покорёженный, залитый кровью. По щеке скатилась слеза, тут же окрасившаяся в чёрный цвет из-за прилипшей к коже пыли. Максим поспешно отвёл взгляд от неподвижного тела и поплёлся вперёд огибая куски стенной кладки.       Прямо за поворотом лежала девушка. Она была ещё жива. Дыхание бульканьем вырывалась из горла. Максим бухнулся перед ней на колени прежде чем успел понять, что ничем он тут уже не поможет. У этой девушки, как и у предыдущей увиденной Максимом был вспорот живот и внутренности кровавым месивом растянуты по дороге. У девушке уже был стеклянный, уставившийся в одну далёкую - где-то на небе, точку взгляд. Она уже за гранью жизни. И осталось ей всего пара вздохов. "Твоя вина", - шептал внутренний голос.       - Нет, - бормотал Максим, осторожно убирая с лица девушки прилипшую прядь. На пальцах остался розовый след. Волосы девушки перепачкались в крови. Она сделала ещё один булькающий вдох и... всё... больше воздух не проталкивался в её грудь.       "Это дело твоих рук", - продолжил нашёптывать голос.       - Нет! Нет! - упрямо повторял Максим. Ему хотелось завыть, глухо, по-звериному. Но он держался. Ему нужно было держаться. Он даже не вздрогнул когда за его спиной затарахтел автомат, и в стену над головой впились пули. Он встал во весь рост и развернулся в сторону опасности. Молодой парень, неуверенно, неловко сжимавший автомат был вряд ли старше Гая, скорее моложе. Лет на пять. Но в глазах ярко полыхала ненависть. Не к кому-то конкретному. Ко всему миру. Он вновь вскинул автомат, стараясь прицелится поточнее. Максим не дал ему шанса сделать в нём ещё пару дырок. Хватит и сломанной руки. Максим резко шагнул к парню, он бы сейчас коротко рубанул его по шее, но сломанная рука не шевелилась, а в другой он всё ещё сжимал пакет. Максим ударил ногой. Парень тяжёлым кулем обвалился на грязный асфальт. С секунду Максим раздумывал не забрать ли ему автомат. Оставлять парня, пусть и безжалостно стрелявшего в него пару минут назад, абсолютно беззащитным не хотелось. Но и Максиму оружие пригодилось бы. Да и к тому же, не он, так кто-то другой подберёт этот автомат.       Но тащить в одной руке и пакет и оружие было бы сложно. Максим выбрал продукты. Сейчас они нужнее.       До подвала осталось меньше двухсот шагов. Максим ускорил шаг и чуть не упал, споткнувшись. Он было решил, что это очередная граната. Вот только... лучше бы это была граната. У ног Максима лежал младенец. Уже мёртвый. С отгрызенной рукой. Максим не был экспертом или медиком, но мог поклясться, что рваные следы на тщедушном грязном теле оставили человеческие зубы.       Максима скрутила судорога, он согнулся пополам. Его тошнило желчью. И теперь он даже радовался, что с утра так и не поел. Каким чудом он не выронил пакет для Максима осталось загадкой, но рука была занята и он не мог даже стереть набежавшие слёзы с глаз. "Смотри!" - шипел голос, - "Посмотри на дела рук своих!"