сожги цветы внутри меня.

      Кидоу с Гоенджи завершили расследование и поделились со всеми с новостями о том, что у новенького игрока раздвоение личности, и на самом деле зовут его — Ичихоши Хикару. А назвался он Митсуру, потому что так звали его брата, который остался у него в голове, как личность, после аварии, в которой — погиб. (очень оригинально, Орион)       Хикару помогут. Настало время для светлой полосы.       Команда Японии через многое прошла: предательство игроков, нечестные матчи, конфликты между игроками. Но ничто из этого не помешало прорваться на мировой тур.       Теперь они празднуют на круизном лайнере. Все в красивых костюмах, едят изысканные блюда, любуются прекрасным видом, общаются с разными людьми. Атмосфера шика для многих была в новинку, кроме одного ребенка из богатой семьи, который весь вечер смотрит на одного единственного человека.       Цветы увядают, их почти ничего не питает. Надежда Кидоу угасает.       Как может кто-то такой, как Гоенджи, смотреть на парней? Гоенджи нравится многим девушкам: он такой брутальный, молчаливый, сильный. И ему, наверное, когда-нибудь понравится одна. Девушка. Отвлекись, Кидоу, отвлекись.       Но легче сказать, чем сделать.       По лестнице спускаются девочки-менеджеры в совсем непривычных для парней, видящих их в основном в спортивной форме, платьях. У мальчишек челюсти свисают, девчонки такие красивые! Не смотри на них, Шууя, не смотри, Юуто умоляет.       И медленно выпускается стебелек из-под земли. Гоенджи лишь кинул взгляд и продолжил общаться с Кидоу о том, о чем они говорили до поднявшейся из-за девочек шумихи.       Не посмотрел.       Но это ничего не значит!       Или…       Блондин отходит поговорить с другими членами команды, и Кидоу тоже заставляет себя отойти и поговорить с другими. Но как же, если бедный парень не может думать ни о чем другом? Эндо замечает напряжение друга. Кстати, он догадался.       Когда Кидоу подначил Хайзаки и Киру наказать Ичихоши и давать ему пасы куда угодно: в живот, в лицо, — но не в ноги, Эндо видел, как страшен Кидоу в гневе и как мстителен. Его это пугало. Всех это пугало… кроме Хайзаки и Киры, впрочем.       И Мамору спросил «зачем».       И Юуто ответил «за Гоенджи».       Вратарь не подал виду, но все понял.       Проходит половина вечера вот так. Раздельно. Шууя разговаривает с новенькими нападающими, и ему, похоже, весело.       Почти все веселились внутри, когда на смотровой площадке судна стояла пара игроков. Там столи Фубуки и Татсуя (которого в оригинале звали Хирото, ебанный Орион) и говорили о прошедших матчах, Мамору влилися в их разговор, потащив друга вместе с собой. Юуто изредка что-то выговаривал лишь оттого, что так было нужно, но время от времени оглядывался назад, отчаянно пытавшись разглядеть в лицах темные глаза.        — Матч с Узбекистаном был хорош, ну и вымотали они нас!        — Да-а уж, но с Китаем вышло тоже очень даже непросто.       — Это еще ничего! Я жду-недождусь матча с Испанией, вот тогда вы увидите настоящую игру! Мы с ними однажды играли, это был сущий ад.       — А для тебя какой был самый сложный, Кидоу?        — А? — Знали бы вы, чем забита его голова, не задавали бы таких вопросов. Кидоу вообще не слушает.        — Матч… какой был самый сложный для тебя? — Татсуя повторяет свой вопрос.       — А, ну… с Австралией, наверное.       — Ха-ха, да, ты тогда задал жару! — Улыбается Мамору, словно намекая «я все знаю».        — А у меня, наверное, с Кореей. — Подходит Гоенджи.       Это ведь был единственный матч, который успел сыграть Гоенджи до того, как получил травму. Хорошая шутка, все посмеялись. Все, кроме Кидоу. Фубуки и Хирото резко начинают двигаться в сторону толпы внутри судна, потому что их подтолкнул Эндо:       — Эй, а пойдемте внутрь, тут что-то прохладно как-то! — Нарочно подтолкнул всех, кроме Кидоу с Гоенджи.       Ох, как неловко. Юуто говорит «иди, я тут постою», но Шууя не хочет. Говорит, ему тоже не особо хочется идти обратно в толпу. Они остаются наедине на огромной смотровой площадке судна. А дальше был огромный океан. А за ним огромное ночное небо. И какой был маленький Юуто на фоне всех этих масштабов. Какими мизерными были его проблемы. Насколько было все прекрасное огромным, и насколько были демоны, пожиравшие Кидоу, маленькими. Он забывает обо всем. Его взор устремлен лишь на красоту пейзажа, он встает к перилам, и огненный стрелок стоит рядом. Они будто поменялись ролями, теперь Юуто, смотрит на небо, когда Шууя смотрит на него. Смотрит внимательно, он заметил, что с Кидоу что-то не так уже давно. Но этот вечер стал аппогеем его подозрений. Он точно хочет разобраться, в чем дело.       Сегодня.       Прямо сейчас.       — Красивый вид, да? — Спрашивает Гоенджи, выведя друга из дум в реальность.       — Да.       Молчание.       Парни — молчат. Океан — шумит. Люди на борту — веселятся. Тренера и члены футбольного совета — выпивают.       Парни — молчат.       — Юуто, сними очки.       — Что?       — Говорю, сним…       — Зачем?       — Посмотри на красоту без очков.       — Но я не хочу.       — А я хочу.       Кидоу не понимает. Что он хочет? Посмотреть на красоту без очков? Тот маленький стебелек уже не такой беззащитный и не такой маленький, распускаются листочки и маленькие шипы.       Гениальный стратег стоит и думает слишком долго. Шуую не нужно учить терпению, но он сейчас слишком хочет чего-то очень странного для себя. Он осторожно протягивает руки к лицу полузащитника. Останавливает на секунду, но Кидоу не отстранился. Значит — не против. Значит — можно продолжить. Гоенджи оттягивает гуглы другу на макушку.       И когда видит отражение луны и звезд в огненных глазах, снова делает выводы, о которых Кидоу не подозревает. Спрашивает: «разве так не лучше?», но Кидоу теперь все равно на море, на небо, на звезды и луну. Потому что перед ним Гоенджи. Гоенджи, который улыбается. Гоенджи, который пристально смотрит ему прямо в глаза. Который взращивает очередной эдем на выжженной до чертиков земле.       Сколько можно резать без ножа, избивать до полусмерти без кулаков, стрелять в голову без оружия в бедного, истерзанного молчаливыми страданиями Кидоу. Гоенджи безжалостен. Но разве он об этом знает?       Не смотри на меня такими глазами. Не улыбайся мне. Не разговаривай со мной. Убей меня, чтобы я тебя больше не видел.       — Да, пожалуй. — Кидоу слишком привык к спокойствию в лице, когда крик внутри громче любых других мыслей.       — Мне тоже нравится.       — Что?       — Твои глаза. Красивые.       Гоенджи сказал привычным тоном совсем непривычные слова.       Мне стоит говорить, что чувствует Кидоу в этот момент?       Он не верил ушам, но старался не думать, что Шууя говорит ему это с каким-либо подтекстом. Просто комплимент от друга другу. Просто комплимент. Но пожалуйста, пусть это будет не так.        — Да ну, брось ты. — Он отворачивается, потому что понимает, что краснеет. Но от глаз смекалистого нападающего ничего не скроешь.       — Правда. Я это заметил, когда еще мы сидели у тебя дома. Но не сказал. Побоялся. — Поразительно, как Шууя умудрялся выдавать такие вещи, как ни в чем не бывало. Но так лишь казалось. Ему многое стоило сказать такое вслух.       — Ты пьян? — Да ладно, Кидоу, он так старался, дай ему что-то в ответ.       Юуто настолько сильно внушил себе, что этот бред внутри него просто не может быть ответным, что не мог воспринять слова Гоенджи больше, чем просто шутку. Но Шууя отрицательно кивает головой. Не пьян.       — Да ладно, мне это говорит первый красвчик Раймона? — Шутливо выдал Кидоу, это все, что он мог. Но это не шутка, открой глаза, ты же гений!       — Ты так думаешь? — Стрелок выдает смешок. Ответа не поступает, и он продолжает, — спасибо, Юуто. Кидоу неловко улыбается. Красный до чертиков.       — Скажи мне, что происходит? — Шууя пообещал себе, что он выяснит сегодня.       — Да ничего не происходит…       — Мы были друг с другом все эти дни, ты думаешь, что я ничего не замечаю?       — Что замечаешь? — Кидоу улыбается. Ему смешно, ведь Гоенджи понятия не имеет, и лучше уж ему не знать. Смешно, он думает, что знает Кидоу хорошо, когда в действительности и близко не стоит к ему настоящему — любящему тебя, Гоенджи Шууя. Любящему до спертого дыхания.       — Что ты ведешь себя странно. — Кидоу даже не смотрит в сторону говорящего Гоенджи, и стрелок берет Юуто за руку. — Расскажи мне. Пожалуйста.       Прямо как Кидоу положил ему руку тогда — в больнице. Гоенджи все же не спал в тот момент. Он чувствовал что-то странное, и знал, что Кидоу испытывает то же самое, но что-то заставляло его сомневаться. И это что-то в пух и прах рушится, когда Гоенджи поворачивает ладонью лицо Кидоу к себе и видит на его глазах слезы.       — Хватит уже! Ты не понимаешь! И не поймешь. — Кидоу сжимает руку Гоенджи, что держала его.       — Пойму, если ты скажешь. — Шууя невольно сцепляет их пальцы.       — Нет… — Юуто не замечал, что их пальцы были сплетены. И что он сжимал их с большой силой, но Гоенджи сжимал их с не меньшей. Гений и этого не замечал.       — Тогда я скажу.       — Что?       Лицо Юуто в неподдельном удивлении, и из широко раскрытых от удивления глаз скатывается слеза, а он так не хотел быть таким перед Гоенджи. Хорошо ли он выглядит сейчас перед ним? Он всегда старался, чтобы было так. А теперь у него катится слеза по щеке. Перед Гоенджи! Как же он теперь ему понравится… да ладно, все равно не понравится. Он и не подумает чувствовать что-то к парню. Выкинь из головы его уже! Хватит все время об этом думать. Вот такой поток мыслей занимал голову Кидоу днями напролет. Он уже привык так думать.        Привык настолько, что даже не понял, что только что сказал Шууя. Переспросил, и снова это услышал.       Что? Нет, не может быть.       Просит повторить еще раз, и тот повторил.       Кидоу и не мечтал это слышать, но он слышал сейчас.       Гоенджи спрашивает, хочет ли Юуто, чтобы он повторил еще раз, но тот выдает тихое «не надо». Гоенджи будто сломал его своим смиренным «я люблю тебя». Но Кидоу задыхается в нежных ароматах уже полностью зарастивших его сердце цветов.       — Ты серьезно?       — Да.       — Я… — Кидоу боится шевелиться и вообще что-либо говорить, вдруг это сон и он сейчас проснется? — Я тоже.       — Я знаю. — Улыбается нападающий.       Больше Кидоу не придется срывать цветы, рвать их на клочья, растаптывать вусмерть. Больше не придется крушить в себе чувства и пытаться затушить пламя своих неконтролируемых чувств, потому что вот он — Шууя Гоенджи, который признается ему в любви. И незаметно для всех целует в руку.       Теперь придется беспокоится только об опозданиях на свидания, неотвеченные звонки друг другу перед сном и вопросом, кто кого провожает до дома в этот раз.