Неудачник

…А потом был проблеск, горячая боль в груди и бородатая рожа Гейра с распахнутым для крика ртом. И больше ничего не было. Торгейр умер. Тьма длилась мгновение. Торгейр огляделся, осознал, что умер, как викингу и положено, с оружием в руках, и принялся ждать. Меч обтер о низенькую травку, спрятал в ножны, а сам сел на пригорок. Валькирии не торопились. Сверкающих палат Асгарда, моста Биврест тоже не наблюдалось. Если бы Торгейр не знал точно, что умер как полагается, то начал бы уже бояться, что попал к великанше Хель. Впрочем, паниковать Торгейр отучился давно, просто не нравилось ждать. Хотелось пива, мяса, хмельную и веселую девицу на коленях, видит Один, он это заслужил! — Не заслужил, чадо! —раздался над головой ехидный старческий голос. Шаркая сандалиями навроде тех, что в Миклагарде носили бедняки, дедок обошел Торгейра кругом, неодобрительно качая головой. — Чего? — набычился викинг. — Ты, дед, не мели языком, я — викинг, вам, миклгардцам, не понять! Нас после смерти ждут пиры, бои, бабы! Старик остановился, по-птичьи наклонил голову к плечу и глянул Торгейру прямо в глаза. Глаза у старика были светло-карие, пронзительные. — А вот мне, чадо, врать не надо, ибо умножает твои грехи, и так не малые. Вот с чего ты, викинг, тогда таинство Крещения принял? Он быстро глянул куда-то за левое плечо Торгейра и продолжил. — И сделал это летом, пять лет назад, в храме города Руан, получив христианское имя Давид, в память об одном царе, о котором ты, чадо, ничего не знаешь. И крестик получил, не так ли? Тут старик сделал вообще странное — ткнул Торгейра в грудь, словно горящей головешкой ткнул. Торгейр озадачено полез за пазуху и выпростал наружу всю горсть оберегов, спрятанную под рубахой. Точно, крест. Медный, на кожаном шнурке. Он его потерял еще там, под Руаном? — Видишь, чадо? Торгейр озадаченно поскреб затылок. — Ничего не понимаю, отче… Старец воздел клешастые, цепкие руки к небу. — Почему я все время должен что-то объяснять варварам? Почему? — Ну так и объясняй, не тяни, — мрачно и решительно заявил Торгейр. Лучше уж определенность. Да и сидеть на земле надоело. — Чадо мое, ты — христианин. Пусть весьма странный, но христианин. И твои варварские боги к тебе не имеют никакого отношения, пойдешь к нам. Никакого пива и девок. Благолепие в воздусях. Торгейр сплюнул прямо перед сандалиями старика. — Знал бы — никогда не крестился бы. Надо было валить тех монахов и уходить. Хевдинг заладил: «Давайте покрестимся, получим все мирно, потом вернемся!» . — Ох, тяжело тебе, чадо, придется в раю! — покачал головой старец. — И нам с тобой — еще тяжелее. А в ад тебе нельзя, не по правилам. Торгейр, как опытный воин, сразу почуял, что можно уйти в сторону. — Почему нельзя? Может, я туда и хочу? — Никак нельзя. Ты же за друга умер, считай грехи искупил. Не все, но большинство. — Ну так пошли уже, — Торгейр встал, отряхнулся и решительно зашагал вперед. За спиной слышалось шарканье сандалий и покашливание в кулак. — Куда идешь, чадо? — Так в рай же, или куда ты там меня определил! — Так пришел уже! Торгейр с ужасом огляделся: травка низкая, серое небо, да какие-то люди неподалеку, все в рубищах бабских. Убогие эти смотрели на Торгейра с таким умилением, с каким на него родная мать не смотрела никогда. — Будешь до Страшного Суда с ними ходить, душу очищать, — старик подтолкнул викинга в спину. — Иди, чего стоишь? Решив, что напоследок выскажет старику все, что о нем думает, Торгейр обернулся. Успел увидеть, как дед ему подмигнул… И снова наступила тьма. Только еще зверски болела голова. И грудь. Над раскрывшим глаза викингом склонился лекарь. Ибн какой-то, сопровождавший купца, нанявшего викингов для охраны. Хороший мужик, настойку какую-то давал, когда с бодуна голова трещала. — Славный воин очнулся? Хорошо! — Лекарь подсунул раненому под нос плошку с какой-то вонючей дрянью. — Пей, поправляйся. И вот тогда, ощутив жуткую тошноту, накатившую после мерзкого зелья, Торгейр понял, что жив. Только он проблевался и выдохнул, как пришел Гейр. Долго хлопал по руке, кричал, что они теперь — побратимы. Обещал, что отдаст треть от того, что заплатит ему купец. Торгейр в это не верил, но было приятно. Главное, что не было никакого рая. Правда, как подумалось ему, и Вальхалла ему не светит, а значит, надо что-то придумать. Тут взгляд страждущего упал на лекаря, возившегося с порошками и плошками. — Ибн, скажи, что у вас за вера? Черные глаза араба влажно блеснули. Присев к раненому поближе, он наклонился и зашептал. — Ислам, о доблестный воин. Ислам очень, очень хорошая вера. После смерти воина окружат прекрасные девы и храбрые воины, тебе понравится. Правда про обрезание Торгейр узнал много позже.