Unfulfilled Promise

      Я смотрел, как ещё одна версия меня, подчинившись указаниям Голоса, уходит в лес, из которого уже не будет возврата. Внешне я старался казаться спокойным, но внутри клокотал настоящий вулкан. Волнение, перемешанное с захлёстывающим чувством удовлетворения. Взрывная смесь, растекавшаяся по венам коктейлем эмоций, давно и прочно похороненных в глубинах забвения.       Мысль о смерти (смерти, ага, как же, если бы), очередной моей копии вызывал а чувство, на первый взгляд напомнившее радость, но при ближнем рассмотрении оказавшееся гораздо более жестоким и мрачным. Пожалуй, его можно было охарактеризовать, как злорадное торжество, щедро сдобренное нотками уже практически ничем не сдерживаемого безумия. А может и нет – плевать.       Через несколько секунд Семён умрет и для него всё закончится... а для меня начнётся – думал я, глядя в спину удалявшемуся себе. Солнце стояло в зените и его лучи, отвесно падавшие с невидимого за пологом ветвей неба, пронизывали лес. Наполняли его золотым сиянием, которое растекалось вокруг, позволяя мне рассмотреть удалявшегося парня. Плачевное, отмечу, было зрелище.       Худощавый с осанкой сутулой собаки и комплекцией маменькиного сынка-задрота, он был обряжен в пионерскую форму, сидевшую на нём как на корове седло. Слабый, неуверенный в себе и жалкий, этот парень словно воплотил в себе образ побитого жизнью неудачника – битарда. Он совершенно не походил на меня теперешнего... по крайней мере, мне очень хотелось так думать.       Ощущая, приближение неотвратимой развязки я напрягся. Мой мозг лихорадочно работал, отсчитывая оставшиеся секунды. Напряжение нарастало, воздух звенел, словно перетянутая струна. Считанные мгновения отделяли нас от рокового финала, и вот Семён перешагнул роковую черту и остановился, судорожно хватаясь рукой за ствол ближайшего дерева. Его голова свесилась на грудь, а пальцы судорожно заскребли по шероховатой коре, в тщетной попытке удержаться своё тело от неизбежного падения.       Несколько секунд он стоял, пошатываясь, а потом поддавшись силе тяжести и воле неумолимой судьбы рухнул лицом вперёд.       Ну вот и всё, – я не скрывал улыбки, больше напоминавшей оскал опьянённого кровью хищника. Всё произошедшее, по сути, было всего лишь театральной постановкой, в которой мне отводилась роль режиссёра и, одновременно, исполнителя главной роли.       И, в отличие от «статистов», которые даже не подозревали, что являются персонажами, нелепого, жестокого и безумного сценария, стоящего на бесконечном «повторе», мне был заранее известен финал. Момент смерти ещё одного Семёна знаменовал рождение ещё одного меня. Или, говоря упрощённо, ещё один Семён стал мной, а я – ещё на шаг приблизился к своей конечной цели.       Однажды все Семёны станут мной и я тогда получу власть над реальностью лагеря... а потом уничтожу его! – подражая аниме-злодеям, которые так нравились мне в той, прошлой жизни, я раскинул руки в стороны и, запрокинув голову к небу, расхохотался.       Ничего не мог поделать с собой – я смеялся, как умалишённый. Выплёскивая из себя изуверскую, ничем не сдерживаемую радость. Мои сценарии – изощренные, пахнущие кровью, тонко вплетённые в ткань этой реальности – всегда развивались именно так, как я предписывал. Все переменные определены, все случайности – тщательно просчитаны. А потому результаты всегда красивы эффектны и соответствуют моим ожиданиям. Всегда, ну или почти всегда– ведь редкие исключения только подтверждали правило.       В конце концов победа будет за мной, – осознание того, что я сумел превратить этот проклятый лагерь, так долго остававшийся моей тюрьмой, в игровую свою площадку, наполнила душу ощущением собственной, нереальной крутизны. Да, теперь моя «жизнь» здесь была увлекательной игрой, а населяющие «Совёнок» люди – пешками. Шахматными фигурами в партиях моего тщеславия и марионетками в разыгрываемых от скуки драматических постановках. Расходным, что самое главное – возобновляемый материал для достижения целей... или просто для развлечения. Это кому как не повезет – мои забавы часто выходили за грань жестокости.       Злорадствуешь? – раздался за спиной вкрадчивый девичий голосок, заставивший меня вздрогнуть и обернуться. Позади, разумеется, никого не оказалось, однако я провёл достаточно времени в «Совёнке», чтобы не только изучить его вдоль и поперёк, но и сумел прикоснуться к большинству его сокровенных тайн. А потому знал, что во время «перезагрузки» тут могла быть только она.       Не без этого... – бросил, я нахально ухмыляясь. – А почему бы и нет? Я только что отправил ещё одну свою жалкую копию в далёкое путешествие. Теперь, покажись, если хочешь поговорить. Или уходи отсюда и не порти мне настроение.       После секундного колебания она появилась передо мной прямо из воздуха. Невысокая девушка-кошка, в коротеньком платье карамельном цвета. Обладая весьма привлекательными внешними данными, Юля относилась к той категории девушек, что были равнодушны к своей внешности. Поэтому она даже привести в порядок длинные русые волосы, из которых кокетливо торчали кошачьи ушки, не удосужилась. Слегка вьющиеся пряди стекали по плечам и спине девушки безо всякого порядка. Рваная чёлка несколькими косыми прядями спадала на лоб, прикрывая большие светло-карие глаза, в свете солнца, казавшиеся почти золотыми.       За её спиной извивался длинный, не меньше метра в длину, кошачий хвост. Однако не он привлёк моё внимание, а стройная и гибкая фигурка Юли, подчёркнутая тонкой тканью обтягивающего платья. Спускавшееся всего на ладонь ниже бедра оно даже по современным меркам считалось довольно нескромным, не говоря уже о реальности лагеря. К тому же, стоило ветерку задрать его подол, как моему взору открывался край узких, белых трусиков. Усилием воли заставив себя оторваться от этого зрелища, я ещё раз скользнул взглядом по точёной фигурке девушки и сфокусировал внимание на её округлом лице. Не стоит её провоцировать.       Он не был плохим, – заявила она, и, видя, что я не понимаю, добавила. – Этот Семён. Он не заслуживал такой концовки.       Серьёзно? – протянул я с сарказмом и издевательски вскинул бровь. – Да он только и делал, что увивался вокруг Алисы, в надежде, что ему обломится. Клянусь, у этого парня не было не только мозгов, но даже вкуса. Одно слово – не-у-дач-ник.       Имеешь что-то против Двачевской? – без обиняков поинтересовалась Юля, с усаживаясь на прогретый солнцем камешек.       Раздражала больше других – я пожал плечами, но её примеру последовать не спешил. Лишь прислонился к стволу дерева, в тени которого прятался от любопытных глаз ныне уже покойного Семёна, и добавил. – Даже больше Ульяны. Та просто была дурой, а эта такая вся из себя ранимая, скрывающая свою истинную суть под маской бунтарки. Ну что за глупость. Бесит.       Ты тоже скрывал свою суть от всех, когда только попал в лагерь,– как бы невзначай заметила ушастая, оправляя платье.       Подол его был слишком коротким и почти не скрывал сливочные бёдра девушки. Будь на месте Юли кто-то другой, и я подумал бы, что это провокация. Но в случае с кошкодевочкой в этом нельзя было быть уверенным на все сто процентов. Её противоречивый характер странным образом сочетал в себе детскую невинность с развращённой порочностью. Поэтому я и решил не отвлекаться.       Что ты хочешь сказать? – я достал пачку сигарет из кармана пальто, которое носил чтобы выделяться на фоне двойников и безликих теней-Семёнов, то и дело являвшихся из параллельных реальностей, и, выщелкнув одну, с наслаждением подкурился.       Сигаретный дым был одной из тех немногих вещей, которые остались от меня с прежней реальности. Не считая мобильного телефона, конечно, «запасные» батареи к которому я частенько отбирал у других версий себя. Хоть на что-то эти сгодились, лузеры.       Этот Семён напомнил мне прежнего тебя... такого, каким ты был до всего этого, – голос Юли вернул меня в реальность.       Я посмотрел на неё, осознав что она не шутит. И это было обидно. Меня, прошедшего через множество витков зацикленного отрезка времени, чтобы развить способность «запоминать» события предыдущих «смен» и обучиться перемещению между лагерями, сравнили с придурком и недоноском, пределом мечтаний которого был пьяный секс со стрёмной, рыжей, хабалистой девкой.       В нём нет ничего похожего на меня! – каждое слово сопровождалось извергающимися изо рта струйками дыма, которые придавали мне сходство с мифическим драконом. – Этот неудачник даже не пытался разобраться в загадках «Совёнка», но при этом и на творящийся вокруг праздник жизни не попал. После того, как все его попытки сблизиться с понравившейся девушкой провалились, он сложил лапки и поплыл по течению... совсем как использованный презерватив в канализации.       Несмотря на попытку сохранить ровный тон мне не удалось удержаться от сарказма и это не укрылось от внимания собеседницы. Юля повела остренькими ушками, отмечая излишне эмоциональную реакцию с моей стороны, но виду не подала. Даже позу не изменила, для пущего удобства закинув руки за голову. Я же сделал очередную затяжку и продолжил доказывать свою правоту.       К тому же, если ты помнишь, то мне, во время «первой ходки» больше нравилась Мику, но не сложилось... – я замолчал решил не упоминать, что «не сложилось» у нас потому, что на поверку циановолосая красавица оказалась клинической идиоткой.       Да уж, не светит тебе женское внимание, Сёмушка! – рассмеялась ушастая, всё-таки отыскав способ задеть меня за живое.       И что самое поганое крыть тут было решительно нечем. Прожив одну и ту же неделю бесконечное количество раз, я развил многие навыки – улучшил физическую форму, научился выживать в лесу, виртуозно играть на гитаре и рисовать, чему пытался научить и Юлю. Чёрт, Да я даже прочёл всё, хоть сколь-нибудь интересные книги в библиотеке, но так и не научился находить подход к девушкам. Даже таким плоским в плане личностного развития копиям, как обитательницы «Совёнка». И моя хвостатая спутница не упускала случая напомнить мне об этом. Понимала, паршивка, что мне нечем ответить ей. Ну, разве что, шуточкой в стиле Ульяны.       Ой, заткнись уже, – я затянулся и выдохнул в сторону Юли густое облачко сигаретного дыма, с удовольствием наблюдая за её реакцией. Кошкодевочка предсказуемо чихнула, и, скривившись от отвращения, принялась махать рукой перед лицом в попытке разогнать сизые струйки дыма. А они всё ползли от меня к ней, извиваясь словно щупальца неведомого монстра наподобие Ктулху.       В конце концов она устала бороться с ними и,отодвинувшись, сложила руки под грудью. Замолчала и насупилась, всем своим видом показывая, какая я сволочь, и что она обо мне думает. Даже подчёркнуто смотрела в другую сторону, очевидно ожидая, что от меня извинений или какой-то иной реакции, которая позволила бы ей получить преимущество в разговоре. Но я остался сидеть на прежнем месте и продолжил наблюдать за ней. Занятие, почти столь же интересное, как и разговор – только менее утомительное.       Несмотря на некоторое расположение к Юле, я не позволял себе обманываться на её счёт – за обликом милейшего создания, словно сошедшего с экрана скрывался чуткий, ловкий и сообразительный хищник. Может быть, она много не знала в силу полудикого образа жизни, но этот недостаток с лихвой компенсировали острый ум и звериная хитрость. Юля могла стать серьёзным противником, если бы захотела, а потому я предпочитал держать с ней ухо востро. То, что сейчас она, по большей части не вмешивалась в мои проекты, избрав для себя роль пассивной наблюдательницы, совершенно не означало, что так будет продолжаться и впредь.       Она в любой момент могла пойти против меня, а значит, следовало быть готовым. Поэтому я просто сидел и смотрел на неё. Наконец, кошкодевочке наскучила игра в молчанку, и она вновь неохотно повернулась ко мне, недобро сверкая жёлтыми глазами.       Знаешь... я думала встреча с этим Семёном сможет что-то изменить. Повлиять на тебя, – поделилась она, не скрывая своего недовольства и разочарования. Ведь она в очередной раз проиграла мне. Уж не знаю, гениальность это была или же безумие? Да, по большому счёту это и не имело какого-либо значения. Главное, что всё прошло в точности по моему плану, и я победил.       Так ты это чего... спасти меня что ли хотела? – даже сейчас поведение ушастой всё ещё могло удивиться. Я так и не смог понять, почему она приходит в такое возбуждение, когда очередной Семён, вместо того, чтобы увиваться вокруг очередной «куклы» принимается распиздяйничать, сваливая от тех, кто пытается с ним заговорить при первом же удобном случае. Раньше я думал, что при таком раскладе она надеется забрать его себе (как будто это возможно, ага как же), но сейчас у меня появились сомнения.       Тебя спасать уже поздно – по-кошачьи фыркнула Юля, и – Я хотела не дать ему стать тобой! Жаль, что не получилось!       От последних её слов меня пробрало на смех. Всё-таки, несмотря на немалую мудрость и глубокое понимание этого мира Юля оставалась по-детски наивной. Она всё ещё верила в счастливый финал... для себя, для меня, для Семёнов и даже дурацких кукол. Видимо ей так и не удалось смириться с тем, что хорошей концовки не будет и выбраться из лагеря нереально. Он попросту не отпустит своих пленников, и они так и продолжат раз за разом проживать эти семь дней, по окончанию которых их память продолжит стираться, знаменуя начало нового цикла. Это не закончится никогда... если я не расшатаю границы Реальности и не уничтожу «Совёнок» раз и навсегда. При мысли об этом уголки моих губ предательски поползли вверх, рисуя жестокую хищническую улыбку.       Что, радуешься смерти ещё одного себя? – по-своему истолковав мою ухмылку Юля подобралась, вновь сделавшись похожей скорее на дикого зверя, чем на девушку. Её ушки прижались к голове, а хвостик заходил из стороны в сторону, хлеща по бёдрам.       Нет, я не могу взять в толк – что во мне плохого? – сигарета дотлела до фильтра и я затушил её о ближайший же камень.       Да посмотри на себя, тебе же на всех плевать! И на Семёна и на девочек, и даже на меня! – девушка окончательно исчезла. Теперь передо мной стояло подскочившее с камня, дикое существо. В неторопливых жестах и плавных движениях Юли сквозила потусторонняя грация кошки. Капризного хищника, бесшумного скользящего по краю реальности известной лишь нам двоим.       Тебе всегда было плевать на меня! – для верности повторила Юля и в её жёлтых глазах блеснули непролитые слёзы обиды.       И вовсе нет! – слегка опешив от обилия эмоций в её голосе ответил я. Подумал немного, собираясь с мыслями, и добавил. – И вообще, это ты ушла. Сказала, что никогда больше не будешь играть со мной, хотя нам с тобой было так весело вместе.       Воспоминания об уходе Юли заставили грусть зашевелиться на дне старой и давно уже заросшей, как я думал, раны. Неприятное ощущение, как будто змея извивается на дне глубокого тёмного ущелья. Одновременно с этим в памяти всплыли воспоминания обо всех тех днях, что мы провели вместе, путешествуя из одного перезагружающегося лагеря в другой. Там не было никого кроме нас, и мы могли спокойно бродить между пустующих строений, подъедая остатки продуктов в столовой, которые всё равно восстанавливались перед началом каждой «смены», и предаваясь плотским утехам. Не то, чтобы это имело принципиальное значение, но заниматься любовью на кровати было лучше, чем на траве или узкой койке в осточертевшем до омерзения подземном бункере.       Да, когда-то мы с Юлей были близки. И даже очень, хотя это, наверное, и не удивительно, если учесть, что мы чуть ли не единственные реальные существа здесь. Если, конечно, не считать «оригиналы» тех кукол, которые, когда-то тоже были захвачены этим миром и использованы для создания безмозглых пионерок, ведущих себя словно шаблонные героини какой-нибудь эроге. Впрочем, я уже давно не брал этих пятерых в расчёт. Привык воспринимать их, как ещё одну деталь интерьера, способную двигаться и говорить. Интерактивной декорацией, не более. Юля была иной. Она была личностью со своим характером, тайнами и особенностями.       В этом бесконечно-повторяющемся кошмаре странная кошкодевочка стала верной спутницей во всех моих приключениях и авантюрах, которые я предпринимал, пытаясь разобраться в происходящем. Неприятно было это признавать, но во многом лишь благодаря ей, я научился сохранять воспоминания о каждом прожитом витке и путешествовать между различными версиями лагеря.       И если первое я худо-бедно освоил сам,то втором мне было просто не у кого научиться и поначалу меня просто мотало из одного лагеря в другой. Я не мог это контролировать, как не мог и нормально взаимодействовать с окружающим миром. Стоило лишь попытаться заговорить с кем-то или взять какую-то вещь, как меня сразу перебрасывало в другой лагерь. Юля помогла взять этот процесс под контроль. Научила перемещаться между ними, чтобы собирать запасы ну и развлекаться время от времени. Сама она занималась тем, что пугала Шурика в шахте, доводя беднягу чуть ли не до безумия, и воровала еду на кухне. Я же поначалу хотел уехать на автобусе вместо очередного Семёна, но осознав всю бесплодность этих попыток... скажем так, поддался тёмной стороне.       Позволил себе зайти в столь мрачные дебри своего подсознания, которым лучше было бы остаться непознанными. И если хамство и жестокие издёвки по отношению к теням заключённых где-то на просторах «Совёнка» девушек ещё можно было списать на расшатанные временной петлёй нервы, то проявленному мной садизму в отношении них не могло быть оправдания. Не стоило мне раз за разом доводить Лену до самоубийства, или стравливать её с Алисой, что эпическую смертельную битву в пионерском стиле. Не стоило заражать Ульяну вирусом и устраивать в «Совёнке» локальный зомби-апокалипсис, снимать кожу со Слави, душить Мику подушкой и набрасываться с ножом на Ольгу Дмитриевну. Неудивительно, что Юля ушла от опасного и непредсказуемого маньяка.       Сам виноват, с одной стороны. С другой – несколько сломанных кукол, которые всё равно восстанавливались к следующему циклу без воспоминаний о случившемся – не повод бросать в беде товарища, который поддался отчаянию и немножечко сошёл с ума.       Я посмотрел на кошкодевочку и, перехватив её ответный взгляд, понял, что она думает о том же. В её глазах была горечь невыполненного обещания. Она явно помнила, как после нашей первой ночи вместе пообещала быть со мной всегда, а потом ушла. То ли потому, что испугалась цены, которую нужно было заплатить, чтобы выбраться из ловушки, то ли по какой-то другой причине.       Ушла потому что ты изменился – голос ушастой прервал ход моих размышлений. Но хотя она ответила на вопрос, не выходивший из моей головы с самого момент, а нашего, скажем так, «расставания» (если конечно, оставление истощённого после бурной ночи, бессознательного парня вообще можно назвать «расставанием»), легче мне от этого не стало. Наоборот – стало только хуже.       Не мудрено, знаешь ли, – саркастически фыркнул я, подумывая выкурить ещё по одной. – После всего-то случившегося. Эта психопатка Лена несколько раз сама убивала меня ножом! Хабалка-Алиса, выносила мозг своей противоречивостью, дура-Мику истязала словоблудием, а шлюха Славя всё порывалась утащить в этот чёртов лес. Но знаешь, больше всего меня достала наша вожатая! Всё время пыталась запрячь меня на общественно-полезные работы! Как же я ненавижу их всех!       И поэтому ты убил их?! – сорвалась на крик Юля, – Думаешь, ты можешь убивать, всех, кто тебе не нравится? Почему? Зачем? Ведь ты мог помочь им стать лучше! Помочь им исправить недостатки... а они помогли бы тебе исправить свои. Возможность помнить прошлые «смены» была твоим даром. С его помощью ты мог сделать эту неделю идеальной для всех.       После её слов мне сразу вспомнился «День Сурка». Старый, тупой фильм с Биллом Мюрреем в котором самовлюблённый и оскорбительный журналист, застрявший во временной петле, сделал в точности то же самое. Изменил свой характер и, в конечном итоге, выбрался, попутно обретя любовь своей жизни. Красивая сказка для идиотов, никогда не видевших этого чёртового лагеря во всех его бесчисленных вариациях. Глаза заволокло красной пеленой вскипающего гнева. Самоконтроль начал ускользать.       В последнее время я всё чаще поддавался вспышкам неконтролируемой ярости и срывался на всех, кто попадался под руку.       Да какая разница?! – я не сдержался и тоже перешёл на крик – Какая разница, если никто всё равно ничего не вспомнит?! Не важно, совершал ли я хорошие поступки или плохие, в итоге всё всегда откатывалось назад! Снова, и снова, и..!       Посмотри на себя! Ты же сейчас захлебнёшься в своей ненависти! – острый ноготь девушки упёрся мне в грудь, ощутимо покалывая сквозь рубашку. Видимо с помощью лёгкой боли Юля пыталась отрезвить меня. Привести в чувство. Но не тут-то было. Меня уже понесло, и останавливаться я не собирался, продолжая, вместо этого высказывать всё, что накипело в моей чёрной душе.       Да! Потому, что я это место ненавижу! – лес освещённый летним солнцем, как назло выглядел идиллически, однако это всё равно не мешало мне ненавидеть его всем своим существом. – Посмотри вокруг, весь этот лагерь, это тюрьма строго режима!       А по моему здесь красиво, – последовав моему предложению, Юля огляделась по сторонам и при виде окружающей красоты весь её гнев как-то сразу прошёл. Глаза вновь засияли радостью при виде грибов, которые явно нужно было удобрить сахаром.       Знаешь даже рай покажется адом если из него нельзя будет выйти – искреннее восхищение, продемонстрированной кошкодевочкой остудило и мой гнев, поэтому я продолжил уже чуть спокойнее. – Виола рассказывала тебе про «Вселенную-25»?       Не сравнивай нас с мышами! – забыв о грибах Юля ощерилась и недобро зыркнула в мою сторону. Обиделась – не иначе.       Как раз наоборот мы и есть те самые лабораторные мыши, без конца бегущие в лабиринте, из которого нет выхода.       Мы. Не. Мыши – чётко разделив паузами каждое слово, повторила моя собеседница. Её когти скрежетали и тянулись к моему горлу. Сравнение с этими низшими, в её представлении, существами, по всей видимости, казалось Юле тяжким оскорблением. Понимая, что она сейчас вцепиться мне в глотку я пошёл на попятную, решив пощадить кошачью гордость. Не хотел унижать её.       Даже сейчас, с трудом справляясь со вспышкой охватившего меня гнева я заботился о чувствах Юли. А это о многом говорило.       Ну ладно-ладно, не мыши мы, не мыши, – для убедительности и даже поднял руки раскрытыми ладонями вперёд. Имея дело с непредсказуемым существом, могущество которого было соизмеримо с моим собственным, я предпочёл быть предельно осторожным.       Но не потому, что боялся её мести или чего-нибудь в этом роде – нет. Просто я не мог не понимать, что если я окончательно разорву оставшиеся узы между нами, то больше уже не увижу её. Потому что невозможно угнаться за той, кто может перемещаться.       Вот то-то же. А то обзываться вздумал. С мышью сравнивать, видите ли! Да я этих мышей, чтоб ты знал, ловлю и ем. На завтрак обед и ужин! – продолжила наступать Юля, обвиняя меня во всех смертных грехах. В какой-то момент она перешла черту, сравнив меня даже не с мышью, а с крысой, разносящей бубонную чуму и я... отреагировал в лучших традициях аниме-злодеев.       Прежде, чем подавленный первобытными инстинктами разум успел взять тело под контроль я вытянул руку и схватил Юлю за шею. Ощутив жесткую хватку пальцев, сжимающихся на её горле, кошкодевочка замолчала на полуслове и уставилась на меня с неприкрытым ужасом. Её расширенные глаза наполнились страхом, рот распахнулся, но из него вырвался лишь задушенный хрип.       Наслаждаясь беспредельной властью над той, кто так долго стояла у меня на пути, мешая исполнению многих моих планов. Как легко было бы сейчас избавиться от неё и если не убить, то по крайней мере на долгое время отбить охоту связываться со мной. Я почти решился сделать это, но в последний момент вспомнил того, кем очень бы не хотел стать – окончательно съехавшего маньяка, проторчавшего в «Совёнке» тысячи циклов и убивающего всех подряд. Без разбора. Этот «чёрный пионер» в своё время нагнал на меня жути и сейчас, вспомнив его ухмылку и демонический хохот, я поспешно отпустил Юлю, дав ей вдохнуть свежего воздуха.       Бедняжка согнулась пополам, судорожно кашляя и держась за шею, на коже которой теперь темнели пять отметин от пальцев.       И что... теперь? Меня... ты тоже... убьёшь? Как Семёна... и остальных? – пытаясь отдышаться спросила она, глядя себе под ноги, но потом всё же нашла в себе силы поднять на меня негодующий взгляд. – Разрежешь на кусочки, как других девочек?       Нет – коротко ответил я, опустив голову. Не смог выдержать её изничтожающего взгляда. Юле, каким-то непостижимым образом удалось обнаружить мою совесть, которая, к немалому моему удивлению, не сдохла даже после всех, совершённых мной злодеяний.       Почему, – подумав секунду, ушастая всё-таки влепила мне пощечину, громко прозвеневшую в лесной тишине, распугивая птиц.       Потому что ты настоящая. Я могу не соглашаться с тобой, спорить и даже сражаться с тобой иногда, но я никогда не причиню тебе вред. Никогда, Юля! – сказав эти слова, я понял, что они ничего не значат. Ведь я только что доказал обратное.       Прости... не знаю, что на меня нашло... – последняя, жалкая и неубедительная попытка извиниться, вызывала скорее жалость, чем доверие. Я так привык издеваться и насмехаться над теми, с кем сталкивался, что, кажется, совершенно разучился говорить искренне. Теперь я оказался совершенно не в состоянии убедить Юлю в том, что говорю правду. До чего жалкое зрелище.       Юля, впрочем,не была столько категорична в суждениях и всё же выслушала мою тираду до конца. Затем некоторое время смотрела на меня с непередаваемой смесью обиды, горечи и любви, которую так и не сумела убить, не смотря на все старания. После чего внезапно оттолкнулась от земли сильными, как у кошки, ногами и запрыгнула на меня, повиснув на шее всей своей массой.       Не удержав равновесия я повалился спиной на траву, болезненно охнув от сходного с болью ощущения, сотрясшего всё моё тело. Юля устроилась на мне сверху, прижимая мои руки к земле и удерживая бёдра своими. Поза живо напомнила наш первый раз, произошедший посреди глухой, лунной ночи. С той лишь разницей, что сейчас она оседлала меня не за тем, чтобы соблазнить.       И что теперь? Убьёшь меня? – спросил я глядя на кошкодевочку снизу вверх и пытаясь по выражению лица предугадать её дальнейшие действия. Это и в обычном состоянии было не просто сделать, а сейчас Юля явно колебалась, не зная, как поступить.       На её лице отразилась мучительная борьба с самой собой, в которой, ушастая, кажется проигрывала. Так и не решившись прикончить меня, что было ей вполне по силам, Юля в порыве внезапно нахлынувшей ностальгии склонилась и поцеловала меня!       Её шершавый язык проник в мой рот, заставив застонать от ощущения сильнейшего трения, напоминавшего прикосновение кухонного «ерша». Поцелуи Юли всегда были такими интенсивными и такими захватывающими, что я не находил в себе сил отказаться от них. Ни раньше, ни, тем более, сейчас – после всех циклов, которые мы провели порознь, изредка сталкиваясь как антагонисты.       Мной овладело желание высвободиться, подмять ушастую под себя и овладеть ею прямо здесь, на траве, посреди пустующего леса. Но я не сдвинулся с места – знал, что она никогда не позволит мне осуществить задуманное, и если я попробую вырваться, она тут же исчезнет. Раствориться среди деревьев, как это умеют лишь кошки. Она больше не доверяла мне настолько, чтобы отдаться в полную мою власть. Или, правильнее было сказать – она теперь вообще не доверяла мне? А впрочем уже не важно, ведь мы снова были вместе. Вернулись к тому, с чего начали. Видимо в «Совёнке» нельзя было избежать повторений в той или иной форме.       Будешь дёргаться – исполосую, – угрожающе посулила Юля, отстранившись, и предостерегающе глядя на меня сверху вниз.       Жёлтые глаза кошкодевочки сверкали в лесном сумраке словно угольки, не оставляя сомнений в серьёзности её заявления. Она исполнила бы угрозу при первом же признаке неповиновения с моей стороны. Я чётко понимал это, а потому покорился и даже не пробовал схватить её, когда она отпустила мои запястья чтобы стянуть с себя платье. Хотя сдержаться было не просто – увидев её небольшие груди, задорно подпрыгнувшие в момент освобождения от одежды, я с трудом смог остановить дёрнувшиеся на земле руки. Пальцы зарылись в траву, сведённые судорогой – желания прикоснуться к манящим округлостям сделалось нестерпимым.       Юля видела это, но не собиралась облегчать мои страдания. Нет, на меня и моё тело у неё явно были другие планы. Оставшись передо мной в одних трусиках, чертовка сразу же принялась раздевать меня. Стащила плащ, а потом и рубашку – не особо заботясь об их сохранности, и заскользила пальцами по груди, оставляя на коже красные следы ногтей. Кошка есть кошка – любит царапать.       Возбуждение слегка сдерживал страх перед её когтями, которые кошкодевочка легко могла пусть в ход, но всё же оно побеждало, становясь сильнее с каждой секундой. Мои глаза были прикованы к её грудям, в возвышенностях которых выступали соски, напрягшиеся от прикосновений ветра. Убедившись, что я не собираюсь сопротивляться, Юля скользнула рукой под ремень моих джинсов и схватилась за ту часть тела, которая и так уже рвала жесткую ткань, стремясь распрямиться, вырвавшись на свободу.       Не до конца схлынувшая ярость мешала хвостатой сделать ручную работу как надо, а потому, первые её прикосновения были скорее болезненными, чем приятными. Однако, примерно после минуты страданий боль начала сменяться удовольствием. Юля гладила моё достоинство, мягко сдавливая вершину пальцами. В какой-то момент я не выдержал и застонал, вызвав у Юли довольную усмешку, буквально расплывшуюся по её лицу. Ушастой нравилось доминировать, показывая мне свою силу и власть. Альфа-самка.       Устав от игры она отпустила меня, заставив стонать уже от боли, вызванной неудовлетворённостью, и сместилась чуть ниже. Изменила положение, чтобы удобнее было стаскивать с меня штаны с трусами. Спустя секунду её собственное бельишко отправилось вслед за моим, и полностью обнажённая кошкодевочка тихонько опустилась сверху, утвердившись надо мной на четвереньках.       Теперь её грудь подпрыгивала прямо перед моими глазами, а пах прижимался к моему животу, позволяя ощутить шелковистую мягкость лобкового меха. Это были не волосы, а именно мех – точно такой, как тот, что покрывал её стригающие на макушке уши и хвост, бархатное прикосновения которого ощущали сейчас мои ноги. Ни с чем несравнимое ощущение. Зоофил во мне ликовал.       Теперь не двигайся, – горячее дыхание Юли заставило мою кожу покрыться мурашками, когда она шептала эти слова мне на ухо. Одновременно с этим она начала двигаться, натирая мою промежность своими бёдрами, чем тут же спровоцировала эрекцию.       Эти ритмичные покачивания продолжалось до тех пор пока она не приподнялась выше и опустившись одним короткими движением не загнала меня внутрь себя. Давно забытое ощущение блаженства заполнило всё моё существо. После неисчислимого количества одиноких ночей и не менее одиноких дней, во время которых мне только и оставалось, что издеваться над другими обитателями лагеря, я вновь чувствовал тепло Юли, её вес и исходящий от волос резкий запах, напоминавший запах перегревшейся на солнце кошки. Тёмно-русые пряди свешивались мне на лицо, щекоча кожу во время каждого, доставлявшего удовольствие движения.       Не смотря на лихорадочную горячку страсти, я всё ещё помнил об угрозе Юли расцарапать меня, если сделаю то, что ей не понравится. Но хоть мои руки и должны были оставаться за головой, я всё ещё мог двигать бёдрами, ускоряя приятное скольжение.       Мурылканье Юли разносилось по безмолствовавшему лесу, каждый раз, когда я врывался в неё, а мои стоны вторили им – разгорячённый похотью, я уже не мог сдерживаться. Слишком долго я не был с ней или вообще с кем либо. Дольше, чем любой из Семёнов, стабильно имевших секс раз в семь дней и забывавших о нём по завершении ещё одной «смены». Космические лузеры!       Поэтому, вновь оказавшись в объятьях самой хвостатой девочки лагеря, я потерялся в удовольствии, которое Юля, отчего-то решила мне подарить. Мои глаза не отрывались от подпрыгивающих во время каждого движения грудей и их обладательница, заметив это, наклонилась надо мной, приблизив столь заинтересовавшую часть своего тела к моему лицу, и пошленько промурлыкала:       Соси! – я с радостью подчинился, сомкнув губы вокруг соска и всосал его в свой рот, чтобы тот случайно не выскользнул во время очередного её резкого движения Кошкодевочка улыбнулась, положив голову мне на затылок и фиксируя в этом положении.       Захваченный мгновенным желанием разорить и съесть её груди, я, на некоторое время, полностью сосредоточился на угодившей ко мне в рот вершинке, обсасывая её и обводя языком. Однако, Юлю такое развитие событий, похоже, не устраивало, и она ускорила темп сношения, хлестко ударяя меня бёдрами. Я погружался в неё с мокрыми звуками, ощущая, как её лоно обволакивает меня, посылая всё новые и новые импульсы удовольствия сквозь скрюченное судорогами тело. Кошачьи когти, оставлявшие кровоточащие царапины на моей груди, вносили нотку остроты в ощущения, одновременно растягивая до безумия приятный процесс.       Юля тоже уже вошла во вкус. Из её приоткрытых губ вырывалось приглушенное рычание, а глаза горели в опустившемся на лес синеватом сумраке. Я не знал – действительно ли мы занимались любовью столько времени или же день сменился ночью только потому, что «перезагрузка» была почти завершена и вскоре к воротам «Совёнка» уже должен был подъехать злосчастный автобус с ещё одним перепуганным Семёном на борту? Я даже не пытался этого понять, изо всех сил оттягивая приближение финала. Но в такой позе и при таком темпе это быстро превратилось в непосильную задачу. Я задохнулся, ощущая нарастающее в паху напряжение.       Стремясь освободиться от него моё тело вышло из под контроля, бёдра задвигались не терпеливо проталкиваясь внутрь в жажде удовлетворения. Юля, прекрасно сознававшая, что это значит, напряглась, обхватив мой таз бёдрами. Её внутренние стеночки сжали меня так плотно, что я тут же достиг оргазма, выгибаясь на траве и крича сквозь стиснутые зубы. Юля тоже не отставала – ещё несколько судорожных движений и крик её удовольствия вторил моему. Кошкодевочка изогнулась на мне, вздрагивая в такт выплёскивающемуся толчками семени. Её лицо, искажённое выражением ничем незамутнённого удовольствия было прекрасно.       Сплетённые в тугой клубок мы шумели и возились, пока полностью не обессилели. Я рухнул на траву, задыхаясь и почти теряя сознание. Перед глазами кружились разноцветные пятна, а сердце билось так часто, словно готовилось разорваться. Затраханный девушкой-кошкой я чувствовал себя опустошённым, вычерпанным до донышка. Моя злость ушла, равно как и ощущение триумфа. Осталось лишь ощущение абсолютно удовлетворения и давно уже позабытого покоя. Опьянённым им я лежал, ощущая тепло затихшей у меня под боком Юли. Ушастая положила голову мне на грудь и, подтянув колени к животу, свернулась калачиком, как кошка.       Глаза закрывались, и я позволил себе провалиться в сон, зная, что когда открою их, Юли уже не будет рядом. Она бесшумно исчезнет в ночи – переместится в другой лагерь, после чего я ещё долго не увижу её. И это было логично – доброй девочке-кошке, пытающейся наставить заблудших Семёнов на пусть истинный, было не по пути со злобным и склонным к садизму психопатом, поставившим своей целью разрушение реальности. Однако я так же не мог не понимать, что в какой-то мере она выполнила своё обещание и по-прежнему была со мной. В моих мыслях и во время редких встреч, что происходили, и буду происходить в «Совёнке».       С этой мыслью я и погрузился в сон, ощущая тепло мирно сопящей Юли, которая, пусть и на время, снова вернулась ко мне.