Профессор Грейнджер

Глупость и мудрость с такой же легкостью схватываются, как и заразные болезни. Поэтому выбирай себе товарищей. Уж если ты разлюбишь — так теперь, Теперь, когда весь мир со мной в раздоре. Будь самой горькой из моих потерь, Но только не последней каплей горя! И если скорбь дано мне превозмочь, Не наноси удара из засады. Пусть бурная не разрешится ночь Дождливым утром — утром без отрады. Оставь меня, но не в последний миг, Когда от мелких бед я ослабею. Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг, Что это горе всех невзгод больнее, Что нет невзгод, а есть одна беда — Твоей любви лишиться навсегда. Уильям Шекспир Уж если ты разлюбишь — Сонет 90 1 Гермиона склонилась над Картой Мародеров. Лоб нахмурен, брови сведены к центру. От этого виски заболели — волосы натянулись, крепко удерживаемые на затылке резинкой и заклинанием. Она проследила взглядом, как "Вальбурга Блэк" вошла в замок, а строка с именем Тома Риддла еще некоторое время оставалась во внутреннем дворе. С трудом, но Гермиона поборола в себе желание со всех ног бежать туда, чтобы подслушать их разговор. Ей до дрожи хотелось узнать, о чем именно им потребовалось так срочно поговорить вдали от посторонних глаз. Гермиона трижды повторила про себя, что Том Риддл не является ее целью, и уже начала складывать Карту, когда заметила странное движение. Надпись с именем будущего Темного Лорда, виляя, передвигалась по коридорам, словно он был пьян. Он замирал у одной стены, по диагонали шел к другой, затем немного продвигался вперед. Гермиона была обязана — работа такая — замечать все необычное, и это определенно был тот самый случай. Или она хотела так думать, засунув Карту Мародеров в карман мантии и выбежав из своих комнат. Когда Гермиона представляла себе первую встречу с Томом, то точно не думала о чем-то подобном. У нее ушла пара минут, чтобы нагнать его, хотя "нагнать" — не совсем подходящее слово. За это время он даже не сдвинулся с места, привалившись к каменной стене. Антонин за неделю до ее отъезда как-то обронил: "Марволо красив, словно черт. Ты там покрепче держись за юбку!". Секундой спустя он подавился чаем, под полным скепсиса взглядом Гермионы. Сейчас же она не могла не признать, что Тони был прав. Чертовски прав. Гермиона скривилась от собственных мыслей о несовершеннолетнем (еще и своем) студенте, который станет в будущем узурпатором и чудовищем. — Вы в порядке? Она подошла ближе, с такого ракурса не видела его лица, но по ссутуленным плечам и мелкой дрожи, прошибающей тело Тома, ответ был отрицательным. Гермиона оглянулась. В коридоре никого, кроме них, не было. Тогда она выхватила палочку, проигнорировала мысль о каком-нибудь проклятии, которое могло бы предотвратить Вторую Магическую Войну, и наложила самые сложные диагностические чары, что знала. Именно этому заклинанию ее научил Антонин, еще в самом начале их сотрудничества, со словами: "Если умеешь наносить тяжкие повреждения, то нужно и уметь их лечить". Тонкая сверкающая паутинка из голубоватых линий растянулась на все тело Тома, что уже заставило Гермиону нахмуриться. Она прошептала еще одно заклинание и не смогла сдержать удивления в голосе: — У вас была контузия? По всем признакам у Тома Риддла были последствия массового поражения организма. Диагностическая паутина переливалась всеми цветами, словно рождественская гирлянда. Ответа Гермиона не получила. Том покачнулся, сказал что-то бессвязное и упал. Прямо на нее. Со всей своей физической подготовкой при столь близком расстоянии Гермиона не смогла уклониться. С грохотом они повалились на каменные плиты под ее громкий крик из-за острого локтя Тома, ударившего прямо в грудь. Несколько портретов проснулись и яро принялись обсуждать ситуацию: староста школы и новая преподавательница обжимаются на полу посреди коридора. — О времена, о нравы! — Сообщите колдомедику, кх, — Гермиона спихнула с себя бесчувственного Риддла и села, потирая ушибленное место. — Что ученик без сознания. Я левитирую его в Больничное крыло. 2 Гермиона вела вводное занятие у третьекурсников, скрипя зубами. Она уже сломала несколько перьев из-за того, что слишком сильно их сжимала, когда очередной слизеринец начинал доставать очередного гриффиндорца. Или наоборот. Она уже даже не разбиралась, снимая баллы и на автомате повторяя: "Десять очков с...". Вероятно, к концу урока все зеленые и красные камни уже иссякли. А еще была она. Софи Корнер. Гриффиндорка, явно проштудировавшая весь учебник за лето. Гермиона не успевала до конца озвучить вопрос, как рука Корнер взлетала в воздух. Она даже подпрыгивала на месте от нетерпения дать ответ. Первые пару раз Гермиона выслушала ее, но остаток занятия спрашивала других учеников. Из принципа. Софи Корнер на это дулась и начинала перешептываться с соседкой. Из-за подобного поведения и немного визгливого голоса у Гермионы сложилось представление, что эта ученица (исчадие ада, слишком много знавшее о базовых рунах) — просто ядреная смесь ее самой в школьные времена и Лаванды Браун. — Занятие окончено, — Гермиона с трудом сдержала облегченный вздох, когда стрелка часов достигла заветного числа. — Ознакомьтесь с двумя первыми главами к следующему занятию через неделю. Мы начнем с теста, — недовольные множественные стоны, — и перейдем к рунам нового раздела. Хорошего дня. Когда дверь закрылась за спинами загомонивших учеников, Гермиона растеклась по столу лужицей преподавательского разочарования. Она готовила собственные конспекты не для того, чтобы ее идеи и представления разбились об отсутствие дисциплины и внимания со стороны детей. Им не были интересны двойные смыслы перевода, зеркальное отображение и вековая история. Гермиона с тоской оглядела скупо обставленный кабинет. Единственным, что ей здесь нравилось, были стрельчатые окна с цветными витражами. С седьмого этажа открывался прекрасный вид на Черное Озеро и узкую полоску пляжа. Пейзаж был невероятно красив, но невольно возвращал к воспоминаниям о четвертом курсе и Турнире. Когда Крам спас ее и Гермиона очнулась от действия заклинания, то вцепилась в его плечи и не отпускала до самого берега. Два последующих лета она отказывалась купаться в море или озере, а обожаемую ранее ванну заменила на душ. — Войдите, — Гермиона обернулась, когда в дверь постучали. — Я не один, профессор Олдридж, — Гораций довольно сложил руки на груди, протиснувшись в проем. — На самом деле, я хотел осведомиться как прошло ваше первое занятие, но тут ожидает один молодой человек. Поэтому, — он хитро улыбнулся и накрутил на палец рыжий ус. — Я загляну к вам позднее. Заходи, Том. Гермиона заставила себя разжать пальцы, которые нервной хваткой вцепились в волшебную палочку в кармане мантии. Гораций закрыл за собой дверь, оставив ее наедине с Томом Риддлом, с вежливой улыбкой осматривающим кабинет. Дикость ситуации была сравнима разве что с тем днем, когда ей в напарники дали Антонина. Том Риддл. В окружении Гермионы было много высоких людей, но в своем большинстве они сильно сутулились, чем Том явно не страдал. С такого близкого расстояния она теперь могла оценить, что с натяжкой достанет ему до плеча. При этом он не был худощавым, хоть и выглядел изможденно после ночи в Больничном крыле. Гермиона бы провела полноценный анализ его телосложения, но определение "дьявольски красив" напрашивалось само собой. Она разозлилась на себя за подобные мысли (уже во второй раз) и откашлялась. — Прошу прощения, но у меня начинается занятие через, — Гермиона глянула на часы, — двенадцать минут. Она осознала, что все это время он избегал прямого взгляда, когда встретилась своими глазами с глазами Тома. Голубыми. Ни единого красного проблеска. Голубыми, как акварель, которой дети целиком красят небо. — Прошу прощения, что отнимаю ваше свободное время, профессор Олдридж. Я староста школы. Том Риддл. Он сложил руки за спиной и коротко поклонился. Его голос был глубоким и низким — это голос мужчины, а не юноши еще не достигшего совершеннолетия. Таким голосом заклинать змей и повелевать армиями, а не отвечать на уроках по поднятой руке. Такой голос очаровывал и был во всех отношениях человеческим — никакого свистящего шипения Волдеморта. — Вы же... — Гермиона поправила очки и улыбнулась, так как ее холодность могла в любую секунду показаться подозрительной. — Это вас я нашла в коридоре? — Верно. За что я бы хотел искренне поблагодарить вас, профессор, — Том коротко поклонился еще раз. Вежливости ему было явно не занимать. — Не стоит, — Гермиона приложила усилие, чтобы отлипнуть от холодного каменного подоконника и сделать шаг в его сторону. — Разумеется, я не могла оставить ученика в подобном положении. — Видимо, я везунчик, раз в столь позднее время вы решили спуститься так глубоко в подземелья, — Том тонко завуалировал свой вопрос, а Гермиона улыбнулась только шире, проигнорировав его. Она даже не собиралась выдумывать стоящую причину, почему ее понесло именно туда вечером первого дня в Хогвартсе. — Я не верю в везение, мистер Риддл. Так же как и в судьбу. — Тогда будем считать это счастливым стечением обстоятельств, — Гермиона заметила, как после этих слов в его взгляде, помимо притворной сладкой благодарности, появился интерес. Она прокляла себя за то, что не сдержалась. Ей стоило смотреть на него восторженными глазами, как делал Гораций, а не вступать в полемику о везении и судьбе. Ей было нужно относиться к нему как к лучшему ученику школы, но было тяжело вытравить из головы тяжелые воспоминания о безносом змееподобном лице. — Что ж, — Том улыбнулся. — Еще раз благодарю вас, профессор. Мне пора идти на трансфигурацию, — при упоминании предмета он едва заметно поморщился. — Удачи и до встречи на уроке, мистер Риддл. Гермиона отвернулась и поймала его внимательный взгляд в отражении витражного окна. Чернильные волнистые волосы облепили слегка влажные от испарины виски. Видимо, он бежал сюда, чтобы успеть поблагодарить в перерыве, хотя Гермиона не услышала в его голосе одышки. Скулы Тома заострились из-за болезни, но это сделало его лицо еще более идеальным, словно Риддла ваял талантливый скульптор. Газетные статьи с его фотографиями не могли передать весь шарм, исходящий от подобного человека. Таких мужчин снимают в кино и возводят в культ обожания шестнадцатилетних девочек и вдов. — И еще, профессор, — он придержал дверь. — Прошу вас не упоминать при декане или ком-либо еще мой диагноз. Не хочу, чтобы друзья и профессор Слизнорт волновались. Любая другая на месте Гермионы впечатлилась бы этой заботой, но она же явно слышала только его нежелание распространяться о собственной слабости. — Разумеется, мистер Риддл. 3 — Ну наконец-то! — яростный шепот Вальбурги оторвал Тома от мыслей о новом профессоре. — Вот когда не надо ты приходишь заранее, а когда необходимо... Она вцепилась в его локоть и утянула Тома в небольшую нишу. — Проведи меня в кабинет, — Вальбурга взяла его под руку. — При этом делая вид, что мы очень увлечены разговором... — Во имя Салазара, ты что?.. — с опозданием возмутился Том, но не смог вырваться из крепкой блэковской хватки. — Пожа-алуйста, Том, — протянула Вальбурга, но когда умоляющий взгляд не сработал, то добавила, — До урока две минуты. У Дамблдора будет повод, чтобы... — Идем. Том потянул ее за собой и скривился, когда ноготки Вальбурги впились в его локоть через ткань мантии. Как и ожидалось, прямо у входа в кабинет трансфигурации нервно оглядывался Игнотус. Он сразу заметил их и нахмурился. Том вообще не понимал, как столь придирчивой Вальбурге мог понравится парень с такими ужасными рыжими бровями. — Она купила мне платье в потрясающую мелкую полоску, — залилась соловьем Вальбурга, настойчиво игнорируя взгляд Игнотуса. — Оно мне очень идет, знаешь... В тот момент Том пожалел, что Вальбурга обладает столь выдающимся ростом, в отличие от большинства других девушек. Он не мог особо ее игнорировать, так как их глаза находились примерно на одном уровне, а блэковский взгляд, казалось, прожигал дыру в его виске. — Переигрываешь, — одними губами произнес Том. — На самом деле, я очень волнуюсь, Томми, — произнесла Вальбурга, заходя в кабинет и почти задевая Игнотуса плечом. — Это наш последний год в Хогвартсе и... Том подвел ее к свободной парте и сильно сжал девичье запястье, прежде чем отпустить. Вальбурга скривилась и сдержала болезненное шипение, все еще чувствуя спиной внимательный взгляд Игнотуса. — Еще раз назовешь меня "Томми", — он склонился к ее уху так близко, что тонкие локоны вдоль висков Вальбурги взлетели от его дыхания. — И я прокляну этого гриффиндорца так, что он не сможет жениться ни на одной из сестер Блэк. Вальбурга выдавила из себя широкую улыбку, словно Том только что пошутил, а не угрожал ей. Занимая свое место, она не удержалась и кинула взгляд в сторону Игнотуса, который по-прежнему стоял в дверях, нервно сжав кулаки. Она бы никогда не призналась, что этот гриффиндорец больше всего возбуждал ее, когда злился, как и в эту самую секунду. Тогда в нем словно просыпалось что-то хищное и, если уж на то пошло, совсем не гриффиндорское. Игнотус занял свое место в конце кабинета только после оклика Минервы, которая не хотела терять оставшиеся баллы, которых факультет и так лишился предостаточно после урока Древних рун у третьего курса. Об этом стоило задуматься и Вальбурге. Их змееныши у профессора Олдридж тоже отличились. Обычно выволочками занимался Том, но теперь это придется делать либо ей, либо Абраксасу. Последний сидел прямо за ее спиной, обсуждая с Джереми Розье возможность превращения магических существ. — Но если использовать формулу Пасса, то... — продолжал настаивать Абраксас, не растягивая гласные в своей обычной манере и повышая голос. — То ничего не выйдет. Магическая невосприимчивость мантикоры не даст превратить ее в кролика, — спокойно заметил Розье. Из-за своих душевных метаний Вальбурга только сейчас заметила, как сильно Джереми изменился за лето. Он сильно ссутулился, похудел и казался немного замученным, хотя воротничок его рубашки выглядел, как всегда, идеальным. Он обожал научные перепалки с Абраксасом, потому что, в отличие от Тома, его можно было переспорить, но сейчас Джереми словно тяготил этот разговор. Он никогда не возвращался с каникул таким, если только... "Если не объявилась его сестра", — мрачно подумала Вальбурга, слегка нахмурившись. Она бы ни за что не призналась, что при мысли о Винде Розье по ее спине пробежали мурашки. — Ты что-то хотела, Вал? — Абраксас помахал бледной ладонью перед ее лицом, сверкнув тяжелыми перстнями. — Да, — она улыбнулась Джереми и перевела на Абраксаса недовольный взгляд. — У факультета осталось шесть баллов. Шесть! И это при том, что Том заработал за вчерашний день сорок. Ты должен поговорить с третьекурсниками... — Нет, — коротко покачал головой Абраксас. — Что значит "нет"? Теперь ты староста Слизерина и... — И это дети, Вал, — Абраксас поморщился, одергивая манжеты, в которых сверкали ониксовые запонки. — Терпеть не могу детей, ты же знаешь. Из меня воспитатель и нянька — так себе. Надо отдать им должное, разговаривали они практически шёпотом, чтобы не привлекать внимание гриффиндорцев к внутренним склокам. Когда Дамблдор зашел в кабинет, Абраксас перегнулся через свою парту и едва слышно сказал: — Обратись к Тому. Вальбурга закатила глаза, поморщилась и достала из сумки конспекты с прошлого года. Она задавалась вопросом, кто будет решать их проблемы после школы, когда Том уже не сможет спасать слизеринские задницы. 4 Древние руны у седьмого курса Слизерина по расписанию шли последним уроком в пятницу. За пятнадцать минут до начала занятия Том занял первую парту перед преподавательской трибуной, разложил словари и прошлогодние конспекты. Ожидание, снедающее его эту неделю, наконец, должно было быть вознаграждено. Тома мучали догадки относительно профессора Олдридж. Она бы ни за что не привлекла его избыточного внимания, если б не то диагностическое заклинание. Профессор узнала, что у него была контузия с помощью одного взмаха волшебной палочки. Подобное установить было не так-то просто. Школьный колдомедик Холвин кружил вокруг Тома с десяток минут, прежде чем Том сам не сказал ему о контузии. — Ох, это же что-то маггловское, да? Столь обширный ушиб всего тела, — запричитал тогда колдомедик. Том специально зашел поблагодарить профессора Олдридж, хотя мог подождать первого занятия, но его разочарованию в тот момент не было предела. Она оказалась... обычной. Он не почувствовал в ней особой магической силы, да и красивой при ближайшем рассмотрении тоже бы не назвал. Такой могла бы вырасти заучка МакГонагалл, если б ее прическа перестала быть настолько прилизанной. Волосы профессора Олдридж наоборот едва сдерживала резинка, и они завивались вокруг доверчивого лица. Том терпеть не мог доверчивых людей, а у нового профессора это слово было чуть ли не на лбу написано. — Двинься! Том обернулся на грохот. Альфард оттолкнул Антонина, влетая в кабинет и занимая оставшуюся первую парту. Он с ликующим выражением лица попытался сесть, но, повинуясь чужому заклинанию, стул отпрыгнул в сторону. Альфард в последний момент ухватился за парту, реакция загонщика не подвела, и потому не растянулся на полу. На его отборную брань Антонин насмешливо отдал честь и занял место за спиной Тома. — Плохая идея поступать на факультатив на последнем году обучения, — не оборачиваясь, сказал Том. — Но мне просто необходим этот предмет, — Антонин просиял и оглянулся, словно профессор Олдридж пряталась где-то в кабинете. — Это я уже слышал, — Том ударил Альфарда по руке, тянущейся к его конспектам. — Ауч! Риддл, с ближним надо делиться. — Не помню того момента, когда мы стали близки. Перепалка затихла, так и не начавшись, когда в кабинет влетела запыхавшаяся МакГонагалл. Ее волосы, всегда туго стянутые в пучок на затылке, растрепались от забега по коридору. — Фух, я не опоздала! — Уверен, — усмехнулся Антонин. — Что ее главный кошмар — это проспать экзамен или сдать домашнюю работу меньше положенного размера. — Долохов, — Минерва скривилась и поправила очки, съехавшие на кончик носа. — Мой главный кошмар уже воплотился в жизнь. Это ты на одном со мной факультативе. — О, мадам, ваши слова ранят меня в самое сердце, — Антонин показательно схватился за грудь и откинулся на стуле. — Минни, не обращай на них внимания, — Марина подхватила ее под локоть и потянула к свободным партам. При появлении Марины Николич Антонин замолчал и поморщился. Том же проследил за ней взглядом, в очередной раз задавшись вопросом глупой слепоты первой любви. Внешность этой чистокровной сербки была выдающейся, но в остальном же она являлась истинным олицетворением своего факультета: не особо умная, безбашенная и чрезмерно храбрая, особенно когда не надо. Том был доволен, что помутнение долоховского рассудка продлилось недолго, а то во время ухаживаний за Николич он размяк и позволял вить из себя веревки. Стоило лишь вспомнить тот случай с цветами, когда у этой девчонки оказалась аллергия, о которой Антонин, разумеется, не знал. Марина же раскричалась, что он хочет ее смерти от удушья, и отхлестала букетом незадачливого ухажера. В тот вечер Антонин зарекся дарить кому-либо розы с шипами. — Быстрее! Она идет! В кабинет, хохоча, ворвалась Лукреция, а за ней Абраксас и Кристофер. — Эти, — Абраксас скривился, словно съел что-то кислое. — Обогнали профессора Олдридж на лестничном пролете. — Братец, а ты что здесь забыл? — Лукреция сложила руки на груди, но весь ее грозный вид сводился на нет из-за сбившегося от бега дыхания. — Как и ты, я здесь, разумеется, ради Тома, — Альфард привычным движение прикрыл руками голову, защитившись от девичьей ладони. — Тс, Лулу, ты... — Вижу, все в сборе. Когда профессор зашла в кабинет, разговоры затихли. Том отметил, что она была раздраженной и уставшей. Видимо, первая неделя далась нелегко. — Седьмой курс Слизерина и Гриффиндора? Что ж, не густо, — профессор Олдридж подошла к трибуне и поправила очки. — Я не буду представляться повторно, а о вас мне лучше расскажут ваши знания. Начнем с тестирования. Широко улыбающийся до этого Альфард немного поник и поднял руку. — Слушаю, — не отрываясь от своих записей, сказала профессор Олдридж. — Я и Антонин Долохов, — тот показал ему кулак. — Только в этом году присоединились к факультативу... — Тогда... — она сверилась с пергаментом. — Полагаю, вы мистер Блэк? Профессор посмотрела на Альфарда поверх очков, от чего тот стушевался и просто кивнул. В тот момент Том увидел это. То, что раньше него заметили Антонин и Альфард, так резко захотевшие изучать новый предмет. Лицо профессора Олдридж вдруг в его глазах преобразилось до неузнаваемости, стоило ей хитро улыбнуться и едва заметно пожать плечами в недовольстве. Новый профессор вдруг оказалась красивой и еще больше похорошела в глазах Тома после своего ответа: — На выполнение теста у вас полчаса, — листки разлетелись по партам учеников, и даже МакГонагалл удивленно воскликнула от количества вопросов. — Мистер Долохов и мистер Блэк, — перед ними приземлились толстые словари. Том такие использовал только для написания проектной работы на прошлом курсе. — Ваша задача за это время выписать из словаря как можно больше рун однозначной группы. Тот, кто справится лучше, будет готовить на следующее занятие не два пергамента домашней работы, а один. Приступайте. Том усмехнулся. Дух соперничества в этих двоих был столь силен, что слизеринцы сразу схватились за перья и зашелестели страницами словаря. Но что его удивило, так это страдальческий вздох МакГонагалл. Том опустил взгляд на прилетевший лист пергамента и нахмурился. Шумерские руны, азиатские диалекты и скандинавское словообразование. О последнем он знал только из дополнительной литературы. Том поймал насмешливый взгляд профессора Олдридж. Вызовы он любил. 5 Но вот только ошибался в одном. Взгляд профессора и ее внимание были направлены не на Тома, а на Антонина, сидевшего позади. В ней боролись удивление и умиление. У этого Антонина были гладко выбритые щеки и буйная шевелюра без следа седины. При этом он также, как и его версия из будущего, жевал кончик пера, когда чем-то занят, и постукивал пальцами по столу, задумавшись. Гермиона настолько сосредоточилась, пытаясь поймать еще какие-то знакомые привычки, что не среагировала, когда Антонин поднял на нее взгляд. От ее явного внимания он смутился, но затем улыбнулся и, подмигнув, вернулся к работе. Гермиона мысленно отвесила себе пощечину за то, что никак не среагировала, продолжая пялиться. — Мисс на последней парте, — из досье она знала, что это Лукреция Блэк, но продолжала изображать неведение. — Минус пять баллов за списывание. Альфард недовольно фыркнул и проворчал: — Мы и так вышли в ноль за эту неделю, — это было тихо, но недостаточно тихо, чтобы Гермиона не расслышала. — Что ж, — она улыбнулась. — Тогда я сниму их, когда в копилке вашего факультета появятся изумруды, мистер Блэк. Раздражение в ней достигло к пятнице предела, поэтому Гермиона не пожалела Альфарда, на которого обрушилась лавина укорительных взглядов. Она сделала круг по кабинету, отметив развернутые ответы Тома Риддла и Минервы МакГонагалл, чья соседка же, напротив, застряла еще в начале теории, даже не приступив к переводу отрывка из трактата Мирно Окаянного. В Марине Николич для Гермионы не было ничего интересного, в отличие от ее будущего декана. Профессор МакГонагалл в школьные времена носила такой же строгий пучок, какой будет носить и в двухтысячных. В остальном же эта девчонка почти ничем не напоминала Гермионе ее любимого декана. В ней еще не было непоколебимой собранности — она нервничала и несколько раз сверяла ответ, прежде чем перейти к следующему вопросу. Гермиона со вздохом подумала, что именно из-за ее неуверенности, а не из-за недостатка знаний, Том Риддл напишет больше. Тот был сосредоточен и собран. При всем своем предубеждении, Гермиона не могла не отметить, что в учебе тот действительно преуспевал. Она с легкой иронией подумала, что в школьные времена ей бы не помешал столь сильный соперник. Лукреция Блэк явно была впечатлена умом Тома (и не только) намного сильнее, так как большую часть времени, отведенного на тест, не сводила взгляд со старосты школы. — Сдавайте работы! — Еще минуточку! Гермиона взмахнула волшебной палочкой, и листы пергамента ровной стопкой легли на ее стол. Минерва, казалось, вот-вот заплачет. Том же смотрел на Гермиону с большим уважением. Видимо, оценил последний вопрос относительно двойного значения рун норвежского диалекта. — Семьдесят девять! — Альфард захохотал и откинул перо, но почти сразу подавился воздухом под насмешливым взглядом Антонина. — Только не говори... — Тоже семьдесят девять! — Такого быть не может, — Альфард поднял руку. — Профессор, внимательнее проверяйте его работу! Он точно мухлевал! — Спасибо, что напомнили, мистер Блэк, — Гермиона скрыла улыбку, сделав вид, что пересчитывает количество сданных работ. — После занятия подойдите ко мне вместе с мистером Долоховым. Я выдам список литературы для самостоятельного изучения, который поможет вам наверстать пропущенный материал. Мученические стоны она приняла за согласие.