A little bit of...

      По ночам в Vedrhais зажигали курильницы, чтобы отпугивать мошек.       От благовоний кружилась голова, но де Сарде нравилось смотреть, как дым, поднимаясь от жаровен, извивается тонкими змейками и выплетает в воздухе причудливые узоры. Угадывая в них вязь из рисунков и букв, она, бывало, засыпала, сидя у костра, и видела сны.       Однажды ей приснилось, будто она рыла и рыла сырую землю руками, ища свои корни, и выкопала в конце концов такую глубокую яму, что провалилась на другую сторону света, и то, что прежде виделось ей корнем, оказалось вдруг молодым побегом.       Странный был сон, но отчасти он оказался вещим.       Де Сарде неторопливо брела между дымящих жаровен от большого костра у чертога Эсельд к окраине деревни. Алые полотнища клановых знамён лениво покачивались на копьях, лишь изредка с глухим хлопком натягиваясь от внезапного порыва ветра. Тёплый свет костра помалу уступал потустороннему свету живых ламп. Де Сарде остановилась у одной из них, разглядывая роящихся в лианах светлячков. Стрекотание их мелких крылышек сливалось в единый высокий гул, звоном отдающийся в затылке. Раньше этот звук казался ей тревожным, но чем больше она слушала, тем отчётливей различала в нём странно притягательную музыку.       Напрягая зрение, де Сарде вгляделась в их танец, но в нём, казалось, не было никакого смысла — светлячки бестолково кружили на одном месте. Сперва она думала, что их привлекает пища, и что они вьются над ней, пока запасы не иссякнут, но когда озвучила свою догадку Сиоре, та лишь вскинула брови в изумлении и сказала, что светлячкам не нужно есть.       — Что им за выгода кружить именно там, где вам нужен свет? — спросила тогда де Сарде.       — А? Выгода?       — Почему они не разлетаются?       — А зачем? Они не хотят, — Сиора отвечала ей с таким недоумённым видом, что де Сарде сделалось неловко и она в конце концов оставила расспросы.       И всё же было в этих светлячках что-то, отчего ей вспоминалась Мев, Tierna harh cadachtas, колдующая среди холодных огней того мира, где блуждают души sin ol menawí.       Де Сарде пошла дальше, мимо округлых клочáнов, мимо falrhistel — камней, хранящих мудрость doneigada, мимо тихих разговоров на языке, в котором она теперь то и дело различала знакомые слова.       Язык этот звучал ломано и грубо, но отчего-то приносил покой. Де Сарде как будто уже слышала его прежде, задолго до того, как встретила Сиору у дворцовых ступеней в Новой Серене. Быть может, она слышала его в своих снах, где En on míl frichtimen шелестом леса нашёптывал ей видения? А может, ещё во чреве матери, покачиваясь в водах творения, пока на волнах большой воды покачивался корабль, уносящий её всё дальше и дальше от места, где зародилась её душа.       Мать клала руку на живот и пела ей. Наверняка пела. Интересно, думала де Сарде, встретятся ли однажды их души среди холодных огней?       Наконец, она подошла к разбитой у самой кромки леса палатке. Дремавшие подле неё ульги тотчас вскинули головы и предупреждающе оскалились с тихим рычанием.       — Проходи, — бывший вождь Víghulgsob не спал. В тусклом свете нескольких свечей он перекладывал на циновку какие-то вещи из корзин.       Ульги пропустили де Сарде внутрь, и один вошёл следом, неспешно переступая по соломенному настилу. Мортун был обнажён выше пояса, и де Сарде разглядела, что опасная рана на его животе окончательно затянулась. На её месте теперь бугрился устрашающего вида красный шрам — жестокое напоминание о предательстве Уллана и о её, де Сарде, печальной в нём роли.       — На наши города нападают звери, Мортун, — осторожно начала она, стоя у самого входа и не решаясь пройти дальше. — Они не похожи на ваших ульгов — выглядят больными. И всё же я не могу не спросить: вам что-нибудь известно об этом?       Де Сарде поняла бы такую месть. Пусть она спасла его жизнь, и гордый хозяин чёрных ульгов не винил её в невольном пособничестве Уллану, но разве мог он простить её народ? Она бы не простила.       — Мне известно, что наши звери не болели, пока renaigse не пришли из-за моря, — отозвался Мортун, заворачивая в листья куски солонины. — Не там ты ищешь — идёшь в сторону солнца, и оно слепит тебя. Лучше повернись к нему спиной, on ol menawí, и хорошенько приглядись к renaigse и их городам.       Де Сарде нахмурилась, обдумывая его слова. Мучительное непонимание, должно быть, слишком отчётливо отразилось на её лице, потому что Мортун, бросив на неё короткий взгляд, с усталым вздохом добавил:       — Я не приказывал своим ульгам нападать на renaigse. Ты это хотела знать?       Де Сарде кивнула и тут только поняла, что он собирается в дорогу.       — Вы уходите? Но почему?       — Мои раны зажили. Довольно объедать этот клан, — Мортун закончил сборы и теперь натягивал полотняную камизу.       — Но разве не Vedrhais теперь ваш дом? Эсельд приняла вас, и если раны и впрямь вас больше не беспокоят — вы можете строить здесь свой чертог.       — Я не стану строить себе дом на краю víg, где мне из жалости позволили остаться, — Мортун накинул тёплый дублет и забросил походную суму на плечо. — Ты была права насчёт меня, on ol menawí, — он усмехнулся, — я слишком горд. А потому должен убить Уллана и править Vígnamrí по праву сильнейшего — или умереть. Третьего не дано.       Де Сарде опешила — у Мортуна не осталось воинов, а на стороне Уллана теперь была артиллерия Хикмета.       — Вы что, пойдёте один?..       — Я не один, — Мортун опустил ладонь на спину ульга, пропустил между пальцев лоснящуюся чёрную шерсть, а затем подтолкнул его, и тот бесшумно выскользнул из палатки.       План был совершенно безумный — пойти на верную смерть, ради чего? «Что за выгода?» — крутилось в голове светлячками. Всякий раз, когда де Сарде казалось, что она начинает понимать Тир-Фради, случалось нечто подобное.       — Так нельзя! — она загородила выход. — Это чистое самоубийство…       — У тебя доброе сердце, on ol menawí, — перебил её Мортун, всё так же усмехаясь.       — В последнее время я слышу это слишком часто, — пробормотала она.       Ветер подул ей в спину, ворвался в палатку и потушил свечи. Де Сарде вдруг услышала звуки ночного леса с такой непривычной ясностью, как будто свет прежде мешал её слуху. Мортун подошёл близко — на расстояние одной ладони, и де Сарде сделала шаг назад. Быть может, она лишь воображает, что перед ней открыто множество троп? Быть может, и вправду третьего не дано?       — Ты судишь о том, что можно, а что нельзя, как renaigse, on ol menawí. Но это всё не твоё, — Мортун подцепил пальцем край её шейного платка, щёлкнул по вышитому вороту камзола, — это всё не твоё. Ты тоже должна взять то, что твоё по праву — праву крови.       А ведь по крови она — Vígnamrí, подумала де Сарде. Она вспомнила свой сон, и как в нём то, что прежде виделось ей корнем, оказалось молодым побегом.       — Мы ещё встретимся, on ol menawí, — сказал Мортун.       Глаза его, блестящие как оникс, смотрели на неё из темноты, и де Сарде вдруг поверила, что так и будет. Не говоря больше ни слова, она пропустила его, и Мортун пошёл прочь, в сторону густого леса.       Что-то заворочалось в темноте. Тени — нет, то были чёрные ульги — пришли в движение и потекли вслед за вождём тёмными реками, едва слышно шурша сухой осенней травой. Де Сарде и не знала, что они там, а теперь ощутила, как по спине поползли мурашки — до того их было много.       Мортун, окружённый тенями, шёл через лес на восток, и она всё глядела на удаляющийся силуэт, пока чаща не поглотила его.