***
Сидя на пошатывающемся стуле в маленькой Лондонской квартирке, Фредди, в расстегнутой рубашке, которая открывала подтянутый и рельефный торс, нежно касался длинными пальцами клавиш старенького пошарканного пианино, который ему по счастливой случайности удалось приобрести практически даром, и теперь этот инструмент занимал почетное место у стены маленькой по площади комнатки, где умещались только диван с креслом, небольшой шкаф с одеждой и письменный столик. Плавно, будто порхая по клавишам, он наигрывал одной рукой мелодию, которая была схожа с пением птиц на рассвете, но немного с грустным акцентом. Она не была составляющей какой-то композиции, не сочинялась для чего-то определенного, она просто была — в его сердце, в его голове. Он так бы и просидел, наигрывая лишь свою партию, пока тонкая кисть женской руки не коснулась клавиш, озвучивая недостающие ноты. Светлые, чуть волнистые волосы, мягко касались её плеч, спадая немного вперед. Протянув руку, Фредди приобнял тонкую талию своей возлюбленной, усаживая к себе на колено. Она с улыбкой поцеловала его в макушку, продолжая скользить по клавишам, как он её учил. Его рука с талии медленно соскальзывала к бедрам девушки, поглаживая нежную кожу, по которой сразу пробежались мурашки. Их пальцы постепенно стали соприкасаться на клавишах друг с другом, тем самым нарушая ноты, пока и вовсе не сцепились в замок. Убрав руку с бедер возлюбленной, Фредди коснулся её волос, убирая их за спину, касаясь шеи, постепенно притягивая к себе, пока не почувствовал вкус её тёплых губ. Теперь музыка звучала только у них в сердцах, она была также спокойна и глубока, но слышна только им одним.***
Устало опустив пальцы обеих рук на клавиши с последними нотами, Мэри нежно улыбнулась. Коснувшись крышки, она закрыла инструмент, постучав по нему подушечками пальцев. — Очень красиво. Улыбнулся мужчина, незаметно потерев глаза от едва выступающих слез. Он слышал эту мелодию лишь раз в своей жизни, когда однажды застал Фредди сидящего ночью за инструментом, печально наигрывавшего её. Это было уже после того, когда стал известен страшный диагноз. Фредди тогда сказал ему, что эта мелодия помогает ему держаться, ведь это не просто набор звуков, здесь была заложена частичка его самой дорогой и любимой женщины. — Джим? Мэри позвала его, совершенно пропустив мимо ушей комплимент. — Да, родная? — он подошел к ней, положив ладонь ей на плечо. — Ты был счастлив с Фредди? — Конечно, — горестная улыбка скользнула на его губах. — Каждый прожитый с ним день значит для меня очень многое. Он — лучшее, что со мной произошло в жизни, — мужчина говорил дрожащим голосом, едва сдерживая слезы. — Со мной тоже. Мэри развернулась к Джиму, утонув в его объятиях. Никто из них и не мог подумать, что вот так, обнимая друг друга и всхлипывая, они разделят общую трагедию, общую боль, разделят мужчину, которого любят всем сердцем, мужчину, который сейчас в спальне, прерывисто дыша, беспокойно дергая веками, впервые за всю ночь, смог заснуть только под утро.***
С занавешенным плотными темно-коричневыми шторами окном, сидя на пододвинутом мягком кресле бежевого оттенка, возле двуспальной кровати, Мэри держала тонкую кисть руки Фредди, тихонько поглаживая её большим пальцем, изредка касаясь пульсирующей жилки на запястье. Рядом на кровати, прикрывшись клетчатым пледом, спал Джим. Они с Мэри по очереди сидели с Фредди, и сейчас, после бессонной ночи, когда Фредди никак не мог уснуть из-за болей, Джим мог немного поспать, пока Мэри, которую он в эту ночь отправил отдохнуть, сидела с ним. Она внимательно смотрела на его осунувшееся лицо бледного цвета с щетиной, прислушиваясь к рваному дыханию, исходившему из чуть приоткрытых, покрывшиеся трещинками губ. Ей казалось, что если она сейчас отвлечется, то он просто перестанет дышать. — Я чувствую, как ты на меня смотришь, Мэри Остин, — не открывая глаз, прохрипел Фредди. Усмехнувшись, женщина встала с кресла, присаживаясь на край кровати, поглаживая ладонью по щеке мужчины. На её нежные прикосновения он открыл глаза, легонько улыбнувшись. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она, теперь поглаживая голову. — Неплохо, — вздохнул он, слегка пошевелившись. — Грушу хочется. — Грушу? Заулыбалась Мэри, смотря в любимые глаза, которые за столько лет после расставания ни разу не стали ей чужими. Фредди кивнул. — Да хоть весь пакет съешь, — обрадовалась она, что у Фредди немного появился аппетит. Поцеловав мужчину в лоб и поправив одеяло, женщина бегом выбежала из спальни за фруктом, что находился в фарфоровой вазочке на кухонном столе. Повернув голову, Фредди увидел рядом с собой спящего Джима. Высунув руку из-под одеяла, он коснулся его руки, которая находилась рядом с лицом на подушке. От этого прикосновения Джим сразу проснулся, широко распахнутыми глазами посмотрев на Фредди. Сжав его ладонь в своей, Джим приблизил руку к своим губам, поочередно целуя каждый палец своего любимого мужчины. Он боялся подумать, что вскоре больше никогда не сможет прикоснуться к нему, больше не услышит его звонкий голос, его смех, не будет терпеть его порой дурной характер, не почувствует запах и тепло его кожи… больше никогда… никогда. Фредди, его любимый Фредди останется лишь жить на фотографиях и в его памяти. — Дорогуша, что за печаль? — поинтересовался Фредди, заметив легкий блеск в глазах Джима. Отчаянно сжимая ладонь Фредди, мужчина пытался держать себя в руках, поэтому натянуто улыбнулся. — Всё хорошо. Просто очень люблю тебя, — прошептал он. — Я тоже люблю тебя. В это время в спальню вернулась Мэри с тарелкой, на которой ломтиками была нарезана груша. — Моя груша. Фредди попытался приподняться на постели, но сил совершенно не было. — Я помогу. Вмешался Джим, но Фредди отказался от его помощи, только попросил подложить под спину подушку. Он должен был сам подняться, не взирая на дикую слабость. Может, он и сдался перед лицом смерти, но он не мог сдаться перед самим собой. Наконец, кое-как усевшись, Фредди ухватил протянутый ему от Мэри ломтик груши, который, хоть и с удовольствием, но с трудом жевал, чувствуя, что переоценил свои силы, думая, что сможет съесть фрукт целиком, но элементарно не может доесть маленький кусочек. Джим всё это время, пока Фредди кушал или, точнее, пытался кушать грушу, не сводил с него глаз. Как же больно и невыносимо смотреть на это. Не так давно в этом мужчине кипела жизнь, он был подобен урагану. А теперь его с трудом можно было узнать: сильно похудел, кожа бледная, мешки под глазами, в которых больше нет задорного огонька, голос слабый, даже блеск волос — и тот исчез, он едва может передвигаться, порой кричит от боли. Сейчас он не был похож на того мужчину, в которого когда-то влюбился Джим. Но и сейчас он не переставал любить его всей душой и всем сердцем, стараясь оберегать всеми силами, но каждый день видя, как из этого тела исчезает жизнь. Разве он мог представить, что тогда в одном из лондонских гей-клубов, повстречает любовь своей жизни, которую, сначала, мягко попытается отшить на предложение купить ему выпить. А теперь… а теперь он просто не может представить себе жизнь без этого мужчины. Хоть порой он и доводил его до белого каления, заставляя намеренно ревновать, или просто капризничал, как самая настоящая избалованная звезда. Но Джим терпел, постепенно свыкаясь с непростым характером своего возлюбленного. И вскоре они стали настоящей семейной парой. Когда после рабочего дня Джим возвращался домой, они с Фредди лежали на диване, смотря какой-нибудь фильм и расспрашивали друг друга о прошедшем дне. Джим узнал другую сторону Фредди, не эксцентричную яркую личность на сцене, а более-менее спокойного домашнего человека, любившего чем-то похрустеть перед экраном телевизора и поиграть с четвероногими мурлыкающими любимцами. — Ммм, — вдруг издал стон Фредди. — Родной, что такое? — взволновано спросила Мэри. — Всё нормально, просто перед глазами всё плывет. Еле произнес он, держа в руке так и не доеденный ломтик груши, ощущая, как остатки силы стремительно покидают его. — Тебе нужно прилечь. Мэри забрала из рук Фредди грушу, положив её обратно на тарелку, а Джим помог ему лечь, укрывая одеялом. Мужчина прерывисто дышал, то открывая, то закрывая глаза. — Я принесу воды. Тихо сказала Мэри, прислонившись к плечу Джима, на что получила его кивок. — Постой, — остановил её певец. — Что такое? — Принеси мне шампанское, — попытался улыбнуться он. — Фредди… Хотела было возразить Мэри, но тут же поймала на себе задорный взгляд. — Я делаю предзаказ. Погладив его щеку, она вышла из спальни. Джим взял ладонь Фредди, прислоняя её к своим губам. — Я очень люблю вас. Тебя и Мэри — вы самое прекрасное, что было у меня в жизни. С каждым словом Фредди выговаривал буквы с трудом, произнося их всё тише и тише. Мужчина отрицательно замотал головой, зажмурив глаза. — Не говори так. Дрожащими губами произнес Джим, целуя тыльную сторону ладони Фредди. — Как? — Так, как будто прощаешься. Не оставляй меня. — Тшшш, я не оставлю тебя, я всегда буду рядом. Буду присматривать за тобой. Джим всхлипнул, сильнее прислоняя хрупкую ладонь возлюбленного к своей щеке. Он потерял счет времени, продолжая так сидеть, прикрыв глаза, даже не сразу почувствовав прекратившийся пульс. — Фредди?! — позвал он его. — Фредди?! Голос срывался, по щекам текли слезы. Он тряс его руку в надежде, что тот всё-таки раскроет глаза. Но сколько бы Джим его не звал и не тянул за руку, глаза Фредди больше не открыл. Мэри стояла в дверном проеме всё это время, что Джим, плача навзрыд, пытался докричаться до Фредди, прижимая к груди его руку. Она так и замерла на месте, скованная страхом, уронив стакан с водой, что был у неё в руках, разбиваясь о паркетный пол на мелкие осколки и расплескивая прозрачную жидкость. Зажав ладонями рот, она упала на колени, обжигая щёки слезами.