Obsession

POV Шэ Ли       Синяки под глазами начали сходить, но зрелище по-прежнему оставалось нелицеприятное. Бледно-жёлтые отметины от удара контрастировали с ядовитым цветом глаз, придавая лицу болезненный вид, а рана на губе из-за частого курения никак не затягивалась и кровила прямо на фильтр сигареты.       Но это совершенно не трогало. Ни потрёпанный внешний вид, ни болезненный дискомфорт в районе рёбер. Пройдёт. Как и всё остальное.       Отодрал сигарету вместе с прилипшим кусочком кожи и бросил её в слив раковины, слизывая багряную каплю с губы.       Полотенце не до конца впитало влагу с тела, но я даже не потрудился как следует вытереться. Бросил его влажным махровым комом в кресло, попутно сдергивая с деревянного подлокотника джинсы.       Сегодня я выспался и чувствовал себя приемлемо хорошо. Собран без привычной чашки крепкого кофе и остального утреннего ритуала. И если Бэй Лин Хан до сих пор не вломился в мой номер с первыми лучами солнца, значит, всё действительно шло по плану.       Скучно, но закономерно.       — … в дорогу без указателей.       Я обернулся на голос, поглядывая на работающий телевизор. Не помнил, когда его включил, возможно, активировался какой-то настроенный по умолчанию таймер. Обслуживание в отеле всегда было на опережение.       Пульт на глаза не попадался, зато, как только увидел телефон, тот словно почувствовал моё внимание и тут же замигал от входящего вызова.       — Да.       — С тобой всё в порядке?       — А что со мной может случиться? — обыскал взглядом каждый метр номера, но пропажу так и не нашёл.       — Шутишь, что ли? После вчерашнего — всё что угодно!       — Прибереги голосовые связки и прекрати орать.       — Ты телевизор смотрел? — урезонился Ронг и спросил более спокойно.       Я неопределённо покосился на предмет обсуждения.       — Сейчас смотрю.       — Новости?       — Не совсем.       На мелькнувшем кадре показалась окровавленная баба.       — А стоило бы! По местному каналу передали, что Чао под арест взяли. Я до конца не понял про обвинения, но что-то про махинации с документами. Это ты, да?       — Что я?       — Это подстроил!       — Отрадно думать, что ты считаешь меня всемогущим, — я между делом наконец-то отыскал пульт от телевизора и, чуть помедлив, выключил его, когда на экране набирала свою кульминацию кровавая баня из женских потрохов, — каким образом я, по-твоему, мог получить доступ к документации Чао? Он где-то проебался, только и всего.       — Так вовремя? — недоверчиво протянул Ронг.       — Не знаю и мне, честно, похуй абсолютно.       — Ты в отеле?       — Пока да.       — Встретиться бы. Я всё же беспокоюсь по поводу Циё. Он вполне может заподозрить нас в причастности к сгоревшему товару.       — Его люди видели, как мы уезжали от станции. Кроме того, выгода, чтобы товар не доехал до получателя, была только у Чао.       — А в чём выгода?       — Хотя бы в том, что по всем правилам, товар не отпускается и не принимается без сопроводительных документов. И что-то мне подсказывает, что именно в этом и заключалась помощь Чао. А так как у него сейчас проверка, то за последнее дело зацепить легче всего. Обострение рисков всегда рождает радикальные меры. Такие, как например, спалить к чертям все доказательства.       — Это всего лишь доводы. Ты же понятия не имеешь, что там происходит на самом деле, — снова повысил голос Ронг.       Его страх был полностью обоснован. В процентном соотношении истинность моих теорий балансировала между шаткими вероятностями и проверенной информацией. То есть пятьдесят на пятьдесят. И если я окажусь не прав — Ронг не зря паникует, но говорить ему об этом всё же не следовало. В истеричном запале он может наворотить непростительно много лишнего и завалить все планы на корню.       — Ты только что считал, что я способен разрушить фирму Чао изнутри. Будь уже последователен в своих выводах.       — С тобой нельзя быть в чём-то до конца уверенным. К тому же, последствия твоих авантюр приходится расхлёбывать не только мне.       — Снова намекаешь на отца?       — Звонил ему?       Я открыл шифоньер, доставая чёрную футболку, декорированную булавками на прорехах в районе рёбер.       — Нет, — переключил телефон на громкую связь и откинул его на постель, одеваясь.       С влажных волос каплями за футболку стекала вода, отзываясь мурашками по коже. Прошёлся по прядям пальцами, осыпая мелкими брызгами зеркало шкафа, передёргивая плечами от неприятных ощущений.       — Бесишь, пиздец.       Я улыбнулся и глянул на смартфон, словно через него мог увидеть выражения лица Ронга.       — Всё ещё хочешь увидеться?       — Ммм, — неопределённо промычал он, — набухаемся, может?       Я фыркнул, смеясь; рука не дотянулась до тумбы и, следовательно, до пачки сигарет на ней.       — Давай.       — Где? Во сколько?       — Приходи в отель часам к восьми.       — Это…       Я завис под его скованный кашель, добираясь до курева.       — М? — зажал между губ сигарету и посмотрел на датчики дыма на потолке. Единственная комната, где я ещё не успел отравить воздух никотином по понятным причинам.       — Что бы ни случилось, я действительно скучал по тебе.       Я вынул сигарету изо рта и снисходительно поморщился.       — Считаешь, мне нужно было это знать?       — Просто захотелось сказать.       — Скоро ты изменишь своё мнение.       Ронг невесело хмыкнул. ***       Новости всё же посмотрел. Не потому, что очень уж хотел, а из-за того, что в отеле работали все телевизоры. И в баре, и в холле. Словно осязаемый рупор, который вещал, что я кругом прав и вообще молодец. Что ж, не сказать, что я был с чем-то не согласен.       Весь день намеренно избегал встречи с Ханом, так как был уверен, что тот снова бы начал ныть по поводу того, что я зря занимал номер в отеле и выгоды он от этого так и не получил. Вести ещё один диалог на блефе и энтузиазме — это пиздец, прикрытый лопуховым листом.       Не то чтобы я не выкрутился и не подкинул очередную идею из серии: как из подручных материалов в виде говна и палок вывести бизнес на новый уровень. Просто не хотел утомлять этим голову и сеять в душе Хана надежду, что я - великая удача, снизошедшая на его чело. Труд сомнительный, неблагодарный и попахивал тем ещё наебаловом. И если Бэй Лин не понял это раньше, нет никакой гарантии, что сейчас его не посетит эта светлая мысль.       Поэтому я резонно перенёс встречу с Ронгом в другое место. Видимо, утром ещё не до конца проснулся, раз в голову пришла такая дичь, как надраться перед Ханом и его блядями. Впрочем, надираться, где бы то ни было — идея гнилая изначально, если припомнить, что происходило вокруг и я, по сути, стоял в эпицентре начинающегося торнадо.       Но.       Отказывать себе в чём-либо я не привык. И если я хотел веселиться, значит, так тому и быть.       Веселье заключается не только в высоких градусах и сексе. Для полного единения атмосферы с удовольствием необходима массовка и подходящее для случая место, чтобы чувствовать себя в своей тарелке и все элементы отдыха сложились. И здесь без неожиданности.       Я знал, где всё это найти.       — Я думал, выпьем бутылку вискаря и разойдёмся, — Ронг посмеивался от своего же опрометчивого суждения, немного опуская стекло в машине, через которое прорывались отголоски вечернего ветра с колючими снежинками.       — Ты использовал прекрасный глагол «набухаться» и поверь мне, одной бутылки здесь недостаточно.       — Мы поэтому сейчас едем чёрте куда? За второй бутылкой?       — Если я скажу, будет не интересно, — включил дворники из-за стремительно начинающегося снегопада.       — От тебя уже несёт выпивкой, — Ронг закинул ногу на панель управления, расстёгивая куртку, — бля, убавь печку.       — Твоя тачка, сам убавляй.       — Мне не удобно, — он потянулся без особых усилий, и сдаваясь, упал обратно на сидение.       — А мне похуй, — я пожал плечами и подкурил.       — Кстати, — Ронг проигнорировал последний ответ, — почему ты мне не дал сесть за руль, раз уже накатил?       — По той же причине, по которой не говорю, куда едем, — растянул губы в улыбке и расслабленно поглядел на Ронга. Действительно, пара троек рюмок с вискарём настроили меня на положительный лад.       — Будет не интересно, — припомнил он и вернул мне улыбочку.       — Точно.       — Слушай, может, конечно, это и неважно, но ты ещё ни разу не спросил про Мию.       — А что с ней? — я вгляделся в облепленный снегом дорожный знак и с лёгким заносом выехал на шоссе, ведущее за город.       — Ну я думал, у вас типа… чувства?       — Я её ебал, — поправил его незатейливое утверждение.       — Дольше, чем остальных, — возразил Ронг, силясь разглядеть мои эмоции.       — И поэтому у меня к ней чувства? — подобная наивность веселила.       — А что же это значит?       — Что она круто сосёт.       — И всё? — у Ронга в интонации голоса смесь недоверия и негодования.       — Этого мало?       — Думаю, чтобы задержаться рядом с тобой больше недели — несопоставимо мало.       — Если ты так рассуждаешь, значит, она не делала тебе глубокий минет.       Ронг выпучился на меня как глубоководный краб, а потом расхохотался так, что сложившись, дотянулся до печки. Чем попутно и воспользовался.       — Ну так что? — выдохнул он, до сих пор смеясь, — хочешь, расскажу о ней?       Мне было всё равно. С тем же успехом я мог послушать радио или историю возникновения бар-мицвы, но раз Ронг испытывал непреодолимое желание поведать, у кого теперь сосёт Мия, я не был против.       — Она теперь с Джуном.       Вся история.       Я чуть сигаретой не подавился, на мгновение выпуская руль. Меня крайне редко пробивало на искренний смех без злорадства и сарказма. На примитивную реакцию, независимо от того, какую жизненную позицию исповедовал. Я просто рассмеялся, слегка наклонившись вперёд, интуитивно вынимая изо рта окурок, чтоб он не упал мне на ширинку.       — Что? — не понял моей реакции Ронг, заботливо забирая у меня из пальцев бычок, и выкидывая его в щель между приоткрытым окном и дверью, — смотри уже на дорогу!       — Драматургом тебе не стать, — прикоснулся к губе и вытер вновь открывшуюся рану (расплата за искренность).       — А ты бы хотел, чтобы я развил эту тему до конца поездки?       — Я её вообще не хотел развивать, это тебе понадобилось ковыряться в прошлом. Причём не своём.       — Ладно-ладно. Просто тебя так долго не было, что я не знаю, с чего начать, — поморщился он, открывая бардачок и погружаясь в какую-то сомнительную деятельность.       — Районы и минеты обсудили. Думаю, самое важное уже сделали. Так что остальное, что я пропустил, выясню по ходу.       — Вечно ты так. Я вообще-то серьёзно.       — О чём конкретно серьёзно? Минете?       — Да ты заебал с этим минетом!       — Заметь, не я эту тему начал.       — Я её тоже не начинал! Я о Мие говорил!       — Что для меня является равенством.       — Кто ж знал, — фыркнул Ронг и скрестил руки на груди.       Он несомненно оттаял с нашей первой встречи; вторую я не брал в расчёт, так как там разговаривать было некогда. Только действовать. Поэтому сейчас Ронг возвращался к своей обычной сути, которая раздражала и импонировала в равной степени. Для меня до сих пор оставался загадкой тот факт, что он вообще существовал в моём окружении. Безусловно, Ронг пытался соответствовать. Когда вместе со мной сжигал вагоны, отвечал за пацанов и шёл в клин в самых патовых ситуациях. Но по большей части он другой. Тот, который вынужден так жить, а не потому что хочется. Все мы являлись заложниками обстоятельств и зачастую играли не свои роли, в чужих пьесах, не для тех зрителей. Ронг самое красочное пособие этому. И, наверное, он со мной только для того, чтобы я не забыл, как выглядит нормальный человек и никогда не превратился в нечто подобное. Плюс он меня веселил, что тоже немаловажно.       — Мы скоро приедем? Блин, темень капец, — щурился Ронг, пытаясь разглядеть знакомые места, — хватит уже нагонять таинственности, реально бесит. Это завод, что ли? — он ткнул пальцем в стекло, когда мы проезжали мимо огромного огороженного забором здания.       — Бывший, — кивнул я.       — Скоро пустыри начнутся, — задумчиво сказал Ронг, — мы на пикник в сугроб?       — Типа того, — снова согласился.       — Да бляяя, — раздражённо протянул он и захлопнул ногой бардачок.       Последний километр мы проехали молча. Мой градусный допинг начал проходить, поэтому, когда я увидел знакомые ориентиры, надавил на педаль посильнее, сокращая временный промежуток между трезвостью и маломальским развлечением.       — Обратно как добираться будем? — наконец заговорил он, когда я остановил машину и выключил зажигание.       — Думаю, на машине.       — Скорее, на ковре-вертолёте, — пробубнил он и последовал моему примеру: вышел из машины.       Кеды погрузились в снег. За городом погода была ещё более неприветлива, чем в черте. По всей видимости, метель здесь началась гораздо раньше и замела и так не самые выдающиеся дороги.       — Круто, — брюзжал рядом Ронг, — ты точно не заблудился? — он застегнул куртку и накинул капюшон, — я не вижу ничего хотя бы отдалённо напоминающее место для оттяга.       — И не должен.       — А? — он ещё раз покрутился, но сматерившись, направился по тропинке, стараясь ступать по моим следам, чтобы не набрать в кроссовки снега, — ты меня ебнуть решил, что ли?       Я обернулся на него.       — Здесь тебя точно искать не будут.       — Ха!       — Это довод, — резюмировал я, и наконец-то увидел уводившие вниз ступени.       Снег на них достаточно хорошо притоптан, значит, я угадал с датой и временем. Такие рейвы устраивались достаточно редко, и именно поэтому ценились у искушённой до развлечений публики.       Ронг, изрядно замерзший, преодолел то же расстояние, что и я с завидной скоростью и уже стоял передо мной, дёргая металлическую дверь на себя.       Звукоизоляция была на высшем уровне — басы от музыки отдались в теле мгновенно, редкими прерывающимися волнами по всему организму.       — Почему я тут никогда не был? — ошарашенно спросил он, хватая меня за руку.       — Детям до шестнадцати, — осклабился я и отодвинул Ронга, чтобы зайти внутрь тесной бетонной коробки, от которой вела вниз ещё одна лестница.       — Мне девятнадцать, как и тебе! Кстати, с прошедшим, — он уставился на тусклую лампу в обрамление ржавой сетки.       Я на это только хмыкнул, ступая по ступеням разного размера. В узком коридоре пахло сырым бетоном, плесенью и отголосками курительных смесей вперемешку с табаком.       Музыка становилась отчётливее, а лестница всё более узкой и неудобной: перила закончились где-то на втором пролёте и теперь вместо них торчали волнистые штыри, цеплявшие материал моего пальто и куртки Ронга.       — Слушай, — прошипел он, отдергивая от металлического прута карман, — вот нахрена это всё, а? Предложение с бутылкой вискаря до сих пор в силе.       — Если ты не перестанешь ныть, я тебя на эту бутылку посажу, ясно?       — Почему мне кажется, что туда, куда мы идём уже устроили подобные посиделки, — проворчал он, а после добавил, — в два ряда.       — Всё может быть, — пожал плечами.       Люди обременённые деньгами и скукой способны на многое, лишь бы избавиться от второй составляющей.       — А нам тогда, что там делать?! Очередь занимать?!       — У тебя странные ассоциации с отдыхом.       Ронг за спиной хрюкнул. Чувство юмора у него своеобразное.       Лестница наконец-то подошла к концу, и мы вышли в длинный коридор, подсвеченный допотопными лампами, примерно такими же, какие горели над пролётами, только с разницей в освещении. Здесь преобладал ультрафиолет.       — Чем это место было раньше?       — Завод проезжали, помнишь?       — Ну.       — Что-то типа его склада.       — И, естественно, находиться здесь незаконно.       Для таких утверждений, молчание лучший ответ.       Дверь, выкрашенная цветными флуоресцентными красками, походила на вход в иное измерение. Словно Нарния с ограничением возраста восемнадцать плюс.       — Чёрт, — замер позади Ронг, — идея набухаться заиграла новыми смыслами и красками. С тобой же никогда не бывает просто. Даже нахуяриться и то, как в психоделический хоррор попасть.       Преодолев последнюю преграду, мы оказались в томной, чёрно-тягучей клоаке первородного греха и разврата. В полумраке, который таил в себе людей. Но они не прятались — они были этой тьмой. Обитали на раздолбанном танцполе, на диванах, на железных ржавых лестницах, в грузовых лифтах, навечно застрявших между первым этажом и наркотическим ступором.       Огромное помещение, опутанное дурманом, химическими отдушками, металлом и запустением. Музыкой транса и вспышками лазерного шоу, что нарезало винегрет из людей и нелюдей.       И это тоже моя жизнь. Её изнанка несколько лет тому назад.       Как-то Хан меня спросил: «почему с такой головой ты до сих пор на дне района?». Быть может, потому что я и есть его дно? Не в буквальном понимании, а по принципу низменности желаний. В вечной борьбе между кайфожорством и честолюбием. И одно каждый раз перебарывало другое. Я жрал таблетки, как драже, смотрел цветные мультики и менял существующую реальность, потому что не видел в ней ничего, ничего не чувствовал. Отсчитывал бесполезное тиканье жизни от прихода к приходу. Искал замену эндорфинам, фальсифицируя их искусственными.       Но в круговороте праздника химии всегда есть обратная сторона. Всегда. Мне удалось её постигнуть в шестнадцать, и то, что это было, не сравнится ни с одним из кругов ада. Я до сих пор старался не вспоминать, что со мной тогда происходило, потому что даже по сегодняшним меркам — это страшно.       Я стал самым большим разочарованием отца. Не выводимым пятном позора в его идеальном мире. Он обвинял всех. Сгинувшею безвременно мать, оставившую его одного с подростком, район, где так легко достать всё, что захочется, отель, который, по его мнению, всё же испортил меня. И естественно чёртовы гены по материнской линии.       И он сделал то, что было необходимо. Ему. Мне.       Запер в наркологической клинике на полгода. И там, наедине с бесконечной ломкой, я переосмыслил всё. Каждую мелочь, что привела меня к подобному итогу. Расщепил на атомы себя и свои поступки, презирая ту слабость, которая едва не стоила мне всего. Мои ошибки стали самым прочным фундаментом для анализа собственных возможностей. От обратного. Если я смог опуститься на самое дно, значит проделать путь в обратную сторону тоже осуществимо. Амбиции присутствовали всегда, но их заглушали психотропные препараты, которые дарили суррогатное счастье здесь и сейчас. Но я научился. Я сделал выбор. Прошёл через личный ад и выстроил новое понимание того, как следует жить.       Из клиники я вышел другим человеком. С иными целями и бескомпромиссными средствами для их достижения; мне было необходимо начать всё заново, перечеркнуть прошлое и написать новую историю. Чтобы возможно, когда-нибудь, перестать быть позором отца. ***       Час спустя.       Отрицательно покачал головой, глядя на протянутый между пальцами пакетик с белым порошком внутри. Я знал, что это. Как подействует на организм, вплоть до каждого рецептора и искусственного оргазма тела и мозга. Но я пришёл не за этим. Сложно сказать, зачем именно. Не проверять себя на прочность, дразня старые привычки, не подсаживать на них Ронга, который не знал, о моих былых пристрастиях. А просто потому что давно здесь не был. Такая странная потребность пройтись по лезвию бритвы, глядя, как «режутся» все остальные.       Девушка окинула меня мутным взглядом и повернулась к Ронгу, предлагая тоже самое. Он посмотрел в мою сторону и демонстративно вывернул карманы, мол, денег нет на эти изыски. Рыжая увидела этот жест и получив очередной отказ, брезгливо сморщила нос и пошла дальше.       Мы с Ронгом сидели под лестницей на объёмном кожаном диване, прожжённом сигаретами со всех сторон. Этакий замызганный матерчатый дуршлаг для очень непритязательной публики. Но я ощущал себя прекрасно. Отдыхал в самом извращенном смысле этого слова. В руках держал бутылку виски и после каждого глотка, ставил её между ног, разглядывая танцующих в наркотическом дурмане девушек. Ронг пил пиво, раздраженный и собранный. Он пытался расслабиться, выискивал глазами приемлемого собеседника на ночь, но желающих так и не находилось, да и сам Ронг отмахивался от этой затеи, когда вглядывался в расширенный зрачок предполагаемого кандидата для непринуждённого разговора.       — Это притон какой-то! — крикнул мне в ухо, чтобы я его услышал через гвалт музыки, — кругом одни наркоманы! Я хочу домой!       — Вали, — махнул рукой, заебавшись слушать его скулеж.       Приложился к горлышку бутылки, медленно перекатывая огненную жидкость на языке. Глоток виски отразился жжением в пищеводе и теплом на дне желудка. Положил голову на спинку дивана и закрыл глаза. Сколько часов я раньше мог так сидеть, вращаясь в психоделических мирах? В аморфном состоянии тела? Много. Долго. Вечность.       — Змей?! Змей!       Я с трудом поднял голову, смаргивая видения прошлого. Хмель забирал рациональность и причины нахождения здесь. Хотелось пребывать в полудреме и темени транса.       — Не ожидал тебя снова здесь увидеть.       Сфокусировал взгляд на стоящем передо мной персонаже. Именно персонаже. Подобные ему обитали только в таких местах. Их не встретишь в парке или на фуд-корде. Чёрный сгусток запрещённых веществ, а не человек.       — А я не ожидал застать тебя живым, — изрекаю умиротворённо.       Он улыбнулся. Красивая улыбка, почти женская. И ямочки эти. Только вот болезненная худоба выкорчевала из него все краски. Выточила лицо в белую пергаментную маску. По-прежнему смазливую, но это дело времени, верно?       — Кто с тобой?       — Ронг, — он ответил за себя сам.       — Шио. Друг Ли, — сел рядом со мной и забрал у меня бутылку.       — У Змея нет друзей, не пизди, — со знанием дела скривился Ронг.       — Он милый, — Шио кивнул на моего приятеля и отпил виски, — купишь ещё? — потряс почти пустой тарой.       Ронг глянул на меня. Я кивнул. Он встал с дивана и понятливо исчез во тьме зала.       — Не стал говорить при нём, — вернул бутылку, вкручивая её между моих бёдер.       — Допивай.       — Брезгуешь?       — Твой рот не самое безопасное место, — изрек ядовито, расслабленно наблюдая за реакцией.       Шио снова улыбнулся. Искренне, болезненно. Он почти прозрачный, как недоделанная фарфоровая кукла. Глаза бледно-серые омуты с чёрной подводкой размазанного карандаша. Чокер на шее, как деталь от поводка из потёртой кожи. Джинсовый комбинезон с одной сломанной застёжкой и мятая, прозрачная майка под ним.       — Ты злой.       — Было иначе?       — Не помню, — усмехнулся, — может быть.       — Чего-то хотел?       Меня начинал раздражать этот призрак прошлого. Полумертвое доказательство моих прошлых ошибок.       — Предупредить, наверное. Мы, вроде раньше неплохо ладили.       — И о чём же?       — Думаешь, всё так просто? — Шио подкурил тонкую сигарету и забрал остатки вискаря.       — Я тебя ни о чём не спрашивал. Ты сам пришёл.       — Хорошо. Подогрею интерес. Один очень хитрый змей, возомнил, что знает всё и ещё немного…       Он говорил с расстановкой, методично, чтобы до меня дошло то, что происходит. Шио не обострял углы, а лишь очерчивал их прогнозируемые развития.       Я закрыл глаза, переваривая информацию, ещё раз убедившись, что маргиналы, на своем прогрессирующем сколиозе, держат весь этот чёртов мир. ***       — Ну ты и сука!       Я сонно моргнул и сощурился от слепящего солнечного света, в десятки раз более яркого из-за снега. Голову тут же заволокла ноющая противная боль, а в желудке сделалось очень непонятно. Мерзкая волна подкатила к горлу, но я глубоко вдохнул и не дал ей забраться ещё выше.       Медленно находил себя в пространстве, в достаточно неудобной позе, от которой затёк весь мой дееспособный организм. Чуть приподнялся с заднего сидения, придерживаясь за подголовник водительского места, где находился Ронг, который заметил моё пробуждение. У него было такое лицо, словно он этого очень долго ждал.       — Я всю ночь не спал, включая и включая печку, чтобы движок к утру нас нахуй не послал! Вижу в твоих печальных глазах вопрос, а нахуя включал вообще? Да, чтоб, блять, не заледенеть тут! — проорал особенно громко, из-за чего я «расстроился» окончательно.       — Есть вода?       Ронг ехидно прищурился.       — Нет. Только снег.       Я задумался насколько это приемлемое предложение в достаточно херовых условиях.       — Ты вообще помнишь, что вчера было?! — не унимались они оба. Ронг и моё похмелье.       — Не по минутам. Но, в целом, да.       — И даже то, как я тащил тебя по коридорам и лестницам в машину?!       — Ну, теперь пробел заполнен, — подкурил сигарету, чтобы перебить во рту пьяные происки.       — Между прочим, — Ронг развернулся ко мне, — вчерашний день подразумевался как общее, общее, — повторил громче, — веселье!       — И что тебе помешало? — я устроился удобнее и открыл окно, чтобы уходил табачный дым.       — Кто-то.       — Завязывай, — стряхнул пепел на пол, — не умеешь отдыхать, так и скажи, а не ищи виноватых.       — Далеко ходить не надо.       — Верно, поэтому езжай обратно в город. Разбуди, как приедем.       И с этими словами, под тихий аккомпанемент мата Ронга, выбросил недокуренную сигарету в окно и завалился спать, устраиваясь обратно на заднем сидении. ***       Наш поезд давно никуда не идёт.       Это прямо под ним, громыхая, несётся дорога.       Избавьте меня, ради Бога, от этого чувства,       Которое мы называем тревога.                                           Сплин. ***       К вечеру снег сменился затяжным ливнем. Погода сходила с ума. Небо раскалывалось на части, ломалось как стекло и заливало землю своими внутренностями. По пустым дорогам редко проезжали автомобили и омывали тротуары сточными водами прямиком до отсыревших лестниц жилых зданий. На районе не было слышно привычной жизни. Только дождь.       По крышам.       По окнам.       По дорогам.       По нервам.       Мне не хватало места. Было душно. Жарко, тесно. Номер отеля казался клеткой, любые замкнутые пространства — тюрьмой. После разговора с Шио внутри что-то перевернулось. И зародилась она.       Тревога.       Воздух густой и влажный; мелкие брызги от проливного дождя долетали до холодных пальцев, тлеющей сигареты и лица.       На мокром асфальте расплывался жёлтый свет фонаря, освещая изредка проплывавший мимо мусор.       На воздухе, вне стен, как-то отпускало. Словно все дороги открыты, и я волен уйти куда угодно. Но четвёртая сигарета доказывала обратное. Я как будто ждал чего-то или кого-то. Здесь, под прохудившейся крышей уличной остановки, методично приговаривая лёгкие никотином.       Все минувшие события проходили стороной. Хан, Чао, Циё — лишнее. Не то. Мои формулы трещали по швам, а я никак не мог вникнуть почему. Интуиция срывала горло. Опыт не помогал. Сигареты тоже. Только сердце чаще, без причины. Сильными точками.       Тревога.       Свет от фонаря расползался шире по дороге, становился ярче, и сливался с другим, ослепительно белым.       Чёрный McLaren остановился напротив остановки.       Я обжег пальцы сигаретой, но от нервов не почувствовал вспышки боли. Откликнулся спиной на лавку, поставил на неё же ногу и принялся ждать. Мнимо безучастно подкурил одну сигарету об другую. Внутри меня что-то непонятное: то ли озноб, то ли мандраж. Но я продолжал сидеть, и чудилось мне, наказывал этим сам себя.       Машина приглашающе мигнула фарами.       Я медленно выпустил дым изо рта.       Время искривлялось как в чёрной дыре, капли дождя, словно загустевший клей, тянулись к асфальту и зашторивали пространство вокруг в единое полотно непроглядного ливня. Я мог бы здесь провести вечность, на этой ломкой грани «до».       Но мою вечность никто не хотел ждать.       В кармане пальто завибрировал телефон. Как я и предполагал, номер был незнакомый.       — Да.       — И долго ты там будешь сидеть? — голос мягкий, с едва заметной хрипотцой.       — Никуда не опаздываю, — выбросил «сотую» сигарету.       — Ошибаешься. Опаздываешь. А чтобы не опоздать ещё больше — садись в машину.       — Тон какой-то приказной, — я опустил ногу и та моментально промокла в серой жиже, — чёрт… — поднялся с лавки и развернулся к машине, переступив так, чтобы не залезть в лужу окончательно.       Стекло плавно опустилось.       — Садись.       Сбросил вызов и убрал телефон обратно в пальто. Уже мокрое насквозь.       — Катись, — раздражённо махнул рукой, сдергивая с головы капюшон. Такой же сырой, как и всё, что было на мне.       Сжал левую руку в кармане и почувствовал, как пачка в кулаке методично превращалась в табачное месиво.       Сегодня не мой день.       Из машины вышли двое. Они не боялись промокнуть в своих идеальных дорогих костюмах. Их лица напоминали мраморные маски, почти посмертные, без единой эмоции. Один направился ко мне, второй открыл дверь автомобиля у пассажирского места и принялся ждать, когда меня «сопроводят» до нужной локации.       — Только тронь, — убрал руку за секунду до захвата.       За спиной стекло остановки и лавка — бежать некуда. Да даже если бы и было куда, я бы так не поступил. Потому что побег — это не план, а его отсутствие. Побег — это полный провал. Да и вообще.       Я. Не. Бегаю.       Ещё раз манерно отступил от очередной попытки схватить меня за грудки и, перешагнув рытвины грязи, оказался возле открытой двери иномарки. С садистским удовольствием зачерпнул кедом глубокую лужу и, с громким чавканьем мокрого материала об натуральную кожу сидения, уселся в салон. Я принес с собой запах дождя, никотина; уличную грязь и иррациональное моральное удовлетворение.       Дверь немедленно закрылась. Машина почти сразу тронулась в путь.       В салоне горел тусклый свет, и человек, сидевший возле меня, почти растворялся в нём. Чёрно-белый. Смазанный табачным дымом и искаженный отсветами уличных фонарей.       — Отличный выбор одежды для такой погоды.       Я словно ослышался.       — Что?       — Я говорю, ты, щенок, весь мой салон изгадил.       Я сел удобнее: выпрямил ноги, благо место позволяло, и упёрся тем самым кедом, который только что побывал в луже, в спинку противоположного сидения.       — Не весь.       Щенок? Вот что за потребность в этом эпитете? Как меня ещё называли? Сопляк? Было дело. Неужели необходимо вплести уничижительный намёк на мой возраст, чтобы почувствовать себя «выше» меня? Удивительная логика.       — Вызывающее поведение тебя не красит. Я понимаю, что это твоя «защита», и по-другому ты не умеешь, но всё же сделай над собой усилие и веди себя прилично.       Он смотрел на меня с ехидством, с чувством собственного превосходства, так словно я комар или грызун какой.       — А ты специалист по девиантному поведению?       — То есть ты понимаешь, что ведёшь себя неправильно? Девиантно, да?       Я с любопытством оглядел мужчину. Умен, что одновременно и радовало, и нет. С такими людьми нужно держать ухо востро. Редко встретишь действительно интересного не шаблонного собеседника, правда, сейчас он был не к месту. Мне не импонировало иметь хитрожопых врагов.       — Общепринятая норма — единственной вектор твоей оценки?       — У тебя по-другому?       — Имеешь в виду моё собственное мнение или ту жвачку, которую ты мне сейчас втираешь?       Он рассмеялся, но быстро взял себя в руки, а потом уставился так пристально, что я вопросительно поднял бровь.       — Любопытно.       — Что именно?       — Ничего, мысли вслух. Кстати, раз уж мы сразу перешли на "ты", тогда, может быть уже познакомимся?       — Я уверен, что ты знаешь, как меня зовут.       — И всё же.       Машина вошла в поворот, отчего мне пришлось убрать ногу с противоположного сидения и упереться в кожаное кресло рукой. Бегло посмотрел в окно, узнавая бизнес центр и его бесконечные стеклобетонные высотки.       Мы ехали по главной дороге по направлению к «Sky tower».       Пиздец.       В груди снова предательски зачастило, я попытался незаметно перевести дух, словно невзначай прокашливаясь. Ситуация выходила из-под контроля, вернее, она уже давно вышла, а этот, что сидел передо мной, просто пудрил мне мозги и отвлекал от чего-то более грандиозного.       Я нервно прикусил губу, чувствуя на языке привкус крови.       — Ну так что?       Он расстегнул пиджак и ослабил ворот белоснежной рубахи, чуть навалился вперёд, ближе ко мне. И теперь я видел его очень чётко. Тёмно-зелёные глаза и какая-то маниакальная полуулыбка. Щеки покрыты щетиной, но очень ухоженной, с чёткими аккуратными линиями. Каштановые с чёрным отливом волосы, зачесаны назад, волосок к волоску, словно он только что вышел из салона красоты или с обложки какого-нибудь модного журнала.       Наглый, красивый хищник, знающий себе цену.       Я остался на месте и смотрел ему в глаза, ничуть не уступая. Примерно понял кто он и что он. Картинка сложилась, и я ощутил, что раньше любые неприятности, произошедшие со мной, носили пометку «лайт».       И от этого мне не стало страшно.       Мне диаметрально противоположно.       Мне, блять, заебись.       — Шэ Ли, — представился я, позволив напряжению сменить русло. Сейчас нужно было абстрагироваться и браться за ум.       — Симэнь Тао. Для тебя просто Тао.       — Бля-я-ять, — выдохнул я, — какая честь.       — Я бы посоветовал тебе в будущем выбирать выражения. Особенно при встрече с моим другом.       — Хозяином, — довольно осклабился я, интуитивно возвращаясь к привычному поиску болевых точек.       Прикинул. Он приехал за мной по чьему-то приказу, но строил из себя отдельную независимую личность. Пытался скрыть комплексы? Наверное, устал быть тенью кого-то более значимого, чем он сам.       Я ведь прав, Тао?       И в душе мерзко тепло. Я прав. Всегда.       В его взгляде я не увидел искомой эмоции, но не потому что мой выпад не задел, а лишь из-за того, что передо мной не банальный Чао или Циё. Он, этот Тао, на несколько порядков выше, на сотни может быть, но это не значило, что он не такой же примитивный человек, которому не чужды честолюбие и зависть.       — Я тебя предупредил.       — Поверь мне, я очень благодарен, — в желчи моих слов могли бы утонуть сотни эстетов, — есть сигареты? Мои вымокли.       — Угощайся.       Я чуть прикрыл глаза от вспышки зажигалки, втянул в себя никотин, поглядывая на Тао из-под волнистой, взлохмаченной чёлки.       — Кто твой хозяин? — специально уточнил. Специально, тем же словом. Я люблю по больному.       Его лицо осветилось нехорошей улыбкой.       — А это, мой друг, тебе придётся выяснить самому.       Не повёлся на провокацию. Браво. Но чёрт, если это не последняя наша встреча, я научусь быть искуснее в своих высказываниях по отношению к нему.       — Ладно, — отодвинулся и затянулся сигаретой, — тогда скажешь, куда меня везешь?       — Да приехали уже. Выходи.       Автомобиль остановился у центрального входа в Sky tower. На встречу тут же подбежали служащие с огромными чёрными зонтами, чтобы оказать помощь с открытием дверей и спасти от дождя головы и костюмы своих господ.       Каким бы ни был потоп на районе, центру города он не навредил. Тот обосновался на возвышенности, и все сточные воды стекали с него в наши многострадальные края.       Здесь даже лужи отсутствовали: идеально вымытый дождем асфальт, который обрывался ступенями крыльца, выполненного из базальта. На высоких стеклянных дверях не было ни намека следов дождя. Безупречно чистые, сияющие светом, доносившемся из просторного вестибюля.       Я поравнялся с Тао, с лёгким раздражением подмечая, что ростом едва доходил ему до плеча. Сука, что за гормоны жрёт этот лось?       Из-за зонта видел только его туфли и свои кеды, остальной обзор закрывал чёрный купол и стекавшая с него вода.       Двери автоматически разъехались в разные стороны, впуская нас в здание, а заслоняющие обзор зонты, исчезли в мгновения ока, как и люди, державшие их для нас.       Резкий свет потолочных ламп моментально ослепил после вечерних сумерек города. Я непроизвольно прищурился и прикрыл глаза рукой, недовольно фыркая от отвратительного контраста.       — Пошли, чего встал? — Тао бесцеремонно дёрнул меня за плечо.       — Эй, — я отпихнул его руку и огляделся по сторонам.       Необъятный вестибюль от потолка до стен покрывал светло-бежевый мрамор. На полу в геометрическом узоре он перекликался с более темным камнем той же породы; вместе они создавали красивый, упорядоченный, но не навязчивый рисунок. У входа возвышались три исполинские колонны, намного дальше за ними стоял стол ресепшена с большим информационным табло позади. От центра вестибюля в две стороны уводили широкие каменные лестницы, вдоль которых блестели хромированные перила. Из-за сплетения ступеней, следующий этаж, что был над головой, совершенно не просматривался.       После всех поклонов, что отвесили Тао служащие, он жестом направил меня к лифтам. Они не выбивались из концепции общего дизайна: стеклянные и с такой идиотично большой грузоподъёмностью, что создавалось впечатление, как будто в них перевозили по роялю в день.       Сорок седьмой этаж нас встретил тишиной. Светлой обстановкой, как в вестибюле, здесь и не пахло. Холодный и практичный стиль хай-тек. Никакого лишнего декора, только то, что необходимо для рабочих процессов. Редкие, но большие плазмы на стенах с мелькавшими индексами цен. Графики со сводными таблицами рынков. Подробная и обширная статистика, охватывающая разношёрстные сферы бизнеса. Математический и экономический сгруппированный хаос.       Я чуть завис, пытаясь немного вникнуть, о чём всё это. Но ничерта. Клинопись, да и только.       — Ты как-то перестал язвить. Испугался? — дотронулся до меня Тао посреди широкого коридора.       — М? — чуть приподнял голову, чтобы встретиться с ним взглядом, — испугался? — эхом переспросил.       Он кивнул.       — Единственное, что я сейчас чувствую, так это то, что промок насквозь. И нос чешется. Как думаешь, заболеваю? — слил всё в фарс, только бы не высказать своего замешательства.       — На болезни времени нет. Непозволительная роскошь в твоём случае.       — Почему это? — я снял с себя заебавшее пальто и расстегнул худи, чтобы подцепить пальцами футболку и отлепить её от тела.       — Узнаешь.       Выдох получился со смешком.       Да пошёл, ты, блять.       Кинул пальто на ближайший диванчик и туда же отправил худи. Прохлада кондиционера тут же обдала влажные руки, а когда она достигла отделки футболки в виде булавок, то от соприкосновения с ними кожа покрылась мурашками. Светлые волоски на руках встали дыбом, отчего я прошёлся по предплечьям ладонями, разгоняя кровь.       За прорезями футболки отчётливо виднелись чернильные контуры татуировок, и я скорее почувствовал, нежели заметил его взгляд, но когда обернулся, Тао уже обогнул меня и зашёл в приёмную, непринужденным жестом приглашая следовать за собой.       — Вот ты и на месте. Иди, — отозвался он, когда я поравнялся с ним возле массивной двери основного хозяйского кабинета.       — Далеко не уходи.       Тао внимательнее на меня посмотрел: не понял, что я имел в виду своим пожеланием.       — Домой потом подкинешь, — разъяснил.       — Ты в край охуел, — беззлобно отозвался он, но уже на грани.       — Ты меня ещё просто не знаешь.       Медлить и подвергать сомнению свой характер я не собирался, но заведомо знал, что на данный момент вступаю в «терра инкогнита» без какой-либо страховки.       Нажал на ручку и вошёл в кабинет.       Первое, что бросилось в глаза — окно. Панорамное, во всю стену с горящими огнями ночного города. Мегаполис светился как рождественская ёлка, переливался путанной вереницей дорог, усеянными рекламными неоновыми вывесками, фонарями и светом от окон противоположных зданий.       Хорошему обзору города благоволило тусклое освещение кабинета. Горели только четыре потолочных светильника из предполагаемого десятка. За столом никого не было.       Я здесь находился один.       Огляделся.       Пара кресел, бар, рабочее место, оборудованное по последнему слову техники. Всё достаточно заурядно, если бы взгляд не напоролся на «это». На то, что даже вровень не шло с красотами вечерней панорамы города.       На стене располагалась исключительно редкая и безумно дорогая коллекция оружия.       Катаны.       Острая, чистая, безупречная эстетика.       Рука сама потянулась к почтительной стали, но её порыв оборвал звук открываемой двери.       — … процент будет выше. Сверься с договором, в нём чёрным по белому.       Я на мгновение замер и проводил взглядом вошедшего человека, а потом словно опомнился и отдёрнул руку от холодного оружия.       Он прошёл мимо меня, окатывая запахом морозного парфюма и никотина. Вставил в рот сигарету, затягиваясь дымом, удобнее перехватил телефон в руке и снял плащ, а после небрежно кинул его в сторону дивана. Ослепительно белая рубаха с классическим острым воротом без галстука выразительно контрастировала с его бронзовым оттенком кожи и нереально тёмными провалами глаз. Чёрные, с заниженной посадкой брюки, безукоризненно сидели на не скромно идеальной фигуре: без единой складки и залома свободно обхватывали крепкие бедра и длинные ноги.       Он остановился, посмотрел на наручные часы и отнял сигарету ото рта.       — … если потребуется. Завтра с тебя подробный отчёт.       Сердце, что не так давно успокоилось, вздрогнуло, и хаотично понеслось вскачь. Я глотнул горьковатый воздух и вновь иррационально начал осматриваться, как будто с этим человеком вошло что-то ещё: незримое, неприятное.       Опасное.       Обстановка, что была ранее, изменилась. Стала более давящей и угнетающей. Хотелось немедленно уйти и навсегда забыть это место. Особенно его хозяина, который сейчас разговаривал по телефону.       Чувство, что донимало меня весь вечер, вернулось с новой силой. Я осознал его, пропитался им, как лакмусовая бумажка. Тревога стягивала нервы в неправильные жгуты и холодными прикосновениями будила истинные эмоции, которые я давно в себе похоронил.       Это всё безумно неправильно. Так не бывает. В один момент с ног на голову только из-за чьего-то присутствия.       Ощущение как при помешательстве, провале в прошлое, где я вновь безвольный биологический материал с отсутствием сознания, утопающий в беспомощности.       В достаточно прохладном помещении, я почувствовал, как взмок затылок, а на висках выступила испарина. По телу прошлась до боли знакомая ломкая судорога, такая же, как при реакции отмены.       Я терял контроль.       — Не мои проблемы.       Я вздрогнул от звука этого голоса и тут же включился в реальность. Очнулся, словно получил оглушительную пощёчину вместе с которой, покадрово промоталось собственное душевное предательство. Лицо вспыхнуло от яркого стыда.       Что это было, блять?!       К визуальным ракурсам возвращалась чёткость; сердечный ритм приходил в норму, но тут же сбивался, правда уже по другой причине. Никакой растерянности или тревоги, только ядовитая злость: сначала на себя, а после на всё вокруг. Всех.       Искусственная истерия растворялась в небытие, как морок, как ночной кошмар. Она видоизменилась в отторгаемый мной фарс и вязла где-то на периферии сознания, как будто предупреждая, что это ещё не конец.       Я после подумаю, что со мной случилось — проанализирую каждую эмоцию и выкорчую неугодный результат. Но не сейчас. Не время заниматься психологией, когда перед глазами причина её диссонанса. На данный момент необходимо действовать и разобраться хотя бы в природе своего нахождения здесь.       Я чуть нахмурился и сделал пару шагов вперёд. Целей было несколько. Во-первых, показать, что он здесь не один, а находится в моём обществе, и как минимум, игнорировать меня не следует; во-вторых, получше разглядеть самого «гостя». И в-третьих оборвать эту беседу, которая ко мне не имела никакого отношения.       Он меня заметил, вернее не так. Бегло глянул, как на нечто, что его совершенно не интересовало, и продолжил диалог:       — Это другие сводки.       Я не привык специально обращать на себя внимания, так как оно обычно всегда сосредоточено на мне. Не личный выбор, а констатация. Но раз сегодня, видимо, исключение, я решил, что импровизация единственный выход.       Всегда считал, что стеснение, как реакция — основной признак ущербности. То есть, показатель несостоятельности и веры в то, что ты чего-то недостоин. Быть тем, кем хочется, делать то, что вздумается без оглядки на чужое осуждение. И наверное чувствовать это нормально, когда ещё в поиске себя. Оговорюсь, нормально для среднего обывателя.       Но.       Я-то далеко не средний, и никому не позволю навязывать мне общепринятые нормы приличия и прописной этикет.       Отодвинул кресло, стоявшее напротив стола, и уселся в него максимально расслабленно. Достал телефон и включил видеозапись. Направил камеру на псевдо собеседника, отмечая, что хер знает зачем это делаю.       Просто по приколу. Этакий артхаус с места событий.       Если он и заметил мой режиссёрский дебют, то виду не подал, а я прикинул, что было бы круто, если бы в какой-то момент этот тип посмотрел в камеру. Мой странный интерес был подогрет его полной не эмоциональностью. Это как пип-шоу в самой неверной интерпретации из всех возможных.       Он сел за стол и навалился на спинку кожного кресла.       За его спиной город.       Перед ним я.       И продолжаю снимать, ожидая уже любую реакцию. Прикол затянулся. Мне становилось весело. Весело и интересно. А ещё как-то раздражительно зло.       В подсознании из всего этого смешивался совершенно идиотский коктейль. Куда приведёт собственный раздрай я мог только догадываться, надеясь, что дорога в пиздец более изощренная, хотя куда изощренней чем сейчас?       — Завтра. К семи утра.       Он закончил разговор и спокойно отложил телефон на стол. Потушил окурок в пепельнице.       — Убери, — кивнул на камеру и открыл сложенный в нерабочем режиме ноутбук. Несколько нажатий на клавиши и задумчивый взгляд в экран. Вся его реакция на меня и мои действия.       — А вежливо попросить?       — До этого не дойдёт, — ни один мускул не дрогнул на его идеально-холодном лице. Безжизненная маска без мимики.       Его внимание до сих пор не моя персона.       — Вот как? — я чуть склонил голову набок, чтобы оказаться в его поле зрения, минуя экран ноутбука. Чёлка тут же упала на глаза, и мне пришлось ребячески сдуть её обратно на лоб, — хотя я не удивлён. Притащили на ночь глядя непонятно зачем. Заставили ждать. Какая уж тут вежливость, верно? Но я предпочту остаться цивилизованным человеком, и если вы тоже считаете себя таковым, то для начала конструктивного диалога, может быть, представитесь? — демонстративно показал, что отключил видеозапись и убрал смартфон в карман, так как не видел смысла в конфликте на пустом месте.       — Лгать нужно уметь или вовсе этого не делать.       Он проигнорировал моё предложение, умело сворачивая в опасные дебри.       — В смысле? — я внутренне подобрался, отматывая в голове прошлые события, гадая, где и в чём мог проколоться, ведь такое бескомпромиссное заявление должно на чем-то базироваться.       — С каких пор цивилизованные люди поджигают грузовые поезда? — он спрашивал не наобум. Не пальцем в небо, надеясь, что я сам сдам себя с потрохами. Он всё знал, но всё равно зачем-то устроил допрос.       — Понятия не имею. Я здесь причём? — гнул до последнего свою линию, понимая, что в этот раз отвертеться не получится.       Не тот случай.       Он не спеша закрыл информационную преграду между нами в виде экрана ноута и смерил меня по-настоящему пристальным взглядом, полностью погружаясь в свою ледяную оценку. И через секунду, словно я каким-то образом прошёл все немыслимые фильтры его анализа, сказал:       — Поясню, причём здесь я. Моя фирма занимается дальними грузоперевозками. В последнем рейсе случился пожар, в котором выгорели два вагона. Так как «ветка» моя, то и ответственность за сохранность груза от точки «а» до точки «б» на мне. Здесь всё понятно или нужно подробнее разжевать?       — На всякий случай повторю вопрос: я здесь причём? Ваша ответственность, вы и отвечайте, — говорил так, словно ничего на свете меня не волновало. Блеф настолько явный, что мне приходилось усиленно делать вид, что я в это свято верил, но под его тёмным безэмоциональным взглядом все мои обычные приёмы измельчались в пыль.       Я учёл любые варианты развития с Циё, даже самые патовые и пиздецовые, если вдруг он допрет из-за кого случился коллапс в бизнесе Чао и его собственном. Но совершенно упустил из вида, что в моей многоходовке могут быть третьи лица.       — Если продолжишь ломать комедию, наш разговор закончится здесь и сейчас, — он выдвинул ящик стола и достал из него беретту, кладя её на столешницу.       А у него ни намека на блеф. Констатация фактов и дорогие часы на руке, которые подсказывали, что моё время на исходе, если я не приму покаяние или что он там от меня ждал?       — Беспредел снова в моде? — выдохнул я и улыбнулся.       — Беспредел? — он почти удивился. Почти. — Если говорить о беспределе, то я бы поступил так: для начала убедил твоего отца отписать мне всё имущество, а после убрал его, как ненужный балласт; следом за ним отправился бы и Бэй Лин Хан, у которого с ним контракт на недвижимость. Продал отель и всю собственность, что ещё числится за семьей Шэ, чтобы возместить свои убытки, — четко выговорил он, как вполне себе сформированный план, а через затянувшуюся паузу продолжил, — ну так что, разнятся наши понятия о беспределе? Или моя версия и не беспредел вовсе, а возможный выход из сложившейся ситуации?       Я слушал молча, не сводя глаз с беретты. К горлу комом подкатывала тошнота. От этого монолога мне стало физически плохо, так как я очень ярко представил нарисованную картину.       — Мой отец. Бэй Лин Хан. Больше никого не забыли?       — Мать твою я не нашёл. Умерла? — искусственно заинтересованный тон.       — Не знаю, — я впился глазами в его чёрные напротив.       — Впрочем, это и не важно. Она находится вне круга моих интересов, так что под землёй или вне её — роли не играет.       — И я нахожусь вне круга ваших интересов, раз в раскладе не упомянут? — меня топило в гневе, заливало желчью и злобой. Этот пидорас так легко ковырялся в моей семье своими грязными пальцами, что от этого натурально выворачивало.       — А что с тебя можно взять? — достал новую сигарету и не спеша подкурил, вдыхая дым в мою сторону. Специально или нет, но даже этот неуловимый жест показывал мою «значимость» в происходящей дискуссии.       — Тогда зачем я здесь, раз всё «подарки» розданы? — это трудно назвать здоровым любопытством, скорее очередным желанием погрязнуть в дерьме ещё больше, чтоб бесповоротно — ведь тогда все средства хороши и можно не жалеть ни о чём.       — Смерть энного количества людей не предпочтительней тех денег, что я потерял. Если без этого можно обойтись, то я предпочитаю принимать иные решения.       — Это что, выборочное милосердие? — удивился настолько, что не совладал с голосом и мой вопрос прозвучал значительно громче, чем я предполагал.       — Логика. И возможность компенсации, разумеется.       — Тогда по вашей логике, — выделил последнее слово особенно язвительно, — я тот человек, который может что-то компенсировать? Но раз так, значит, с меня есть что взять. Не вяжется как-то с недавним утверждением, не находите? — не мог заставить себя перейти с ним на «ты». Это легко давалось со всеми, но не с ним. Язык просто не поворачивался «тыкнуть» этому человеку.       — А я и не сказал, что компенсировать будешь ты. Выступишь как средство, а не цель.       — Проблемы со средствами? — я не почувствовал себя уязвленным. Пусть он лучше меня недооценивает, как и все остальные, чем имеет представление, на что я способен. Кроме того, злой азарт уже правил балом, так что хуй с ним.       Погнали.       Я привстал и взял его пачку сигарет. Достал для себя одну и опустился обратно, выжидающе глянул на собеседника — зажигалка лежала на столе, но вне моей досягаемости.       Он не заставил себя ждать, чиркнул хромированным колесиком, но ни на миллиметр не приблизился ко мне, даже руку от столешницы не отнял.       Мне не в падлу. Я вновь приподнялся и склонился к огню, втянул в лёгкие сизую гарь. Скользнул назад в кресло и скривился от крепкой горечи.       — Мерзость, бля — кашлянул, — как ты это куришь?       А вот и долгожданное «ты». Я неосознанно приходил в норму. Оказывается легко и просто быть собой, когда страхом пытаются вынуть душу. Зажать под ноготь, форсуя береттой. Не особо знакомый опыт, но некие ориентиры уже складывались, что давало почву под ноги.       — Обсудим, — я обрастал прежним апломбом, — что с меня требуется? Какие мои сомнительные таланты пригодятся?       Он поднялся. За ним последовал шлейф дыма. От общего курения кабинет наполнялся никотиновыми парами. Фиолетовыми волнообразными линиями, что ползли от сигарет и медленно таяли в воздухе.       — Встань.       Прозвучал отрывочный приказ, который должен был спровоцировать у примитивного индивида безусловный рефлекс. Подчинение без раздумий. Когда тело действует само, не вступая в полемику с мозгом.       Голая теория, которая ко мне не применима. Со мной так не работает, и неважно кто отдаёт приказы. Поэтому я остался сидеть на прежнем месте. Единственное, что сделал, так это повернул к нему голову.       — Моё положение в пространстве как-то повлияет на диалог? То есть, разговор не задастся, если, скажем, я предпочту сидеть?       Пауза затянулась. Не похоже, чтобы он терял терпение, но я почувствовал угрозу. Как будто медленно, но верно выгорали последние шансы на благоприятный исход.       Упрямство может быть патологическим, граничить со всеми оттенками идиотизма. А я находился посередине. Уступить приказу и сохранить хрупкий мостик возможного договора без «беспредела» или переть до конца в неизвестные дебри и последствия? Беретта на столе призывала к благоразумию.       Я упёрся грязной подошвой кеда в край стола и откинул голову на спинку кресла, видя свою немую угрозу в перевернутом ракурсе, прицениваясь к ущербу.       Самый пиздец был не в том, что я вновь шёл по наклонной, против чувства сохранения, творя бесконтрольный хаос на чужой территории с поистине опасными людьми, у которых из очевидного выбора для моей судьбы — заряженный ствол, а в том, что тогда, в наркоманском клубе, я понял, что Шио говорил совершенно о других хищниках.       Мной интересовался не один синдикат.