Извини

Ночь…. Она всегда красива. Особенно в больших городах. Люди даже не думают спать, все куда-то спешат по своим делам. Ночь не для сна. Ночью дышится легче, поэтому многие любят это время — эту свободу. Так же ночь время для любви, страсти и секса. В нашей квартире темно, везде выключен свет. На балконе стоит один из хозяев и выпускает в ночное небо дым никотина. Второй же хозяин сидит в гостиной и читает книгу. Они не разговаривают — поругались. Если честно, ребята даже не помнят причины ссоры. Вроде бы кто-то из них косякнул и понеслось. Итог всего этого один — Джон спит на диване, Егор победил в этой войне. Честно, ругаться им не хотелось, так как это пустая трата времени для них. Но иногда это просто нужно, чтобы скинуть груз с плеч, для того чтобы стало легче. Любовь без ссор — не любовь. Она сразу теряет свой вкус. Джону, видно, надоело лежать и смотреть в потолок. Он решил извиниться и, наконец, уснуть в тепле с журналистом. Зайдя в их спальню, писатель не нашел объекта своей любви. Сразу выдохнул и подошёл к балкону. Обещал же, что бросит, а сам… — Ну и что мы тут делаем? Джон смотрел в спину Линча. Так и хотелось обнять, поцеловать, но пока что нельзя. Сначала нужно растопить холодное сердце журналиста. Тот вздрогнул и обернулся, в руках уже не было сигареты. — Курил. А так же смотрел на город. А ты что забыл, где твое спальное место на сегодня? Было сразу видно, что видеть писателя не желали, но Джон — не Джон, если не будет стоять на своем. Он решил, что хватит на него дуться, можно «понять и простить» уже. Егор отвернулся обратно и вздохнул. — Егор… Ну хватит, перегнул — не спорю. Ну прости идиота. Ну… Джон тихо подошёл и обнял талию парня — знает, скотина, что делать нужно, чтобы простили. Но Линч просто так не отдастся. Руки с тела не убрал, но не дал себя впечатать в чужую грудь. Нет, сегодня не получится. Джон уже понял, что его вот-вот пошлют в страну под названием «френдзона». Но он тоже сдаваться был не намерен. — Боже… Линч, ну чего ты заладил? Ну что мне сделать, чтобы вымолить это прощение? Ну чего ты? Усмешка Джона ощущалась на коже шеи. А за ней уже последовал поцелуй. Вот же ж… Сука! На коже уже виднелась отметина, а Джона, по-моему, она не остановит. — Ээ, харе, так не честно! — А что, разве запрещено? Я просто хочу внимания… Егор начал брыкаться, возмущаться. Но его развернули к себе лицом и коснулись его губ. Тут-то война и была проиграна. Линч просто перестал сопротивляться и углубил поцелуй. Джон улыбнулся в него. Писатель взял Егора на руки и понес с балкона на кровать, потому что поцелуй обещал перерасти в большее. Поцелуй из нежного превратился в страстный танец. Спина Егора почувствовала холодную простынь. Из-за этого в поцелуе утонул стон. Когда они оторвались друг от друга, Джон прошептал на ухо Егору: — Сегодня ты плохо себя вел, поэтому будем мучиться. — Блять… Над ухом послышался смешок, а потом мочку укусили. Послышался вздох, грустный. Джон лишь опустился ниже — на шею. Начал выцеловывать каждый миллиметр, потому что хотелось показать, что любит сильно. Егор же активно реагировал на эти действия. Тихие стоны разбавляли тишину квартиры. Линч кусал губы, много кусал, нужно избавиться от этой привычки. Да и от сигарет тоже пора… Джона это тоже бесило, поэтому он целовал, целовал и целовал губы Егора. Они были сладкими на вкус. Вкус черешни — просто сводил с ума. Да, в принципе, Линч сам по себе сводил с ума, заставляя всем своим сердцем любить. Одежда уже улетела куда-то в неизвестный для парней угол спальни. Джону пришлось оторваться от желанного тела, чтобы достать смазку. Егор от ожидания вновь начал кусать губы. Да что б тебя!.. Когда было готово, писатель коснулся своим лбом лба Егора и потерся носами. Они прекрасно понимают, что, к их сожалению, Линчу очень больно при растяжке. Поэтому он пытался таким образом поддержать и успокоить. Егор на это лишь улыбнулся и кивнул, показывая, что готов. Писатель лишь раздвинул ноги журналиста и впился в его губы. Первый палец вошёл. Егор сразу дернулся. Джон поймал стон боли в поцелуе. Он продолжил нежно целовать Егора, игнорируя руки на своей спине, которые ее царапают. И похуй, что на утро будет болеть — главное, чтобы Егору от этого легче стало. К первому пальцу добавилось ещё два. А вот тут уже был не стон, а крик. Из глаз пошли слёзы. — Тише, тише. Писатель начал слизывать солёные слезы, целовать места, где они были. Егору было уже не больно, но дискомфорт все равно присутствовал. Джон лишь целовал Егора везде, где только мог. Целовал нежно, трепетно, аккуратно. Когда Линч начал сам насаживаться на пальцы, и стоны вылетали из уст — это знак для писателя, что он уже привык и хочет большего. Пальцы исчезли. Джон полез доставать презерватив, который за считанные секунды открыл и надел. Линч уже был готов и ноги закинул за спину любовника. Джон опять соприкоснулся лбами и вошёл во всю длину. Стон удовольствия прошёлся по всей квартире. А Егор выгнулся в спине. Джон впился в шею, оставляя отметины. Темп со временем ускорялся. По всей квартире были слышны стоны обоих. Это не секс — это любовь, не иначе. Сначала разрядка произошла у Егора, а потом и у Джона. Писатель приземлился возле правого бока журналиста и обнял его, уткнувшись в макушку. После отдышки Линч лег на грудь Джона. Они так и уснули в обнимку, счастливые и довольные.