***
Мир состоит из правил. Всегда существует незримая грань, пересекать которую ни при каких условиях нельзя. Стоит забыться, оступиться или же, упившись тщеславием, горделиво шагнуть вперёд, как падёшь глубоко в пропасть без права вернуться обратно. Далеко не сразу, нет — шаг за шагом, крупица за крупицей, один сожжённый мост за другим. Не всегда хаос воцаряется мгновенно, однако подобен одной кости домино, спонтанно утратившей равновесие. Приводит в конечном итоге к коллапсу. И начинается с мелочей. Для Вайхаршана, Владыки смерти и нежизни, сия грань всегда была определена предельно ясно — ни при каких условиях не до́лжно нарушать целостности души. Сотворённый им цикл очищения в водах Шеола не подразумевал ужасных увечий, которые могут нанести ей грешные твари смертного мира Миноара. Лишь будучи целостной душа может полностью освободиться ото всех земных пороков, вобранных ей воспоминаний и эмоций, вновь стать девственной, дать начало новой жизни. Таков закон. Таков порядок, который ни один из его верных жрецов не в силах изменить, как бы ни молился, как бы ни просил за всех несчастных, коим не повезло стать жертвой вероломных душегубов. Фанатики божеств, считающихся светлыми, безгрешными, так называемых Вознёсшихся, могут презирать иных богов, якобы запятнанных грехом, сколько того хотят. Догматы многих из них и правда полны зла и ненависти, а они сами предпочитают созиданию разрушение. Однако бог смерти отличается от них, сохраняет нейтралитет, не участвуя в бесконечной, бессмысленной грызне. Слуги Вайхаршана последовательны: гнев их направлен исключительно на посягнувших на самое для их владыки святое. Извращающие душу до неузнаваемости, калечащие и разрушающие до основания — лишь им надлежит воздавать заслуженную кару. Немногие создания способны на такое ужасающее преступление, однако большая их часть даже не осознают сотворённого невежества, оттого не заслуживают и толики жалости. Например, демоны. Грязные твари, порождения давно почившего Сиина Всепожирателя, питающиеся смертной плотью. Разрушители смертных оболочек, тел, что неразрывно связаны с душой. Любое критическое вмешательство — игра с судьбой, обречение души на скитание, вечную муку, стагнацию. Но невдомёк то гнусному, порочному демону, что жаждет лишь набить желудок, на миг ощутить облегчение от поглощения смертной души. Ставить собственное кратковременное удовлетворение выше всего мирового порядка, даже выше своей собственной сути — воистину, что может быть более жалко и преступно? Обречь чужую душу на разрушение ради собственного удовольствия. То, что было за гранью для всех некромантов, жрецов Вайхаршана. То, что было за гранью и для него самого. Джошуа поплотнее запахнул пальто, перехватил покрепче изящную трость и вдохнул полной грудью. Воздух сквозил сыростью, будоражащим холодком, был пропитан солью — кажется, совсем недалеко отсюда проходила линия побережья. В какие только отдалённые и забытые уголки мира иногда не заводил его рабочий долг! Вот и сейчас он смотрел на затерянную в лесной чаще на самом юге материка, одиноко белеющую среди деревьев часовенку. Эквок был одним из немногих государств, где некромантия и поклонение Вайхаршану не были строжайше запрещены. Долг обязывал беречь разрозненные, рассыпанные по всему белому свету крупицы их веры и её адептов. Не все они, однако, были награждены даром Вайхаршана, оттого продолжали день за днём находиться под угрозой непредвиденного нападения. Насколько ему было известно, эта часовня была временным убежищем на пути к порту. Вдали от торговой дороги, в тени пышных елей и высоких сосен, подальше от глаз недоброжелателей. Это был шанс на кратковременную передышку, маленький солнечный лучик для поклонников Владыки нежизни, что держали свой путь к переправе до Сенессея, владений некромантов. Однако оно было уничтожено. На группу пилигримов и настоятеля часовни было совершено нападение, и лишь один из них смог выжить, чтобы поведать об этом. Осмотреть место атаки, найти возможных выживших… Звучало, определённо, слишком просто, не достойно наследника одного из магистров Совета. Но вероломная, алчная тварь могла быть всё ещё поблизости, подстерегать заблудших путников… Это казалось уже чуть более любопытной работой. Но так или иначе, выбора у него не было. Приказ ведь есть приказ. А их Джошуа исполнял всегда, во что бы это ему ни стало. Даже отсюда он почувствовал его. Каждая душа отзывалась совершенно по-разному, он ощущал это, но не мог в полной мере упорядочить, разложить по полочкам, как это делали более старые и умелые некроманты. Уж слишком тонки были нюансы и слишком мало опыта у него было в сравнении с ними. Однако различать сущность душ по испускаемым ими отголоскам он умел хорошо. И не было никакого труда в том, чтобы с расстояния не почувствовать в часовне ни единого выжившего. Зато, ощутив неприятный, вгоняющий в холодный пот трепет, как все внутренние органы неприятно сжимаются от напряжения, засечь присутствие кое-кого другого. Демона. — Всё ещё здесь, значит… Проклятье, — пробормотал он про себя, оценивающе глядя на двери часовни, сквозь тонкие стёкла очков. Внутреннее чутьё само собой обострилось, оценивая потенциальную угрозу. Неслабая бестия, но и силой не отличается… Значит, не стоит и капли его усилий. Осторожно ступая по настилу из травы и веток, Джош направился прямиком ко входу, медленно надавил на дверную створку, заставив петли жалобно заскрипеть, и впустил лучик бледного света в непроглядную темноту. В нос тотчас же ударил трупный смрад, а на глаза бросились распластавшиеся в паре шагах от выхода тела. Женщина и мужчина, уже растерзанные и изъеденные, с выпущенными кишками и безучастными взглядами. Мужчина-нежить в церемониальной робе жреца, к которому по очевидным причинам не притронулись, но изувечили, потехи ради раскроив череп, переломав пальцы и выколов глаза. Бессмысленное, жестокое насилие, свойственное демонам, во всей своей красе. Тонкие губы Джоша скривило от презрения, и он грубо пнул дверь, озаряя всё помещение уличным светом. Теперь он отчётливо видел виновника этого торжества. Демон горделиво восседал на алтаре, обгладывая уже несвежее, полежавшее мясо с оторванной женской руки. Коренастый, косматый, с двумя парами чёрных, словно обсидиан, рогов и зияющим кровавой дырой во лбу алым глазом. Острые, как колья, зубы рвали размягчившуюся плоть, скрежетали, впиваясь в кости. Он поднял голову, обратив на Джоша вертикальные, будто у ящера, зрачки, так лениво и горделиво, будто представший перед ним некромант был не страшнее жука. — Ещё один человечишка пожаловал! Какая радость! Я уже начал пухнуть от голода! — голос его походил на бурлящий котёл — низкий и гортанный. Он похлопал себя по плотно набитому животу и гадко загоготал. — По тебе и не скажешь, — мрачно ответил некромант. — Кормиться останками собственного пира… Как же это жалко. Похоже, ты ешь не так часто, как тебе бы хотелось. Неужто безобидные странники и один старый мертвец — верх твоего охотничьего мастерства? — Ты! Какая дерзость! Да как ты смеешь?! — зашипел демон. Копыта хаотично заколотили по каменному алтарю, глаза навыкате выпучились ещё сильнее, а око по центру лба бешено завращалось в исступлении. Как вдруг всё прекратилось: тварь на миг остановилась и притихла, после чего продолжила куда более настороженно: — Дай-ка угадаю… Ты тоже из этих смертолюбов, да? Пришёл отомстить за друзей? Как трогательно! — он неприятно оскалился. — Тогда ты будешь рад знать, как они орали! Мужика с девкой я убил сразу: ей перегрыз горло, а ему — вспорол брюхо, сожрав половину кишок. Мертвяку разбил голову и раскрошил мозги — как же смешно он дёргался! До сих пор дёргается, только с ним уже не весело! Н-да… жаль, что тот четвёртый сбежал, но это ничего! Зато ты теперь здесь… и так просто, как они, не отделаешься. Обглоданная рука стремительно полетела прочь, с чавкающим шлепком ударившись о запятнанную кровью стену. Демон спрыгнул на пол, и от внезапной ноши тот содрогнулся, как от нежданно нагрянувшего землетрясения. — Только взгляни на себя! — душегуб приближался медленно, подкрадываясь, точно осторожный хищник. — Уверенный взгляд, гордый профиль, прекрасные, чёрные локоны… Как грустно будет, когда я откушу твоё прекрасное личико, оторву башку и сожру глаза! — он похотливо оскалился, истекая жидкой слюной. — Что скажешь, смертолюб? Примет твой гнилой божок тебя к себе в царствие в таком виде? — Мой «божок» примет меня любым, — некромант даже не изменился в лице, оставшись непоколебимым, как хладный камень. — А вот твой бог, должно быть, переворачивается в могиле, зная, что покуда сильнейшие его последователи покоятся в земле, по миру до сих пор бродят бледные тени демонов, тебе подобные. Взгляни на себя. Ни достоинства, ни гордости — ты просто трусливая, дикая шавка… Впрочем, о чём это я? Что удивительного, если твой бог был таким же. — Сукин сын! Я откушу твой паршивый язык! Издав низкий, утробный рык, демон уж было бросился вперёд, однако вдруг замер на месте, как вкопанный. Ибо вдруг ощутил, как нечто мертвенно холодное касается его ног. Мертвецы. Убитые им жертвы вцепились в него мёртвой хваткой. Глаза их горели аквамариновым пламенем, парализовали, казалось, саму душу, зубы жутко скрежетали. Почему-то их прикосновение обжигало могильным хладом, высасывало, казалось, саму жизнь. Прошло лишь мгновенье — и они впились зубами в козлиные ноги демона, заставив взвыть от боли, беспорядочно заметаться в попытках как-то избавиться от захвата. Мощный пинок заставил женщину с глухим стуком отлететь к стене. Второй мертвец не сдался так просто, оставив в своих зубах кусок кровоточащей плоти. Рассвирепев от боли, одним рывком демон оторвал ему голову, прижав хаотично дёргающееся тело копытом, и раздавил силой когтистых лап. — Слишком медленные, слишком слабые! Эта попытка — просто жалкое зрелище! — с упоением ликовал он, вдыхая полной грудью смрад залежалой крови. — Настал твой конец, некромант. Вспышка потустороннего света. Не успел он даже поднять глаз, как вдруг понял — всё было уже кончено. Джош сократил дистанцию за считанные секунды, воспользовавшись его заминкой. Трость в его руке вдруг преобразилась, обратившись сияющей голубым светом, призрачной косой. Буквально одного взмаха ею хватило, чтобы демон замер на месте, уставившись в одну мёртвую точку, рухнул на колени. — Твоё невежество — вот, что действительно жалкое зрелище, бес, — Джошуа сплюнул эти слова, точно желчь, без всякой толики уважения глядя демону прямо в глаза. — Недооценить слугу Вайхаршана — это ошибка, за которую полагается платить кровью. Мне не нужно даже ранить тебя, чтобы одержать верх. Достаточно обрубить нити, что держат твою порочную душу в теле, и, глазом не успеешь моргнуть, она отправится в самый тёмный, забытый угол Шеола, где будет гнить до конца веков. Большего тебе подобные и не достойны. Уже чувствуешь это, не так ли? Как не можешь пошевелить и пальцем, как медленно улетучиваются из головы мысли? Это та сила, что дарует мне моё божество, и она служит благой цели. А что дал тебе Сиин кроме бесконечного, неутолимого голода? — молодой человек покачал головой. В его серых глазах вдруг отразилась глубокая задумчивость с тенью мимолётной жалости. Которой он, однако, шанса не дал, вновь натянув маску чёрствости: — Я даю тебе шанс на последние слова. Используй их с умом. Лицо демона исказилось гримасой страха и ненависти. Он глядел на Джоша снизу-вверх, жадно глотая ртом воздух, страшно раздувая ноздри. Пока вдруг не улыбнулся, впрочем, походило это скорее на злорадный оскал. — Радуйся, пока можешь, смертолюб. Клянусь, однажды Сиин, мой дражайший повелитель, вернётся в Миноар. И тогда ты и все тебе подобные преклоните колени, приняв его дар… или подохните в муках. Поглядим, как ты тогда запоёшь! Ещё пожалеешь, что я не прикончил тебя здесь и сейчас!.. Его тирада была прервана повторным взмахом косы. Демон проглотил свои последние слова, беспомощно рухнув на землю, прямо Джошу под ноги. — Тебе было дано последнее слово, и ты потратил его на бессмысленные угрозы. До чего предсказуемо, — он вновь пробежался взором по бездыханному телу демона, остановившись на глядящих в пустоту распахнутых глазах. — Да окажется твоя душа навеки заперта в Шеоле, бес. Его работа здесь была завершена. После его отбытия жрецы займутся всем остальным, похоронят собратьев достойно и разберутся с телом демона. А у него есть куда более важные дела: вскоре должно начаться заседание Совета магистров, на котором ему непременно нужно присутствовать. Джош вышел на улицу, чувствуя, как затхлая вонь сменяется запахом хвои и соли. Ветер развевал тёмные локоны и подол пальто, чайки рвали глотку где-то над головой, будто старались перекричать друг друга. Некромант вытащил из-под рубашки причудливый кулон в виде человеческого черепа. Глазницы его разительно отличались: фиолетовый камень для связи в левой, небесно голубой для телепортации — в правой. Прежде чем воспользоваться своим драгоценным артефактом и во мгновенье ока перенестись обратно в Сенессей, он в последний раз бросил взор куда-то в темноту часовни, что лежало четыре бездыханных тела. Всё-таки с самого начала он был прав. Это не стоило и капли его усилий.***
За окном бушевала метель. Белая, словно молоко, хаотичная и буйная, точно нрав бойкого юнца, холодная, как смерть. Пускай башня горделиво и одиноко возвышалась над землёй, сравнимая разве что с горной вершиной, даже с такой высоты не было видно ни зги. Мало того, стремительно вечерело, отчего белоснежный, льдистый туман и сам принялся скрываться из виду, растворяясь в тягучей тьме. В Сенессее всегда было холодно. Покуда в Нерани́и, его родине, яркое солнце уже отогрело промерзшую землю, щебетали вернувшиеся из тёплых краёв птицы, а набухшие почки распускались на деревьях сочными зелёными листьями, здесь царили вечный холод и мрак. Недружелюбный, угрюмый край, сиротливо оторванный от континента, точно нелюбимое дитя. Обделённый солнечным светом, совершенно не пригодный для таких, как он — живых. И именно в этом забытом конце мира, если повезёт, он проведёт последующие несколько сотен лет. Повезёт ли? Джошуа недовольно нахмурился, точно бы это должно было помочь ему отогнать неприятные мысли. Ноги уже порядком затекли, изо рта, стоило выдохнуть полной грудью, валил пар, а плечо, на которое он опирался, прислонившись к стене башни, лишилось последних крупиц тепла и совсем охладело, отчего тело пробирала дрожь. Воздух, пропитанный стоявшим в помещении морозцем, хоть и будоражил лёгкие, ни капли не освежал. Чувствовался в нём древний, как эта башня, запах затхлости, и, точно бы того было мало, целый букет прочих малоприятных миазмов: от еле улавливаемого, сладковатого смрада разложения, едва перебиваемого парами формалина, до разношёрстных ароматов диковинных настоев. Сенессей пах как один большой алхимический эксперимент, но куда больше походил на крипту, заброшенную и затерянную где-то в хладных недрах земли. И, воистину, находится здесь было неприятно. Дискомфорт сравнимый с только с чьими-то дряхлыми, костлявыми ладонями, что ложатся на горло, сдавливают, но не могут удушить, заставляя так и барахтаться в состоянии неопределённости, вечной, гадкой гипоксии. Его планы попасть на заседание Совета пошли прахом. Похоже, привычный их порядок был прерван каким-то «срочным инцидентом», о котором не следовало знать ни единой посторонней душе, кроме непосредственно самих магистров. Экстренное собрание длилось уже около часа. Или же куда дольше? Здесь было трудно в полной мере следить за ходом времени. Для мёртвых его точно не существовало, и они, определённо, не давали использовать его рационально своим пока что ещё живым коллегам-некромантам, тянули всё как вязкую смолу, будто наслаждаясь тем, как драгоценные минуты жизни других утекают сквозь пальцы. Джош бы, без всякого сомнения, предпочёл бы отправится куда-то ещё — в особенности в библиотеку. Однако вынужден был ждать возвращения магистра Ихариуса здесь, бесполезно убивать время, сторожа Зал Совета. Ничего поделать с этим было нельзя. Похоже, на повестке у Совета стоял какой-то действительно важный вопрос, иначе ему разрешили бы присутствовать. Однако сегодняшнее собрание было закрытым. Любопытно, что же всё-таки произошло? Неужто что-то действительно из ряда вон выходящее? Иначе к чему такая секретность? В любом случае, думать об этом было бессмысленно. Едва ли Ихариус нынче пребывает в состоянии крайнего благодушия и захочет делится подробностями. А тех крупиц информации, что только и можно будет выведать у него, будет, очевидно, недостаточно. Отмахнувшись от назойливых мыслей и отведя сосредоточенный взор от двери в Зал Совета, Джош вновь уставился в окно. Уже почти стемнело. Полупрозрачная чернота поглотила всё пространство за окном, и лишь крупные хлопья снега, подобно рою израненных мотыльков, отчаянно бились о стекло. Теперь в свете одной единственной свечи, что была в коридоре, слабо мерцающей призрачно-голубым светом, вместо какого-никакого пейзажа из окна на него смотрело его собственное лицо. Крупные, тёмные, точно густая смоль, кудри сливались с окружающей теменью. Лицо, казалось, несколько осунулось, щёки впали, а спрятанные за стёклами очков без оправы серые глаза отражали всю усталость и напряжение, что скопились в нём за сегодняшний день. В таком освещении он грезился самому себе почти бестелесным, призраком, который вместо того, чтобы уйти наконец с миром к Вайхаршану, предпочёл влачить жалкое существование в нежизни, преисполняясь всё более с каждым днём лишь усталостью и раздражением. Точно бы неудовлетворённый собственным обликом, молодой человек отвернулся, слегка поморщил нос, принявшись кутаться потеплее в длинное, чёрное пальто. В голову навязчиво лез сегодняшний бес, жизнь которого он оборвал. Убитые им люди… Не сказать, что Джош не был склонен к меланхолии, но о несчастных, что пострадали от рук зла, как правило не задумывался. Оставался, однако, от всего этого какой-то гадкий осадок, избавиться от которого он был не в состоянии. Скорбь ли? Сожаление? Было неважно — у него не было ни времени, ни сил оплакивать каждую покойную душу. Да и не было в том необходимости. Оставалось лишь уповать на милость Вайхаршана. Пускай в данной ситуации ожидать от него чуда было бы попросту глупо. Восстановить целостность изувеченной души не представлялось возможным. А значит, они были обречены. В попытках отвертеться от навязчивых мыслей, Джош устало вздохнул. День был таким долгим… Когда уже наконец он сможет вернуться домой?.. Громадная дверь в Зал Совета отворилась с оглушающим скрипом. В мгновение ока Джош вытянулся, точно тростинка, и почтительно склонился перед выходящими с собрания магистрами, едва заметно, исподлобья провожая их внимательным взглядом. Вот вышел магистр Кассар. Старый лич, практически лишённый кожи дряхлый скелет, в чьих глазницах всегда пылал дьявольский огонь, просто прошёл мимо, даже не удостоив его взора. Зная его нрав и личную неприязнь к Джошу, удивительно, что он не отчитал его за какую-нибудь мелочь, наподобие «недостаточно глубокого поклона». За ним плавно пропарила по воздуху магистр Явона, наверное, самая жуткая и огромная баньши из всех, каких только Джошу доводилось видеть. Сокрытая тёмной мантией, одним своим бестелесным присутствием заставлявшая кровь стать в жилах, а волосы — седеть. От одного только её вида в голове что-то засвербело, и Джош с силой зажмурился, чтобы отогнать гадкое наваждение. — Джошуа! Здравствуй, дорогой мой! Рада видеть тебя! Над ухом послышался чей-то знакомый голос, и Джош, только было справившийся с навалившейся от одного взора на баньши паникой, поднял глаза на неожиданную собеседницу. Магистр Маготта Вульпе всегда пребывала в несколько блаженном расположении духа, и сегодняшний вечер исключением не был. Призрачная свеча делала её и без того серую, бледную кожу едва ли не прозрачной, крупные глаза мерцали драгоценными рубинами, острые клыки были едва обнажены в лёгкой, кокетливой улыбке. Кажется, несмотря на то, что та, как и все нынче, едва ли пребывала в хорошем расположении духа, она была и правда рада его видеть. Помимо того, была единственной, кто относился к Джошу как персоне, заслуживающей внимания, и, пускай держала дистанцию, всегда была к нему расположена. — Ночь добрая, госпожа магистр, — молодой некромант почтительно кивнул, осторожно всматриваясь в тёмную глубину прохода, ведущего в Зал Совета. Кажется, Ихариус выходить не спешил… А это значит, что ему представился прекрасный шанс перекинуться парой слов с магистром Вульпе. И возможно, удастся таким образом да вызнать что-нибудь любопытное. — Как прошло собрание? — Посредственно, — в улыбке вампирши появилось толика напряжения и буквально на миг Джошу показалось, будто бы она скрипнула сжатыми челюстями. — Полагаю, что-то срочное? — Увы, произошёл один… скверный инцидент, срочно заслуживающий внимания. Ты ведь ждёшь своего деда, да? — точно бы стараясь сойти с неприятной темы, она переменила вектор диалога. Или же в попытках скрыть собственное волнение. — Он нынче не в духе… Они с Кассаром в очередной раз впились друг другу в глотки. Однако на сей раз что-то пошло не так. Давно уже не видела старого лича в таком смятении. Так на него не похоже! Кажется, ему и правда уже пора на покой, — она ехидно захихикала, приложив острый ноготок к тёмно-алым губам. — Так или иначе, что касается Ихариуса… поаккуратнее выбирай слова. Она развернулась на каблуках, элегантно тряхнув серыми кудрями, и поспешила удалиться по примеру своих коллег. Определённо, Маготта поступила так будто в предчувствии скорой беды: стоило ей удалиться, как из-за двери в тот же миг показалась фигура магистра Ихариуса. Громко стуча деревянным посохом о каменный пол, старик шёл по направлению к нему. Грозный, статный, он держался просто великолепно для своего возраста, и, надо признать, даже выглядел куда моложе — лет на семьдесят, не более того. Сколько ему на самом деле Джош не знал и узнавать не слишком-то хотел. Едва ли ему было больше сотни — всё-таки у человеческого тела был свой предел, и даже некромант не способен жить вечно, не обратившись притом в нежить. Льдисто голубые глаза магистра сверлили дыру в раскинувшемся пред ним пространстве, седые брови были насуплены, а губы — поджаты. Отличий от его обычного настроя было мало, однако даже по самым незначительным, едва заметным мелочам Джошуа умел определять любые его колебания. И прямо сейчас аура неудовольствия вокруг магистра прямо-таки кричала «не попадайся под горячую руку». — Магистр, — по выучке бросил он, кратко поклонившись. Ихариус даже не обратил на него внимание, как и обычно, приняв как должное. Вместо того бросил ядовитый взор вслед своим удаляющимся коллегам, после чего направился следом, с неприкрытым раздражением ворча: — «Мудрейшие из мёртвых»? Как же! Стадо баранов! Тупее их только королевский совет… Джошуа, словно тень, последовал за стариком, стараясь не попадать в его поле зрения, ступая тихой мышкой. Так случалось каждый раз, когда этот человек был рядом — каждая жила напрягалась, как струна, дыхание учащалось, а эмоции сходили на нет. Перед ним будто вдруг вырастала толстая, каменная стена, за которую было не высунуть даже кончика носа, иначе непременно произойдёт нечто непоправимое. Оставалось лишь молча смотреть из укрытия, ждать пока всё это наконец закончится. Ихариус продолжал что-то бубнить, как вдруг резко замолчал, погрузив коридор в могильную тишину. — Отправляемся домой, Джошуа. Надо серьёзно с тобой поговорить. Лицо Джоша осталось непроницаемым, однако сердце в тот же миг рухнуло в пятки. Неужто он в чём-то провинился? Может, старый некромант собирается отчитать его за общение с Маготтой? Или же каким-то образом научился читать мысли?.. Абсурдная, однако, идея, однако в глубине души Джош всегда этого страшился. Никому бы не хотелось, чтобы кто-то чужой копался в самом для него сокровенном, узрел всю ту зловонную грязь, что копилась годами в подсознании. Правда помимо того обвинить его более было не в чем. Это несколько успокаивало, внушало ложное ощущение безопасности. Магистр Ихариус протянул ему руку, и молодой человек послушно обхватил его запястье. Морщинистые пальцы старика коснулись надетого металлического перстня с гравировкой в виде черепа — маленький камень, располагавшийся у того во лбу, вспыхнул голубым светом. Не успел Джош даже моргнуть, как окружавшие их каменные стены башни поглотила яркая вспышка, а они оказались в несколько иной, более привычной обстановке. Впрочем, как ни парадоксально, хорошо освещённый, просторный кабинет Ихариуса внушал ему куда большее беспокойство, чем мрачные, затхлые коридоры башни Совета. В этой стороне света дело ещё только приближалось к закату. Воздух в кабинете пах старым пергаментом и пылью. Ихариус щёлкнул пальцами, и в камине, расположенном напротив его стола, загорелся огонь. Старик деловито прошествовал к своему рабочему месту и, отложив посох, устроился в кресле, вперив тяжёлый взгляд в своего подчинённого. — Как твоя миссия? — спросил он. Без особого, впрочем, интереса, будто мыслями находился где-то не здесь. — Всё прошло спокойно, магистр. Обычный бес, ничего интересного, — Джош позволил себе скучающую нотку в голосе. И кажется, старик не оставил это без внимания. — Вот как, значит… Что же, впору тебе тогда заняться более важными делами. Негоже тратить твои способности на такую мелочь… У меня для тебя задание. Неофициальное, — слова его несколько поумерили разгоревшееся в груди молодого некроманта напряжение, и, ровно выдохнув, он продолжил слушать своего деда с куда большей сосредоточенностью. — Оно несколько… выбивается из твоих привычных обязанностей. Но я могу поручить это только тебе. И всё это должно остаться исключительно между нами. — Разумеется, магистр. Я в вашем распоряжении. — Как иначе, — старик скривил губы, задумчиво принявшись поглаживать ухоженную седую бороду. — Я хочу, чтобы нашёл одну… девчонку. И привёл её ко мне. Живой, желательно в добром здравии. — Прошу прощения?.. — глаза парня расширились в недоумении. Вопрос сам сорвался с языка, о чём Джошуа тут же пожалел. — … И чем меньше вопросов ты при этом задашь, тем лучше, — хмуро добавил магистр. — Полуэльфийка, двадцать четыре года от роду, светлые волосы, голубые глаза. Живёт в Вельфейре, деревне к юго-западу отсюда. Или, по крайней мере, жила. Старшая дочь эльфа по имени Вандарел. Представители его народа в Нерани́и редкость, как известно, а уж в такой глуши — и подавно. Это всё, что тебе положено знать. Остальное придётся выяснить самостоятельно. Прочие детали — на твоё усмотрение. Можешь обещать ей что угодно, хоть горы золота. Или просто приволочь связанную, как пленницу — меня не особо это волнует. И кстати, — он внимательно посмотрел ему прямо в глаза, — отлагательств это не терпит. Чем быстрее ты доставишь её ко мне, тем более я буду удовлетворён твоей работой. Быть может, даже подумаю оставить на неопределённый срок идею о твоей помолвке… В тусклых, серых глазах Джоша разгорелся огонь интереса. Ихариус всегда прекрасно знал, куда нужно надавить, чтобы заставить его подчиниться. И, определённо, пользовался этим. — Пообещайте, — неожиданно смело даже для самого себя отозвался он, пристально глядя магистру прямо в глаза. — Стало быть, ты жаждешь гарантий? Экая дерзость! — несмотря на сказанное, Ихариус, казалось, отреагировал на его наглость исключительно ровно. Хоть и ни на миг не растерял привычно высокомерного расположения духа. — Что же, в таком случае почему бы не сделать это обоюдным? Скажем… У тебя есть ровно месяц, чтобы доставить мне девчонку. И ни днём более. Думаю, тебе должно хватить этого, учитывая возможные неблагоприятные обстоятельства. Справишься — так и быть, моё обещание останется в силе. — Месяц… — пробормотал Джош, будто желая распробовать слово на вкус. — Что ж… так и быть. Всё будет сделано в лучшем виде, магистр. Можете не сомневаться. — Лучше бы так оно и было. Иначе я очень быстро могу передумать… Одного тяжёлого взгляда Ихариуса хватало, чтобы понять — разговор окончен. Джошуа галантно поклонился, поспешив поскорее удалиться из злополучного кабинета. Стоило закрыть за собой дверь и оказаться на винтовой лестнице башни, как колени едва не подкосились, руки затряслись, а воздуха стало не хватать. Это и в самом деле случилось? Ихариус правда готов пойти на уступки? Тот самый Ихариус, что успел распланировать всю его жизнь ещё до рождения? Тот, что не терпел никаких пререкательств? Верилось, однако, с трудом. Едва ли всё будет так просто. Джошу, без сомнения, стоило ожидать какого-то подвоха, подлого ножа в спину. Но всё же от одной перспективы избавиться от своего старого ночного кошмара — нежеланной женитьбы на какой-нибудь жеманной дворянке, — сердце наполнило радостное волнение. И всё же расслабляться, предаваясь сладким мечтам, не стоило. Где-то внутри нарастало ощутимое беспокойство. Что-то здесь точно было не так, и всевозможные вопросы бурлили в его голове, будто в разгорячённом чугунном котле. Кто же всё-таки такая эта девчонка? И отчего Ихариусу настолько важно её получить? У Джошуа, без сомнения, было много разных талантов. Он был прилежным учеником, искусным в некромантии, вскруживал головы представителей социальной элиты и всегда исполнял отданные ему приказы, как и полагалось цепному псу, примерному служителю бога смерти. Но отправить его куда-то в глушь искать доселе неизвестного ему человека было определённо спорным решением. Приказ, конечно, есть приказ, но понять этого он просто не мог. Столько возни и вложенных усилий ради какой-то крестьянской девчонки? Сохрани Вайхаршан, она должна быть кем-то явно не обычным, чтобы привлечь внимание самого магистра! Только вот кем? Джош даже затруднялся предположить, и это, несомненно, интриговало. Помимо того, любой предмет интереса магистра вызывал интерес и у него. Пускай он и служил старому некроманту всю свою жизнь, по-прежнему знал о нём ничтожно мало. Так что любая собранная крупица информации радовала, становилась маленьким кусочком в бесконечной, разрозненной мозаике. Немного подумав, Джош пуще прежнего уверился в следующей мысли — доставить Ихариусу эту девчонку надо было во что бы то ни стало и непременно в срок. Это не звучало какой-то невыполнимой задачей, даже учитывая вероятные трудности, связанные с её поиском. И тот факт, что она вряд ли захочет идти с ним по своей воле. Но это всё было вполне решаемо. Ну, а помимо того… Разве что-то ещё могло пойти не так? И хотя вся эта история пахла дурно, а намерения Ихариуса оставались сокрыты под покровом тайны… Это ведь всего лишь девчонка. Какое ему должно быть дело до её судьбы?..