***
В жилище отшельника оказалось тепло и уютно: едва переодевшись в сухую одежду, Рыска начала согреваться. А ещё тут было очень спокойно: умиротворение сквозило буквально во всём, — в каждом предмете, в каждом звуке, в желтоватом свете масляной лампы на столе, в дотлевающих углях, что ещё можно было разглядеть за неплотно прикрытой дверцей печной топки; в каждом произнесённом стариком слове, на его морщинистом лице и в ясных глазах… И потому, наверное, здесь не хотелось помнить или думать ни о чём дурном. Вскользь подумалось о том, где и с кем она теперь находится — и Рыска лишь усмехнулась: ну да, в ските саврянского отшельника, в компании сразу двоих белокосых… ну и что? Люди ведь не коровы, их не по масти или породе положено различать, а по поступкам, и… странно, даже жаль, что она не понимала этого раньше. Неожиданно приятным для девушки оказалось то, что дед и внук, хотя и переговаривались достаточно тихо, но беседу вели исключительно по-ринтарски, словно ей давали понять: никто и ничего не собирается от неё скрывать, бояться ей нечего, она — среди своих. Альков дед быстро накрыл на стол и пригласил припозднившихся гостей к нехитрому ужину. Рыска хотела было усесться на дальний край стола, спрятавшись за Алька, но хозяин дома жестом указал ей на табурет с противоположной стороны рядом с собой, и пришлось подчиниться. Впрочем, белокосый старец, в первую их встречу показавшийся Рыске грозным и непреклонным, нет-нет — да и улыбался, поглядывая на девушку, и она невольно, смущённо и виновато улыбалась в ответ. В отличие от своего внука, озабоченного в предыдущую их встречу лишь борьбой за собственное выживание, отшельник сразу, с первого взгляда понял что тут к чему: Рыскино отношение к Альку легко читалось по её глазам. И тогда старику стало горько вдвойне — не только о судьбе глупого внука приходилось теперь жалеть, но и об этой милой, несчастной, ни в чём неповинной девушке, которой несостоявшийся путник так внезапно и некстати вдруг стал дорог… Ну, а теперь отшельник вдвойне же радовался, в который раз благодаря божиню с её неисповедимыми путями-дорогами: Рыска, пожалуй, была единственным человеком на всём белом свете, способным, не жалея себя, попытаться спасти Алька, не задаваясь вопросом, насколько и в чём тот неправ — и именно она оказалась в нужное время в нужном месте и таки не прошла мимо подыхающей крысы! И вот он результат: весчанка, девка, на которую в обычной своей жизни избалованный парень и внимания бы не обратил, теперь с ним вместе, да не просто так — они непременно, без сомнения поженятся! Две дороги, которым прежде не суждено было пересечься ни при каких условиях, нынче сплелись в одну. Но главное — отшельник всё не мог наглядеться на повзрослевшего внука: он гордился им! Как прежде… Как всегда. Не переставал гордиться ни на щепку, даже категорически не одобряя! И теперь был рад видеть настолько, что в обычные слова эта радость уложиться уж точно никогда бы не смогла, — а потому просто сидел и любовался на Алька, как будто на собственное отражение в зеркале быстротечного времени. — Куда вы теперь? — тихо спросил он наконец. Альк пожал плечами, мгновенно отведя от деда взгляд. — Разберёмся, — просто сказал он. — Рыска в родную веску сначала хочет наведаться, а там… Посмотрим, в общем. Было заметно, что разговор этот Альку резко неприятен, да и понятное дело: впервые в жизни посольского сына возникла такая ситуация: жить ему теперь было негде, а денег оставалось в обрез, чтобы только с голоду не умереть. Да и надеяться на то, что рано или поздно эта проблема решится, больше не приходилось: праведным трудом где-нибудь в глуши заработать можно было разве что на еду. В городах дело обстояло иначе, но и проживание там обходилось в разы дороже. Попрошайничать у старых знакомых Альк не стал, да и не собирался, подозревая, что это для любимого сына господина посла, дружба с которым и почётна, и весьма выгодна, многие бы расстарались, а вот лишённый титула и наследства оборванец никому со своими проблемами сто лет не сдался, и в итоге рассчитывать теперь он мог только на себя. По итогам, всё оказывалось очень непросто, и добро бы ещё, если бы предстоял тёплый период года, за который можно было успеть подготовиться к зиме, но время неумолимо бежало вперёд, и до конца лета, в этот свой последний месяц и так щедрого на дожди и холодные зори, оставалась всего лишь пара недель. Пора было уже хоть где-нибудь осесть, хотя бы до весны, но дело осложнялось тем, что был он уже не один. Да и к тому же, не стоило забывать, что ворюге-то он всё ещё оставался должен сумму, в одночасье ставшую запредельной, и где такую теперь взять, даже не представлял. Происходящее злило белокосого до чрезвычайности, и говорить на такую тему, тем более, при Рыске, он совершенно не был настроен, тем более, что и толку от такого разговора быть всё равно не могло. Конечно, заработать немного с его даром и другими умениями всегда было можно, но ключевое слово здесь было именно «немного», а потому, пора было признаться хотя бы самому себе: впереди ждала неизвестность. И, как ни тяжело было с этим согласиться, но похоже, в скором времени им с Рыской предстояла зимовка где-нибудь в глухой веске, и то если очень и очень повезёт, да и эта перспектива белокосого не особенно радовала. И ещё… как там недавно сказала его новоиспечённая невеста? Всё, что она говорила и думала о себе, не стоит и ломаной медьки? Так вот, к нему, Альку, нечто подобное тоже теперь относилось в полной мере. Но мудрый старец понял всё и без слов — так же, как это происходило всегда. И как только с ужином было покончено, а расторопная Рыска вызвалась убрать и вымыть посуду, отшельник молча вздохнул и выдвинул один из ящиков стола. Он довольно долго шуршал бумагами, а затем извлёк чистый листок, чернильницу, перо, придвинул светильник ближе к себе… Альк бросил на это один лишь беглый взгляд и, нахмурившись, опустил глаза, покачал головой. — Не надо, дед, — глухо произнёс он, — всё это уже было… Ты отдал полагающиеся мне деньги. Не нужно больше… — Было видно, что хотя он и всеми силами старается никак это не выразить, ему сквозь землю провалиться охота. Отшельник метнул на внука взгляд из-под бровей. — Денег, благодаря тебе, грабителю, у меня больше и нет, — с ухмылкой ответил он, обмакнув перо в чернила и начиная что-то писать. — Тогда что же это? — не понял Альк, постучав указательным пальцем по уголку бумажного листка. — Подарок, — отшельник взглянул на девушку, как раз закончившую свою работу и присевшую снова за стол, и хитро ей подмигнул, — на свадьбу. От которого, как известно, отказываться грешно, да и попросту глупо. Рыска покраснела и опустила было глаза, но уже в следующую щепку любопытство пересилило, и она украдкой взглянула на листок, уже больше чем на треть исписанный убористым почерком отшельника — и подавила разочарованный вздох. Саврянскую речь она уже вполне понимала, но читать на их языке могла лишь с огромным трудом и только то, что было написано печатными буквами, а прописные значительно от них отличались. Старик закончил, встряхнул бумагу, давая чернилам слегка высохнуть, а затем снова заглянул в ящик стола и достал ещё один лист, на этот раз — гербовой бумаги, с тсарской печатью, хотя уже довольно старый и истёртый. Сложив оба листка вместе, он свернул их трубочкой, перевязал простой чёрной ниткой и… отдал Рыске — попросту вложил в ладонь девушки, не допуская даже мысли об отказе. Рыска замерла, держа скрученные листки перед собой и недоуменно уставившись на Алька, но тот лишь закатил глаза, а затем со вздохом махнул ей рукой: бери! Девушка несмело поднесла «подарок» к глазам, но мало что сумела разглядеть в неверном свете, и в конце концов просто убрала в кошель. — Вот и умница, — произнёс отшельник, одобрительно похлопав Рыску по плечу. Затем посмотрел ей в глаза долгим взглядом, словно оценивая, но после этого хмыкнул с довольным видом. — Тебе будет с ним очень тяжело, девочка, будь к этому готова, — предупредил он. Альк на эту фразу недовольно фыркнул. — Дед, не лезь не в своё дело, а? — попросил он. — Замолчи! — мягко, но властно велел он внуку, продолжая смотреть на девушку. — Ты прольёшь с ним море слёз… впрочем, ты уже должна была об этом догадаться. — Старик помолчал, словно что-то уже точно зная, словно раздумывая, стоит ли произносить дальнейшее. Однако, решился. — Что ж, как бы там ни было, пожалуйста, прямо сейчас, ибо другого случая может уже не представиться, пообещай мне, что не оставишь его. Обещаешь? — спросил он, нахмурившись. У бедной девушки вмиг пронеслись в голове все пережитые бок о бок с Альком события, всколыхнулись свежие переживания. От мысли, чего же можно ждать от белокосого в дальнейшем, когда она станет его законной женой, перехватывало дыхание, но расставание с ним даже представить было ужасно. Глаза у неё тут же наполнились слезами. Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, Рыска кивнула старику. — Как я могу?.. Я же люблю его больше жизни! — выдавила она и всё же прикрыла лицо руками, хотя и довольно быстро справилась с собой. — Вот и прекрасно, — улыбнулся старик. — Ну, тогда всё. Тогда я спокоен. — То, как девушка отреагировала на сказанное им, говорило красноречивее любых слов. А Альк снова недовольно фыркнул и на миг отвернулся, выражая таким образом своё отношение к подобному разведению сантиментов, и никто не увидел, как по лицу видуна скользнула тень самодовольной улыбки.***
Альк и Рыска, разумеется, остались ночевать в ските — впервые за долгое время в тепле и под крышей. Рыска и подумать раньше не могла, что это так здорово — не напяливать на себя перед сном всю одежду, сразу и точно знать, что не проснёшься, дрожа от холода. Ну, а на печи, которую, повздыхав о грехе и морали, отшельник выделил им двоим для сна, было невероятно тепло и уютно! Уставшая за день и замёрзшая за вечер, девушка начала было засыпать, но ей этого сделать не дали. — Ты что?! — со священным ужасом прошептала она, когда Альк беззастенчиво, этак по-хозяйски запустил руку ей под рубашку, — спать давай! — Разумеется, будем спать, но сначала… — Альк уже расстёгивал непослушные пуговки. — Нет! — девушка вырвалась, поскорее прикрылась и отстранилась. — Это ещё почему? — неподдельно возмутился белокосый. — Потому что мы тут не одни! — напомнила Рыска. — Ну и что? Можно же тихо, — возразил Альк и снова попытался раздеть Рыску. Но девушка была непреклонна. — Нет, я сказала! — отрезала она и повернулась к нему спиной. Альк немного помолчал, недовольно сопя. — Ну и ладно. — он тоже отвернулся от Рыски. Понятное дело, что она была права: не стоит заниматься здесь такими вещами, можно один раз и перетерпеть. Но… как же это оказалось тяжело, когда под боком тёплая и желанная девушка! Некоторое время стояла тишина, а потом Рыска вдруг окликнула его: — Альк! Ты спишь? — Сплю, — обиженно буркнул он. — Чего тебе? Рыска моментально перевернулась, прижалась всем телом к его спине, обхватила руками, задышала в затылок. — А что там написано? — спросила она, — что твой дедушка тебе подарил? Альк хмыкнул. — Не мне, — поправил он, — нам обоим. Рыска аж вздрогнула от любопытства. — И… что же там? — спросила она с нетерпением. Альк повернулся на спину, заложил руки за голову. — А вот не скажу! — произнёс он вдруг. — Раз ты мне отказываешь, то я тебе тоже ничего рассказывать не буду. — Ну и ладно! — в свою очередь обиделась Рыска, — больно надо! Вот завтра утром сама у твоего дедушки и спрошу. — Да пожалуйста. Жди до утра, — пожал плечами белокосый. Рыска опять отвернулась и попыталась уснуть. Но сначала в ней кипела смесь лёгкой обиды и любопытства, потом стало стыдно, что она отказала Альку — ведь он ей почти муж! — а после посетил стыд за мысль о том, что ей не смотря ни на что тоже хочется любви. Ну и в конце концов просто вспомнились все предыдущие ночи, и спать расхотелось окончательно. — Альк! — позвала она его снова. — Ну, чего тебе? — не сразу отозвался он. — Ну… давай… я согласна, — прошептала она. — Спасибо, мне одолжений не надо, да уже и не хочется, — отказался он. — Это не одолжение! — возразила Рыска. — Я теперь… тоже хочу, — призналась она. — Ну так ведь мы же здесь не одни, — напомнил Альк. — Ну и что, — уже вполне беспечно бросила Рыска, садясь на лежанке и стаскивая с себя рубашку. … — Ну, так всё-таки, что дедушка тебе… то есть, нам подарил? — две лучины спустя, спросила Рыска, уютно пристраивая голову на плече любимого. — Спи давай, — сонно посоветовал ей тот. — Ты же обещал сказать! — Когда это? — Ну… я же согласилась на всё, теперь твоя очередь! — попыталась запутать Алька Рыска. — Ну… так ты вроде решила уже, что подождёшь до утра и сама у него спросишь, — лишь возразил на это Альк. — Вот и жди, — он нежно поцеловал девушку в висок. — Спокойной ночи, — пожелал он и закрыл глаза.***
Когда мышиная возня, перемежающая хихиканьем девушки, стихла, и на печи в соседней горнице установилась, наконец, тишина, отшельник выждал ещё лучину, негромко вздохнул и поднялся с постели. Почиркал кресалом, зажёг масляную коптилку напротив лика Хольги, осенил себя божининым знаком и опустился на колени. Понятное дело, что наглую молодежь неплохо было бы окоротить: тут всё-таки скит, а не курятник, к тому же, свадьбы-то у них ещё не было, но… они ведь такие юные! И в жизни у них сейчас самый неповторимый период времени, который только может быть, — второго такого не будет никогда, а пройдёт он ох как быстро, да и вообще, жизнь коротка. Так что пускай радуются… Он ничего им не скажет завтра утром: пусть думают, что спал и ничего не слышал. С улыбкой вспомнил старик свою молодость — и любимую жену, с которой судьба отмерила прожить так мало, да и из того — половину провести в разлуке из-за его путничьей службы. Надо сказать, тогда тоже никто не стал ждать до свадьбы… Сколько суждено этим двоим? Трудно сказать. Так далеко никто не может видеть, но то, что внук весь в него не подлежит сомнению, а значит — на месте не посидит. Однако, несмотря на свой непростой характер и некоторую неуверенность в сделанном выборе, девчонка Альку определённо небезразлична, и хотя он в этой паре всегда будет тем, кто только позволяет себя любить, но… ему спокойно с ней, а это много значит. А уж как она в него влюблена, и говорить нечего: такого чувства с лихвой на двоих хватит! И, с Хольгиной помощью, будет у них всё: и дом, и достаток, и дети, и, скорее всего, любовь, которой не страшны годы. Не будет только одного: вот такого момента, как этот. Времени насмотреться друг на друга… Так дай же, божиня, терпения этой девушке! Дай счастья им обоим. — Благослови, Пресветлая, этот союз, как я благословляю, — тихо проговорил старец и начертал Хольгин знак, повернувшись к печи.