– Хёнгу-хёнгу-хёнгу, – Хветэк ходил за парнем хвостиком уже несколько часов, пока они вдвоём наводили порядок в гараже.
– Ну что, опять? – закатил глаза Хёнгу. Ему порядком надоело слушать одно и то же, потому что – ну сколько можно.
– Возвращайся домой, Джинхо-хён переживает, ну, – милый тон и надутая мордашка, по всей видимости, предназначены были придать просьбе более убедительный эффект.
– Окей, я ухожу, – Хёнгу стянул резиновые перчатки для уборки и решительно направился к выходу.
– Нет, погоди, – Хветэк поймал его за руку, нахмурился, – ты не можешь так поступать с братом.
«И со мной тоже». У владельца мастерской вид был крайне сконфуженный. Куда более милый, чем когда он показательно дулся и пищал не своим голосом. Ощущение всеобъемлющей нежности буквально затапливало до краёв. Хёнгу чмокнул его в нос и рассмеялся.
– Ещё как могу.
– По крайней мере, не уходи отсюда, – Хветэк склонил голову к плечу и пристально посмотрел на младшего из-под красной чёлки.
«Оставайся здесь, сколько потребуется», – у него не хватало духу предложить этот вариант. Чувство вины перед старым другом грызло внутренности, подобно голодному волчонку. Забрать Хёнгу было самым эгоистичным желанием в его жизни, и он не мог позволить себе подобное. Кто он такой, чтобы лезть в семейные разборки ради маленького личного счастья?
– И что мне с этого будет? – Хёнгу наклонился к чужому уху, отпечатывая горячий ожог губами на шее.
Хветэк промычал нечто нечленораздельное. Его застали врасплох и теперь препарировали без ножа и скальпеля. Эти красивые руки, идеальные губы – они касались везде, где могли достать и больше. Под застиранной чёрной футболкой, за поясом спущенного с одного плеча джинсового комбинезона. Хёнгу нарочно дразнил его, чтобы довести до состояния полной беспомощности от возбуждения и картинно развести руками – сам виноват, делай, что хочешь. Хветэк определённо хотел, но просить стеснялся.
– Только не здесь, – он упёрся поясницей в багажник стоявшей у ворот машины и застонал.
– Я буду осторожен, – Хёнгу больше не улыбался. Его мягкий шёпот дразнил нервы похлеще разрядов тока.
– Я блять убью тебя, – выругался старший сквозь несдержанный вздох, – в первый и последний раз.
«Да, хён, я тоже тебя люблю», – усмехнулся Хёнгу, и его голос вибрацией прошёлся по телу мужчины. Комбинезон упал на пол, снижая шансы на отступление до нуля. Хветэк нервозно сдвинул липнущие к металлу бёдра. В этой позе он чувствовал себя ужасно уязвимым, беззащитным под натиском жадной страсти младшего. Горячее дыхание на коже обжигало всё же меньше, чем то тёплое и ноющее, что распускалось под рёбрами, как проросший в мёртвой пустыне цветок. Хрупкий, обречённый, но ужасно упрямый. Хёнгу снова затянул его в долгий мокрый поцелуй, одновременно скользя подушечками пальцев от коленей выше, сжимая внутреннюю поверхность бедра, возможно, до багровых следов от грубых прикосновений. Хветэку было плевать – пусть хоть живьём его сожрёт, лишь бы не останавливался.
– Боже, хён, зачем ты такой охуенный, – Хёнгу задрал чужую футболку ещё выше и сполна наслаждался зрелищем распухших от поцелуев полных губ и цветущей алыми отметинами груди.
Его собственная толстовка давно валялась среди банок с краской на полу, нежная бледная кожа буквально требовала, чтобы к ней прикоснулись. Руки Хветэка чувствовали каждую мышцу на поджаром теле, которое выглядело хрупким под одеждой, но на деле оказалось удивительно сильным. Он всё ещё колебался, неумело расстёгивая чужие джинсы, в которых было очень и очень тесно. Хёнгу шумно выдохнул. Его губы совсем пересохли, член стоял колом, а на белье темнело пятнышко выделившейся смазки.
– Ой, – похоже, Хветэк только теперь осознал, что по логике вещей его ожидало, и запоздало испугался, – я не знаю, как это правильно делается.
– Вот поэтому свой зад я тебе доверять не намерен, – многообещающий тон не сулил жопе старшего ничего хорошего, – расслабься, там ничего впечатляющего.
Хветэк готов был оспорить это утверждение, пока наблюдал, как изящная ладонь Хёнгу скользит по стояку. У него аж дух захватило от того, насколько эротичным было зрелище. Дрожащие полуприкрытые веки, открытый в немом стоне рот, острая линия челюсти – в этом человеке идеально было всё. Даже его член выглядел как произведение искусства (хотя внутри себя Хветэк представлял его очень слабо).
– Ты только нежнее, – он опасливо покосился на руки, раздвигающие его колени так широко, как позволяла хреновая растяжка.
Хёнгу вскинул брови и загадочно улыбнулся. Порвать – не порвёт, а в остальном ничего обещать он не мог. Будучи весьма озабоченным решением проблемы недоёба, он таскал с собой всё необходимое практически постоянно, а тут, наконец, пригодилось. Ещё бы старший не напрягался так сильно, как будто презервативов в глаза не видел, было бы вообще отлично.
Он ждал этого момента чересчур долго, чтобы иметь возможность сдерживаться. Хветэку пришлось намертво впиться в своё запястье зубами, лишь бы не выть в голос, пока его плавно и методично втрахивали в багажник машины. Когда стало чуть привычнее, он обхватил ногами чужую талию и попытался приподняться – быть ещё ближе, каждым сантиметром кожи ловить ощущение восхитительного тепла – однако наученная горьким опытом спина не вовремя напомнила о себе. Хёнгу уловил его порыв и склонился сам, одновременно с особо глубоким толчком внутрь. Возбуждённо дрожащее под ним тело и расчерчивающие красные полосы на его лопатках пальцы рвали давно съехавшую крышу. Он запредельно сильно хотел Хветэка, хотя, казалось бы, куда сильнее. Проникнуть дальше, чем просто внутрь него, заполнить все пустые уголки в его одиноком сердце. Пустить свою любовь по чужим венам, чтобы не оставалось больше сомнений.
– Хёнгу-я, это слишком... – голос сорвался на вскрик. Хветэк как никогда был близок к самому яркому оргазму за всю скромную личную жизнь, но ему не нравилась идея закончить так скоро. Говоря откровенно, он был готов позорно кончить ещё от одних только пальцев внутри, да что там, от простых поцелуев, потому что Хёнгу был живым синонимом секса в его глазах.
А младший и не собирался останавливаться: он ритмично задвигал ладонью по члену Хветэка, другую запустил в короткие волосы на затылке, не позволяя оторваться от хаотичных соприкосновений губ и языков. Металл багажника буквально покрылся испариной от жара их тел и, казалось, вот-вот расплавится. Хёнгу был чертовски хорош в этом проявлении своих чувств – диком и необузданном. Только так он ощущал реальную свободу: от рамок и предубеждений, от самого себя.
***
Кабинет для практики вокала казался пустым, когда Усок пробрался туда после основных занятий. Сквозняк прошёлся по классу и стих со стуком захлопнувшейся форточки. После целого дня пряток по углам на душе было неспокойно, а единственный человек, с которым можно было поговорить без стеснения, бросил его на произвол судьбы (в лице рыскающего по академии с потерянным видом Чангу). Парень далеко не сразу приметил торчащие из-за шкафа ноги в кожаных ботинках. Он подкрался ближе, с затаённым дыханием ожидая увидеть пиздец любой степени тяжести. А увидел всего лишь учителя, грустной маленькой фигуркой сгорбившегося среди разбросанных по полу листов нотной бумаги. Взгляд его был пустым, отсутствующим в рамках этой вселенной напрочь.
– Усок-а, – Джинхо встрепенулся, услышав лёгкое покашливание, – что случилось, у тебя какие-то вопросы по пройденному материалу? – было тяжело наблюдать, как он упорно держит себя в руках, обращаясь вот так спокойно и внимательно, хотя сидит на полу после очевидно разрушительного всплеска эмоций.
– Я, – Усок замялся, – по личному вопросу, можно? – он присел на корточки, всё равно оставаясь намного выше, и, дождавшись еле заметного кивка, накрыл ладонью сжатый кулак преподавателя, – хён, ты неважно выглядишь.
Джинхо уперся взглядом в чужие колени. Он никак не отреагировал на внезапный переход к неформальной речи. Его в принципе очень слабо волновало в тот момент хоть что-нибудь.
– Занятия давно закончились, можем вместе дойти до дома, – Усок потянул за руку, увлекая Джинхо наверх, – я, наверное, не достаточно хорошо знаю Хёнгу, но мы могли бы обсудить ваши проблемы в более приятном месте, – он покосился на пустой класс.
В маленькой закусочной на районе посетителей было всего несколько человек. Джинхо сразу взял себе пиво. Усок тоже был не прочь выпить, но быстро отказался от этой мысли и заказал только острых крылышек, неуклюже извиняясь, что не может составить компанию. Джинхо молчал большую часть времени, мрачно смотря перед собой, пока не достиг той кондиции, когда конечности стали ватными, а голова – восхитительно лёгкой.
Тащить его на себе было совсем не тяжело, а Усок превосходно знал дорогу. На сердитое ворчание и жалобы, что укачивает (ну не спина, а круизный лайнер просто), он терпеливо обещал, что всё будет. Вот сейчас он уговорит Хёнгу вернуться домой, и все будут счастливы. Исключая самого Усока, конечно, но об этом он благоразумно умалчивал. В прихожей он помог Джинхо скинуть ботинки и сопроводил в кровать. Посмотрел на глухо застёгнутую рубашку и решил расстегнуть пуговицы на вороте. Джинхо лукаво (и очень пьяно) прищурился.
– Раздеваешь?
– Раздеваю, – согласился Усок, – одетым спать не прикольно.
– Раздевай осторожнее, или меня потом засудят, – Джинхо настолько явно был не в себе, что стало смешно.
«Такого деда за совращение несовершеннолетнего судить даже неловко». Усок расплылся в улыбке и окончательно освободил учителя от пиджака и распустившегося галстука. Аккуратненько сложил вещи возле кровати, присел на пушистый ковер, сонно потирая веки. «А я, пожалуй, тут пока побуду, чтоб Хонсок меня за шкирку в общагу не выкинул».
***
Хёнгу поцеловал мирно спящего Хветэка в лоб. Он определённо переоценил чужие силы, когда устроил этот дикий секс трип. Ему до сих пор не хватало чего-то ещё до полного блаженства, но это можно было исправить очень легко. Ключи в кармане хветэковой куртки нашлись сразу, вывести машину из гаража тоже не составило труда. Хёнгу подумал, что вернётся достаточно скоро, но на всякий слушай оставил сообщение на телефоне старшего.
Влажный воздух от недавно прошедшего дождя приятно освежал вспотевшее лицо и шею, когда он выехал на пустынное шоссе. Захватывающая дух скорость, ветер навстречу и никаких ограничений – лучше быть просто не могло. Хёнгу гнал так, словно его преследовали, словно от этого зависела его жизнь. Кровь стучала в висках, разгоняя по венам чистый адреналин. Как будто не было больше ничего невозможного, стоило только захотеть.
Свет фар на перекрёстке ослепил его со скоростью молнии. Хёнгу не почувствовал ни удара, ни грохота гнущегося металла. Темнота, глухая и пугающая, обступила его со всех сторон.
«Хветэк-хён, я ненадолго одолжу твою машину, не ругайся, что без разрешения».
