Подарок от брата: Волчонок

Мейдек прикрыл девушку простыней и, отойдя от стола, опустился в кресло напротив камина. Рана на его руке давно затянулась, а боли он и раньше не чувствовал. Императору хотелось отрешиться от всего и хоть на миг забыть о том, как много война забрала в свои когти его людей и что он уже никогда не увидит своего Сироку. Сироку… память о его смерти диким зверем терзала сердце, впиваясь когтями в плоть и раздирая до костей. Сироку… как же сильно император хотел его увидеть, вновь обнять, ощутить в своих руках, доказать самому себе, что супруг все еще жив, но… это было бы ложью. Сироку… имя любимого ласкало душу и вместе с тем вырывало сердце из груди. Мейдек слишком хорошо понимал: никогда более не увидит он его, не обнимет и не посмотрит в ясные, переполненные теплом глаза. Все уже поздно и никакая власть или сила не способна перечеркнуть недавние события и повернуть время вспять. - Мой господин… - начал целитель. - Ларико, Калос, можете быть свободны, пока отдохните, скоро я начну судить. Ларико и Калос опустились перед императором на одно колено и слаженно склонили головы в глубоком поклоне. Мейдек кивнул им, давая понять, что те могут покинуть спальню. Когда за ними закрылась дверь, он позволил усталости на миг исказить четкие черты лица и, облокотившись о спинку кресла, прикрыл глаза ладонью. Ему нужно было хоть десять минут покоя, чтобы гордым, сильным, властным императором покинуть стены этой комнаты и судить тех, кто так жестоко мучил этих детей. Мейдек хотел показать им - смерть это пустяк по сравнению с тем, что ждет их впереди. Все будут свидетелями этого праведного суда. Тихий писк раздался со стороны кровати. Он был настолько тонким и похожим на плач новорожденного детеныша лесной кошки, что, возможно, и слух вампира не уловил бы его, но Мейдек, воевавший много веков, привык улавливать даже неосторожное дыхание врага. Реакция императора была мгновенной. Он чуть сдвинул пальцы с глаз и посмотрел на огромную кровать. Сердце Мейдека вновь сжалось болью за Волчонка. Малыш затравленно озирался по сторонам и жался к массивной деревянной спинке. Он кусал губы в кровь острыми клыками и в страхе все время бросал взгляд в сторону стола, на котором лежала его сестра. Император почти физически ощущал этот дикий ужас, что, словно сеть, оплетал ребенка. Эта паника горькой пылью оседала на язык и просачивалась в поры. Стараясь не делать резких и пугающих движений, Мейдек убрал ладонь от лица и посмотрел на Волчонка. Он насторожился и почти прекратил дышать, зрачки сначала расширились, а потом резко сузились, превратившись в крошечные неподвижные точки. Именно такой взгляд был у мальчика, когда император нес его из большой залы в покои: бессмысленный, покорный, пустой, и он пугал Мейдека значительно больше, чем страх, паника или крик. Волчонок замер, стиснув в руках белую простынь. Он даже не замечал, как алая кровь сочилась из прокусанной губы, узкой дорожкой ползла вниз, собиралась в маленькую капельку, которая все росла, росла, росла и потом срывалась вниз, расползаясь кляксами по белью. - Волчонок, не бойся меня, - осторожно попытался успокоить ребенка Мейдек, - я ничего тебе не сделаю, никто теперь не сделает. Ну же, не бойся, ты в безопасности. Я буду защищать тебя даже ценой собственной жизни. Мейдек стал подниматься из глубокого кресла, и ребенок, чуть дернувшись, заскулил, так и не разжав зубы, которыми терзал свою же губу. Император сделал первый шаг в сторону кровати, и Волчонок, моргнув несколько раз, зашевелил крыльями, точнее, попытался, но те были крепко связаны магическими путами. - Малыш, хороший мой, ну же, не бойся, я не причиню тебе вреда, - вновь повторил император. Ребенок не слышал его, на данный момент он не мог здраво рассуждать и все, что ощущал, это страх: первобытный, звериный, дикий, он холодными щупальцами проникал под кожу и расползался по венам, отравляя кровь и плоть. Мейдек сделал еще один шаг, и тогда Волчонок широко раскрыл рот и попытался закричать, но все, что вылетало, это мычание и хрипы, словно ребенок не умел ни говорить, ни даже плакать. Казалось, что он вообще глухой и немой. Малыш все сильнее прижимался к спинке кровати и продолжал хрипеть. Император сделал еще один шаг в его сторону и остановился, он не знал, впервые не знал, чем может помочь, как огородить от тех воспоминаний, что сейчас пытками истязали душу ребенка. Каждый новый шаг, что приближал Мейдека к кровати, заставлял мальчика лихорадочно дышать и «ощупывать» взглядом комнату явно в поисках места, где он смог бы спрятаться от всех. - Тихо, тихо, - продолжал шептать император, никогда ему какие-то десять метров не казались столь длинными и бесконечными, как в этот раз. Пока шел, он молил всех праотцов помочь и вывести ребенка из этого состояния. Пусть он заплачет, закричит, дерется, все, что угодно, но только не это безмолвие. – Ты голоден, Волчонок, скажи мне, голоден? Ответа не последовало. Мальчик вновь бросил какой-то обреченный взгляд на сестру и, вздохнув на миг, прикрыл глаза, а потом пригнулся низко к кровати, встав на четвереньки, зарычал, словно и впрямь был диким зверем, тем самым волчонком, которым и называл его Великий воин и завоеватель. Мейдек никак не ожидал, что в мальчике столько прыти, тот почти незримой тенью переместился с кровати к столу и, схватив сестру за руку, стал дергать ее и трясти, продолжая, впрочем, смотреть на императора и рычать. Он защищал того, кто был дорог, кто спасал и оберегал, кто жертвовал собой, но приносил немного счастья в его пропитанный муками и истязанием мир. Мейдеку было больно смотреть на худенького, обнаженного мальчика, кожу которого покрывали многочисленные шрамы. По возрасту он больше тянул на десятилетнего, чем на четырнадцатилетнего. Малыш пытался казаться грозным, но при этом трясся всем телом так, что даже мычание, вырывающееся из горла, тоже дрожало. Чем ближе император подходил, тем сильнее ребенка трясло. Он, всхлипывая, глотал слезы, но теребить сестру за руку не прекращал. Когда со спины Дайяны сползла простыня и Волчонок увидел тонкие шрамы, густой сеткой покрывавшие кожу, он окончательно сдался и заплакал в голос. - Малыш, с ней все будет хорошо, она поправится, не бойся так. Император понимал, до мальчика просто не доходят слова через тот толстый «барьер», что он воссоздал вокруг себя. Когда до плачущего ребенка оставалось шагов пять, Волчонок оборвал рыдание, оскалился и зарычал, низко, протяжно и довольно грозно. Своим маленьким, истощенным телом он прикрывал сестру от «угрозы», исходящей от Мейдека. И император не знал, как доказать ему, что не опасен, ведь мальчик попросту не слышал его слов, словно был глух. Волчонок сам набросился на Мейдека, скалясь, шипя и рыча, он метил уже отросшими коготками прямо в лицо, а зубами норовил прокусить шею. Вой в комнате стоял такой, что влетела охрана, но император одним взглядом отослал их прочь. Телохранители тенью выскользнули за дверь, и, когда та закрылась за ними, Мейдек расслабился и позволил ребенку погрузить клыки в шею так глубоко, что кровь мощным потоком хлынула в рот Волчонка, и тот закашлялся, захлебнувшись. Инстинктивно он попытался отстраниться сначала, но потом, заскулив, вновь припал к ране. Мальчик был голоден, истощен, и инстинкты требовали насытить тело кровью. Император осторожно положил одну руку на макушку, придерживая, а второй невесомо поглаживал Волчонка по спине, пробегая пальцами по выпирающим позвонкам - малыш все еще дрожал. Сейчас Мейдеку казалось, что он и впрямь отец, который делился силой со своим сыном. Он гордился своим малышом, гордился тем, что тот смело защищал сестру, хоть и боялся сам. Теперь они были одной крови. Как только Волчонок, насытившись, почти выпрыгнул из рук императора, он подскочил к сестре и, продолжая угрожающе рычать, прокусил свое запястье и попытался накормить Дайяну, но та не откликнулась. Мальчик потряс ее за плечо, но это не принесло никакого результата. Он вновь заплакал и прикрыл ее от глаз Мейдека собой. Несмотря на кровь, Великий воин-завоеватель был для него все еще врагом. Дайяна очнулась в тот миг, когда Мальчик закрыл глаза, словно уже приготовился к неминуемой смерти. Волчонок почувствовал легкое касание в своей руке и, распахнув глаза, уставился в лицо сестре. - Со мной все хорошо, - медленно, почти по слогам проговорила она, и он кивнул, а потом вновь повернулся к Мейдеку. Дайяна перевернулась, обхватила щеки мальчика руками и заставила смотреть себе в глаза. – Он не опасен, он не причинит тебе боль. Все хорошо. Он будет нас защищать, - девушка вновь говорила медленно, почти по слогам. Мейдек осознал, что был прав, Волчонок не мог понять его быстрой речи, он не слышал его. Что сотворили эти твари с ребенком, чтобы сделать вампира глухим? Рык сам вырвался из горла императора. Ему хотелось снести весь этот замок, это место, где измывались над детьми, которые не смогли бы постоять за себя. Впрочем, император сдержал себя и даже рык оборвал, чтобы не пугать ребенка. Они скоро за все поплатятся. Никто не уйдет от его карающей длани. Пора вершить суд. - Калос? – позвал тихим, ледяным голосом император, но молодой воин тут же возник перед императором, словно из-под земли. – Арестанты собраны в главном зале? - Да, мой император. - Тогда побудь с детьми, а мне пора очистить это замок от грязи, что тут обитает.