Тени инсомнии

      Сон — состояние весьма своенравное. У него есть неприятное свойство приходить и уходить, когда тому заблагорассудится, и ему не важно твоё самочувствие, будь оно самым отменно паршивым на Земле или же просто наипрекраснейшим за всю быстротечную неделю. Конечно же, за это его простить можно, но кто вернёт время, потраченное впустую? Одно дело, когда ситуация никак не меняется, и ты при любых обстоятельствах засыпаешь и просыпаешься нормально, а день идёт плавно и без изъянов. Дела на работе, дела по дому, затем желанная мягкая кровать и долгожданные сновидения, в которых можно ощутить себя куда счастливее и легче, чем в реальном мире. А что, если всё пойдёт по-другому?       Время уже давно за полночь. Минута за минутой, такие драгоценные в этот важный момент, бесследно утекали в никуда, а глаза ни сомкнуть, ни прикрыть. Хорнет лежал в кровати, через каждые десять минут, словно в лихорадке, меняя положение и надеясь, что в конце концов всё это прекратится. Такая злая шутка с ним происходила уже очень давно, она не желала проходить даже спустя пятьдесят с лишним лет. Со времён появления в Радиатор-Спрингс Монтгомери дела пошли в гору, а состояние улучшилось. Однако улучшилось оно не так, как хотелось бы, перемены в Хадсоне почти что не проявлялись последний год после переезда мальчишки в этот тихий городок. Бессонница, верная спутница холодной ночи, покидать одинокий дом не спешила. И дело совсем не в кошмарах, хотя даже эти гости покидать своё уютное гнёздышко не собирались. Дело в воспоминаниях. Эта леди настигала его в разное время, но чаще всего она, вся в переливчатом чёрном, приходила на чай ночью перед заездами его воспитанника. И он не мог уснуть, составляя ей компанию. Так продолжается лишь первые несколько заездов сезона, но от этого не легче, она заглядывает и потом, во время «каникул», долгожданного отдыха, превращающегося с ней в одно сплошное мучение. Бывает ситуация, когда что-то внутри решает сдвинуть переключатель, ты лежишь, смотришь мутным взглядом в потолок и понимаешь, что не можешь сомкнуть веки. Тело уже давно заполнено свинцом, а мысли туманны, но Сон всё никак не хочет укутать тебя шелковистым одеялом, чтобы скрыть от лап безжалостной реальности. Он не хочет идти на помощь, словно чего-то добивается. А добивается он размышлений. Туманные образы, расплывчатые обрывки воспоминаний и лишь одна деталь ясна, как голубое небо летом: Внутренний голос. Он говорит холодно, осуждающе, заставляет ворочаться, требует себя слушать. От него не скрыться, не отвлечься. Какие бы образы не вытаскивались из архивов памяти, что бы ни напевалось в голове и не диктовалось, Существо, говорящее внутри тебя, заглушает все остальные голоса своим властным и звучным, ледяным тоном. Все ошибки прошлого, все страхи, все потаённые плохие мысли — всё будет вытащено наружу, Существо разворотит библиотеку и найдёт то, что ему нужно, даже если ему придётся прибегнуть к самым безжалостным методам. «Помнишь тот день? Ссора на кухне на пустом месте, разбитые в кровь костяшки и пустой взгляд крю-чифа. Ох, погоди, дорогой мой… Разве он был пустой? Ты уверен в этом? А лица других ты помнишь? Были ли они такими же пустыми? Уверен, что не ошибаешься в увиденном?» Док на несколько секунд закрыл глаза, несмотря на то, что это действие было болезненным. Он лежал, нахмурив брови и стараясь не слушать внутреннего Себя, того зверя, который временами выбирался из клетки и давил на совесть, освобождал Демонов. В голове всё кричало «прекрати», но кто его послушает? Образы, сопровождающие речь Существа изнутри, такие ясные и одновременно бесцветные, лишь с большей силой разжигали в душе тревогу. Хадсон понимал, что ему не о чем беспокоиться, он не раз в письмах к Выхлопу извинялся за свои поступки и за агрессивное поведение, однако Существо, сидящее внутри, опускать руки и мириться с происходящим не желало. Оно желало справедливости. Желало полностью погубить свою оболочку и освободиться. «А как ты поступил с ними? Помнишь? Помнишь, конечно. Они старались помочь тебе, а ты сделал им больно и покинул свой родной дом. Оставил Генри там, посреди трассы в сильнейший ливень. Оставил стоять и смотреть, как ты катишь прочь, наплевав на все их старания.» Попытка закрыть уши подушкой не помогла избавиться от наваждения. Очередная смена позы — тоже. Испуская тяжёлый, протяжный выдох, мужчина медленно присел на кровати и обвил руками голые ноги, согнутые в коленях, которые прижались к едва вздымающейся груди. Сидеть было тяжело, но куда лучше, чем лежать и понимать, что Сон в эту ночь решил навестить кого-то другого. Не тебя. «Стыдно? Стыдно. Помнишь, ты спрашивал у Молнии, когда он думал не только о себе? Помнишь, как говорил, что такие ухари, как он, в Радиатор-Спрингс не нужны? А чем ты лучше, скажи мне на милость? Ты такой же гонщик, как и все они. Эгоист Хадсон Хорнет, застрявший между стартом и последними секундами перед аварией. Вечно наворачивающий круги в воспоминаниях на старой трассе Томасвиля, забытой всеми Богами и людьми.» Чем он отличается? Хадсон только подумал, что зря вычленил именно это предложение из тонны других, оно сразу же вихрем закружилось в Библиотеке воспоминаний, сбрасывая с полок книги и вырывая из них листы. «Неподражаемый Хадсон Хорнет. Так ты назвал себя, не дебютировав ни в одной гонке, но зазнавшись донельзя от своего великолепия? Неподражаемый… Лжец! Ты думал, что кругом тебя одни лицемеры и лжецы, но не замечал, что сам был таким. Среди твоей команды не было никого, кто врал тебе в лицо и за спиной! Чем ты отличаешься? Когда твои поступки были не ради твоей выгоды?» — ХВАТИТ! Внезапно противный Голос в голове встрепенулся, буркнул пару ласковых напоследок, затем перестал рвать связки в попытках докричаться до Совести, и мысли на несколько минут прояснились. Именно тогда взгляд бывалого гонщика упал на лежащий на тумбочке телефон. Хадсон знал, что об этой идее пожалеет утром, но сейчас она казалась самым лучшим решением проблемы.       Док знал, что Шервуд в эту ночь находился на дежурстве до шести утра, а после его сменяют младшенькие полицейские, только недавно прибывшие сюда на практику. Шериф упоминал, что их зовут Диди и Майк, и Хадсон помнил, какой переполох эти двое устроили в его отсутствие. Сейчас же Шер не боялся оставить на них целый участок, однако очередной отпуск брать не хотел. И сейчас он сидел за столом, сверля взглядом неинтересные мониторы, в которых уже как часа четыре не было перемен. Внезапный звонок пробудил его от размышлений и вывел из транса, заставляя Сон, досадно ругаясь, отступить, когда Блодхаундом было замечено имя звонившего. В телефоне красивым шрифтом было выведено: «Мистер Хорнет». Доктор редко звонил ему, была на то причина или нет, но в такое позднее время сразу было ясно: она имелась, и игнорировать звонок и так, и эдак не хотелось, откладывать разговор у Шерифа было не принято. — Ночи, мистер Хорнет, я слушаю. — Доброго, Шер… — Хадсон знал, что Шервуд надеялся не выдавать своё беспокойство, но от внимания не скрылся его волнительный, прерывистый выдох. — Как проходит дежурство? И без того севший голос их глубоко уважаемого судьи и медика сейчас звучал ещё более устало и простуженно, чем обычно, тон был тихий, нотки напряжения то и дело сквозили в нём, как морось средь бела дня, вроде накрапывает, а вроде небо ясное, и ничего не обещалось. Это заставляло Шервуда обострить своё внимание. — О, просто великолепно. — Шутливый сарказм явно пошёл на пользу разговору, Шериф слышал, как Док сдавленно смеётся, и это дало толчок продолжить. — Представляешь, смотреть часами в монитор оказалось интересным занятием! Беру все свои слова, которые я говорил утром в забегаловке Фло, назад, это и правда чертовски весело. — Однако что-то заставило Шера выдержать минутную паузу и вслушаться в прерывистое дыхание Хадсона. — Почему вы не спите? — Я… Только с работы. Сами понимаете, медицинские книжки, перебирание документов, перенос с места на место и всякая другая суета. Засиделся, даже не заметил, как стукнуло три часа ночи, только вернулся домой. На обоих сторонах провода повисла неловкая тишина. Никто не знал, как продолжить разговор, а заканчивать Хадсону уж очень не хотелось, ровно как и Шерифу. Но состояние близкого друга его крайне напрягало. Все знали, что Монтгомери искусно подбирал ключи к сердцу своего крю-чифа и знал его лучше всех остальных, но мало кто знал, что их дорогого Шервуда Хадсон неосознанно подпустил гораздо ближе. Ближе, чем своего названного сына. Шервуд знал многие привычки и предпочтения своего друга, помнил, что и как стоит говорить при разных обстоятельствах. И он прекрасно запомнил, что Хадсон не любил, когда в его дела суют нос и прямо указывают на его состояние. И Шервуд смутно осознавал, почему: учитывая прошлое Легенды гонок, он ненавидел моменты своей уязвлённости всей душой. И он не желал, чтобы кто-либо видел это состояние и, не дай бог, воспользовался им. Тогда его старый друг решил подойти к ситуации с другой стороны, интуитивно чувствуя, что именно нужно Хадсону. — Хотите, расскажу вам что-нибудь из жизни? Короткое «мгм», полное надежды, подсказывало, что Блодхаунд на верном пути. А значит, интуиция не прогадала: у Хадсона новый виток бессонницы. Может, он сможет уснуть, если будет слушать его голос? Шервуд не знал, почему, но очень надеялся именно на это. — Что ж, с чего начать? Так много пережитого. Наверное, стоит рассказать о том, как я попал в Радиатор-Спрингс. А это была очень весёлая история, хотя стандартная для нашего времени. Все мы учились, все мы проходили через трудности учебного времени. Тяжелее всего давалось таким зубрилам, как я. Да-да, представляешь? Я был зубрилой, однако ломал все стереотипы. У меня были очень хорошие друзья, с большинством из них у меня до сих пор имеются связи, хотя мы разбрелись по стране, кто куда, живя своей жизнью и не вмешиваясь в чужую… — По ту сторону трубки раздался задорный смешок. Кажется, Хадсон явно хотел подшутить над своим другом. — Смейтесь-смейтесь, но тут нет ни капли лжи, наверное, я просто везунчик. В общем, кто не мечтал стать полицейским? Я был одним из таких детей. Представь моё счастье, когда я наконец смог поступить! Учёба конечно давалась с трудом, но когда она давалась легко? Но меня такими трудностями сломать было невозможно. Что-то было нудно, что-то более интересно, однако большинство тем вызывало у меня неподдельное любопытство, что помогало продвигаться вверх по учебной карьере. И вот, долгожданное распределение- — И вам не повезло с выпавшим городом, я прав? — Нет, всё было гораздо смешнее. Я проспал этот день без задних ног! Понятия не имею, как так вышло, наверное, я слишком долго сидел без сна во время экзаменов, но факт остаётся фактом. Я не явился, и мне грозились надавать по ушам. Ох и долго я вымаливал дать мне шанс, и мне сыграла на руку моя покладистость во время обучения. Данные с неохотой были выданы, и я был немного удивлён, услышав об этом городишке впервые. Мой мозг рисовал самые разные картины: захолустье, забытое Богами, какая-то скучная деревенька или тихий рай. А может город, живущий ночью, а днём отправляющийся на покой? Моим счастьем стал Тихий рай… Шервуд говорил почти беспрерывно, Хадсону не составило труда полностью концентрироваться на его голосе, включив громкоговоритель и отложив телефон на соседнюю подушку. Он жадно хватал каждое слово, обрабатывал его и складывал по полочкам в потерпевшей бурю Библиотеке мыслей. То, что Шервуд решил поделиться чем-то из своего прошлого, приводило доктора в огромный восторг и не давало отвлечься на кричащий в исступлении где-то внутри Голос другого себя, безжалостного и кровожадного до справедливости. И этот голос действовал убаюкивающе. Такой тихий, спокойный, то радостный, то обиженный в зависимости от моментов в рассказе. Хорнету всегда нравилось, когда Шервуда увлекал разговор. Он мог часами говорить, а Хадс — часами слушать, лишь бы это не прерывалось, что-то в таких беседах заставляло его трепетать и действительно радоваться. И что-то в них укрощало его Демонов, благодаря чему Бессонница, которой наскучила компания Хадсона, не слушающего её сладких речей, решила наконец покинуть это холодное, одинокое здание, оскорблённая отсутствием внимания. Тогда же пришёл её старый друг или злейший враг — Сон, наконец решивший навестить одного из своих знакомых. Шервуд говорил долго, отвечал на изредка мелькавшие в речи вопросы Дока, но в какой-то момент уловил тишину на другом проводе. Притихнув, он стал вслушиваться и в конце концов осознал, что там, на другой стороне линии, слышится тихое сопение и равномерное дыхание его собеседника. И больше ничего, что могло его потревожить. Эта новость заставила Шерифа искренне тепло заулыбаться и облегчённо вздохнуть, ведь Хадсону не придётся завтра валиться с ног на очередной работе или, хуже того, на очередном тренировочном заезде с Маккуином. Настало время отключаться. За долгой беседой Шериф даже не заметил, как быстро пролетело время, а за окном уже светало, солнце медленно и лениво поднималось где-то там, далеко-далеко на горизонте, вылезало из своего укрытия, потихоньку освещая земную поверхность. На часах было ближе к шести утра, а звонок всё никак не сбрасывался, Шер не мог уйти, не попрощавшись, даже если его никто не услышит. Несколько секунд он молчал, но затем его нежный голос с частичкой заботы раздался на другом конце провода, так и не услышанный собеседником: — Добрых снов, Хадс… Спи спокойно, тебе необходим отдых. Звонок был сброшен, а утро медленно сменялось днём. Проснувшись ближе к обеду, Хадсон смутно вспомнит обрывки прошедшей ночи и пригубит стаканчик кофе в попытке вынырнуть из оков тяжёлого сна без сноведений, по привычке в очередной раз готовя порцию еды на завтрак Блодхаунду, забывающему заскакивать к Фло перед работой или уходом домой. Шервуд же будет помнить и весь день приглядывать за Хорнетом, надеясь, что леди Бессонница вновь не наградит его своим присутствием, ещё больше давя на процесс перемен. «Что бы ни случилось, Хадсон, помни, что я всегда буду рядом и всегда готов протянуть тебе руку помощи, что бы ты ни думал. Ты всегда можешь доверять мне. Люблю тебя.» Хорнет долго задавался вопросом о том, были ли эти слова Шерифа настоящими, или это лишь приснилось в одном из особо запоминающихся обрывков тяжёлого сна…