Лес

      Это было слишком громко. Уже потом, задним умом легко можно наткнуться на эту ошибку: они забылись и начали перекрикиваться. Правда, скорость, с которой их нашли тоже пугала. Нойманн едва добежала до дерева, когда чудовище выскочило к ним, в прыжке оставив на лице Тома значительные раны, заставив того до хрипоты сорвать голос от боли. Однако у него оказалась фора, чтобы вместе с подругой забраться на ветки, когда Саша словно бы потеряла остатки разума и потащила на себя золотистый хвост монстра. Конечно, как только Волк развернулся, слабое тело было отправлено в воздух и ещё пролетело немного прежде, чем впечататься спиной в ствол дерева. Пайпер практически сразу свесилась вниз, пытаясь дотянуться до младшей руками, но стоило той слабо поднять ладонь, раздался хруст костей и Кауц закашлялась в крике. Как нога не разломилась на части прямо там было не ясно, но вот крови брызнуло достаточно, чтобы целые сгустки долетели до лица Нойманн и покрыли собой светлые кудри Саши, отчаянно цепляющейся за дряхлую кору дерева, твердую землю и секущую траву, практически моментально стирая хрупкие ладони и обламывая ногти. — Пайпер! — Она кричит во все легкие и успевает поднять лицо. Всё мокрое от обильных слез, с прокушенной в болевом ступоре губой и бездонными карими глазами, сейчас выдающими полное отчаяние. — Помоги мне!       Чудовище ещё сильнее сдавливает почти уничтоженную ногу и за неё тащит жертву по земле, практически оглушая её своим рычанием и заставляя пропахать почву пальцами добрые пять метров перед тем, как потерять сознание в очередном приступе кашля.       Сигарета дотлевает, крепко зажатая тисками зубов, и шатенка выплевывает её под ноги, когда та начинает обжигать губы. Давит окурок пяткой и улыбается. Криво, кисло, но улыбается. Десять лет… Десять лет она ждала её здесь. Никто ведь её не забрал. Ни природа, ни звери, ни люди, ни погода. Слишком большая для Саши одежда обильно цеплялась за кусты и ветки и вот сейчас ткань крупным кусочком машет с тонкого прута как флажок. Нойманн подбирает её и приглядывается. Выгоревшая, но всё ещё слишком знакомая ткань, пройдя лишь за эту живую границу можно увидеть несчастное дерево, давно зарастившее на своей коре мелкие царапины, оставленные детскими попытками спастись. Ничего не расскажет случайному прохожему это место. Только, может быть, о людях, которые не умеют прибрать за собой мусор. Плач… Нет, крик ужаса и агонии, глаза, как будто состоящие из жгущих горких слёз и дорожка на земле. Красная-красная, да настолько, что даже казалась чёрной с этип пряным запахом, вмешалась соль грязи и кислица травы. Ничего не осталось, только крохотный кусочек ткани.       Нужно позвать, может, мальчишка отзовётся, но гортань только хрипит и не даёт говорить громче шепота. Да и имя не то. — Ау!.. Сашенька!..       Конечно, далеко звук не уходит, так и остаётся рядом с ней, забираясь подальше под одежду, словно этим летним днём дрожащим словам стало ужасно холодно. Как же глупо.       Вот кто к ней придёт? Раздробленный временем скелетик? Ещё и форма имени такая, что после всего случившегося Кауц, будь она жива, бежала бы со всех ног и без оглядки.       Да и пришла она за Стивеном, который ещё жив. По крайней мере, Пайпер очень хочет на это надеяться. Только кричать нельзя. Эти волки-переростки ещё не вывелись отсюда и лучше их внимание не привлекать, а ещё лучше- не давать никакой информации о маленьком и беззащитном ребёнке.       Но как же его тогда найти? Девушка вертит головой по сторонам, нет, не лезть же на дерево! С другой стороны, что ещё остаётся? Она вздыхает, подходит ближе к стволу, цепляется рукой за нижнюю ветку и пытается подтянуться, но только заставляет опору жалобно заскрипеть и даже хрустнуть. — Ты слишком тяжёлая. — Звучит спокойно, но звонко голосок со стороны кустов, а за ним довольный смешок. — Кто-то слишком много ест. — Не так уж много я и.! — Нойманн обиженно дует губы, а потом вздрагивает и останавливается, резко поворачивает голову на звук, так и оставшись с поднятой рукой, бездумно и бессмысленно сжимая ими чуть прогнувшуюся ветку. — …Ем…       Девочка только ярче смеётся и приподнимает явно рукодельную маску в форме волчьей морды. Смугловатая кожа, покрытая веснушками, рассыпанными по щекам и носу как песок. Пушистые светлые ресницы и настолько же пушистые кудри светло-светло пшеничного цвета, хотя, нет, что-то более блеклое, словно бы сероватое. Малявка широко улыбается, хвастаясь, кажется, если не всеми зубами сразу, то их доброй половиной- точно, при этом большие тёмно-карие глаза радостно блестят тёплыми искорками. — С… Саша? — Пайпер наконец опускает руку и с полной растерянностью всматривается во внезапную собеседницу, кажется, совсем не смущаясь странного кристалла, словно вросшего в правую скулу разумного одуванчика. — Хм… Не-а. Неправильно! — Взмахивает руками и снова хохочет, на этот раз жмурясь словно бы победно. — Дитя Леса я, доброго дня, тётенька!       И правда, с чего бы Саше быть здесь? Кауц умерла, а если нет, то она сейчас гораздо старше этой малявки, так задорно смеющейся незнакомке в лицо. — Пайпер… Нойманн. — Она неуверенно улыбается и снова осматривается по сторонам, надеясь, что и мальчишка здесь или хотя бы, что они не под прицелом волчьей стаи. — А что ты тут делаешь? Это место опасно и совсем не подходит для прогулок маленьких детей. — Я тут играю. А Вы что тут забыли, тётенька? — Я ищу кое-кого. — После она опускается на одно колено и рукой прикрывает рот сбоку, словно бы пряча его от кого-то, сама перейдя на шептание. — Мальчик лет семи, кудрявый брюнет… Немного пухлый, ты такого не видела? — Может и видела, а что? — Мне нужно забрать его домой, тут опасно. Да и тебе лучше пойти с нами, где живут твои родители?       Девчонка задумалась, убирая руки за спину и начала покачиваться взад-вперёд, водя взглядом по небу, а потом остановилась и внимательно посмотрела на незванную гостью снизу вверх. — Здесь и живут… — В очередной раз улыбается и довольно щурит глаза, в этот раз блеснувшие желтым на краткий миг. — А тебе зачем, тётенька? Попросить чего хочешь? — Здесь? В лесу? Это же опасно! — Вовсе нет. Так… Вам они зачем? Я могу проводить, они вам с любым делом помогут! Только учтите… Дёшево у них не бывает. — У меня одно единственное дело- забрать своего друга домой.       Ребёнок прекращает радоваться, недовольно надувает губы и фыркает, шустрым движением отворачивая голову и скрещивая руки на груди, сильно хмурит брови. — Не отдам… Стивен хороший. Он добрый, много знает про человеческие штуки и новые игры… Мне с ним весело. — Но Стивен — не игрушка. Ты не можешь оставить его себе просто потому что хочешь. Он тоже хочет домой. — Захочет- скажет. Что я, чудовище какое? Отпущу… Просто очень уж скучно! Из городских со мной никто не хочет играть. А родители всегда заняты… Я просто хочу немного веселья, разве это плохо? — Нет, но-… — Вот и здорово. — Наконец возвращается тихий смех и Лес срывается с места, убегая прочь с расставленными руками так, словно она дразнит полет птиц или самолёта. — Уи-и-и!.. — П-постой! — Пайпер срывается с места, сразу немного запыхиваясь от того, что не бегала она уже со старшей школы и теперь быстро потеряла дыхание. — Подожди же! — Догоняй!       Девочка громко и резво хохочет, перепрыгивая через поваленное бревно и снова расставляет руки как крылья, то исчезая за впадинами, то снова прявляясь на небольших возвышенностях. Старшая судорожно глотает воздух, иногда закашливается и болезненно жмурится, но бежать не прекращает, боясь потерять свою единственную зацепку из виду. Какое странное чувство… Быть тем, кто догоняет. Вот она — маленькая, хрупкая, но такая быстрая, как какой-то оленёнок или заяц. Так легко несётся, словно совсем не нуждается в лёгких. А сама Нойманн? Уже выдохлась и грудь саднит так, словно сердце уже остановилось, ноги болят до почти слышимого скрежета и носоглотка замерзла от вдыхаемого бега, но останавливаться нельзя и она жмёт из себя движение, вместе с рефлекторными слезами. — Саша! Подожди! — Догоняй! Ну же! — Она опять смеётся и снова прыгает, но скоро протяжно и тонко пищит, а следом слышится металлический щелчок. — Саша!       Пайпер успевает затормозить перед обрывом и с ужасом видит, что на этот раз капкан захлопнулся не впустую. Девочка замерла, растеренно смотря на надломленную голень в металлических зубьях, уже ярко окрашенных тёмно-красным и тёмным. — П-подожди, Сашенька, я сейчас… Не бойся…       Шатенка в панике всё же находит плавный спуск, скоро подбегая к раненному ребёнку, шмыгающему покрасневшим носиком от боли. Даже плачет как Саша: молча, но очень слёзно и лицо сразу немного розовеет, словно в румянце смущения. Если бы не ситуация, такую картину даже можно было бы назвать милой, словно расстроенный маленький котёнок, потерявший из виду любимый клубок ниток. — Говорила же, что опасно… Ну-ну… Сейчас… Всё будет хорошо, не бойся… — Я не… — Она всхлипывает ярче, когда взрослые руки пытаются раскрыть капкан, но тот сжимается с новой силой на уже сдвинутой ноге, не переламывает снова, но мышцы всё же рвет и усиливает поток крови. — Я не Саша… Кто это вообще?..       Девушка вздрагивает, когда её действия делают только хуже, но малышка, к удивлению, не кричит от боли и не мучается в агонии, а вполне связно мыслит и говорит, словно не истекает кровью, а так, упала с велосипеда. И то некоторое дети наоборот ведут себя именно так, словно их нога раздроблена, хотя всего лишь поцарапали коленку. — Моя подруга детства… Мы с ней были неразлей вода… Саша Кауц… — М… Меня все ею называют… Ты вот… Рыжий дяденька… И тот странный страшный пьяница… Он меня пытался… — Снова шмыгает и прерывается на минуту, чтобы побороться с собственными слезами, но безуспешно. — Утянуть… В-В-В… — В город? — Помогает довершить фразу и всё же сламывает крепление найденным камнем, от чего поврежденный механизм сам открывается, освобождая изуродованную ногу. — У… Угу. — Дитя неуверенно кивает и снова трёт глаза, пока её разваливающуюся ногу старательно и при этом немного боязливо бинтуют разодраной для этого старой футболкой из рюкзака. — Думаешь… Мама сильно ругаться будет? — Ругаться? Что за глупости? — Пайпер заканчивает перевязь и осторожно приподнимает окрававленную конечность, чтобы проверить уровень её раздробленности. Вроде, не стремится упасть со своего места, а значит, можно осторожно понести на руках. — Мама всегда ругается… — Она шмыгает носом, пропитывая одежду старшей соезами, когда та поднимает её, утыкается лицом в грудную клетку и слабо скулит. — Когда я… Попадаюсь в её ловушки… Я порчу ей засаду… И… И много плачу… Ей это не нравится. — Какая жестокая мама. — Вовсе нет! — Девочка хмурится и вскидывает руки, серьёзно смотря на собеседницу. — Мама меня любит… — На то не похоже.       Пайпер хмурится в ответ и было хочет продолжить, но вдруг оставливается и вздрагивает, когда на её плечо падает рука и сзади выруг раздаётся женский голос: — О, правда? Хочешь поучить меня?