Лес

— Да всё будет нормально, мам! — Пайпер не сразу смогла закрыть чемодан, пару раз его пересобрала и в последний ещё немного попрыгала сверху, чтобы наконец старый замок закрылся, но для надёжности она ещё его верёвочкой обвязала. — Мне двадцать три, девчонки все меня старше… С нами ребёнок, так что пить ни под каким предлогом не будем. — Даже не думай, особенно с ребёнком!       Младшая опешила и оглянулась на мать, что и сама замерла с широкими глазами, закрыв рот обеими руками, словно сейчас она сказала что-то лишнее. В комнате повисла тишина и миссис Нойманн ещё недолго успокаивалась, чтобы только виновато отвести взгляд на старые блекло-зелёные стены и потрёпанный ковёр. — Мам… — Дочь поднялась с побеждённого чемодана, подошла ближе и одобрительно погладила дрожащее женское плечо. — Я взрослая, в компании хороших друзей, которые по совместительству ещё и хорошие люди… Там природа, спокойно, моё детство… — Не нужно тебе это детство. — Мам, я намёков не понимаю, что не так с моим детством? — Она развела руками и пожала плечами. — Шалаши, столько игр команда на команду, поиск сокровищ, гонки на велосипедах, ночи ужастиков и походы.       Пайпер заметила, как на последнем слове старшая вздрогнула и всхлипнула. — Что помнишь ты и не помню я?       Мать потёрла плечи, ставшие колючими от мурашек, снова осмотрела комнату и вместе с единственным чадом заняла край кровати прежде, чем начать рассказ.       Бенсхайм никогда не был примером благополучия и дело не в финансах, да, бедные были, но их было удивительно мало и посчитать их можно было буквально поголовно. Дело всегда было в преступности, в том как много её было, каждый, казалось, даже самый достопочтенный гражданин имел за душой обязательный, пусть, самый маленький грешок, а особенно всё это было нестерпимо от того, что полиции было плевать. Три служителя закона, двоим из которых уже десять лет назад было пора на пенсию. Нойманны планировали переехать, как только появилась дочь и упорно трудились ради этого, но то одно то другое вставало на пути и только один день, всего одно происшествие заставило их поторопиться, буквально убежать, а после, ведомые паранойей они вовсе на самолёте отправились за океан. — Ты долго плакала, не могла спать и говорила вещи, которые пугали даже врачей… — Женщина снова вздохнула и отвела взгляд. — Видимо… Пережить это было ещё хуже, чем просто быть рядом, как мы… Что логично. Мы с твоим отцом решили, что никогда не будем говорить об этом снова… Всё же, в один прекрасный день ты просто успокоилась. Просто… Забыла. Мы не хотели напоминать. — Расскажи сейчас.       Отрицательное покачивание головой и девушка разочарованно вздыхает, опустив руки и немного понурившись. Откуда начали, туда и пришли, только время потратили. — Мне самой тяжело… — Миссис Нойманн оправдывает своей молчание, наблюдая за продолжением сборов, как увлечённо Пайпер проверяет вещи, список, роется в столе, шкафу, чтобы точно не забыть что-нибудь важное. — Возможно, ты поймёшь, когда сама станешь матерью… — «Если». — Пайпер, прошу, это плохое место, тебе не следует тратить на него время. — Я только и слышу, что оно плохое и никто не объясняет, почему плохое. Если не разберусь, так и буду мучаться бессоницей, пока не сдохну! — А если я потеряю тебя?       Младшая опять останавливается и молчит, скребя пальцем дверь шкафа. Отец… Покинул их пару лет назад и мать до сих пор не может оправиться, вечно, кажется, оставаясь неизмеримо грустной. — В прошлый раз тебе просто повезло… Понимаешь? А если в этот не повезёт? Это плохое место. — Я не понимаю… — Никто не вернулся здоровым из этого проклятого похода в лес, Пайпер… Даже ты, как оказалось. — Женщина всхлипнула снова и задрожала. — Группка детей… А вид такой, словно вы где-то воевали… Полиция предположила, что вы столкнулись с агрессивными животными… Но это так не выглядело.       Девушка молча кивнула несколько раз, словно подталкивала к продолжению разговора, но рассказчица опять сжалась, кажется, прослезилась и зажмурилась, чем только немного напугала слушательницу, побудила приблизиться, приобнять и прекратить всякое разъяснение. Ни через час, ни через два, ни даже поздним вечером следующего дня. Когда день отлёта стал завтрашним, Пайпер не выдержала совсем, написала объяснительную на два листа с обеих сторон и, где-то часа в три ночи, выбралась из своей комнаты через окно, на крышу гаража, с неё с рюкзаком и чемоданом на землю, а там уже задними дворами и переулками до аэропорта.       Вот здесь было испытание. Семь часов сидеть в лобби и ждать команду, клевать носом, но ждать и ведь не дай Бог, мать проснётся и придёт разбираться. Нойманн это вообще как-то унижало: она взрослый человек, который уже отучился везде, где только мог и хотел, сама решила разобраться со своими проблемами, а ей этого не дают, как несмышлёной малявке, ещё и не объясняют толком. «Не прыгай на кровати». Почему? Просто не прыгай. Объяснить, что мебель может не выдержать и продомиться, с вероятностью в девяносто процентов принеся травму? Нет, зачем? Просто не прыгай. Хотя, сейчас попрыгать было бы даже не плохо… Отвлеклась бы.       Во сне Саша снова появилась перед ней, но на этот раз она улыбалась, совсем не плакала, правда была вся чумазая и даже светло-светло золотистые волосы казались почти шатенистыми. Лишь редкие более чистые пряди выдавали настоящий цвет. Девочка уже успела загореть за весну и по верхней части её миниатюрного лица рассыпались рыжеватые веснушки. Впрочем, она никогда не была полностью чистой и казалось, жалкий обрезанный под её размеры свитер, а так же затёртые отцовские брюки вообще не сменялись и не стирались. Разве что вместе с самой ней, когда они играли у ручья. Вздёрнутый нос опять с пластырем на переносице- повезло, что мама не жалеет для подруги дочери медицинских расходников. Пушистые ресницы часто моргают, закрывая и открывая бездонные карие глаза, на самой глубине блестящие бронзой, когда Пайпер продолжает читать. — … «И тут он увидел над собой пауков: гигантские, страшные-престрашные, они сидели на ветвях…» — Старшая театрально начала перебирать пальцами, сама подставив фонарь к подбородку, чтобы в их шалаше из подушек и пледа было помрачнее.       Младшая же в волнении поджала губы и обняла покрепче старого плюшевого льва, кажется, представление действовало на неё очень хорошо. Пауков она не боялась. Было страшнее, когда бедный хоббит Бильбо ходил по тёмным пещерам гоблинов, а скорее, бегал, но эта история не о нём. Саша боялась в этом мире только темноты, но Пайпер сейчас сумела захватить её внимание, чем очень гордилась. — «…Бильбо задрожал: кольцо кольцом, а вдруг они его почуют?..» — Девочки, уже поздно. Заканчивайте. — Миссис Нойманн включила в комнате свет, заставив обеих вскрикнуть, подскочить, от чего уже шалаш не выдержал и обвалился сверху.       Кауц выглянула в сторону окна первой, ойкнула, выползла из руин и поднялась, поспешив к двери, едва не забыв свою игрушку. — Точно, прости Пайпер… Мне пора. Потом ещё почитаем. — Ты можешь взять книгу с собой. — Шатенка вынырнула следом и ободряюще улыбнулась. — Почитаешь дома. Я же уже её знаю.       Саша отрицательно покачала головой и осторожно оттолкнула от себя вещь, прося оставить подругу её у себя в руках. — Я всё равно плохо читаю… Да и… Папа может подумать, что это наше. Ты знаешь, что бывает с нашими книгами. — Сашенька… — Голос подала уже женщина и немного наклонилась вперёд, погладив пушистые волосы. — Ты можешь остаться с ночёвкой… У нас есть старая одежда, а эту пока постираем…       Снова отрицательный ответ, мол, отец будет волноваться, после чего гостья буквально протискивается мимо и убегает, оставляя разочарованных Нойманн позади. Кажется, мама в то время постоянно писала что-то в полицию и администрацию, но никогда не получала ответа, который бы её порадовал. Ещё, кажется, мистера Кауц она презирала.       В реальность девушка вернулась при очередном объявлении рейса из динамиков, благо, не её, да и проспала она, оказывается, не долго. При поиске денег на перекус в рюкзаке был найден пакет с домашней едой и упрекающей запиской, которую кратко можно передать как: «Ты никогда меня не слушаешь, но хотя бы съешь это до перелёта». — Ты меня слишком хорошо знаешь… — Пайпер немного грустно улыбнулась, запивая бутерброды с вареньем чёрным чаем, найдя себе уединённое место и снова задумалась. В детстве мама почти всегда собирала ей гораздо больше, чем она могла бы съесть, словно знала, что дочь обязательно поделится с подругой, когда придёт время обеда. Саша всегда смущалась, но с благодарностью принимала еду.       При полном согласии и участии младшей Нойманн чинились старые вещи, которые были малы и «забывались» в гостях у Кауц, но та никогда в них не ходила и вариантов развития событий было только два: Саша приносила вещи обратно или её отец «удачно находил» деньги на сигареты или выпивку.        В детстве Фэрис казался просто злым и страшным, как какой-нибудь злой-злой разбойник из старой сказки, которого добрый главный герой обязательно обманет, победит и сдаст в руки правосудия, а то и вовсе за все злодеяния отправит к праотцам, а всех его пленников освободит. Только спасать Сашу никто не приходил. Даже доблестные полицейские, которых Кауц иногда называла рыцарями и мечтала однажды обязательно стать сама служителем закона. Вечно обросший, грязный и неопрятный, с полу-стеклянным холодным взглядом, который мог разогреться только от злобы на дочь. Кажется, он никогда не поднимал на неё руку, только сжимал кулаки, тут же беспомощно их разжимая и переходя на пустые кричащие угрозы. Создавалось впечатление, что за его спиной стоит страшная сила, которая пугает всех вокруг и его самого, словно есть какие-то правила и только они отделяют его от этого ужаса. Вспоминая его сейчас… Уродливый алкоголик и не больше, слишком жалкий даже для прислуги у главного злодея. У его дочери не было ни образования, ни своих вещей, разве что тот несчастный лев, которого она берегла как живого. Неужели, навредил ей? Нет, слишком жалкий… Пайпер нахмурилась и вздохнула, а потом вздрогнула, представив, что Саша сейчас на него похожа. А есть ли у девушки альтернатива? Без образования и денег, что она может в этом мире взрослых? Неужели, теперь тоже лежит где-то в стельку пьяная и похожая на старуху? — Н-не буду думать. — Правильно! — Голос Аманды заставил её вздрогнуть и оглянуться в поисках источника, который, впрочем, был очень близко и улыбался ей почти во все тридцать два зуба. — Думать вообще вредно. Голова будет болеть. — Но совсем не думать — ещё вреднее. — Джина шутливо нахмурилась и поставила руки на бока. — Хочешь поспорить? — Хочу. — После перелёта. — Гвен прервала их всё с такой же улыбкой и подтянула Стивена, чтобы тот не свалился с её плеч на пол. Мальчишка только посмеялся и приветственно помахал рукой. — Приключения ведь не отменяются, да, капитан?       При их виде Нойманн как-то сразу почувствовала на душе лёгкость и тепло, совсем уже и забыв, о чём это она запретила себе думать.  — Ни в коем случае, мои искатели сокровищ! Вас ждёт моя родина — родина многих сказок и легенд. Такое приключение не может быть отмененно.

«На рейс Хьюстон-Париж начнётся посадка через двадцать минут, пожалуйста проследуйте в зону ожидания номер три. Повторяю,… »

— Париж? — Юнивёрс удивился, когда его всё же поставили на пол и за руку повели в зону ожидания. — Но Париж — столица Франции, а мы разве не в Германию? — Из Хьюстона самолеты в Германию не летают, придётся пересаживаться, но не бойся… За то посмотрим что-нибудь, пока ждём…