Моё дорогое Высочество

Цзюнь У больше никто никогда не видел. Его остывшее тело теперь навсегда было заточено в пустоши тысячелетней горы, образовавшейся на месте древнего государства. Перед уходом Мэй Няньцин тихо дожидался, когда последние капли дождя на бледном и уставшем лице Его бывшего Высочества высохнут, а мышцы лица, наконец, приобретут расслабленный вид и иллюзорный покой. А времени на общение совсем не оставалось, ведь ранее горячее и властное сердце слишком быстро потеряло ритм, медленно, но верно ослабевало. Алыми каплями из под ребра уходила еще одна жизнь — предпоследняя из королевства Уюн. А последней же был держащий его ледяную руку в этот момент. Но фразы двоих были нервными и скомканными, жрец сидел на голых камнях перед телом и долго-долго испытывал его невидящим взглядом. И слез не было, и слова застревали в горле от... тоски? Мэй Няньцин не смел нарушать безмолвие, но так сильно дорожил этими последними минутами жизни своего бывшего принца. Не нужно было слов. Потому что на звучание невысказанных фраз уйдет еще одна жизнь. Он в последний раз взглянул на усопшего, его точеные скулы и сильные брови, на его закрытые, временем ранее наконец переставшие дрожать веки. Посмотрел на от холода побледневшее лицо, которое при блеклом свете после затяжного ливня казалось почти прозрачным, обрисовал взглядом очертания иссиня черных вен, глубокую рану меж пластами брони. И направился прочь. Смерть была необратимым процессом даже для богов. Гоши Сяньлэ уже терял своего принца, свою родину, свое государство и множество людей под покровительством этого человека. И трех вассалов, погибших от его рук и целую страну, пыльную от невзгод, окрашенную лавовыми слезами. И страну, изуродованную неистовой засухой, выцветшую от скоропостижных болезней. И виной всему был, кажется, только…он? Заново встретив его, Мэй Няньцин тотчас же обрел все потерянные воспоминания — о юношестве, о взрослении и службе королевской семье, о дружбе с тремя жрецами, о всех, крупных и малых трагедиях. О кошмарных снах Его Высочества, истязающих душу и плоть. Но видя его мертвое тело, он постоянно чувствовал, как последнее связующее с его прошлым звено было разбито. Ведь теперь он — единственный, кто помнит. Больше нет нужды прятаться, больше нет нужды жить в вечном страхе перед этим человеком. Больше не придется с опаской оставлять фрески, повествующие о незыблемых воспоминаниях падшей страны. А пустошь древней горы заберёт весь страх и скроет ото всех, а ледяной дождь навсегда смоет все обиды, что позже, капля за каплей, впитает в себя жёсткий грунт. И пусть Его дорогое Высочество сможет, наконец, отдохнуть. По-человечески, по-божески, по-настоящему. *** Лес Тонлу скрывал в себе от всего мира старый захудалый дом, откуда непрекращающимся потоком лился свет и с чем-то непримиримые возгласы. Лёгкий скрип половицы не отвлекал игрока от развлечений, в любом случае стояла глубокая ночь — Гоши не ждал внезапных гостей. И внезапный гость тоже не ждал его, он пришел просто так, волею ночного леденящего ветра забрел в одинокую хижину посреди леса. Как будто потерял он что-то в ней, как будто что-то тянуло его сюда. Кости с треском повалились на стол — очередной проигрыш нерадивым марионеткам. «Ммм, вы можете проявить хоть немного признательности к этому старику и поддаться мне?!» «Бессовестные создания!» «Еще одну партию!» Вошедший недоуменно прислушивался к звукам, доносящимся из-за стены — неужто Няньцин обзавелся напарниками для игры в маджонг? Его лица на долю секунды коснулась мягкая улыбка, он сделал лёгкий выдох и закрыл глаза. Усмехнувшись про себя, он сделал вывод, что Мэй Няньцин неплохо проводит время вот так, вдали ото всех, в компании двух-трех людей. Медленно развернувшись, он невесомо зашагал к выходу. Поступь его была не во многом тяжелее воздуха. «Я ведь создал вас, соизвольте дать мне хоть каплю уважения! Этот раунд будет за мной! Выкладываем по новой!» ...Создал? «Человек» за стеной остановился и замер на месте. С придыханием глядя на яркий свет, выходящий из дверного проема, он с опаской заглянул туда и все понял, рассмотрев трех «игроков», полых внутри, словно скорлупа. Мэй Няньцин, неужели ты не только не потерял страсть к азартным играм, но ещё и играешь в них в одиночку, ликующе наслаждаясь процессом? Чем же ты занимался все эти годы… Не решаясь войти, он еще немного проследил за ним и начал подмечать для себя некоторые детали. Мэй Няньцин хлопает глазами и живо перекладывает кости, он прекрасно цепляется за предыдущие ходы, но его подводит неспособность продумывать игру на несколько шагов вперёд. Лишь немного понаблюдав за ним можно было понять все принципы его тактики. Второе, — Мэй Няньцин чрезвычайно опытен в бесчисленных победах и поражениях за всю свою жизнь. И все равно умудряется проваливаться по всем фронтам почти в каждом раунде, но светится от счастья, когда выигрывает хоть что-то или подбирает в свою руку полезную масть, не говоря уже о мало-мальски удобной комбинации. При игре с живым человеком он бы сильно выдавал себя чересчур бурными эмоциями. Ну, а третье… Мэй Няньцин безумно красив сегодня. Или он всегда был таковым? Его мягкие тёмные волосы немного небрежно заплетены в косу, а глаза большие и чистые, золотом сверкает в них теплый отблеск масляной лампы. В этих глазах когда-то отражался бывший наследный принц Уюна. Все было как и прежде, в их давние, проведённые вместе времена, заново навеянные воспоминания ностальгично посыпались в голову одно за другим. Немного погодя, «человек» за стеной делает шаг вперед к свету и намеревается войти, отодвигая кистью полог яркой ткани. Высокая фигура тотчас же вырисовывается перед игральным столом. «Не томи, делай раздачу, выкладывай скоре- о, черт, он восстал из мертвых!!! Тайцзы, он действительно восстал! Или этот старик тронулся умом?» «Я всего лишь призрак.» Цзюнь У приземлился на один из раздвинутых стульев, и пыль, которая массивным слоем лежала на нем лишь слегка опала вниз. Ведь все предметы в этом помещении были отчётливо видны сквозь полупрозрачный облик бывшего императора небесной столицы. Теперь он может ощущать вещи этого мира ровно настолько, насколько заметны очертания его бесплотного духа, который будет только гаснуть, гаснуть… Мэй Няньцин шепчет что-то про себя и движения его рук замирают, пока марионетки продолжают со звоном раскладывать плитки. Ему не мерещится, ему правда не мерещится, владыка действительно пришел по его душу. «М-мой…принц? Вы решили навестить меня или хотите забрать меня с собой?» «Я уже давно не твой принц. Ничего личного, просто продолжай то, что делал.» Серо-сиреневый дух подпирает ладонью подбородок и глядит расфокусированно куда-то — не поймешь: на Мэй Няньцина или на грубый стеллаж позади. Но тем не менее, он всем своим видом показывает, что от него не исходит ни капли агрессии, и он даже проявляет заинтересованность. «Тебе не нужно бояться меня, в таком виде я ничего не смогу сделать, видишь?» Пытается подхватить одну из маленьких игральных пластинок на свою ладонь, но та лишь слегка скользит по столу, не желая даже на миллиметр оторваться от поверхности, не желая даже попадать в его руки. Как песок сквозь пальцы проходит ныне каждая взятая им вещь, а каждая тронутая не шелохнётся. А если он дотронется до тёплой кожи жреца перед собой, почувствует ли тот хоть что-либо? «Просто продолжай играть, Гоши. А я посмотрю.» Мэй Няньцин понимающе опустил взгляд и с осторожностью продолжил делать ходы. По началу ему было не до веселья, но чуть позже присутствие призрака в его комнате стало казаться совсем неощутимым. И бывший жрец начал снова злиться, скрипя зубами от неудач, снова стучать по столу так, что кости с грохотом подпрыгивали. А потом виновато поглядывать в сторону непринужденного наблюдателя и прочищать горло, якобы восклицая: «Я не виноват в том, что даже три жалких раковины могут обыграть меня!» Цзюнь У, наконец, не выдерживает и саркастично смеется себе под нос, пододвигаясь ближе. Щеки Мэй Няньцина на долю секунды как огнем ошпаривает, когда он замечает, хоть и неискреннюю, но улыбку бывшего владыки. Такую далекую, смешавшуюся с отголосками его памяти и необъяснимо живую. Мэй Няньцин заметил, насколько по-иному выглядела его мимика в его истинном облике. И его три высохших лица — на щеках, лбу, подбородке, от подрагивания мышц, казалось, тоже смеялись. «Я настолько невезуч, Ваше Высочество?» Мэй Няньцин застенчиво переводит взгляд на сидящего и кладет только что взятые кости обратно на место. Убирает прядь за ухо и задумывается над чем-то на одно мгновение, смотря уже на центр поля. «Я могу попробовать заставить одного из них подчиняться твоим командам и таким образом ввести тебя в игру тоже.» «Было бы неплохо.» На этот раз Его Высочество улыбается намного мягче и блаженно прикрывает глаза в знак согласия. «Я две тысячи лет не играл с тобой в маджонг.» Мэй Няньцин осторожно и немного скованно протягивает бледную руку, а затем кладет пластину напротив одной из раковин, за которую теперь ответственен Цзюнь У. И бывший император тут же привычным командным тоном нашептывает ей ход. Даже живой подчинился бы! Не прошло и получаса, как новоиспеченный соперник жреца лениво собирает лучшую комбинацию и объявляет о завершении последнего раунда. Сокрушенный пуще прежнего, Гоши недовольно смотрит и втягивает воздух, чуть слышно бормоча: "И чего ты пытался добиться? Будто бы что-то изменилось!", а потом расслабляется и переводит взгляд в окно, на резную раму, где чернотой вымощены горы и деревья в звёздном небе. Няньцин не обижается — толку-то злиться на призрака, толку-то язвить на трёх пустых раковин, но в этом доме посреди веками никем и ничем не тронутого леса, где когда-то были цветущие города его страны, он все ещё может найти отраду для души. Цзюнь У с улыбкой вздыхает и вдумчиво объясняет, а Няньцин слушает, оперевшись подбородком на тыльную сторону рук и спинку скамьи. Слушает и воспринимает не собственные ошибки, не элементарно позабывшиеся правила, не примитивные советы, а поразительно мягкий и размеренно спокойный голос Цзюнь У. Смотрит на жесты рук, витающих в воздухе, словно сгустки светлой пыли, на сильные ладони которые когда-то отважно держали холодный меч и способны были покорять горы и равнины, строить мосты в небо. «Няньцин.» И голос Цзюнь У вынимает его из раздумий. Только тон его речей остался таким же отчётливым, каким он был всегда. Требовательным — ко всем, но чуть более мягким — к нему. И вдруг призрачный силуэт внезапно появился перед его встревоженным лицом, а щеку невесомо обдало прохладным ветром, будто слой заиндевевших капель поселился на его коже. Наверное, это была ладонь. Мэй Няньцин оторопел на мгновение и не мог припомнить, чтобы его принц хоть когда-то касался его вот так. Но две тысячи лет тому назад, этот жест, вероятно, был бы очень теплым. "Мне пора идти, но я еще вернусь, Гоши." И холод пропал, осталось только уютное свечение маленького бьющегося огонька в настольной лампе. Тот, кто всегда помнил обо мне настоящем — это всегда был ты. И я буду приходить, пока не угасну.