Не по понятиям

Осаму стоял посередине спальни, поворачивая голову то на узкий, местами поцарапанный серый комод, стоящий под окном, то, оборачиваясь назад, на двуспальную кровать со смятым одеялом и разбросанными подушками. Чуя стоял в проходе, оперевшись плечом о косяк, и смирно наблюдал за действиями друга. Тот в это время медленно приблизился к шторам и рывком распахнул их, открывая себе вид на ночной город, освещаемый жёлтыми, белыми огнями. Дазай замер, распахнув глаза, и всматривался вдаль, стараясь запечатлеть каждое здание, каждую улочку, что он видел, каждую звезду на бесконечном чёрном полотне, что светила ему в этот день. Казалось, это последний раз, когда он может застать такой неповторимый момент. Сердце его сжалось, а руки задрожали — страх потерять свободу во второй раз плеснул немного своего яда. Осаму всë еще не двигался, задержав взгляд на бездонном небе, и, только когда Чуя отразился в стекле, он дёрнулся, обернулся вокруг себя и, преодолев расстояние небольшой комнаты за три шага, тотчас оказался около него. Возвышаясь над Накахарой, Дазай притянул его к себе. Согнувшись, он уткнулся носом в рыжие волосы, медленно втягивая приятный цитрусовый запах шампуня. Ощущая, как крепко руки Чуи скрепились на его талии, как спокойно и размеренно парень выдыхал горячий воздух ему в грудь, как тепло их тел сливается воедино, шатен ещё сильнее обнимал его, прижимая ближе и зажмуривая глаза. Ещё одна неотъемлемая часть его свободы, без которой всë остальное безвозвратно рухнет. Если Накахара будет рядом, он будет продолжать идти вперёд. Но если он уйдёт, всё, за что Дазай боролся, потеряет смысл. Вывел его из резко нахлынувшего потока чувств голос Чуи, который вибрацией прошелся по сердцу: — Осаму, я, конечно, не против так ещё вечность простоять, но… — на этих словах парень отодвинулся на расстояние вытянутых рук, поднял голову и, улыбаясь, обратил на Дазая нежный взгляд голубых глаз. Голос его смягчился, когда он продолжил: — Ты же совсем ничего не ел. — Ел, — сразу пробурчал он в ответ и, не желая разрывать объятия, вновь притянул Чую к себе. — Я покупал себе энергетик и печенье. Три пачки. Не успел он вновь закрыть глаза, как Накахара резко вылетел из-под его рук и, схватив его за ладонь, потянул по коридору, заворачивая на кухню. Он толкнул Осаму на деревянную табуретку у стола и надавил ему на плечи. Парень молчал, всматриваясь в худое лицо, потрёпанные каштановые волосы, и заговорил, когда хватка стала скорее болезненной, нежели просто сдерживающей: — Чтоб больше я такого не слышал, понял меня? — отрезав это, Накахара счёл кивок за ответ, опустил руки и отошёл к холодильнику, продолжая уже стоя к другу спиной: — Выбора у меня не так много, но могу отварить сосиски с рисом. Пойдёт, да? — Чуя, я не голод… — Пойдёт! Заметавшись по кухне, Чуя доставал из ящиков кастрюли, пакет с рисом, упаковку сосисок из холодильника, нож, пару белых тарелок, столовых приборов. Как настоящая хозяюшка, он был полностью сосредоточен на готовке, не отвлекаясь на Дазая, который всë ещё сидел на табуретке и бормотал что-то себе под нос. Гордо подняв подбородок, Чуя промывал рис, ставил кастрюли на огонь, строил из себя великого шеф-повара, но на деле он судорожно вспоминал все те указания из рецептов в интернете, которые, пожалуй, являлись единственными его запросами в поисковике. «Сколько что варится? Десять, пять минут? Боже, ну не должен же я облажаться! Вспоминай, дырявая ты голова!» — Накахара ругался и, сдавшись, юркнул рукой в передний карман джинс, доставая телефон и быстро выбирая нужный вопрос. Он засёк время, оставил мобильник на столешнице и медленно приплыл обратно к Осаму. Тот вопросительно нахмурил брови, когда друг приподнял кончиками пальцев его подбородок. Но они тут же подлетели наверх, стоило Чуе коснуться чужих губ, оставляя на них невесомый, быстрый, но пропитанный насквозь нежностью и заботой, поцелуй. Такой жест со стороны Накахары заставил пол под ногами Дазая танцевать, а сердце отколачивать бешеный ритм. Соприкосновение с чужими губами длилось всего пару мгновений и закончилось так же быстро, как и началось. Осаму вдруг отвернул голову, сначала кинув свой взор на дверной проём, из которого лампочка светила ярче, чем на кухне, и неприятно давила на глаза своим противным жёлтым свечением, а потом оглядел и всю кухню. Привычный страх, что их кто-то увидит, застукает, а потом снова накажет долгой разлукой, исчез столь же быстро, как и появился. Что на кухне, что в остальной квартире, кроме них двоих, никого не было. Жаль, что с тюрьмы он, помимо своего зада, сумел унести ещё и все привычки, накопившиеся за время отсидки. На душе вновь отлегло. Стало так непривычно спокойно оттого, что они теперь и правда могут быть наедине, не боясь, что какой-нибудь Лавкрафт вдруг выпрыгнет из-за угла и испортит всё. Ощущать свободу оказалось даже приятнее, чем он себе представлял. Ещё раз подтвердив себе, что их никто не побеспокоит, ему захотелось притянуть Чую обратно, вернуться в тёплые объятия, но парень уже успел вернуться к плите, чтобы продолжить готовку, и ухватиться за него у Осаму не получилось. Он изобразил вздох великого мученика, приправляя это страдальческим жестом запрокинутой назад головы, на что в ответ получил язвительную ухмылку. В глазах у Накахары словно заиграли маленькие огонёчки, и только сейчас стало заметно, что он по-настоящему расслабился. Ухмылка на лице превратилась в обыкновенную улыбку, не очень заметную, но, как Дазаю казалось, искреннюю, и оттого он сам тоже невольно начал улыбаться. Наблюдать за тем, как Накахара неумело орудует разными кухонными приборами, пакетиками с приправами, как он возиться с заевшей конфоркой, которая никак не хотела давать газ в его личное пользование, было особенно странно. На самом деле Дазай бы никогда в жизни не представил Чую как домашнего человека. Он видел его, скорее, с головой погружённого в работу, у которого порой не хватает времени даже домой забежать и передохнуть пять минут, что уж говорить о готовке. По крайней мере, такое мнение у него сложилось после рассказов самого Чуи, когда он с необузданным гневом распинался о том, какие же подлые крысы работают в его организации. Но сейчас он воочию может узреть другого Накахару, по которому совсем не скажешь, что несколько месяцев назад его выпустили из тюрьмы. Будто бы заключение под стражу вообще не оставило на нём никакого отпечатка. Но, к сожалению, на деле внутри у Накахары печётся прожжённая дешёвыми окурками, заляпанная грязными сальными лапами душа, которую вряд ли удастся очистить. То, как парень стойко держится, действительно поражает Осаму. К Чуе за пределами тюрьмы, похоже, придётся привыкать заново. Как только в голове пронеслась мысль о работе, следующим на очередь встало то, что он и понятия не имеет о занятости друга сейчас. Что он делал всë время после своего выхода? Вспоминая все те ужасные рассказы про мафию, Осаму жутко не хотелось, чтобы она возвращалась в жизнь Чуи. Наслушавшись бурных рассказов Накахары, у Дазая внутри тоже появилась жуткая агрессия по отношению к Портовой Мафии, будто она и её представители насолили лично ему, а не, собственно, Чуе. Хотя эту ненависть нельзя было назвать неоправданной: они ведь самым наглым, низким способом подставили члена своей «семьи», выгородив тем самым босса, замарав лицо невиновного грязнейшей статьëй. Иного мнения сложиться бы и не смогло. Да и знает Осаму этих «мафиози» — сам в этих кругах крутится и может точно сказать, что хороших людей в этой сфере можно пересчитать по пальцам одной руки. Подойдя на пару шагов ближе к Накахаре и облокотившись на столешницу, где стояла подготовленная белая керамическая посуда, забинтованный начал внимательно наблюдать за тем, как худощавые, но довольно крепкие запястья мелко шинкуют зелёный лук для будущего блюда. Такое обыденное зрелище, как маленькие салатовые колечки собираются в небольшую кучку на поцарапанной деревянной доске, почему-то заворожило его, что не могло не остаться без внимания. — Ты чего завис? — спросил Чуя, после чего отложил нож в сторону и пару раз щёлкнул пальцами перед лицом Дазая, дабы привести того в чувства. — Режь дальше, я ещё не налюбовался. — Да уж… Не ожидал, что всë будет настолько плохо. — Я исправлюсь! Дай мне время. Чуя получил лёгкий тычок в левое плечо, отчего показушно скривился, потирая место удара, но выдал себя не сдержавшимся смехом. — Как будто ты сам, как только вышел, не кидался разглядывать всë подряд! — воскликнул Осаму, возмущённо вскинул руки вверх, а после скрестил их на груди. — Думаю, это были вещи более значительные, чем лук. Знаешь, голубое бескрайнее небо, щебетание птичек, там, ну, всë в таком духе, — Чуя опрокинул голову наверх, мечтательно отыгрывая, что смотрит на пушистые облака, а не на белый потолок с трещиной возле люстры, и рукой начал имитировать полëт птиц, непонятно скрещивая между собой пальцы. — Да и к тому же это прошло очень быстро. — Не будь занудой, я буквально сегодня сбежал из тюрьмы, дай мне хоть немного насладиться всеми прелестями скучной, монотонной внетюремной повседневности. В конце концов, небо и птички мне наблюдать только из окна, прояви уважение! Дазай не мог поверить, как он вообще умудрялся проглатывать пищу из тюремной столовой, при этом каждый раз не выворачивая кишки наружу. Даже такое обыкновенное блюдо, как отварной рис и две дешёвые сосиски, казались для него наивкуснейшим деликатесом от лучших поваров мира по сравнению с тем, чем его кормили всë это время. Они хотя бы сделаны любимым человеком и с душой, а не жестокой сальной поварихой, что, скорее, сморкнётся тебе на поднос, нежели улыбнётся. От аккуратно выложенного на небольшую тарелку риса тоненькой струйкой поднимались полоски пара, тут же растворяясь в воздухе. Парень умял всë кушанье за несколько минут (благо, держать палочки и орудовать ими он не разучился), чем немного ошарашил сидящего напротив Чую, который не успел съесть и половины. Отодвинув от себя пустую тарелку, Осаму сложил руки на стол и упёрся в них подбородком, наблюдая, как Накахара доедает свою порцию. Перед тем как сесть за ужин, Чуя успел переодеть уличную одежду и принять более домашний вид. Светло-голубая немного растянутая, свободная футболка без принта небрежно оголяла одну ключицу, но, несмотря на это, смотрелась она на нём просто восхитительно. В ещё больший восторг приводил забранный на самой макушке слабенький рыжий хвост, из которого из-за недостаточной длины снизу выпадали целые локоны, покорно ложась на плечи своего хозяина. Чуя сложил палочки, потянулся через стол, забирая чужую тарелку, и, положив её на свою, встал, унося всю посуду в раковину. Не успел он открыть кран, как Дазай подскочил с места, размахивая руками и крича: — Ты чего удумал, Чуя?! Отойди, я сам всë помою! — он слегка толкнул друга назад, занимая его место перед мойкой. — Осаму, мне не сло… — Ты и так много сделал для меня, а я хочу помочь. Держа в одной руке тарелку, а в другой губку, Дазай смотрел на Чую тяжёлым, умоляющим взглядом. Он хотел быть полезным, а не обузой, хоть Накахара никогда так о нём не подумает. — У тебя был тяжёлый день, пожалуйста, позволь мне за тобой поухаживать. Чуя потянулся за губкой, но шатен моментально сложил все в раковину и перехватил руки у друга на талии, отрывая его ноги от пола, прижимая его грудь ближе. Поражённый Накахара, оказавшись в воздухе, брыкался в крепких объятиях, но всё равно оцепил своими руками чужую шею. Он требовал опустить себя обратно, ругался, пока Дазай бережно не усадил его на табуретку, оставляя на лбу лёгкий поцелуй. Поток возмущений сразу перебился, и, смирившись, Чуя изумлённо наблюдал за Осаму, не веря в то, что это чудо теперь всегда будет рядом. Его чудо. После парни расположились на синем маленьком диване в спальне рядом с кроватью. Чуя мягко уложил свою голову на острое плечо Осаму и, закрыв глаза, внимательно слушал его рассказы, убаюкивая себя томным голосом. Он чувствовал запах Дазая, впитывал его, позволяя ему обволакивать своё сердце. Чуть позже забинтованный парень замолчал, и они продолжили сидеть так — в тишине, слушая сердцебиение друг друга. Однако Дазай вскоре легонько коснулся плеча Накахары и, убедившись, что тот не спит, спросил: — Расскажи мне о себе, Чуя. Чем ты занимался после освобождения? Не поднимая головы, Чуя непринуждённо ответил: — Да сначала в этом Агентстве всем помогал, брался за любую работу, а потом в спортзал записался недалеко от дома. Коротал время, как мог. Даже встретился кое с кем, — на последней фразе губы парня скривились, и он почувствовал, как плечо Осаму тоже напряглось. Он решил сразу же пояснить. — Шёл домой после тренировки, смотрю — а в толпе моя бывшая коллега из Мафии. Следила, видимо, сучка, — непроизвольно, пересказывая ту историю, Накахара вкладывал в каждое слово всë больше желчи и злости. — Но не волнуйся, я с ней разобрался. Думаю, никто нас больше не побеспокоит. Рука Дазая крепче схватилась за плечо Чуи, нежно поглаживая его. Конечно, он был зол на эту «Мафию», она ведь не только испортила Накахаре всю жизнь, но ещё и продолжает его беспокоить. У Осаму в куртке лежала вещь, предназначенная для Чуи, которая точно вписалась бы в данный разговор, но, решив, что уже поздно, он отложил её до завтра. — Ты не устал? Может, пойдем спать? — Осаму привстал, опять оглядел комнату и добавил: — Я могу спать на диване. — Нет-нет, ложись на кровать. Чувствуй себя как дома, пожалуйста. Чуя вскочил и засуетился по комнате, освобождая место в комоде и поправляя кровать. Параллельно с этим он приговаривал, что подготовился и всякие зубные щетки, полотенца и прочие личные вещи уже ждут Осаму в ванной. Между ними вдруг повисла явная неловкость и недосказанность. Шатен не понимал, имеет ли вообще право спать с Чуей, не рано ли это и вообще готов ли друг морально. Безусловно, Дазай желал бы заключить его в своих руках и уснуть, вдыхая запах его волос, как в самых сопливых фильмах про любовь, но он не знал, может ли так поступить. Самым верным решением, которое он принял, стоя под душем, было отстраниться как можно ближе к краю и не стеснять хозяина квартиры, а после и вовсе перебраться на диван. Так он и сделал, когда Чуя, тоже закончив ванные процедуры, щёлкнул выключателем и забрался под второе одеяло на своей половине кровати. Впрочем, Накахара тоже находился в замешательстве. По его горящим от смущения щекам всë было ясно. Он хотел тепла — спать, жить одному убивало его. Он до боли в груди истосковался по Осаму, так что сейчас, когда друг рядом, он нуждался в нём. И только когда голубоглазый почувствовал, как прогибается матрас и страх ошпаривает тело мелкой дрожью, он метнулся к Осаму, окольцовывая его спину обеими руками, не позволяя ему встать. Он уткнулся носом в свою же футболку, которая обтягивала чужие выпирающие лопатки, и прижимался к Дазаю так, чтобы унять собственную дрожь. Подумать только: два бывших сокамерника, один из которых буквально несколько часов назад сбежал из тюрьмы, лежат сейчас в обнимку вместе, погружаясь в сладкие сны. Если бы каких-то полгода назад им сказали, что вот оно — будущее, и Дазай, и Чуя лишь покрутили бы пальцем у виска. Это выглядело настолько нереальным, что даже в этот момент, когда всë решено, всё казалось сном. Стрелочка сумасшествия уже давно превысила все возможные показатели и сейчас билась в истеричном припадке у отметки «100», прорывая последние тонкие слои здравого смысла. «Это плохо? Правильно ли я делаю?» — вопросы крутились один за другим, словно надоедливые пчёлки в жаркий летний день. Накахара пытался отогнать их, убеждая себя в том, что не перед кем ему оправдываться. Он ждал — он получил, всë по-честному. Почему он должен испытывать стыд за свои желания, почему должен объяснять их причину? В голове у него будто вёлся великий суд, у которого не было ни судей, ни присяжных, и один Чуя стоит посередине этой пустоты и пытается ответить за свои поступки и себе-прокурору, и себе-подсудимому. Как бы он не пытался думать о чём-то другом, концентрироваться на Дазае под боком, который уже, наверное, видел десятый сон, судя по его размеренному и спокойному дыханию и еле слышному посапыванию в подушку, — всë бесполезно. Поверх мягкого пухового одеяла, которым он был накрыт, сверху ложилось ещё и невидимое, тучное одеяло беспокойства, что накрывало его с головой и мешало вдохнуть. Природа возникновения таких мыслей в голове была непонятна: только что всë было хорошо, всë наладилось буквально мгновения назад, а сейчас он чувствует вину, сам толком не зная за что конкретно. Чую пробила холодная дрожь, он чертыхнулся и высвободил Осаму из объятий даже слишком резко, отчего лежащий рядом тоже вздрогнул и повернулся в сторону Накахары. Заспанные глаза парня встретились с чужими испуганными и вмиг сделались такими же взволнованными. Мягкий свет луны и ночных огней, светившие через распахнутые шторы, сделали лицо Дазая синеватым в потëмках комнаты. Обеспокоенный облик друга немного отрезвил, и Чуя расслабился в лице. Надо было как-то успокоить его. — Ты чего это подскочил? — всë ещё заспанным голосом прошептал шатен, опять сощурив глаза, дабы рассмотреть в темноте чужое лицо. Чуя приподнялся на локтях и повернулся корпусом к Осаму, пряча глаза за расплетёнными волосами. Он попытался выдавить из себя улыбку, хотя знал, что в тени она будет незаметна. — Да, знаешь, просто плохой сон приснился — вот и всë. Извини, что разбудил, со мной иногда такое бывает. Ничего страшного. — Точно всë нормально? Я могу перебраться на диван, если тебе некомфортно. Дазай собрался подняться, но рука друга быстро остановила его и уложила обратно на спину, почти вдавливая в мягкий матрас. — Нет! — Чуя сказал это слишком громко для ночной тишины, что моментально резануло ему же по ушам. Он продолжил тише: — Нет, не надо уходить. Мне… мне и так с тобой хорошо. Вскоре Накахара тоже принял лежачее положение, но обратно обнять Осаму не осмелился: просто придвинулся к нему поближе, пытаясь впитать в себя тепло чужого тела.

***

Накахара проснулся, подскакивая с подушки. Он шумно дышал, глаза резало от быстрого пробуждения, а руки комкали одеяло, которым он укрывался. Он слышал только то, как ритмично, оглушая всю комнату, колотится его сердце о ребра. Чем дольше Чуя сидел неподвижно, смотря в дальний, самый темный угол спальни, тем сильнее он ощущал дрожь, которая только нарастала в нем, пробирая до костей, и тем выше становилась черная тень злющего тонкого монстра, чья тонкая когтистая лапа с длиннющими пальцами уже тянулась к его лицу из тьмы. Ему было страшно, но совсем не из-за монстра. Что произошло? Неосознанно, Накахара понимал, что в его пробуждении виноват сон. Какой он был? Что так его взволновало? Он помнил лишь яркие вспышки, которые отпечатались в памяти как старые фотокарточки. «Кровь. Кровь. Яркая вспышка, — Чуя повторял про себя все, что видел, раз за разом закрывая глаза, — Холопок! Громкий хлопок. О-г-л-у-ш-а-ю-щ-и-й. Люди… много людей. Нет! — Мысли неслись сами по себе, он не мог себя контролировать. С каждым мгновением они раздавались все громче и громче, пока свой голос не стал чьим-то страшным и чужим. — Не много… Платье! Руки! Мои Твои руки! Опять хлопок! Мори? Что ты тут делаешь… " — Уйди! — Чуя прокричал в темноту и сразу же закрыл рот потными ладонями. Его грудь тяжело вздымалась, он старался забрать как можно больше воздуха, но сейчас, задержав дыхание, Накахара посмотрел одним глазом на Осаму. Спит, даже не шелохнулся. Свернулся калачиком, как маленький ребенок. Дрожь тем временем уже отступила. Чуя нервно покашлял и, поправив липкую челку, опустил голову обратно на подушку. Засыпать страшно. Он пролежал, не смыкая глаз, еще около часа, боясь шевелиться. Он переводил взгляд в темноту, и видел там в очертаниях кромешной тьмы лицо Мори. Но усталость незаметно заманила Накахару в свой плен, и он не заметил, как провалился в сон. Больше Чуе ничего не снилось.

***

Утренние тёплые лучи солнца прокрадывались в комнату сквозь маленькую щёлку между штор. Стоило только облакам скрыть их, как лучи игриво то пропадали, то вновь появлялись, оставляя свой медовый поцелуй у Чуи на лице. Он скривил нос, громко шмыгнул, лениво переворачиваясь на спину, недовольно промычал что-то невнятное и потянулся растирать заспанные глаза. Отсутствие Осаму под боком было замечено им не сразу. Спросонья рыжеволосый парень похлопал рукой по уже холодному месту и, видимо, не удовлетворившись таким исходом, тихо буркнул в ту же сторону: — Дазай, что за прятки? Пустота его проигнорировала, и, только открыв глаза, до носа и ушей Накахары донеслись звуки и запахи жизни, господствующей на кухне. В животе мигом скрутился ком, отдаваясь приятной болью прямо в сердце, но совсем не от голода. Его Осаму специально встал раньше, чтобы приготовить завтрак. И окно зашторил! Никогда прежде за Чуей так не ухаживали. Всю усталость после долгого сна мигом как рукой сняло, и Накахара, подскочив, вышел в коридор, по пути поправляя смятую футболку. С открытым ртом он встал в дверном проёме кухни, облокачиваясь на косяк, чтобы не упасть, и не мог поверить той красоте, что предстала перед ним. Осаму, растрёпанный, в серой растянутой майке, которая всё равно висела мешком, хоть и была не по размеру, возвышаясь над плитой, виртуозно переворачивает омлет деревянной лопаточкой. Солнце золотом оседало на его густых, отросших волосах, и в его свете Дазай выглядел таким умиротворённым, словно никаких проблем в его жизни нет и не было. Конечно, ведь только здесь, в маленькой квартире Накахары Чуи Осаму может чувствовать себя защищённым. Краем глаза заметив движение друга, Дазай повернул голову в его сторону. На обоих лицах сразу пробудилась улыбка, тёплая и искренняя, и забинтованный хотел было сделать шаг навстречу, но Накахара ловко юркнул в соседнюю дверь ванной и, прежде чем скрыться за стенами комнаты, махнул пальцем, приказывая ждать. Сняв с себя всю одежду и кинув еë в корзину для белья, Чуя забрался в ванную. Босые ноги тут же ущипнул холод керамики, и он поспешил поскорее включить воду, избавив себя от неприятных ощущений. Горячая вода пошла не сразу, отдавая весь напор ледяным струям, которые, словно миллион маленьких иголочек, сейчас впивались в грудь и плечи, отчего по телу тут же пробежала толпа мурашек. Но минута страданий — и вот уже всю ванную комнату начал заполнять горячий пар, из-за которого запотело зеркало и, кажется, даже собственные глаза парня. Поспешив скорее настроить подходящую температуру воды, Чуя взял зелёный тюбик шампуня с полки и выдавил совсем немного на ладонь. В нос тут же ударил слишком душистый запах еловых иголок и свежести, и, судя по надписи на этикетке, так пахли «настоящие мужчины», потому что средство, по мнению производителей, было предназначено именно для них. Позабавившись еловой мужественности, Накахара вспенил полупрозрачную субстанцию руками и нанёс еë на волосы, после чего принялся массировать кожу головы, почему-то именно сейчас получая от этого процесса истинное наслаждение. Тонкие, длинные пальцы путались, и иногда ему приходилось прикладывать усилия, распутывая образовавшиеся несерьёзные колтуны на мокрых волосах. Смыв с себя всю пену, он подставил лицо под тёплые струи, наслаждаясь тем, как мягкая вода обрамляет все его черты прозрачной маской. Чуть подвинув штору так, чтобы вода не вытекала на пол, он слепо нашарил около умывальника зубную щётку и тюбик с пастой, выдавил еë содержимое, но не так как в рекламе, а совсем немного, на мягкие зубчики. Круговыми плавными движениями, совсем лениво Чуя начал очищать полость рта, сплёвывая образующуюся пену прямо себе под ноги. Сегодня его первое за долгое время счастливое утро — почему бы и не порадоваться таким простым вещам, как принятие душа? Окончив все водные процедуры, голубоглазый обмотал махровым полотенцем пояс, прежде вытерев себя всего насухо. Он наклонился к зеркалу, которое всë ещё находилось в плену мутной дымки, и ладонью провëл по нему, одним движением освобождая своë мокрое отражение. Влажные пряди чёлки прилипали ко лбу витиеватыми рыжими змейками и неприятно встречались с ресницами, поэтому Чуя ладонью забрал все волосы назад, ещё раз проходя полотенцем по всей их длине, убирая оставшиеся капли. Для удобства оперевшись руками в закругленные края умывальника, он уставился на своего двойника по ту сторону стекла и что-то долго и упорно начал высматривать в собственных же глазах. Чуя не особо любовался собой и вообще предпочитал обходить зеркала стороной, но сейчас что-то необъяснимое заворожило его в своём близнеце, словно он первый раз видит отражение. Он повернулся в профиль и попытался периферическим зрением рассмотреть всего себя, своë лицо с одного бока, а потом с другого. Из Зазеркалья на него смотрел как будто совсем другой человек. Черты всё те же: цвет глаз такой же, даже редкие еле заметные веснушки продолжали оставаться на своём месте, но одна деталь, видимо, незаметная невооружённым глазом, всë же изменилась. Накахара прошёлся взглядом от лба до подбородка в попытках найти ту причину, по которой он не может узнать себя, но всë тщетно. Это не был незнакомец или чужак, которого Чуя бы испугался — это была какая-то другая, совершенно новая версия Накахары Чуи, на которую не противно смотреть и которая, даже наоборот, не позволяет оторвать от себя взгляд. Глухой стук костяшками пальцев о деревянную дверь проник в ванную комнату, и это заставило парня слегка подпрыгнуть от неожиданности. Пожалуй, он и правда уже чересчур долго тут торчит. Пора завтракать. — Подожди секунду, я оденусь! — крикнул Чуя в ответ и впопыхах начал подбирать одежду. — Я-то подожду, а вот омлет остынет. Даю тебе минуту! Он услышал, как Дазай отошел от двери, и глупая улыбка вновь озарила его лицо. Всë кажется таким правильным: с каждой секундой, проведённой с Осаму, Накахара чувствует себя счастливее. То, чего он так долго ждал те мучительные месяцы, наконец полностью себя оправдало. Чуя надеется, что пройдёт ещё немного времени, и даже кошмары, сомнения перестанут быть частью его жизни. И, пока эта надежда крепчает где-то в груди, выходя из ванной, он встречается со ста восьмидесяти сантиметровой стеной, вставшей прямо в проходе. Чуя поднял голову, скривил бровь и с искренним немым вопросом «и что ты тут стоишь?» в глазах уставился на Осаму. В ответ шатен лишь хитро ухмыльнулся и, опустив одну руку другу на плечо, медленно наклонился к чужому лицу. Бережно заведя за ухо влажную прядь тёмно-красных волос, он почувствовал, как Чуя дрогнул. Дыхание Дазая обжигало, перекрывая собственное, и щекотало нервы. Накахара всегда считал слишком чувствительные уши своим проклятьем, и, если такие пытки, как сейчас, ему придется терпеть изо дня в день, то запрет на определённые места его тела точно будет введён. Чем дольше Осаму просто дышал рядом с его ухом, тем сложнее Чуе становилось усмирить невыносимое наслаждение и стоять смирно, а не одёргивать голову подальше. «Боже, Осаму, прекрати, это так… неприятно», — шептал он про себя, но, стоило горячим, шершавым губам коснуться его щеки, как тело намертво остолбенело. — Доброе утро! — сказал Осаму, улыбнулся как ни в чём не бывало и указал пригласительным жестом на накрытый стол, где уже стыл приготовленный им завтрак. — Проходи! Извини, что не в постель и, возможно, пересоленный, я особо не готовлю. Глядя на совершенно нового, заботливого и нежного Осаму, Чуя чувствовал, как от сердца и по всему телу стремительно развивается ранее незнакомый ему жар. Он не сравнится ни с чем, что парень когда-либо испытывал. Это чувство согревало, вдохновляло и заставляло чувствовать себя важным. Накахара сел за стол и вдохнул ароматный запах чуть тёплой еды. — Мм, очень вкусно! — пробубнил он с набитым ртом. — Кажется, я знаю, кто у нас будет отвечать за готовку. Он подмигнул Осаму, который положил голову на ладони и, не скрывая этого, любовался представшей перед ним картиной. — А ты, я так понимаю, будешь отвечать за двенадцати часовой сон? — ухмыльнулся Дазай в ответ и указал на часы, что висели над столом. — Я… Ой. Осаму вдруг громко рассмеялся, облокачиваясь на спину. Чуе кажется, что такого искреннего смеха он ещё никогда не слышал. — Да спи сколько хочешь, я зато, вот, еды приготовил, книгу открыл… Хотя я их и без того начитался. Жаль только, что в магазин не могу выйти. Ты, кстати, о-ч-е-н-ь милый, когда спишь, не знал? — Нет, увы, у меня не было такого прекрасного человека под боком, который бы мне об этом сказал. — Значит, — Дазай стукнул по столу ладошкой и, заставив Накахару посмотреть на него, медленно проговорил, не отрывая взгляда от голубых глаз: — Я беру на себя обязанность каждое утро говорить тебе, какой ты красивый. Договорились? Он протянул руку через стол, но Чуя поднялся с места и пожал её, только когда встал напротив шатена. В мгновение Накахара успел и утонуть в светлых карих глазах, в которых на свету словно мёд растекался, почувствовать каждую мозоль, линию, каждую ранку на грубой ладони и снова захлебнуться в своей любви к этому человеку. Он, отбросив все мысли, бросился к Осаму на шею, забираясь пальцами в кудрявые волосы и утыкаясь носом в выпирающую ключицу. Чуя чувствовал, как бьются оба их сердца и был уверен, что сейчас они слились в одно общее, без которого парни не смогут прожить и секунды. — Чуя, — осторожно шепнул Дазай парню в грудь, чуть отодвигая его за плечи. — Я хотел это сделать ещё вчера, но решил не нагружать тебя перед сном. Отдалив Накахару от себя на вытянутые руки, Дазай взглянул на него ещё раз, но сейчас вид его был виноватый: блеск в глазах, сведённые брови. Ему явно не нравилось то, что он собирался сделать. Но, вздохнув, Осаму встал и прошагал в коридор, по пути говоря: — Я знаю, что эта тема для тебя неприятна, Чуя. Но, пожалуйста, послушай меня, — ткань пальто, висевшего на вешалке, зашуршала, Дазай кашлянул, перебивая свои переживания. — Мне небезразлична твоя безопасность, и, когда ты рассказал про встречу с твоей колл… бывшей коллегой, я убедился, что сейчас тебе это необходимо. Парень вновь зашёл в кухню, держа перед собой чёрный, блестящий на солнце пистолет. Чуя, молча смотря на него, буквально чувствовал гладкую поверхность оружия, чувствовал ту приятную тяжесть и былые ощущения силы и могущества, которые он испытывал каждый раз, применяя огнестрел на работе. Накахара медленно приблизился к Осаму, не отрывая от пистолета взгляда, и аккуратно протянул к нему руки, бережно перекладывая его к себе на ладони. «Надо же, почти такой же, как у меня был! Только потяжелее. Красивый…» — Чуя тихо наслаждался, скользя пальцами по стволу, пробуя, как оружие сидит в руке. Молчание комнаты вдруг разразил скрежещущий звук раскрывающегося магазина. Обойма полная. Накахара прицелился, наставляя маленькую мушку на пустую пыльную банку, что стояла на верхней полке кухонного ящика. Хорошо, что Осаму не заметил озорной красный отблеск, что пронёсся у него в глазах. И тут же, спустя долгие пять минут изучения нового подарка, Накахара заговорил: — М-да, Дазай, ну ты даёшь. Я ожидал все что угодно, даже цветы! — выказав наигранное недовольство, он мотнул головой в сторону Осаму, отчего рыжая чёлка спала на голубые омуты. — Тьфу! Попытки сдуть волосы не увенчались успехом, и, теперь уже полностью развернувшись к парню, Чуя отложил пистолет, улыбнулся по-доброму, искренне, после чего добавил: — Но мне понравилось. Надеюсь, конечно, что он мне не понадобится, но всё равно спасибо. Ты подарил мне билетик в малочисленные светлые моменты прошлого. Он сделал шаг навстречу, приземляясь в уже готовые для него объятия. Стоя посреди кухни, чувствуя под своими руками родное, горячее тело, всё окружающее оказалось абсолютно неважным. Столь уединённый момент разрушил дверной звонок. Противная трель, напоминающая предсмертные вздохи вороны, резанула по ушам, и оба парня скривились в лице, оглушённые мерзким звуком. Настойчивый шум не прекращался, продолжая бить по нервам. Чуя двинулся с места, собираясь прекратить ужасную пытку и узнать, кто же настолько нетерпеливый решил прийти к нему с визитом, но крепкая хватка Осаму тут же воспрепятствовала всем его попыткам выяснить личность непрошеного гостя. Обернувшись на Дазая, Накахара заметил, как цвет его лица стал на тон — а то и на три — тусклее обычного. Парень смотрел на тёмную дверь, будто из-за неë сейчас выскочит какой-нибудь дикий хищник и разорвёт его в клочья — до такой степени он был напуган. Кофейные глаза его округлились, а по виску прокатилась одинокая капелька пота, которая позже, прокатившись по всей линии подбородка, упала вниз прямо на босые ноги своего владельца. Где-то с минуту Чуя стоял в ступоре, тупо пялясь на шатена и уже не замечая настырного щебетания дверного звонка. Хватило всего одного мгновения, чтобы лицо его приняло такой же мертвецки бледный цвет, как и у друга, и теперь они оба смотрели в сторону выхода из квартиры, боясь пошевелиться, а Дазай — и вовсе дышать. Паника и безвыходность положения острым копьëм ударили в голову Накахаре, разделяя еë на две половины и, вместе с тем, лишая его возможности думать. Обычно в стрессовых ситуациях у Чуи, как раз-таки наоборот, шестерёнки в мозгах начинали крутится куда быстрее, но сейчас, увы, почему-то не тот случай. Наконец звон прекратился, и во всей квартире сделалось так тихо, как если бы она была совершенно пуста. Дазай медленно повернул голову к Чуе, всё ещё сохраняя на лице прежнюю гримасу страха, и одними только губами, не произнося этого вслух спросил: «Ушли?» — на что Накахара смог только также медленно вздёрнуть плечами. Надеется, что ушли. Монотонный, но громкий стук кулака в дверь снова разрезал тишину, отчего мышцы у обоих от напряжения окаменели, а тяжёлые удары сердец о грудную клетку готовы был разбить еë в щепки. Вдруг Накахара подорвался, и, как ужаленный, он резкими и неаккуратными толчками начал выпихивать остолбеневшего парня из кухни в комнату, жестами указывая ему спрятаться под диван. Скорее, пребывая в состоянии шока, нежели осознанно, Осаму последовал немому приказу и тут же лёг на пол, стараясь как можно быстрее проползти в щель между полом и мебелью. Благо, в тюрьме кормили не настолько хорошо, чтобы он смог там набрать хоть один лишний килограмм, поэтому Дазай с лёгкостью смог уместиться там, поджав ноги под себя, дабы они не выглядывали и не выдавали только вчера сбежавшего заключённого с потрохами. Медленно подступая к двери, Чуя пытался взять бушующую панику внутри под контроль и одновременно с этим думал, как оправдаться перед полицейскими по поводу того, почему он так долго не открывал. Кое-как обрести спокойствие внешне ему помогло собственное отражение в зеркале. Ещё раз обернувшись назад и убедившись, что ни одна часть тела Дазая не встретит приветливым жестом вошедших к нему полицейских, парень подошёл ко входу вплотную. Тысячу раз обматерив производителя двери его квартиры за отсутствие на ней смотрового глазка, что он, к слову, заметил только сейчас, Накахара прислонил ладонь к защёлке, ощущая на дереве вибрации от ударов кулаком по нему. Наконец, собрав остатки уверенности и взяв себя в руки, он отпер дверь и не успел опомниться, как еë уже открывали с другой стороны, не дожидаясь разрешения хозяина. Вопреки всем страшным ожиданиям и нагнетающему ужасу возможности повторного заключения под стражу, это была не полиция. В квартиру ввалился Куникида и сам запер дверь, тут же прислонив к ней ухо, проверяя, нет ли кого на лестничной клетке. Не обнаружив никакой угрозы, он выпрямился, отряхнул свой идеально выглаженный бежевый костюм и поправил очки на носу, казалось, даже не замечая Чую, который уже сползал вниз по стене, очевидно, отходя от сильной эмоциональный перегрузки. — Ты сдурел, что ли, в дверь так колотить?! — возмущённо кричал Накахара себе в ладони, продолжая оседать на пол потрёпанным мешком с картошкой. — Я чуть не пересрался! Думал: уже всё! — Чуя всплеснул руками от переполняющих сердце эмоций. — Кончилась наша свобода! — Не ори ты так. Если бы не я, может, и кончилась бы. А где, кстати, этот придурок? — В смысле? Взаимно проигнорировав вопрос, Куникида прошагал в комнату попутно поправляя манжеты строгой чёрной рубашки, оставляя Накахару в коридоре. — Даза-ай! И где ты в этой халупе умудрился спрятаться? Можешь вылезать из своего убежища, я на тебя не настучу-у. — Под диваном он… — измученно пробурчал Чуя, поднявшись с пола, заходя вслед на мужчиной в комнату. Доппо опустился на корточки рядом с диваном и поднял свисающее покрывало, которое должно было скрыть Дазая от предполагаемых полицейских. — Ку-ку! Как погодка внизу? Сквозняком не продуло? — Куникида? — раздался неуверенный голос Дазая, похоже, только что отошедшего от шока. — А ты мне не рад? Могу уйти и позвать полицию, как ты и хотел. Проиграешь с ними в прятки! — Нет-нет-нет! Осаму нелепыми быстрыми движениями начал выкарабкиваться из-под дивана и, слишком сильно извернувшись, ударился об его низ головой. — А что? Один раз сбежал из тюрьмы — и второй сбежишь! Опыт у тебя теперь имеется. — Перестань язвить, мы тут чуть коньки не отбросили из-за тебя. Наконец полностью выбравшись из своего укрытия, Дазай распластался звездой на полу, пытаясь отдышаться. Чуя, всë ещё стоявший в проходе, опëрся о дверной косяк, вопросительно смотря на Доппо, ожидая ответов на вопросы, которые и озвучивать не стоило. — Ладно-ладно, я не пугать вас сюда приехал. Всë, на самом деле, довольно серьёзно, — Куникида снова надел на себя привычную серьёзную, непоколебимую маску и продолжил: — Если коротко, то вам нужно как можно скорее уезжать отсюда. Ваш страх насчет полиции не был безосновательным. Как только с утра я пришëл в Агентство, на пороге меня уже любезно поджидали. Долго расспрашивали, но вы не бойтесь, я максимально отвёл подозрения, мол, не приходил ты сюда. Назвал пару городов — пусть побегают. Думаю, успокоятся да прикроют поиски под шумок… Но с переездом лучше не откладывать. Сегодня-завтра, желательно, вас уже не должно быть в Йокогаме. Блондин поставил свой дипломат на колени и выудил из него прозрачный файл с кучей всяких бумаг и не только. — Вот ваши новые документы. Тут всë, что вам может пригодиться. Паспорта, права и всë остальное. Даже страховку вам сделали: Ëсано всю ночь для вас старалась. — О, ну… спасибо ей? — промямлил Чуя, забирая из рук мужчины всë, с чем ему предстоит ознакомиться позже. — Ей-ей. И директору. Кстати, гроши твои, — Куникида указал длинным кривеньким пальцем на Осаму, — тоже в папке. — Ну, уж побольше, чем у тебя наберется, — буркнул Дазай в ответ на язву коллеги. Он облокотился на спинку дивана, вскинул бровь и, довольный собой, бурил взглядом Доппо. Но, пусть перед ним Осаму привычно нахален и весел, осознание, что ему придётся надолго покинуть своих друзей, коллег, тяготило его. Шатен уже скучает, а что будет, когда пройдет неделя, месяц? Увидятся ли они ещё когда-нибудь? Окажется ли он вновь в чудаковатом офисе с зелёным полом и множеством растений, где работают не менее, чем он, странные, опасные и умные люди всех возрастов? — Тухло вам будет без меня, — с нескрываемой тоской в голосе начал Дазай. — На тебя-то управы уже не будет: как начнёшь бухтеть — и понесла-а-ась! Готов поспорить, что Кенджи аж в школу захочет пойти, там и то интереснее. — Кстати, насчет Кенджи, — Куникида проигнорировал чужой подкол и начал активно копаться в своем дипломате. Перебирая множество цветных папок, он наконец нащупал то, что искал, и в кулаке протянул это Дазаю. — Держи, он просил передать. На ладонь Осаму упал красный верёвочный браслетик. В нём не было излишеств — такая побрякушка стоила бы меньше двухсот йен. Красные нитки туго переплетались меж собой, а блестящие серебряные бусинки с маленькими белыми камушками гармонично на них смотрелись, не перегружая украшение. К одному из хвостиков Миядзава прикрепил бирочку с надписью: «Это тебе на удачу, Осаму. Будем скучать!» Дазай прочитал кривенькую подпись, и на душе стало гораздо легче и теплее. Добрая улыбка поползла сама собой. Он надел браслет на руку и, взяв один кончик в зубы, крепко затянул его. — Передай ему огромное спасибо. Мне очень понравилось. — Конечно. Он, как узнал, что вам нужно срочно уезжать, помчался в магазин. Около часа под присмотром Ëсано с ним возился. Недолго помолчав, Доппо продолжил: — Так, и последнее, — на этих словах он скользнул рукой во внутренний карман жилетки. — Мы решили что лучше всего будет обеспечить вас транспортным средством, — отчеканил блондин, проигнорировав протянутую ладонь Осаму, и передал ключи Чуе. — Машина не новая, сразу говорю, без лишних удобств и всего прочего, но куда надо доедете. Сами понимаете: за такие сжатые сроки сложно найти лучше. Скажите «спасибо», что не пешком до Комацу пойдёте. — Комацу… — Чуя в минуту сделался задумчивым, пытаясь прикинуть, насколько примерно это далеко от Йокогамы. — Нехило нам ехать. И стоп. Почему ты решил, что мы поедем именно туда? — Э… Я вам разве не говорил это вчера? — в голосе у Куникиды была явная растерянность. Дазай решил не упускать такой удачный момент подколоть друга напоследок. Навряд ли в другом месте он найдёт такого же больного аккуратиста по типу Доппо, которого можно ловить на любых просчётах. — Мама, а очкарика-то, смотри, память начала подводить~ — Осаму скорчил ядовитую ухмылку и продвинулся к мужчине поближе, наигранно приободряя его поглаживанием по плечу. — Ну ничего, возраст — дело такое; да, могут забыться и очень важные вещи, но ты, мой друг, не печалься! Это рано или поздно произойдёт со всеми. Книжку вести не забывай! Он закончил свою издëвку тем, что театрально-печально опрокинул свою голову на чужое плечо и сделал вид, что сморкается в жилетку друга, на что получил в ответ грубый тычок и слабый брезгливый всхлип. — Во-первых, мы ровесники. А во-вторых, заткнись, — мужчина ещё раз осмотрел свою одежду на предмет чужих слёз и соплей и, не найдя ничего подобного, продолжил: — С тем, какой балаган ты устроил своим побегом, и имя своë забудешь, так что грех тебе жаловаться. — Извините, конечно, что прерываю вашу дружескую идиллию, — Чуя заставил обоих обратить внимание на себя, — но что с Комацу? Куникида опять принял серьёзный вид и выпрямил спину. Было смешно наблюдать за тем, как Доппо в мгновение ока превращается в строгого дядечку. Смотря на такой контраст между этими двумя, Накахара как ни пытался, но не мог понять, как они раньше могли быть напарниками. — Мы сняли там для вас жильё, предоплата уже внесена на несколько месяцев вперед, но потом выкручивайтесь сами. А в том, что это достаточно далеко, я вижу только плюсы. Была бы наша воля, мы бы вас и в другую страну отправили, но сейчас с этим немного туго, так что мы нашли это самым подходящим вариантом. И, к тому же, там есть те, кто в случае чего помогут вам. Вот их контакты, — на этом моменте он указал пальцем на прозрачный файл, где первый лист был весь исписан номерами телефонов и именами. — Как будете подъезжать к городу, свяжитесь с ними. Куникида поднялся с дивана, ещё раз отряхнул свой костюм и застегнул дипломат, щёлкнув его металлическими клëпками. — Вам надо собираться, так что я пойду. Хорошей вам дороги.