***
— Кто тебе сказал, что Гугл поможет нам управлять вертолётом?! — орала женщина за рулём падающего воздушного транспорта на сидящего рядом и орущего во всю голосину от страха блондина. — А кто тебе сказал его угонять?! — в истерике орал он в ответ. — А кто тебе сказал нарываться на охрану?! — А кто тебе сказал проникать в тот особняк?! — Ты понимаешь, шо мы щас умрём из-за твоей тупости?! — Почему из-за моей?! Из-за твоей! А вертолёт горит, девочки. И пока эти двое орали друг на друга, из-за чьей же всё-таки тупости они сейчас помрут, посмотрев вперёд, оба увидели сосны прямо по курсу. До них сразу дошло, что они летят в лес и рискуют убиться к хренам об эти самые сосны. Блондин в слезах начал молится своему анальному покровителю Марсу, и вдруг, из огня материализовалась сущность в виде гномика, которая пинком под зад выкинула обоих из вертолёта через подобие окна. Оба удачно влетели в сосну неподалёку, а вертолёт горящий грохнулся прямо на хутор. Прямо на Насваево. Прощай, Насваево.***
— Пацаны, оно падает! Спасаем спирт! — в панике орал один из мужиков, осознав, что это падает далеко не звезда, и падает эта хуйня прямо на них. — Спирт оставлять нельзя! Он стратегически важен! — крикнул второй, хватая бутылки. Горящая хрень влетает прямо в Насваево, охватывая весь хутор красными языками губительного пламени. Сползая с сосны, лучший дует эвэр понимают, что надо валить. Мужики, во главе с дедом Петровичем, героически спасающим стратегически важный спирт, убегают, вслед за ними эти дебилы, лес постепенно загорается, пламя дует в спины каждого, жопа сжимается, прибавляя темпу этому огненно-жопному вальсу. Блондин в слезах призывает Водолея, появляется мужик с кувшином, замахивается, лупит им по голове блондина, а потом и тушит пожар. Да. — Мужик огонь! Красава! — орёт единственная женщина в коллективе, тоже получая от голого мужика по бошке, для профилактики. Расправившись с огнём, гигант с кувшином, подобно Бабе Яге, залезает в свой атрибут и исчезает без следа, будто бы и не было. Мужики до сих пор охреневали от увиденного, Петрович всё ещё крестился, шепча молитву и держа спирт. Под утро всё ещё охреневающие после увиденного мужики, во главе с Петровичем и спиртом, героически возвращались домой в посёлок. Дебилы поплелись за ними, потому что: — Смотри, там мужики идут. Го за ними? — предложил блондин, которого не так сильно стукнули. — Нахуя? — уточнила женщина. — Ну видишь, они куда-то идут. Если идут, значит там цивилизация. ЛахЫчна? ЛахЫчна, — пожимая плечами, типо «ну, а что им ещё делать?», отвечает парень. — Ну и отлично, — поддавшись «веским» аргументам, соглашается «напарница». И они поплелись вслед за ордой мужиков и их спиртом. Вернувшись в посёлок, дед Петрович крикнул на все хаты: — Кто живой выходи! Мы вернулись, героев встречайте! Из домов начали выходить женщины и дети, старики и трусы, и просто те, кто был с бодуна. Увидев у мужиков спирт, одних стошнило, а вторые кинулись к ним, как к колбасе за три рубля, чудом не поубивав друг друга. Только все вышли, тот самый с хвоста заметил: — Слушайте, а где тёть Зина? Шот её до сих пор не видно. — Точно ведь, что-то и я её не вижу, — подметил второй, — может, сходить к ней? — Ты шо, от неё ж даже немцы в слезах убегали, — тихо прошептал тому, по кличке Португалец, на которого тёть Зина уже пять лет ведёт охоту, а тот всё ускользает из её загребущих наманекюренных пальчиков. — Ну, мы тихонько, — уже довольно напуганный конопатый, по кличке Рыжая Сопля, произнёс, морально готовясь к последствиям, таща с собой и Португальца. Первый вызвался быть у входной двери на стрёме, чтобы в случае чего первому убежать, спасая свои честь, хер и жопу. Сопля, как ниндзя недоученный, на трясущихся ногах, проникает в дом этой легендарной и опасной уже не молодой женщины. Услышав храп слона, он понял, что тёть Зина спит, а её не разбудишь и выстрелом из танка, и тот не выдержит такого напора. Облегчённо вздохнув, Сопля решил свалить через окно в комнате её внучки, только, подобравшись к двери, в нос парня ударил какой-то очень сильный и противный запах. Не поняв что за запах, так как ещё с десяти лет до сих пор насморком болел, ибо лечила тоже тёть Зина, фельдшер по профессии, Сопля решил проверить. Открыв дверь, тот ужаснулся, не сдерживая крик, который разбудил даже тёть Зину. В комнату вбежали ОНА, в старой ночнушке и домашних тапках, перепуганный до чёртиков Португалец, который вообще обосрался при виде тёть Зины, и ещё пара мужиков, во главе с участковым Петровичем. Увиденное ужаснуло и их: внучка тёть Зины, пятнадцатилетняя Николай Соболев, лежала на полу у своей кровати, вся в крови, с той самой железной розой в левом глазу. А на стене, над её кроватью, красовалась кровавая надпись: «Ite irrumabo fututorum». — Португалец, это шо за язык? — обратился к мужчине участковый Петрович, пытаясь сохранять спокойствие даже в подобной ситуации. — Э? А чё сразу я? — возмутился Португалец, — я что, на лингвиста похож? — Ну ты ж Португалец, ну должен хоть что-то знать, — пожал плечами старик. — Я знаю, что я ничего не знаю, — цитируя Сократа, возразил деду мужик. — «Ах, какой мужчина, — тихо вздыхает тёть Зина, — даже такие цитаты знает», — перевёв взгляд со своего Португальца на стену с надписью, та уверенно произносит, — это латынь. — Что вы сказали? — синхронно оборачиваясь, спрашивают мужики. — Это латынь, — повторяет женщина, — мы её ещё в университете изучали. — Ого, тогда уже универы были? — тихонько хихикнул Португалец. — Только я никогда не видела таких слов, — проигнорировав насмешку, задумчиво произнесла тёть Зина.***
Вокруг дома фельдшерки уже собралось пол посёлка. Все обеспокоено шептались, что же там такое страшное произошло дома у тёть Зины, что на крик прибежал Петрович с хлопцами, и теперь эти самые хлопцы стоят у входной двери, не пропускаяться никого из люда простого. К дому подходит немного грязная и побитая пара, матеря друг друга на чём свет стоит, тем самым привлекая внимание некоторых из толпы. Заметив кучу зевак, те подошли к одному из них и поинтересовались: — А что это вы тут все столпились, — спросила девушка в тёмном и бинтах, — случилось что? — Да из дома тёть Зины, нашей фельдшерки местной, послышался чей-то крик, прибежал Петрович, участковый наш, да и теперь вот внутрь никого не пускают и никому ничего не говорят, — пояснила ребятам местная женщина. — Понятно, жопа, — подытожила девушка, доставая своё удостоверение, — это по нашей части. — А вы из городской милиции? — спросила эта самая женщина, — выглядите побитыми. Да и формы на вас я не вижу. — Мы, можно сказать, детективы, — ответила женщина, — если у вас тут какая-то жопа, мы всё порешаем. Глянув на ребят с недоверием, женщина всё же позволила им пройти, всё-таки, хлопцы у них крепкие, завалят и трактор. К двум крепким, высоким, подобно Гималаям, корешам Петровича, подошли двое подозрительных, для местного населения, людей, на которых они посмотрели, как на говно соседской коровы Владимирский централ. Это, кстати, была корова Петровича, которую ему подогнал Португалец. Они её в самогоне омывали и в себя принимали, и в пьяном угаре придумали ей эту кличку. — Здравствуйте, — начала женщина, — «не стоит грубить этим двум скалам», — ментально сошлись на мысли блондинчик и НЕ старая ведьма, — мы детективы из большого города, услышали, что у вас тут какая-то жопа. — Петрович! — позвали они своего начальника. Из дома вышел уже довольно старый, статный, седой, но довольно крепкий на вид дед в милицейской форме. Выглядел он очень напряжённо, по его глазам было видно, что за свою долгую жизнь он уже поведал некоторое дерьмо. Увидев двух незнакомцев, он твёрдо произнёс: — Вы кто такие? Я вас не звал. Идите нахуй. — Вы не поняли, мы детективы из большого города, — начала было женщина, но Петрович её перебил. — Знаю я вас, городских, у вас там все наркоманы да гомики! — Эй, обидно, вообще-то! — возмутился звёздный блондин, скрестив руки на груди и демонстративно обиженно отвернувшись. Ведьма же отнеслась к этому по-философски: отчасти, этот Петрович был прав, ибо все её бывшие знакомые действительно были либо гомиками, либо наркоманами. — Это единственный в своём роде экземпляр, — с насмешкой произнесла она, показывая пальцем на блондина, — плакса, гомосек, любит заливать о своих многочисленных анальных покровителях, — только начала перечислять женщина, как парню уже захотелось её чем-то заткнуть. Старик же посмотрел на юношу с минус сто доверием, а на женщину с сочувствием. — Ладно, проходите, только пускай этот… Субъект держится от меня подальше, — указал он на блондина, и добавил, — желательно на расстоянии пятидесяти шагов минимум. Субъект обиделся на слова Петровича, и, таки соизволив дела ради развернутся к ним своим прекрасным лицом, хмыкнул и прошёл вперёд мимо милицейского, толкнув того в плечо, женщина же просто, закатив глаза, пошла следом за ним. Пройдя в одну из комнат, как они поняли, в спальню, они увидели какую-то рыжую, инфа сотка крашеную, ещё довольно-таки неплохо сохранившуюся, женщину в старой, лет так тридцати точно, ночнушке, прижимавшуюся к какому-то довольно симпатичному загорелому, явно не славянскому мужчине. А так же скрутившегося калачиком, вжимающегося в угол, недалеко от тела жертвы и пускающего слёзы и сопли, рыжего юношу. То ли от страха, то ли от боли утраты — не ясно. Блондинчик от увиденного, скривившись, прикрыл рот рукой, будто сдерживая рвотные позывы, коих на самом деле там не было, а ведьма вообще не изменилась в лице, словно эта ситуация была для неё чем-то посредственным и скучным. Но увидев на стене кровавую надпись на латыни, та напряглась, ей она показалась до боли знакомой. — А что это такое? — поинтересовалась она у хозяйки дома, отвлекая её от любимого мужчины. — Это моя внучка Николай Соболев, — явно не довольная тем, что её отвлекли от любимого дела и мужчины, который и не её вовсе, но скоро будет, ответила тёть Зина. — Как-как её звали? — решив, что ей послышалось, переспросила женщина. — Говорю же, Николай Соболев, — повторила хозяйка дома. — Чудесное имя, — с неловкостью, скрываемой сарказмом, подметил блондин, — а кто его давал? — Просто батя её до четырёх лет думал, что у него родился сын, но потом, однажды во время купания, не обнаружив пипяки между ног ребёнка понял, что это девочка. Так как ребёнок уже ходил в садик, имя решили не менять, да и кого ты этим удивишь в Бухловке, — поведала эту интереснейшую историю происхождения имени внучки хозяйка дома. — Понятно, очень интересно, — закивали ребята. — А как вас зовут, кстати, и кто вы вообще такие? — решил поинтересоваться Португалец, как-то неравнодушно глядя в сторону то ли женщины, то ли блондина. — Меня зовут Шинобу Кочо, а это мой коллега Зеницу Агацума, можно просто блондинистый педик, — представила их женщина, блондин,за «блондинистого педика», хотел её зарыть в землю, да поглубже, но увы не успел, — мы пришли разобраться, что за жопа тут происходит и понять, кто за этим стоит. — Какие-то не православные имена, — пробубнил Петрович, — ну ладно. Меня зовут Пётр Петрович Петренко, можно просто Петрович. Это хозяйка этого дома и бабушка погибшей — Зинаида Алексеевна Навальная, тот загорелый парень — Португалец, а тот в углу — Рыжая Сопля. — «Шикарная у нас команда, однако», — подумал Агацума, конечно же с сарказмом, — в общем, что тут произошло? — Мы с моим отрядом услышали крик из дома Зинаиды Алексеевны, увидели у её дома Португальца, он рассказал, что там внутри Сопля, и я уже грешным делом подумал: «Был пацан, и нет пацана», но потом оказалось, что пацан всё-таки был, и повидал он нечто страшное. И, войдя внутрь, мы увидели труп внучки нашей уважаемой фельдшерки, — рассказал дед Петрович, — уже девятый похожий случай, кстати. — А были ещё случаи? — спросила Шинобу. — Да, ещё восемь, — ответил участковый. — И когда это началось? — поинтересовался уже Зеницу. — С восьмого марта, — пояснил Петрович. — Ещё восемь убийств с Восьмого марта. Да уж, символично, — задумчиво произнёс блондин, — и дайте угадаю, все жертвы — молодые девушки? — Действительно, вы угадали, — удивился проницательности парня старик, — а как вы это поняли? — Восьмое марта — день всех женщин, действительно улавливается некий символизм, — блеснул своей дедукцией перед деревенщиной Зеницу, — похоже, действовал маньяк. — Или же сила нечистая, — предположила Кочо, изучая кровавую надпись, — больно знакомая фраза, вот только всё никак не могу понять, где же я могла с ней столкнуться до этого… Вдруг её разум поглотили, нет, не пришельцы, а воспоминания из далёкого детства, что мозг, даже спустя столько лет, не в силах был вытеснить: её родители лежат на кровати, пропитанной их собственной кровью, из их сломанных челюстей виднелись, будто их выпотрошили и засунули туда, внутренности, на которых красовались их вырванные глазные яблоки. Страшные личности что-то искали в их доме, а за этим ужасом из щели шкафа наблюдала пара, затуманенных животным страхом и наполненных слезами, детских глаз. Малышка еле слышно всхлипывала, но закричать от ужаса ей не давала зажавшая рот рука её старшей сестры, не менее напуганной творящимся в их доме ужасом, но всё равно пытающейся держать себя в руках. Один писк — и они с сестрой не жильцы. Когда преступники покинули дом, комнату объяло языками голубого пламени, сёстры, выбравшись из шкафа, с дневником их родителей в руках и ещё парой необходимых вещей, покинули горящий дом. При побеге младшая сестра пострадала от адского пламени, получив пару ожогов, которые и по сей день служат ей напоминанием о том страшном дне, скрываемые бинтами. — Саня, ты в порядке? Ты в порядке, Саня? — похлопав коллегу по плечу, интересуется Агацума. — Ты чё меня лапаешь? Что, на путь гетеросексуальности вернуться решил? — повернувшись к парню, вскинув бровь от его наглости, спрашивает девушка. — Не дождёшься, женщина! — повёв пальчиком, театрально возмутился «звёздный» блондин, — просто ты полчаса стояла у этой стенки, уставившись в одну точку. Тёть Зина там уже думала тебе клизму ставить. Все присутствующие посмотрели на парня, как на будущего мертвеца. Даже рыдавший до этого момента в углу Сопля оторвался от своего занятия, с сочувствием глянул на Зеницу. Парень сначала не понял, а что, собственно, вообще происходит. Но, глянув на тёть Зину, сразу полетел на небо за звёздочкой через окно, ибо потолок жалко, в толпу зевак, которые его поймали и поставили на ноги. — Никто не смеет Зинаиду Алексеевну называть тёть Зиной, — про себя, дрожащим от страха голосом, почти как мантру, прошептал Португалец, — по крайней мере, в голос и при ней.***
Вспомнив, что они как бы по делу в этот посёлок пришли, наши герои, поспрашивав у Петровича, отправились расспрашивать родственников предыдущих восьми жертв, предварительно взяв у того же Петровича их адреса, и теперь по GPS ищут, где это вообще, спасибо, что тут хоть связь есть. Дабы произвести в своих головах всю хронологию событий, ну или хоть какое-то её подобие, решили ребятки зайти к родителям первой жертвы — Михуилы Дрочевой. Дам, ну тут у людей и имена. Португалец вызвался пойти вместе с городскими гостями, ибо не все местные здесь нормально относятся к туристам, потому что тех тут никогда не бывает, ну, а ещё не хотел оставаться в доме, на едене с тёть Зиной, страшно стало за свою девственность. Не очень удачно прошёл их визит к первым пострадавшим — их даже на порог не пустили, даже не смотря на сопровождавшего тех Португальца. Так уж сложилось, что после смерти старшей дочери эта семья вообще потеряла какое-либо доверие к людям, а чужаков и вовсе готовы расстреливать с автоматов Калашникова, что, собственно, чуть и не приключилось с этой троицей. Убегали они два квартала, сверкая горящими пятками. Со второй семьёй всё было так же, только теперь их чуть не закололи вилами и не посадили на бутылки с горючим. Третья семья, как оказалось, после смерти дочери и вовсе посёлок покинула, зажив цыганской жизнью в одной из соседних стран, о чём ребятам поведал Португалец, когда те уже оторвались от злобного населения. — Тогда можем обследовать их дом! — пришла в голову гомосексуального блондина просто гениальная, особенно с учётом их ситуации, идея. — Только как вы во внутрь попадёте, если он заперт? — спросил с явным скепсисом Португалец. — Через окно полезем, — пожала плечами женщина. — Так окно же тоже закрыто, — добавил Бухловский Казанова и жертва домогательств тёть Зины. — Разобьём, — хмыкнув, уверенно заявила Кочо, — впервой, что ли? — Ну да, это же не вертолёт угонять, — с усмешкой произнёс Зеницу, косо глянув на «напарницу». — Сказал чувак, который спрашивал у гугла, как этим самым вертолётом управлять, — скрестив руки на груди, съязвила в ответ Шинобу. — Давайте не о вертолётах, давайте лучше я вас отведу к дому Кыргызовых, — смекнув, что грядет версус, перевёл тему беседы сообразительный Португалец, повёв тех за собой к нужному дому. Хоть и хозяева, судя по рассказам Португальца, съехали только пару месяцев назад, дом этот выглядел так, будто не видел своих новых обитателей уже лет шестьдесят, как минимум. Загорелый мачо объяснил, что мало домов в их посёлке подвергаются капитальному ремонту, и максимум, что делают хозяева для улучшения условий проживания в своём доме — замазывают трещины в стенках зубной пастой. И скотчем заклеивают щели в окнах. И то, только самые заметные и крупные. Воды нормальной пресной люди этого посёлка не видели уже лет десять, либо иди пей из обоссаной речки, как какое-то быдло, либо будь чётким пацаном и живи на спирте. Между прочим, все дети этого посёлка с трёх месяцев уже переходят на бутылочку, в которую с пипетки уже добавляется виски, и ребёнок приучается не нахуяриваться в хлам и вырастает богатырём, как дед Петрович. — Дам, ну у вас тут и условия проживания, однако, — только и выдавила из себя явно не привыкшая к такой жопе Шинобу. — Это ты ещё у меня на прошлой хате не была, — добавил Зеницу. — Ладно, что вы там, окно хотели разбивать, да? — уточнил чисто для себя Португалец, обращая на себя офигевшие лица, — Думаю, вам лучше будет сделать это с заднего двора, там со второго окна можно будет сразу в спальню погибшей попасть, — поделился с ребятами своей безграничной мудростью парень. — И откуда же такая достоверная информация? — поинтересовалась женщина. — Скажем так, бывал у неё часто, — оправдался Португалец. — Скорее не у неё, а в ней, — раскусил его блондин. — Так, вам что больше надо, в дом проникнуть, или мою личную жизнь потрогать? — явно смутившись, что этот пидор звёздный его так легко раскусил, поспешил перевести, в который раз, тему этого разговора загорелый красавец-мужчина. — Одно другому не мешает, — поиграл бровями Зеницу, бросив короткий секундный взгляд на его испанскую жэпу*. Португалец повёл городских уникумов к тому самому окну, попутно пытаясь избегать какого-либо контакта с блондином, ибо его жэпе в этом посёлке и теть Зины хватает; булки горят при одной только мысли об этой страшной женщине. Сама женщина не была страшной, страшным был её характер, который убил уже троих её мужей. — Вот это окно, — указал мужчина явно не православных корней на поклеенное скотчем стекло в старой деревянной раме, именуемое окном. — Дам, тут уже и разбивать-то толком нечего, — вздохнула Шинобу, — эх ладно, — та вытащила откуда-то из-за спины клинкоподобную палку, замотаную бинтами на рукояти, и свисающим с неё же каким-то амулетом. Девушка, замахнулась и крикнув: «Аллах Акбар!», ударила ней по стеклу, которое в ту же секунду разлетелось градом мелких и не очень осколков, некоторые из которых были скреплены кусками двадцатилетнего скотча, покрашенного белой краской. — Ну, кто первый? — спрашивает Кочо, кивая этим двум педикам на окно. — Дамы вперёд, — в унисон произнесли оба. Закатив глаза и уже поставив ногу на подоконник, женщина аккуратно, чтобы не порезаться об оставшееся битое стекло, хватается за края рамы, и, приподнимаясь, становится обеими ногами, наклоняется, просовывая бошку и переступает через осколки, пока Португалец любуется слегка задравшейся юбкой, а блондин его жэпой. Спрыгнув с подоконника, Шинобу оказать в спальне погибшей, и, не успев даже окликнуть парней, чтобы те лезли за ней, как в нос сразу ударило «обилие» запахов, которое чуть в астрал к Водолею её не откинуло. — Ну вперёд, принцесска голубая, — кидает Зеницу Португальцу через плечо, шлёпнув того по заднице, когда мужчина наклонился, держась за раму. — По себе не суди, — едко кидает ответку горячий мужчина, запрыгивая внутрь. Следом за ним в доме тем же путём оказался и сам Агацума, сразу ощутив весь спектр не самых приятных ароматов Франции, которые напоминали ромашку, проросшую из-под кучи навоза, которую растили методом уринотерапии. Португалец, не выдержав такого напора, погрузился в астрал на ближайшие полсуток, упав в какую-то подозрительную лужу. Блондин же успел избежать этой участи, высунув голову из разбитого окна на «проветривание», жадно вдыхая и выдыхая более-менее свежий воздух с улицы. Одной Кочо было нормально, как раз насморк, но даже через сопли этот незабываемый аромат каким-то невероятным образом проникал в её бедный нос. Осмотревшись, она увидела очередную кровавую надпись на стене, на их любимой латыни, самого языка она без переводчика особо не знала, но значение конкретно этой фразы помнила ещё с детства: «et suges quaerere» с сердечком в конце. — Отсоси потом проси… — со скверным выражением лица, тихо произносит женщина. — Вот это предложение, — услышала она за спиной голос уже вернувшегося с «проветривания» и брезгливо морщившегося от обилия мерзких запахов, но в тоже время хитро улыбавшегося от услышаннаго блондина, — это ты кому? — Не тебе уж точно, — дерзко ответила Шинобу. — А жаль, — театрально поджал губку педик звёздный, но добавил, — хотя, ты всё равно не в моём вкусе. Не того пола. Фыркнув, женщина махнула на него рукой, и, вновь встретившись взглядом с кровавой надписью на стене, словила очередной вьетнамский флешбек из тяжёлого детства.***
Смеркалось. Я смаркалась. Вот простудилась на днях, долбаные холодные батареи. Деняг нет, газа нет, личной жизни нет, мозгов нет. Не жизнь, а «Бе(се)ды с Ба(тю)шкой» просто! Ой, кстати, света ж тоже нет! Лампочка перегорела. Придётся опять с подъезда воровать. Но сегодня в лом, на свечках проживём, может заодно согреемся, как раз вчера с церкви свечей напиздила, да прибудет с нами святой дух, ёпта. Правда искать на ощупь придётся, эх, ладно. Выйдя из ванной, скрипя дырявым полом, я направилась за свечами на кухню, как вдруг из комнаты сестры послышались странные хлюпающие звуки. Я сначала такая подумала: «Ну теребонькает, ну бывает», но потом я расслышала и тихие мужские стоны. Телик у нас ещё две недели назад накрылся, поэтому я направилась наощупь к сестре. Пол предательски скрипел под ногами, даже носки не спасали положение, но, похоже, меня всё равно не слышали, ибо звуки стали чаще и громче. Наплевав на конспирацию, я врываюсь в её, вернее, нашу, комнату, чуть ли не срывая и без того хлипкую дверь с петель, и увиденное там приводит меня в ужас: в нос ударил запах крови и мочи, сестра лежит под каким-то блондинистым мудаком, мудак оборачивается, и, клянусь, он тогда посмотрел прямиком мне в душу. Не медля больше ни секунды, хватаю с тумбочки лампу, и кидаю ней ему в ебало, промазала, но это явно его спугнуло, ну или это из-за того, что следующим делом я потянулась уже за табуретом. Во всяком случае, эта тварь сбежала через окно, оставив меня наедине с умирающей сестрой. — Канаэ! — кричу я, подбегая к сестре. Её взгляд был затуманен, устремлён куда-то в небытье, изо рта тоненькой алой струйкой сочилась кровь, в перемешку с какой-то белой, похожей на йогурт, жидкостью. Простыня была пропитана её ещё тёплой кровью и перемазана ещё чем-то коричневым. Всё тело сестры было в синяках, а грудина вспорота, из левого глаза торчала железная роза, но самым ужасным было то, что я могла видеть, как всё ещё билось её расположившееся меж лёгких алое, истекающее её кровью сердце. Еле сдержав рвотные позывы, но не сдержав подступивших к глазам колючих, прозрачных, скатывающихся по моим горячим щекам, кристаллов слёз, всхлипывая и давясь соплями и слезами, еле выдавливаю из себя, — к… Кто…? Не поворачивая головы, с таким же пустым, словно у фарфоровой куклы, взглядом, со своим последним вздохом, сестра тихо произносит…***
— Хей, Шинобу, ты чего плачешь? — вывел её из транса прошлого обеспокоенный голос «напарника» и его осторожное прикосновение к плечу женщины. Кочо, с изумлением обнаружив мокрый след на своей щеке, поспешила вытереть его тыльной стороной ладони, и, сделав пару глубоких вдохов, еле как успокоившись, возвращается к своему привычному виду унылого невыспавшегося говна, и произносит: — Я знаю, кто это сделал. Моргнув пару раз в полном непонимании и пытаясь унять водоворот пустоты в своей бошке, не имея ни малейшей догадки или предположения, Агацума просто спрашивает: — И кто же? — Это дело рук инкуба, — мрачно произносит женщина. — Шо? — с округлыми в ахуе глазами и перекотиполем в бошке, переспрашивает Зеницу. — Ты глухой или да? Говорю же, это проделки инкуба. — Т-точно инкуба? Не маньяка? Т-ты уверена? — даже не пытаясь скрыть охватившую его волну паники, уточняет блондин, почти пропищав, косплея мышь, последние буквы. — Да, и мне кажется, что я даже знаю, какой конкретно это инкуб, — загадочно ответила Кочо. — А это ты с чего взяла? — скепнично выгнув бровь и ёжась то ли от накатившего страха, то ли от подувшего в разбитое окно холодного ветерка, спрашивает он. — Сердечко на стене, могу поклясться, что это его фирменное… — Слабоватая наводка, мало ли, кто такие же сердечки рисует! — А латынь? Думаешь, каждый второй на этой планете её так хорошо знает? — Родная, в наше время с переводчиком каждый второй не только латынь так ахуенно знать будет. Ещё «наводки»? — Ну хорошо, а как ты запах объяснишь? — Кстати, реально, от чего тут такой резкий запах? Такое ощущение, будто тут кто-то насрал, потом досцал, потом нарыгал, и ещё понос тут свой оставил. Не удивительно, что с таким-то положением в доме и без единого малейшего продуха запах остался даже спустя такое время. — Зеницу, да ты Ванга, потому что так оно и было. — Шо, серьёзно? — Да, похоже, эта падла отведала местного чистого спирта, жизнь не готовила его организм к такому дерьму, ну и естественная реакция не заставила себя долго ждать: сначала эта тварь как следует просралась, потом он обоссался, затем прорыгался, и как контрольный, его желудок полностью покинуло это вещество через знатный понос, — смоделировав произошедшее на месте преступления подобно Шерлоку, Кочо вновь подошла к стене, и провела рукой по кровавой надписи на ней, — а ещё, вероятно, надпись была сделана кровью жертвы… — Знаешь, последнее я как-то и без тебя понял, — с выражением аля: «Я по твоему вообще дебил?» с приподнятой бровью и до сих пор щурясь от невыносимой, как теперь выяснилось, инкубовской вони, огрызается парень. По его глазам видно, что ему уже не терпится как можно скорее покинуть это место. Кочо и сама хотела побыстрей свалить отсюда, но теперь у них появилась одна проблема: Португалец, который до сих пор валялся без сознания в луже из жидкости естественного человеческого, правда, в данной ситуации, не совсем, происхождения. Кинуть его тут они не могли, ибо эта мразь уже стала их главным информатором и экскурсоводом по этому посёлку ГОРОДСКОГО типа. — И шо предлагаешь с ним делать? — переводя свой взгляд то на вроде живого, а вроде и дохлого Португальца, то на свою «коллегу», спрашивает Зеницу. — Ну, у нас есть два варианта: мы можем выйти покурить, а можем взять Португальца за его конечности и потащить к тёть Зине, хай в чувства приведёт, — назвала самые удачные варианты для дальнейшего развития событий Шинобу, надеясь на то, что её «коллега» всё-таки выберет первый. Целый день нихця не курить, это ж пиздец, девачки. — Хорошо, тащим его к тёть Зине, мне вертолёта тогда хватило, — обламал блондин женщину в её планах, и, ехидно поиграв бровками, добавил, — только чур, я беру за ноги. — От сука, — тихо выругавшись, таки мирится со своей участью Кочо, обходя португальскую тушку, пытаясь не вступить в лужу, берет того за руки, — тяжёлый, тварь. Агацума же не жаловался на вес загорелого мачо, ибо хорошего мужчины должно быть много, но желательно не в ширь, да и наслаждаться его аппетитным задом, держа за сильные ноги — лучшей перспективы для блондина было не найти. А Шинобу же, тем временем, материла всё и вся в этом посёлке, терпя исходящие от головы «потерпевшего» благоухания подземного Парижа. Кое-как перекинув тушку, подобно мешку картошки, через разбитое окно на улицу, чудом не вызвав ему лифт прямиком на тот свет, сами перелазят, и, вновь подхватив за все конечности, тащат далее. — Эй, приезжие, вы чего это с нашим Португальцем утворили? — окликает несостоявшуюся троицу бураиха слезший с забора не седой, серебровласый, мужчина. — По дороге откинулся, — даже не удосужившись взглянуть на богатыря сего, отрезает Кочо. — А вы кем быть соизволите? — будучи более дружелюбным по отношению к сильному полу, в отличии от своей «коллеги», вежливо и учтиво интересуется Зеницу. — Альдабор. Висел через забор, — гордо, будто возомнил себя здешним авторитетом, или рыцарем средневековым, представился этот действительно достаточно мощный с виду мужчина, который на деле ещё совсем юноша; что с детьми местный спирт творит. — Очень приятно, уважаемый Альдабор, — пытаясь сохранять ту тонкую грань между обычной учтивостью и голубым флиртом, от этого немного неуверенно отвечает Агацума. — Так, вы мне зубы тут не заговаривайте! — знатно повысил свой тон Альдабор, — что с Португальцем, я спрашиваю! Что значит это ваше «по дороге откинулся»? Наш Португалец откинуться может только от двух вещей: спирта деда Петровича пятидесятилетней выдержки, и пристального взгляда Зинаиды Алексеевны, поэтому колитесь! Мужчина был довольно настойчив и с виду суров, явно разделяющий со своими согражданами недоверие к этим ребятам, и молчание только усложнило бы положение их дел, но и выкладывать всё совершенно постороннему в этом деле человеку — не самая гениальная идея, особенно с учётом того, что ради этого самого дела пришлось незаконно проникать в дом одной из ранее погибших, семья которой ещё и выехала из посёлка. Ну, и ещё они там окно разбили… — А он просто случайно набрёл на этот самый спирт вашего очень уважаемого участкового, вот теперь и тащим его к те… То есть, к Зинаиде Алексеевне, чтобы в чувства парня привела, да! — буквально на ходу сочинив хоть какую-то стоящую отмазку, протараторил Зеницу, уже мысленно сочиняя своё завещание под тяжелым, недоверчивым взглядом крепкого парня, вдруг смягчившегося в ту же секунду. — А, ну тогда тут всё понятно, — кивает Альдабор, к удивлению обоих, поверивший во весь этот сочинённый Зеницу на ходу бред, — давайте тогда помогу вам, что ли, а то, наверное, и где дом нашей фельдшерки находится, не особо догоняете, — подхватив португальскую тушку на своё крепкое плечо, довольно бодро произносит парень, будто бы и не было в его глазах того свинца недоверия, ещё пару мгновений назад давящего на Агацуму, и даже заставившего его в свои двадцать уже задуматься о содержании пока не существующего завещания. По дороге к дому нашей легендарной, во всех смыслах и направлениях, женщины, ребята разговорились, ну как разговорились, Шинобу не особо горела желанием идти на контакт с мужчиной, отвечая на его вопросы коротко и холодно, а Зеницу же наоборот — уже чуть ли не флиртовал с новым знакомым. Более того, они даже оказались одних взглядов на мужчин! Вот только Альдабор предупредил нашего звёздного блондина, что его голубая натура уже полностью сосредоточена на одном объекте, по имени Серфис Дозлов. — Оу, и как он? Симпотный? — с нескрываемым интересом и хитрющей лыбой в тридцать два, спрашивает Зеницу. Начисто проигнорировав заданый ему вопрос, Альдабор, полностью отдавшивь вьетнамскому ветру, погрузился в воспоминания. Воспоминания о том судьбоносном дне, когда он был на дне…***
День. Солнце шпарит, как пьяное, либо же это я просто пьян. От горя. Всё же не стоило нам тогда с мужиками всю ночь бухать стратегически важный спирт, если Петрович заметит — нам всем пузда. Еле подняв свою тушу, я почувствовал зуд в жопе. Сперва я не понял, что это вообще такое, испугался, ведь не помнил доброй половины того вечера, но потом до меня таки дошло, что это мой телефон в заднем кармане штанов за сорок гривень. Я полез за ним и, достав его, увидев высветившуюся на экране моего древнего Nokia, ибо смартфоны, как твердила бабуля, — это творения сатаны, надпись: «Dez lov». И тут я вспомнил: я же обещал ему встретится, и проспал уже на два часа! Я тут же вскочил и сразу пожалел об этом, потому что вмиг на меня накатили все последствия той ночи: адское похмелье скосило меня в ногах, а в глазах потемнело, скорее всего, от солнечного удара, и я вновь целуюсь своим копчиком с твёрдой землёй. Последнее, что я успел тогда запомнить перед отключкой, был — мой любимый белый забор, на котором я вчера висел с пацанами, и почти сломал его… Моего любимого Егора… Оклемался я тогда только под вечер, на том же месте, но рядом с моим уже починенным Егором! Не поверив сперва увиденному, я, подняв свою задницу, неуверенно подошёл к моему любимому забору, и только когда прикоснулся к одной из его досок, осознал, что это не сон! Что это действительно мой Егор! Я так обрадовался, что, чуть не расцеловав этот забор, благо никого на улице уже не было, а то точно бы на койку к Зинаиде Алексеевне попал, сразу повис на нём родном, и только когда спрыгнул с него, заметил прилепленную на скотч записку. Сорвав её вместе с куском белого, клейкого с одной своей стороны материала, быстро пробежался по немногочисленным каракулям глазами: «В следующий раз будь аккуратней, и не лезь к Петровичу за спиртом, а то так не только Егора ещё сломаешь…» Серфис — Серфис… — тихо, почти шепнул я про себя его имя. Это был он. Это он отремонтировал Егора и он написал эту записку. И даже ничего не упомянул о нашей встрече, которую я благополучно просрал… А, хотя, подождите, сзади тоже текст какой-то есть. «И бери рассол, чтобы мозги свои совсем не пропить. Ъуъ, сьюка!» — «Ну да, Серфис не был бы Серфисом, если бы так не написал», — вздохнув, подумал я перед тем, как глядя в закат, уйти домой к бабуле, держа в голове тот светлый образ спасителя моего Егора.***
Увлёкшись купанием во флешбеках, Альдабор и не заметил, как к ним подтянулись ещё трое местных богатырей, освободив его от тяжёлой, но не для него, ноши, в лице откинувшегося Португальца, а двое странных туристов лениво плелиль за их процессией. Слухи в их посёлке расползаются быстрее, чем фанера пролетает над Парижем, поэтому не успели они и к порогу дома фельдшерки подойти, как хозяйка этого самого дома, чуть ли не выбивая собственную, с оглушительным грохотом встретившуюся с бетонной стеной, дверь с петель, сметая всё и вся на своём пути, несётся, гремя громом и тряся кустами, подхватывает на наманекюренные ручки своего любимого загорелого мужчину и относит его в свою медицинскую обитель, отмывать, приводить в чувства, и не только. Очнувшись, спустя пол минуты кто-где: Зеницу под стеной соседнего дома, Шинобу в кустах боярышника, Альдабор на заборе (своём законном месте), а три безымянных богатыря так и вовсе к парикмахерской алкоголика дяди Толика полетели. — Да, вот это «молниеносная» реакция… — потирая ушибленный бок, хрипит Агацума. — Как она вообще об этом узнала? — поднимаясь из кустов, которые она сломала своей жопой, недоумевает Кочо, — никому же, кроме чувака-забора мы об этом не говорили. — Ей соседи нашептать могли, — предположил по прежнему весящий на заборе, и, кажется, намеревавшийся повисеть так ещё чуть-чуть, Альдабор, — Зинаида Алексеевна у нас местный авторитет, у неё многие под красным каблуком, а слухи у нас разлазятся очень быстро. — Дам, надеюсь, ей никто не доложил о «причине» его состояния… — напряженно произнесла Шинобу, а то тёть Зина, как она уже успела понять — женщина опасная, ей слишком многое знать не стоит. — Не думаю, люд у нас, конечно, наблюдательный, но крыс у нас нет, да и Зинаида Алексеевна очень… Жалует Португальца, поэтому, даже если узнает, что он стащил спирт у Петровича — сильно огребать он от неё не будет, — приняв её слова за опасения за судьбу Португальца, пояснил Альдабор. — Что ж, это успокаивает, — расслабив плечи, выдихает Шинобу. Пока Зеницу таки осилил свою тяжёлую задницу, небо уже успели сожрать сумерки, и тут из дома фельдшерки, второй раз за эти сутки, раздался крик. Через окно оттуда вылетел уже явно вымытый, на лету кое-как натягивающий на себя одежду Португалец, и через дверь за ним выглядывает тёть Зина. — Ну куда же ты, мой любимый мужчина? Я же просто тебя покупала, — кричала ему в догонку рыжая гроза немцев с чеченцами. — Да, вижу, Португалец уже пришёл в сознание, — вынес свой вердикт из увиденного уже подошедший к наблюдавшим за этой Санта-Барбарой Агацума. — Ага, — лишь кивнули выпучевшая в удивлении глаза Кочо и совершенно спокойный, уже спрыгнувший с забора, Альдабор. — И часто у вас подобное происходит? — решила поинтересоваться на будущее Шинобу. — У нас тут каждый день что-то да происходит, — загадочно ответил светловолосый. — Понятно, пошли теперь за Португальцем, коль тот уже очухался? — предложил Зеницу. Его собеседники согласились с этим предложением, и поиск загорелого красавца занял три минуты. Мужчина как раз натягивал штаны в кустах боярышника, когда те его нашли. Заметив пришедших из кустов, Португалец уже натянул последний элемент одежды и кинув параноидальный взгляд, шикнул: — Ничего не видели?! — Да похер, — махнула Шинобу. — Серфису и заборам не изменяю, — отозвался Альдабор. Зеницу же промолчал, лишь многозначно поиграв бровями, строя горячему мужчине глазки. — Ладно, как я вообще ТАМ оказался? — указывает в сторону обители фельдшерки тёмноволосый. — Да когда мы залазили в тот дом, тебя вырубило от адского вонизма и мы тебя к ней потащили, — выложила ему Кочо, явно позабыв о рядом находящемся Альдаборе, которому они с Зеницу поведали слегка иную версию произошедшего. И лишь заметив, как Агацума треснул себя по лбу, глядя на неё, как на дуру, та поняла, что только что конкретно лохонулась. — О каком-таком «адском вонизме» сейчас идёт речь? — почти проревел знатно разозлившийся Альдабор, не любящий наебалово, — может, объяснитесь? — Действительно, кто вы всё-таки такие? — подключился и сам Португалец. — Может, расскажем? — предлагает своей коллеге Зеницу, понимая, что уворачиваться тут уже бесполезно. — Эх, ладно, только пообещайте, что вы нас не сдадите и не примете за шизоидов, — взяла с обоих мужчин слово Кочо, и, дождавшись утвердительного кивка от обоих и полностью сосредоточенных на своей персоне взглядов, та, глубоко вздохнув, начала, — на самом деле мы и правда что-то вроде детективов, только ещё и экстрасенсы. То, что происходит в вашей деревне… — Посёлке городского типа! — перебив её, воскликнул истинный патриот своего места рождения, Альдабор. — Окей, в посёлке городского типа! — удовлетворённый этим ответом, светловолосый богатырь позволил ей продолжить, — короче, то что тут происходит с вашими женщинами — реально какая-то демоническая ахенея, которую мы истребим и на кол посадим в любом случае. Исследовав дом одной из погибших, мне удалось выяснить, чьих конкретно когтистых лап это дело. — Короче, это какой-то инкуб! — заключил Агацума. — Эй, я хотела это сказать! — Да какая уже в хрен разница, кто это сказал?! — Огромная! — Оба, попридержали своих баранов, — встал между уже готовыми перегрызть друг другу глотки «напарниками» Альдабор, — значит, вы говорите, что знаете, как справится с тем, что происходит в нашем посёлке? — Я сказала, что поняла, кто за этим стоит, — поправила его девушка. — Один хрен. — То есть, вы сейчас хотите сказать, что это реально какая-то нечисть терроризирует наш посёлок? — явно неподготовленный к подобному жизнью, так же, как и Зеницу в свой первый раз, чуть ли не вскрикнул потрясённый настолько неожиданными подробностями Португалец. — Я это и сказала, — почти равнодушно ответила Шинобу. — Так, когда мы ещё были в доме, ты, спустя полчаса разглядывания какой-то кровавой мазни на стене, сказала, что даже знаешь, какого конкретно инкуба это дело, — напомнил ей Агацума, явно намекая, что было бы неплохо ей посвятить и их с пацанами в эту, как ему кажется, довольно интересную историю. — Это тот самый, который убил мою сестру, — сглотнув подступивший к горлу, от воспоминаний о том самом дне, ком, произносит Шинобу, — как я потом узнала из книги родителей, один из самых древних демонов преисподней, вероятно, даже древнее самого Иисуса и Преподобного Архангела Василиуса вместе взятых. Настолько голодный к энергии молодых девушек, что убивает тех пачками, поглощая её за один присест. — И что же это за демонюга такой? — заметно напрягшись от сказанного ней, но по-прежнему сохраняя в лице спокойствие, сощурив свои красные глаза, спрашивает Альдабор. Помедлив, собираясь с духом, дабы снова не поддаться тем воспоминаниям, слегка дрожащим голосом произносит: — Доума. — Ну и имечко однако, — демонстративно фыркает Португалец, отвлекаясь тем самым от теперь не дающих ему покоя мыслей о том, что это за нечисть. — Имечко имечком, но, кажется, этот, как его, инкуб довольно опасен, — скрестив руки на груди, с максимально серьёзной харей произносит Альдабор, — и как же эту тварь можно победить? — Тварь действительно страшная, но и на эту нечисть есть своя управа, — поясняет Кочо. — Молитва-заклинание на какой-нибудь латыни? — хихикает Агацума, вроде как пытаясь разрядить обстановку, но немного не к месту это у него получилось. — Как ни странно, да, — совершенно без сарказма отвечает Шинобу. — Окей, допустим, но, я так понимаю, чтобы изгнать эту тварину, его нужно как-то сначала призвать, — блеснул на мгновенье своими умом и сообразительностью Португалец, — и как же вы это планируете проворачивать? — Будем ловить на живца, — смело заявляет девушка-экстрасенс, — эта тварь питается жизненной энергией молодых девушек, поэтому лучшей приманкой для него будет девушка. — То есть, ты, — тыкает пальцем в неё Агацума. — Ну не ты же, — дельно замечает Кочо. — Нет, ну, а что? Я могу с любой девушкой посоревноваться в не только этом плане, — примерив самую соблазнительную, как он сам считал, улыбку из своего арсенала и игриво вильнув бёдрами, поспорил парень. И вообще плевать, что речь сейчас идёт о том, кому придётся быть приманкой для древнего и опасного демона, и что у этой приманки есть очень большие шансы распрощатся со своей драгоценной жизнью. Действительно, совсем не важная деталь. Ну да ладно, не суть. Португалец же предпочёл отвести свой взгляд, будучи мужчиной гетеросексуальным, предположительно, а Альдабору, по всей видимости, на блондина в этом плане, было откровенно наплевать. — Хорошо, будешь ты приманкой, а дальше что? — вопросительно склоняет голову набок Альдабор. — Стойте, а что с местом? — врывается в обсуждение смуглый красавец, — если предположить, что тварь обитает в посёлке как минимум два месяца, он уже успел пронюхать, кто-где живёт, то есть, для осуществления вашей затеи нужен дом, где живёт молодая девушка, да? — Верно, — согласно кивает Шинобу, — есть у вас такая на примете? — Точно! — в осинении щёлкнув пальцами, по давней привычке, восклицает Альдабор, — Брунгильда! — Думаешь, она согласится на подобную авантюру? — слегка скептически отнёсшись к предложенной кандидатуре, спрашивает Португалец, — как по мне, в таких случаях лучше к Аглае Кончитовне или Рагнеде Херасковой обращаться. — В данной ситуации Брунгильда — лучший вариант из всех существующих, — настаивает на своём выборе богатырь Бухловский. — Стойте-стойте, — замахал руками Агацума, привлекая к себе внимание обоих мужчин, — кто такая эта самая Брунгильда? — Это наша «вечномолодая» местная феминистка, что в свои уже сорок пять до сих пор выглядит на шестнадцать, — пояснил приежджим экстрасенсам Португалец, явно за что-то недолюблевающий эту женщину. — А кто она по масти? — чисто из интереса решила уточнить сей момент Кочо. — Электрик, — ответил Альдабор. Экстрасенс, в качестве ответа, решила ограничится кивком. Обсудив ещё некоторые (очень многие) детали их «плана», те отправились уговаривать ту самую Брунгильду разрешить им исполнение их плана в своём доме. Выслушав их историю о том, что эти «детективы» будут заманивать и ловить в её доме преступника, уже не первый месяц терроризировавшего посёлок, и даже предлагали участие, та им коротко и ясно ответила: — План — говно. Я в этом не участвую. Я брезгую. Уговаривать смысла было немного, ибо та, повернувшись спиной и тряхнув шикарными чёрными волосами, поспешила удалится, дабы не стать свидетелем происходящего дерьма. А экстрасенсы, с самопровозглашёнными Винчестерами, в роли Португальца и Альдабора, поспешили выполнять план, дабы успеть до полуночи. А план их был предельно прост: засада и ловля на живца. Шинобу, как можно было догадаться, должна была играть роль приманки, дабы своей энергетикой приманить инкуба. Зеницу сторожил у окна снаружи, с библией на руках, чтобы через открытое окно ворваться и изгнать эту тварину. А Португалец с Альдабором же просто были на стрёме, на случай, если дело вообще запахнет горелым, и святой водой обезоружить тварину, для более безопасного для самих участников процесса последующего изгнания. И вот настал час икс: Шинобу, укрывшись одеялом с головой, притворялась спящей хозяйкой дома, Зеницу стремал у окна, уже открыв в библии нужную страницу с молитвой на латыни, а Альдабор с Португальцем стояли у двери в комнату, держа на готове святую воду. Облака в ночном небе полностью разошлись, показывая полную, почти серебряную луну. Сейчас. Уже с секунды на секунду должна была появится тварь, уже лишившая жизни и их молодости девять девушек этого посёлка, но было тихо, как на кладбище. Подозрительно тихо. Крайне подозрительно… — «Он уже должен был появится, почему до сих пор так тихо?» — недоумевала Кочо. Как вдруг в ту же секунду начало происходить что-то. Началось. Было по-прежнему тихо, но комната стала наполнятся странной аурой. Нечеловеческой аурой. Потолок вдруг начал плыть, в нём образовалась дыра, напоминающая портал, из которой показалась блондинистая макушка и сверкнули в темноте чьи-то глаза. Он пришёл. Появление с потолка явно не вписывалось в их план, но это сейчас не имело значения. Вот он уже полностью показался из портала, подобно бабочке, «подлетев» к кровати, на которой под одеялом расположилась приманка-Кочо, и элегантно приземлился на постель, нависнув над «спящей» тушкой. — Так-так, Брунгильда, давненько я присматривался к твоему дому, да всё никак не удавалось заглянуть к тебе на «чай», а когда находилась у меня минутка, то тебя дома застать не получалось, — приторно сладко почти пропел демон. — «Блядь, какой же прокуренный голос! Если это не тот самый инкуб, то я ему сейчас яйца оштибу!» — подумала Кочо, потом осознав, в какой она жопе. За дверью чётко послышался (увы не крик) звук двух падающих тел и звон бьющейся посуды, отчего экстрасенса осенило: при появлении инкуба засыпают все, кроме его жертвы. Это означало две вещи: первая — это точно демон, вторая — мы в дерьме. Почувствовав, как с морды неспеша стягивают одеяло, Шинобу в полной мере смогла разглядеть его ебало: это точно был он. Эти шикарные рога, под цвет его глаз и ориентации, она узнает из многих. — Эй, ты не Брунгильда, — обиженно надул губки демон, — она что, всё-таки лезбиянка? — Что, не помнишь меня, мразь? — язвительно поинтересовась та. На положительный ответ она и так не надеялась особо, но спросить перед смертью стоило. Но к её удивлению, инкуб на секунду изобразил задумчивое выражение лица, будто действительно пытался вспомнить, встречал ли он её когда-то. — А, точно! — взмыв указательным пальцем вверх, воскликнул демон, — это ж тебя я на прошлой неделе на рынке видел, ещё помидор последний из-под носа отжал! — На каком нахрен рынке ты меня видел, мразь?! — сорвавшись на крик, начала своим деревянным клинком пиздить демонюгу по ебалу, совершенно забыв о его опасности и последствиях необдуманных действий. — Женщина, успокойтесь! — укрываясь руками от атак экстрасенса, фальшиво жалостно взвыл тот, хотя может и не фальшиво, ведь клинок был вырезан из выросшей близ древнейшей церкви ивы. — Что, уже забыл, как убил мою сестру?! — уже чуть ли не рыдая, кричала, срывая голос, Кочо, — забыл ту младшую, которая чуть не швырнула в тебя стул? Забыл, как сбегал с места своего преступления, поджав хвост? Забыл это всё, мразь?! Спустя ещё пару ударов, по окончанию этой слезливой терады инкуб всё-таки не выдержал, и, схватив девушку за горло, крепко прижал к стенке. Клинок был вырван из её мёртвой хватки и отброшен куда-то в сторону, голос был почти сорван, она хрипела, задыхаясь, оказавшись безоружной. — Выговорилась наконец? — холодной сталью своего всё ещё прокуренного голоса интересуется инкуб, покрытый незначительными ожогами от ударов священным древом, которые, к тому же, уже затягивались, — что ж, думаю, теперь ты понимаешь, к чему тебя привели твои наивность и опрометчивость, — крепче сжав её горло, тот с мерзкой самодовольной улыбкой продолжил, — конечно я помню твою сестру, она была незабываемой, — облизнулся тот, — и перед твоей смертью я тебе кое-что расскажу, — и, наклонившись к её уху, тот прошептал, — тем, кто тринадцать лет назад поджог ваш дом и убил ваших родителей — был я. Ваш род и ваши магические артефакты были слишком опасны даже для меня, и я принял решение уничтожить вас вместе с ними. Но кто мог знать, что, оказывается, у экзорцистов Кочо были две дочери, сбежавшие в тот день целые и почти невредимые, да ещё и с самым опасным артефактом? Вас с сестрой я вычислял очень долго, она хорошо умела прятать вашу энергетику, но когда я наконец-то это сделал — я хорошо тогда повеселился с ней. В глазах у Шинобу уже плыло, а лёгкие сводило от перекрытия поступления кислорода к ним. Неужели вот так? Неужели она действительно сейчас вот так умрёт, не только не отомстив за смерть родных, так ещё и не выполнив свой долг, подвёв настрадавшихся от этого демонюги жителей Бухловки? — Знаешь, почему я тогда решил оставить тебя в живых? — обкуренным бархатом прошептал тот в ухо девушки, — чтобы ты как следует помучилась, перед своей неминуемой кончиной. А убив тебя, я уничтожу артефакт, который ты на момент исполнения вашего изначально провального плана безрассудно вручила тому блондину за окном. Или ты искренне надеялась, что я и его не замечу? Все твои горе напарники сейчас должны видеть уже шестой сон, от которого, увы, им будет уже не проснуться…***
Услышав подозрительно прокуренный голос за тонким, склеенным скотчем стеклом и двойной храп где-то из глубин дома, Агацума понял, что тварь явилась. И, прочистив горло, тот взглянул на текст, текст взглянул на него, и они оба сразу поняли, что они друг друга не поняли. Как только тот попытался прочитать хоть что-то, книга сложила ему латинскими буквами: «Idyi nah». — От тварь пыльная! — вспылил наш звёздный гей. — «Sam ti tvary belobrisaya!» — сложила ему в ответ книга. — Меня о таком не предупреждали! Вламываясь в окно, как раз в момент, когда демон уже собирался прекратить мучения своей жертвы, маг пытается вычитывать то, что слаживала ему книга уже на латыни, но получалось, будто четырёхлетнему дитятку, едва научившемуся читать хоть в пару букв, выдали сборник произведений Уайльда, и сказали: «На, читай». Не говоря уже о том, что книга его просто материла и посылала куда подальше, что Агацума, собственно, и зачитывал в адрес инкуба. Тот, отпустив горло Шинобу, соизволил повернутся к блондину, уже не в силах терпеть коверканье столь древнего и могущественного, почти забытого человечеством, языка. — Мальчик, кто тебя читать учил? — раздражённо выдыхая, спрашивает Доума, приближаясь к тому на шаг, — мой тебе совет: не умеешь — не берись… — А я самоучка! — гордо заявляет ему Зеницу, продолжая свои тщетные попытки в латынь. — По тебе видно, — прикладывает ладонь ко лбу в фэйспалме древний демон. И кому эта женщина столь сильный артефакт вручила? Откашливаясь и жадно хватая ртом воздух, Кочо пытается встать, но в глазах до сих пор играют цветные пятна и ноги будто онемели. Если сейчас не сделать чего — им всем, вместе с книгой, крышка. Сквозь тёмную пелену та могла разлечить, как инкуб медленно, неспеша подходит к что-то тараторящему Агацуме, а тот так же медленно пятится назад, пока не упирается спиной в стенку, всё так же не прекращая матерится на ломаной латыни. А потом тот что-то громко вскрикивает, и в центре комнаты вдруг вспыхивает пламя, из которого появляется та самая сущность в виде гномика, которая вышвырнула их из вертолёта: это был Марс. Инкуб удивлённо округлил глаза, на секунду застыв в оцепенении, в метре от призвавшего сущность Зеницу, но и этого хватило божеству, чтобы полы мантии инкуба тоже начали полыхать. — Сука, плащ и колготы капронимские за сорок грывень! — вскрикивает тот, в попыхах пытаясь потушить только ещё больше разгорающееся пламя, что будто обрело сознание, и всё перекинулось только на демона, не задевая экстрасенсов. Недолго огонь мучил инкуба, ибо тот поспешил ретироваться с места несостоявшегося преступления, всё так же через крышу, но на этот раз без своего портала, отчего в потолке дома электрика-феминистки теперь красовалась очень даже заметная дыра. Марс, потушив пламя своего пукана, также поспешил бесследно растворится в воздухе, не оставив по себе даже горстки свежего пепла. Воцарившаяся на секунду гробовая тишина была прервана глухим хпопком от книги, которую Зеницу поспешил закрыть за ненадобностью, по-прежнему не выпуская из рук. А Кочо тем временем уже успела подняться на ноги, переваривая произошедшее: они только что буквально взглянули в лицо самой (ну почти) смерти и сумели избежать её. Дверь открылась, и в комнату вошли зевающий Португалец и подтягивающийся Альдабор, оба недавно пробудившиеся от временного сна. — Ребят, что тут с вами произошло, выглядите, будто Сатану повстречали, — первым подаёт голос Португалец, разглядывая комнату и, также, как и прошедший за ним Альдабор, остановивший свой взгляд на дыре в потолке. — Пронесло, — еле выдавливает из себя Агацума, в обессиленньи падая на колени.***
— Алло, Мудзан? — после пары длительных гудков спрашивает Шинобу, выйдя на улицу поутру после произошедшего. — Кочо, Агацума, вы где там пропадаете? — на немного повышенных тонах обращается к подчинённой сидящий в данный момент в своём офисе ведущий их программы, — сутки от вас ни слуху ни духу, даже Аказа не может вас по своей карте отследить, вы в какую жопу там уже встрять успели? — В жопу, — коротко докладывает экстрасенс. Понимая, что дела у тех двоих действительно серьёзные, уже спокойнее Мудзан спрашивает: — Докладывай, что там у вас с Агацумой? — После последнего дела мы упали на горящем вертолёте в лес на какой-то заброшенный хутор близ посёлка городского типа, с говорящим названием Бухловка. У местных мы выяснили, что уже месяца два-три, как тут умирают странным образом молодые девушки, вернее, их находили убитыми. После обыска одного из домов я поняла, что стоял за этим очень древний и сильный инкуб, которого мы пытались поймать сами, работая с парой местных активистов, но, как понимаете, у нас нечего не вышло. Благодаря Марсу Зеницу нам удалось не помереть, но демон сбежал. Эта тварь слишком сильна, и нам двоим с ним не справится, — выложила всё как есть Шинобу, утаив от своего руководства лишь подробности о своих личных счётах с этим демоном. — Я вас понял, ближе к вечеру я присоединюсь к вам с кем-то, а вы пока попробуйте там ещё продержатся, и, так как это не официальный вызов, не слишком распространятся о нашей профессии, — выслушав Кочо, дал указания Кибуцуджи, — и следите за теми вашими активистами, чтобы не проболтались. — Да, насчёт этого мы всё помним и парни осторожны, — заверила его Шинобу, завершая вызов. Услышав звук завершения звонка, ведущий погружается, в глубокие размышления о том, кто же смог бы помочь им в данном, очень сложном деле. — «Способности Муичиро тут будут не шибко полезны, искать никого не надо, всех уже нашли, преступник известен, детали следствия тоже, в основном, Юичиро и Мицури пролетают. Маги стихий там в своей жопе со, знахарем. Тогда остаётся только…»***
— И как? — завершив диалог с ведущим, слышит за спиной голос «коллеги» Шинобу. — Обстановку доложила. Шеф сказал, к вечеру будет с подмогой, — ответила Кочо, — эта тварь появляется как раз только ночью, непонятно где контуясь днём, исчезая под утро, словно растворяясь в дым. — Дым… Точно, дым! — внезапно просиял, точно что-то важное вспомнил, звёздный маг. — А что у тебя с дымом? — недоумевая, к чему это вообще её «коллега», спрашивает демонолог. — Мы как ещё с вертолётом падали, я успел краем глаза заметить крохотный столбец странного, будто от травки, дыма! — с неожиданными подробностями, поведал Агацума. — А с чего ты сразу решил, что дым подозрительный? Может из местных кто-то какие-то сорняки жёг? — предположила Шинобу. — Посреди ночи, да ещё и вдали от поселка? — Ну ладно, это уже действительно подозрительно. Думаешь, деталь эта важная? — Конечно, мало вероятно, что это хоть как-то связано с нашим инкубом, но нам сейчас нужна любая мельчайшая зацепка, чтобы выйти на его след, — убедительно отмечает Зеницу. — Так-то ты прав, нам бы на него сейчас хоть какую ниточку, но если это окажется вообще никак не связанным с нашим делом — зря время просрём, — выдвинула, в какой-то степени, тоже верную позицию Кочо. — Тогда выбирай, что в сложившейся ситуации лучше: потратить время, проверяя хоть какую-то стоящую гипотезу, или просрать это время, сидя на жопах ровно, дожидаясь начальства? — выставив перед собой обе ладони, словно чаши весов, и поочерёдно раскрыв их, словно демонстрируя каждый названный вариант, предложил коллеге Агацума. — Ну, про «стоящую гипотезу» ты, конечно, загнул, но ты прав, всё же выберу первое, — вздохнув, соглашается с первым предложением парня девушка, — только есть одна проблемка: мы же с тобой нихусе в этих лесах нормально не ориентируемся, если попрёмся сами — нас, не то что не найдут, а, вероятно, даже найдут по частям, в лучшем случае. Слышала краем уха от местных, что тут волков навалом. — Значит, предлагаешь…? — специально не договаривая, так как уже догадался, к чему клонила его «коллега», в ожидании её ответа, приподнял брови Зеницу. — Да, предлагаю подключить наших активистов. Кто мы такие и зачем мы тут они и так уже осведомлены, и помощь местных нам тут будет как нельзя кстати, — оправдав догадку блондина, предложила Шинобу.