«Их разыскивает полиция»

      Караулить подозреваемого — ужасно скучная работа. Но кому-то этим заниматься необходимо. Этими тремя счастливчиками стали мы. Точнее двумя. Николь официально тут не было: она не полицейская и даже не детектив. Но у неё было своё мнение на этот счёт. Она ни в какую не хотела пропускать самое интересное и напросилась с нами. Гуара мог бы ей отказать, но я настоял. Разве мог я за неё не вступиться?       Пока мы следили за объектом, коллеги Иткинса из Департамента собирались выезжать на задержание Морана, а большая часть — ехала на взятие особняка штурмом. Сами мы просто следили и ждали, пока к нам приедет экипаж. Втроём такого преступника задерживать опасно.       Мы сидели так уже примерно полчаса. Солнце потихоньку близилось к закату, и мы не знали, чем себя занять.       За кофе был отправлен именно Иткинс, ведь его Александр ни разу не видел вблизи. Нельзя было спугнуть жертву: вдруг он выглянет из окна, увидит меня или Николь и поймёт, что что-то не так?       — Первый, первый, я седьмой, — окликнула нас рация. — Офицер Макрог попал в аварию, запрещает ехать на задание одним. Приём!       Иткинса в машине не было, но я примерно понимал, что он ответит. То же самое решил ответить и я.       — А если он решит свалить, что вы тогда нам предлагаете, в одиночку его брать, что ли? Приём! — нажав кнопку, ответил я.       — Офицер Макрог не желает нарушать устав, — ответила мне рация, — приказ капитана — два экипажа на задержание. Приём!       — Ник, — резко окликнула меня Николь. — Либо мне изменяет зрение, либо это он. И, мне кажется, я вижу у него в лапах какой-то кейс.       Я пригляделся. И правда: из двери подъезда вышел опоссум в знакомом костюме. Возможно, Буйволсон был прав и в департаменте действительно нашлись двойные агенты, и они нашептали Дидэльфидсону на ушко, что начинается жара. Но что делать?       — Быстро сюда! Объект уходит! — повысил голос я и повесил трубку.       В этот момент в моём мозгу что-то щёлкнуло. Инстинкт самосохранения напрочь вырубился. Я схватил пистолет, положил его себе в карман и вышел на улицу, не обращая внимания на восклицания Николь.       — Профессор Моран! Подождите! Вы куда-то едете? — окликнул я опоссума, побежав ему навстречу.       — Уайлд? — смутившись, произнес Моран, когда я приблизился к нему. — Не ожидал вас здесь увидеть. Да, мне нужно на важную встречу.       — Но мне так хотелось обсудить с вами одну опасную вещь, мистер Моран, — улыбнувшись, продолжил я. — Не будете ли вы так любезны пригласить меня на чашечку кофе к себе домой?       — Уайлд, в любое другое время — с радостью, — ответил он, — но я тороплюсь, у меня действительно важная встреча…       Когда я увидел Иткинса, идущего мне навстречу, я окончательно осмелел. Я сделал то, чего Моран явно от меня не ожидал. Я выхватил из-за пояса пистолет и направил на него. И что, что я не умею стрелять? Профессор-то об этом не знал. С близкого расстояния попаду почти наверняка.       — Профессор, я никогда никого не убивал, но вы рискуете стать первым, — произнес я, стараясь делать голос максимально бесчуственным. Затем, запрокинув лапу наверх, несколько раз сделал ею жест, подзывая к себе товарищей.       — Уайлд, вы… уверены? — спросил он, недобро посмотрев на меня, странно пошатнувшись. Взгляд был действительно сильный. Но, как известно, прав тот, у кого в лапе пистолет.       — Абсолютно.       К счастью, товарищей долго ждать не пришлось. Николь стала рядом со мной, а Иткинс подбежал к Морану сзади и взял у него из лап портфель, заодно обыскав его на предмет оружия, а затем заковал в наручники.       — Вы арестованы, господин Моран, — сообщил Иткинс.       Тем временем гуара смотрел на меня таким взглядом, как будто спрашивал: «Что за хрень происходит, Уайлд?»       — Ступайте в подъезд, профессор. И, пожалуйста, без глупостей.       В моих навыках стрельбы усомниться можно, но Иткинсу я доверял больше. Как-никак он полицейский, прошёл подготовку. Под нашим чутким руководством Моран двигался в сторону квартиры.       — Могу ли я поинтересоваться, что всё это значит? — спросил опоссум довольно безобидным тоном.       — Проходите к себе, — приказал я, после того как он под нашими внимательными взглядами открыл дверь и вступил на порог. Квартира оказалась довольно маленькой и весьма скромной. Пройдя пару метров, мы очутились в заваленном разными вещами кабинете, до потолка заставленном по стенам книгами и папками. Лишь на столе я приметил знакомый силуэт грубой деревянной фигурки. Он что, носил её с собой? А ещё там стояло просто огромное количество белых баночек с надписями на незнакомом языке — медицинском.       — Садитесь в кресло, профессор, мы хотим вас кое о чём спросить, — коротко произнёс я, зная, что опасаться нам нечего. Иткинс в свой последний визит вытащил из оружия опоссума все патроны. Как только он сел, я продолжил: — Или же вас лучше звать «Улисс»?       Всё это было ужасно непродуманной импровизацией. Но если бы опоссум уехал куда-то на своей машине — он мог бы скрыться. Умение заметать следы обычно входит в навыки опасных преступников, по себе знаю. Правда, я не опасный преступник, поэтому я свои следы с налогами не смог замести.       Профессор не подал виду, демонстрируя подлинное безразличие. Пожалуй, он мог бы преподавать не только историю Востока, но и правила поведения в экстренных ситуациях. Именно поэтому необходимо было держать с ним ухо востро.       — Вы думаете, что это я?       — Мы знаем о вас больше, чем вы думаете, — улыбнулся в ответ я. — Ваше настоящее имя — Стефан Тркуля. Мы нашли выпуск новостей, где вы ищете своего пропавшего брата. А попали вы под подозрение, потому что совершили убийство в Тундратауне.       — Неплохо, Уайлд, неплохо, — ответил опоссум, улыбнувшись. — Не очень ожидал от вас. Но тем не менее, вы всё так же умны, так что отпираться мне бессмысленно. Позвольте, я дам своим глазам прозреть?       Не дожидаясь моего разрешения, Моран медленно потянулся к своим глазам. Я направил в его сторону пистолет, однако использовать его не было необходимости: опоссум всего лишь снял с себя линзы, окрашивающие его глаза в голубой цвет.       То, что оказалось под ними, повергло меня в изумление. Я, конечно, помнил из многочисленных фотографий и видео, что у профессора красные глаза. Но одно дело — смотреть на них с фотографии, а другое — видеть вживую. Света в комнате было немного — лампочка светила не очень ярко, — но его оказалось достаточно, чтобы произвести угрожающий эффект на всех нас троих.       — Сущий дьявол! — нервно произнёс Иткинс, стиснув зубы.       — Всего лишь глазной альбинизм, патология, а производит такое хорошее впечатление, я всегда любил его использовать, — произнёс Александр, и я с сожалением отметил, что он с первых минут стал выигрывать в словесной дуэли, захватывая инициативу. Даже несмотря на то, что у меня в лапе лежал весомый аргумент, направленный в его сторону. — Уайлд, но вы же просвещённый зверь, какой вам с этого резон? У вашей подруги похитили брата. Гуара, как я вижу, полицейский. Я гадаю, какую роль в этом играете вы, но так и не пршёл к однозначному ответу…       — «Ночные секаторы» возродились, и они сделали это благодаря вам, так? — спросил я, нахмурившись и направив в его сторону оружие.       — Хорошо, потрачу немного своего ценного времени на ваши вопросы. Но только ради вас, Николас, — сказал Александр таким тоном, будто делает одолжение. — Я никогда не называл своё общество «Ночными секаторами». Эту прилипчивую безвкусицу придумали журналисты в далёком прошлом.       Глаза, будто светящиеся в плохо освещённом вечернем помещении, горели алым пламенем. Этот взгляд был сильнее любого взгляда мишки, которые охраняли Мистера Бига. Признаюсь честно: по моей спине побежали мурашки. Думаю, мои друзья ощущали то же самое. И всё же я нашёл в себе силы коротко и сухо сказать ему:       — Вы не ответили.       — Да, вы правы, — улыбнулся он. — Я снова запустил этот сложный бизнес. Видите ли, Уайлд, двадцать лет назад мне нужен был инструмент для грязной и непопулярной, но необходимой, работы с обществом. Которая, к тому же, могла бы приносить деньги на другие мои замыслы. Сложные времена дают уникальные возможности. В другое время это была бы, наверное, мирная партия или что-то такое. Но в девяностые это оказались мясо, ненависть и трансплантология. Если с первой мне ничего объяснять не надо, то со вторым всё до ужаса просто. Спрос на мясо и новые органы был, есть и будет, а законодательства под массовый бизнес не было и до сих пор нет. Вот так и появились «Секаторы» и так они легко возрождаются. Все были и остаются счастливы, все получают желаемое за некоторую сумму, а я получаю деньги, которые пускаю на более важные вещи.       Меня утомляло слушать его дикторский тон, он даже не старался говорить с огоньком, но, тем не менее, я не стал его перебивать.       — Я вернулся в Зверополис чуть меньше чем шесть лет назад — под новым именем и с новой жизнью. Но… поставьте себя на моё место: разве это не отвратительно? Смотреть на мир, который пытался сделать лучше, чище, сильнее, а видеть при этом расцвет того, с чем боролся — ксенофилию, нетрадиционщину и проституцию. Только с правами хищников у меня что-то получилось. Теперь вы едите не траву по прихоти травоядных, а рыбу. Компромисс, который выглядит неплохо, но лишь до момента осознания, что именно у вас отобрали — не только еду, но и возможность иметь по этому поводу мнение, подсунув суррогат решения проблемы. Я долго пытался жить как законопослушный зверь. Я искренне пытался полюбить этот мир. Но… у меня не получилось, назовём это так. Я снова занялся тем, чем должен — возрождением своей борьбы за право зверей на чистое и сильное общество.       Было крайне важно, что это произнёс именно он. Я вёл запись, и открытое чистосердечное признание мне бы не помешало.       — И вы считаете, что поступаете правильно, опять нарушая закон и терроризируя город?       — Терроризируя? Вы за шесть лет слышали хоть об одном теракте? Вдумайтесь, Николас, покрутите в голове эту мысль — я уже шесть лет занимаюсь трансплантологией и кучей других дел, а вы только сейчас ко мне пришли со своей парой жертв. Это точно терроризм? Или всех всё устраивает? Почему полиция не обращала на меня внимание? А журналисты? А другая преступность, например мафия?       После этих слов я действительно чуть не провалился в размышления. Профессор дал так много очевидных вопросов без простых ответов. Но я не успел задуматься, он продолжил, и пришлось его дальше слушать, уже с огромным интересом.       — Ну и конечно, — ответил опоссум таким тоном, как будто это что-то очевидное, — невозможно говорить, что тот, кто жаждет перемен для себя, нарушает закон — ибо закон, разрешающий межвидовые пары, гомо-пары и проституцию — не для меня. Таким образом я ничего не нарушаю. Вы не поверите, Уайлд, но я работаю себе в убыток. Всё, что мне приносит мой «маленький» бизнес, уходит на покупку мнений, на подкупы, взятки для десятков политиков и на расширение инструментов исполнения моих идей. Город изменился, стало сильно дороже купить всех. Но у меня стало получаться, и даже без кровопролития. Вы ведь смотрите блогеров? Не замечали, как они стали поднимать вопрос об осуждении некоторых нетрадиционных зверей и о рационах хищников? Не слышали новости об обсуждениях в парламенте?       Я откровенно не понимал, о чём он говорит, но вот Иткинс, видимо, смотрел каких-то блогеров. Гуара выглядел совсем неважно. На его морде сменялись поочерёдно то гнев, то страх. Он буквально побледнел. О чём он думал и какие взаимосвязи видел, я мог лишь догадываться.       — Выпилился бы лучше, если хочешь сделать город чище! — в сердцах воскликнул Иткинс. Судя по всему, он уже не считал до шестнадцати и еле сдерживал себя, чтобы не выцарапать опоссуму глаза. Ненависть, всё ещё сменяемая нотками ужаса, буквально сочилась из гуары тёмной аурой готовности к убийству.       — Зачем вы убили песца в Тундратауне? — спросил я прямо, не желая тянуть.       — Профессора Эгеланна, — добавил Иткинс, как будто никто не знал его имени.       — Он слишком много знал, — внезапно ответил опоссум. Впрочем, ни для кого из нас такой ответ не был неожиданным. — Мы работали в одном вузе, пока он не вышел на пенсию, и ещё тогда невзлюбили друг друга. Потом он заметил некоторые похищения и всё понял. Требовал деньги за молчание… меркантильный идиот. Надо было доверить дело профессионалам, но я его ненавидел и хотел убить лично. Я пришёл к нему, но без денег, а с бутылкой вина. Ему хватило мозгов предложить мне выпить первым, но не хватило эрудиции. Вы ведь знаете, господа, — обратился к нам Моран, — что у опоссумов иммунитет к большинству ядов? А он не знал.       Всё встало на свои места. Опоссум принёс вино с ядом. Попробовал его сам — на него яд не подействовал, а вот песцу резко поплохело… Но спасибо ему за то, что он схватил чек от бутылки и сжал его в лапе. Без этого на Александра Морана выйти нам было бы гораздо сложнее.       — Николас, будьте так любезны, дайте мне таблетку. Банка с номером «четырнадцать». Можно без воды, — неожиданно попросил Моран.       — В камере получите свои таблетки, не умрёте, — грубо ответил гуара, на что профессор загадочно улыбнулся.       — Я очень постараюсь не умереть, но не обещаю, не от меня зависит.       — Что вы сделали с моим братом? — вдруг спросила Николь каким-то подавленным голосом.       — …Сэмюэль Берн? — подумав, спросил опоссум. Надо же, даже фамилию помнил. — Уверяю, ваш брат был достаточно достойным зверем, чтобы не привлекать моё личное внимание. Просто жизнь иногда бывает несправедлива. Он, по глупости своей, пытался выбить долг из моего хирурга. В то же самое время мы получили заказ за две почки рыси. Одно сошлось с другим, а довершило совпадение согласие его работодателя. Фатальное совпадение для вашего брата, — спокойным голосом ответил опоссум.       Мне очень хотелось его придушить, и я не представлял, как, наверное, хотелось это сделать Николь. С трудом я отвёл взгляд от его глаз и начал смотреть на его галстук. А ещё я изо всех сил старался не думать: почему мистер Биг, фактически дав разрешение убить рысь, ничего об этом не сказал? Он что, был как-то в это втянут?       — Он ответит за всё, что сделал, — сказал Иткинс, обращаясь к Николь. Было видно, что и ему сложно себя контролировать.       — Отвечу перед кем? Вами? Хотите поиграть в Бога? Или, может, хотите попробовать мою роль и убить меня из принципов? — нахально улыбнулся Александр. — Поверьте, у меня больше шансов выйти сухим из этого дела, чем у вас остаться на своей работе.       — А Джеймса-то за что? — поспешил я перевести диалог в более деловое русло, ведь хотелось узнать сразу про трёх близких нам зверей. — Который красный панда.       — Он настоящая звезда интернета и жёлтых таблоидов, — воодушевлённо ответил Моран. — Здесь всё по моей части: «Сына главы государственной корпорации застукали в одной постели с парнем». Есть видео из номера отеля, где твой панда трахает сына главы государственной корпорации. Что самое мерзкое: этот парень — опоссум! Два недозверя, попирающие свой природный долг — размножатся с партнёрами своего вида и таким образом делать вид сильнее. Я редко испытываю удовольствие, Уайлд, но когда мир избавляется от таких выродков, мне становится лучше. К тому же отец опоссума сказал мне за это спасибо, я избавил его от медийных проблем с сыном. В некотором роде, конечно.       — А мне кажется, что по сравнению с пандой и тем опоссумом болен как раз ты, ублюдок, — вставил своё слово Иткинс, излучая ненависть и презрение в каждом слове.       — Разве? — ответил Моран. — Кому-то же нужно искоренять заразу, нужно быть санитаром общества. И кому? Вам? В Анималии есть видовые ячейки, но они — мелкие, хаотично двигающиеся пешки без лидера. Максимум, на что они способны — избить кого-то в подворотне на окраине города. Нужно действовать решительнее! Нужно избавляться от паразитов, терзающих нас. Если часть тела вспухла и покрылась струпьями и её никак не вылечить, то её нужно ампутировать! Иначе она заразит всё тело. С обществом то же самое. Как и в официальной медицине, есть множество зверей, которые готовы платить за эту непопулярную, но прибыльную работу.       — Красиво говоришь, — прошипел Иткинс. — Только паразит на теле общества — это ты! Ты заражаешь зверей, у которых нет своего мнения, и они начинают брать в лапы оружие и убивать по твоей прихоти!       Опоссум презрительно фыркнул, видимо готовя свою дальнейшую речь. Но я вспомнил о том, ради чего, собственно, это всё затевалось — по крайней мере, для меня. Конечно же, это Джуди. Я так был сосредоточен на том, чтобы держать на мушке этого подонка, и так увлечён разговором, что вспомнил о Джуди только сейчас.       — А чем же нарушила твои правила крольчиха из Сан-Тауна? — поспешил спросить я. Хотя она первый кролик в полиции — феминисткой её назвать язык не поворачивался. Представлять её лесбиянкой моя фантазия не отказывалась, но это было так неправдоподобно…       — …это вы о Кроллинштейн? — задумался, слегка покачиваясь из стороны в сторону, Моран — Интересный экземпляр. Двадцать лет, тренер йоги, предположительно любительница инцеста и беспорядочных половых связей. Сара презирает традиционные семейные ценности и увлекается слишком близкими связями.       Какой, к чёрту, инцест? О чём он вообще говорил? Я был в ступоре. Сара — та самая девушка, до которой мы не смогли дозвониться. Неужели Джуди перепутали с другой крольчихой? Неужели Джуди — жертва случайного стечения обстоятельств и пострадала только потому, что оказалась не в то время и не в том месте? Ведь кролики все на одно лицо. Я отлично помнил запись с видеорегистратора — крольчиха шла спиной к похитителям, а значит, её легко можно было перепутать с любой другой представительницей кроличьего вида. Тупые волчары просто-напросто похитили крольчиху, которая вышла из дверей дома. Но анализ показал, что кровь принадлежит именно Джуди Хоппс…       Всю эту кипу рассуждений я уместил в несколько секунд всеобщего глупого молчания. Но то, как это молчание прервется, никто из нас ожидать не мог. На всю комнату раздался приятный мягкий женский голос, который, вне всякого сомнения, поверг в ступор всех четверых зверей, находящихся здесь:       «Семейные ценности — культивируемая в обществе совокупность представлений о семье, влияющая на…» — произнесла умная колонка.       — Сара, стоп! — нарушил речевой поток Моран, расхохотавшись. — Уайлд, спасибо вам! Ваш неожиданный вопрос о крольчихе открыл широкое окно возможностей.       «Что он несёт?» — подумалось мне в тот момент, как и всем моим коллегам. Но уже через секунду всё стало на свои места. Опоссум громко и чётко воскликнул:       — Сара, выключи свет!       Оказывается, голосовой помощник в квартире умел и такое. Свет в комнате моментально погас, и в моих глазах стало абсолютно темно. Раздался странный звук стука по дереву, затем послышался звук выстрела. Если бы глаза хищников умели перестраиваться на «режим темноты» мгновенно, а не в течение нескольких секунд, то, возможно, мы бы смогли помешать опоссуму. Однако этого не произошло.       — Сара, включи свет! — воскликнул я, вскочил на ноги и направил пистолет в ту сторону, откуда донёсся шорох и испуганный возглас Николь.       Свет включился, неприятно озаряя собой всё вокруг. В углу комнаты за спиной Николь стоял опоссум, обхвативший её шею одной лапой, а в другой держа пистолет гуары. Иткинс лежал на полу, раскинув лапы в стороны. Именно он заинтересовал меня больше всех, ведь я слышал выстрел… Но крови не наблюдалось, а боковым зрением я увидел, что несколько книг в шкафу Александра превратились в лохмотья. Скорее всего, мой приятель был просто без сознания. Хоть это радовало в сложившейся ситуации. Кто же знал, что Моран не умеет стрелять.       Самым удивительным было то, что Александр оказался без наручников. Они лежали на полу возле него. Как он умудрился выбраться — одному опоссуму известно.       Моран, после того как свет загорелся, тоже ослеп на пару секунд, направив в мою сторону оружие. Как только он проморгался и увидел меня — он перевел прицел с меня на Николь, но его пистолет сильно дрожал, словно профессору было сложно его держать на весу.       Опоссум прошипел что-то нецензурное, а затем резко потянулся лапой к полкам с книгами. Он вскользь ударил рукояткой пистолета по книге с символичным названием «Моя Борьба», стена начала отодвигаться в его сторону. Похоже, он привел в действие механизм, открывающий потайной выход из помещения. — Прощайте, Уайлд!       После этого он дёрнул Николь вслед за собой. Я бы мог выстрелить в него, однако каков шанс, что я, без опыта стрельбы, не промахнусь и не попаду в Николь? Иткинс, возможно, смог бы выстрелить точнее. Но я — нет.       Стена начала медленно отодвигаться назад, и я услышал за ней шаги по какому-то металлическому покрытию, которые начали потихоньку отдаляться от меня. Я на скорую руку обыскал Иткинса, заодно убедившись, что он всего лишь без сознания. Повинуясь инстинкту, я взял ключи его автомобиля и со всех ног бросился на улицу. Как только я очутился внизу, я увидел заведенный минивэн Морана. Бежать к нему было явно бессмысленно, меня отделяло от него достаточно приличное некоторое расстояние, поэтому я кинулся к машине Иткинса.       В мгновение ока я завёл машину, перевёл коробку передач в режим «Drive» и отправился в погоню. Большинство пунктов, которым учил меня Иткинс, я пропустил: сейчас было не до пристёгиваний и регулировки зеркал с сидениями. Впрочем, ремень я всё-таки решил застегнуть.       «Какой детективный сюжет обходится без погони?», — говорил один киногерой, но этот детектив, честно говоря, лучше бы обошёлся без неё. Я жал на педаль газа без устали. К счастью, дорога пока что была пустая, иначе моя поездка закончилась бы, даже не успев начаться.       Несмотря на малый опыт вождения, я всё-таки сел на хвост минивэну опоссума, выжимая из машины гуары всю мощь, а машина мне попалась всё-таки не самая медленная. Как было бы проще, если бы он был сейчас за рулём, а не валялся на полу без сознания…       Чудом я лавировал в потоке автомобилей, выехав на скоростную магистраль. Один раз мы проехали на красный свет, чудом не попав в аварию. Обошлось без последствий, но я уже знал: эта погоня была просто обязана закончиться тем, что я во что-то врежусь.       Я так пристально следил за минивэном, что не заметил, как вырулил на встречную полосу. Как я ушел от столкновения с несколькими автомобилями, которые двигались мне на полосу — я уже не помню.       Тем временем минивэн, движущийся в своём направлении, немного снизил скорость и перестроился в самую левую полосу, намереваясь свернуть в сторону.       Я понял, что это мой шанс. Вечно я догонять его не смогу, а догнать нужно…       Скунс меня побери! Я, возможно, уже потерял одного друга. Сейчас на кону жизнь ещё одного. Если Моран скроется — шансы на выживание у Николь будут нулевые.       Джуди мне как-то говорила: «Цени то, что имеешь. И никому не отдавай». Самое время следовать этому ванильному правилу глупой крольчихи.       Моран повернул налево, не смотря по сторонам и совсем не ожидая того, что прямо ему в бок несётся по встречной полосе лис. Я прицелился в заднюю часть минивэна.       Ба-ба-х!!!       Скорость была не самая большая — сорок-пятьдесят километров в час. Тем не менее, этого хватило для того, чтобы минивэн по инерции упал на бок.       Я очень предусмотрительно пристегнулся ремнями безопасности, поэтому никому меня не придется отдирать от руля или подушки. Только голова чертовски болела. Тем не менее, я был относительно цел, смог себя отстегнуть и вывалился из машины. Вокруг начали собираться свидетели, кто-то спрашивал, всё ли у меня в порядке. Я слышал их голос сквозь какую-то пелену — похоже, что у меня заложило уши.       Шатаясь, я пошел к минивэну, осматриваясь по сторонам. Прямо по курсу был жилой дом, немного в стороне от него — ещё один, между ними есть небольшой проход. В дом попасть вряд ли получилось бы, а вот проулок между домами — отличное место, чтобы поговорить с опоссумом с глазу на глаз, если он, конечно, не свернул шею при аварии.       Первым делом я решил убедиться, что с моей Николь всё в порядке. Через пассажирскую дверь к ней пробраться не получилось, зато в крыше минивэна был люк. Полностью открыть его вышло не сразу, внутрь я пролезал как воришка через форточку. Николь лежала на двери, свернувшись и немного поджав ноги. Я потянулся лапой к её шее, чтобы проверить пульс. Моё собственное сердце нещадно гремело у меня в груди и отдавало глухим стуком в уши.       Пронесло. Пульс был.       Я отлично помнил, что трогать пострадавших при аварии нельзя, а если трогать, то очень аккуратно, не изменяя положения тела, желательно вдвоем или втроём. Но на ублюдка Морана эти правила не распространяются.       Я поспешил к передней части автомобиля. Как оказалось, очевидцы смогли открыть дверь и втроём вытащили Александра из автомобиля. На его морду было страшно смотреть — она была вся в крови. Похоже, профессор забыл пристегнуться и впечатался головой об руль или лобовое стекло. Тем не менее, он был жив и даже тихонько стонал.       Выбравшись наружу, я взял в лапы пистолет и выстрелил в воздух. Пользуясь создавшимся эффектом, схватил опоссума и прижал к себе, размахивая пистолетом.       — Он мой! — кричал я, направляясь к проулку между домами, подальше от посторонних глаз. — Помогите девушке!       Я опустил опоссума на землю, схватил его за загривок и потащил, волоча по асфальту. В своём обычном состоянии Моран представлял опасность и мог без труда одолеть такого соперника, как я, но сейчас он был почти без сознания. Да, мне всё равно стоило бы быть с ним осторожным, но в тот момент инстинкт самосохрания утонул где-то внутри меня, позволив выйти на волю другому инстинкту — хищническому. В конце концов, сейчас он был ещё более обострённым, чем раньше — адреналин плескался во мне через край!       Когда я был почти у цели, протащив опоссума десяток метров, я увидел, что ко мне приближается какой-то парень. Кажется, из семейства собачьих. Я прорычал на него что-то нечленораздельное и выстрелил один раз в воздух. К счастью, аргумент был весомым. Это его остановило.       Как только мы оказались в темноватом проулке, скрытом от большинства посторонних глаз, я кинул опоссума к грязной бетонной стене и начал тормошить его, чтобы привести в чувства. Вскоре это подействовало. В голове у меня был всего один вопрос, который я не успел задать в его квартире.       — Что ты сделал с Джуди Хоппс?! — спросил я, стараясь четко и по слогам проговаривать слова, а затем отошел в сторону и навёл на него оружие. — Говори!       — С Хоппс? — с трудом приходя в себя, спросил Моран, бегая по сторонам взглядом, словно не мог разглядеть, где он находится. — Это вы про… а, вот оно что. Уайлд, какой же вы идиот… вы так и не….       Я не выдержал и ударил по его окровавленным зубам рукоятью пистолета.       — Я убью тебя, ублюдок!!! — зарычал я ещё громче. — Говори!       — Хорошо, Уайлд. Вижу, вы перестали плыть по течению и готовы к последствиям… Я скажу. Я сделаю вам больно вашими же лапами… Она мертва, как и я. Знаете, что бывает с кроликами, если их держать взаперти? Они пытаются прогрызть себе путь к свободе. Они могут прогрызть дыру в бетоне. Но прогрызть сталь не могут. Ломают зубы. Обломки зубов — это то, что вы найдёте, если сейчас же не опустите пистолет. Меня уже не спасти, а вот её — может быть.       Я не верил своим ушам. Вполне возможно, что Моран просто блефовал, чтобы поймать момент и выскользнуть из моих лап. Но у него не получится. Я был вне себя от злости. Мне хотелось вцепиться этому психу в глотку и перегрызть её, разорвать этого урода когтями, вытащить наружу его кишки и сердце, а не сложить оружие перед ним. И я вопьюсь. Я не дам жить этому чудовищу. Он убил мою подругу и хотел убить Николь!       — Это всё, что ты хочешь сказать? — прошипел я, всё ещё держа его на мушке пистолета. — Всё?!       — Вы не услышали. Чёрт. Мне грустно. Я так и не успел изменить мир. Умирать тяжело, Уайлд. Особенно, когда тебя убивает не болезнь, а обозлённый идиот.       Я не знал, что ему ответить. Меня всего затрясло от гнева. Я ожидал какой-то длинной речи. Может быть, раскаяния. Да чего угодно! А ему всего лишь грустно. И всё. Ему было грустно, а мне… больно. Лучше бы он попытался сбежать или напасть. Я бы просто выстрелил, и мне стало бы легче. Это была бы самооборона. Никто бы меня не осудил за это. Я сам бы себя не осудил.       Но он молчал, прислонившись к стене и ожидая меня, совершенно неподвижно, будто парализованный. Он смирился и даже улыбался! Чёрт, он даже сейчас был уверен, что переигрывает мир, что влияет на что-то. Самоуверенный, больной ублюдок! Тишину между нами нарушало лишь моё тяжёлое дыхание. Я смотрел на него, целился и не мог подумать ни о чём, кроме одного — мести. Отомсти. Выстрели. Оборви его чёртову жизнь. Но это было неправильно. Я не убийца. Я не он. Но боль… она и раньше заставляла меня совершать неправильные вещи…       Мои пальцы дрожали от боли. Горло перехвачено чем-то, что я никогда не испытывал. Что-то внутри натянулось, как струна. Она зазвенела внутри. Моё естество слабо откликнулось на этот звон. А затем струна оборвалась. Всего один миг — и внутри стало пусто и тихо. Ничто внутри меня не ставило мне преград. Ничто не останавливало и не говорило о неправильности. Боль и гнев за секунду выжгли меня изнутри. Я выстрелил в Морана, смотря ему в его чёртовы глаза. Пистолет показался мне невероятно тяжёлым, а звук выстрела глухим. Тело неприятно дёрнулось. Он что-то пробулькал окровавленной пастью, но я не услышал. Я ожидал увидеть в его взгляде раскаяние хотя бы за миг перед смертью. Но он лишь странно смотрел на меня, будто с сожалением. Он что-то не успел сказать? И к лучшему, пусть замолчит навсегда! Я выстрелил ещё раз. И ничего не поменялось. Пистолет остался всё таким же тяжёлым, звук всё таким же глухим, а боль в сердце просто адской. Опоссум уже не говорил, лишь шевелил губами и пристально смотрел на меня, не шевелясь. Это было невыносимо. Я должен прервать это мучение! Я нажимал спусковой крючок, превращая его морду в кашу до тех пор, пока в тишине не раздалось мерзкое клацанье пустого пистолета.       Пистолет выпал из моих лап. Он бряцнул об асфальт. Я присел рядом с ним. У меня совсем не оставалось сил. Только сейчас я начал ощущать, что что-то в боку закололо. Я приложил лапу к правому боку, и она потеплела. На моих пальцах была кровь. Теперь-то я точно знал, что это она. Её запах стал знакомым и таким резким. Раньше его не было, а теперь он был ярким. Как и сама кровь. Но откуда она? Я опустил взгляд и увидел в лапе Морана небольшой однозарядный пистолет и… фигурку. А на моей рубахе росло тёмное пятно.       Чёрт, он что, выстрелил в меня? Я что, умру?       Да нет, со мной всё будет в порядке. Нужно только дойти до машины, достать аптечку и перевязаться. Всё будет хорошо.       Последнее, что я запомнил — это как я упал на асфальт, так и не дойдя до машины. Он такой горячий… И мокрый… И…