Пять раз, когда Тревиль заставлял беспокоиться Ришелье...

      Что-то в прибывшей во дворец принцессе было не так. Ришелье только никак не мог понять, что именно. Она мило и невинно смотрела, хлопая длинными ресницами, и едва заметно подрагивала, всё ещё впечатлённая смертью архиепископа. Прикопаться было не к чему. Но что-то в девчонке было всё же не так.       Возможно, всё дело было во внезапном желании короля как можно скорее отправить свою сестру, которую он, однако, последний раз видел в глубоком детстве, в Швецию, к её будущему мужу. А возможно, чрезмерная подозрительность была вызвана внезапной смертью два дня назад де Барвиля, одного из членов Королевского Совета и весьма доверенного лица кардинала, и неудачным покушением на принцессу, в ходе которого погиб сам архиепископ Парижский. У Ришелье не было точного ответа на этот риторический вопрос, однако интуиция ещё ни разу не подводила этого расчётливого человека.       А она настойчиво говорила о том, что что-то с прибывшей принцессой было явно не так. — Мой король, вы собираетесь отправить меня в Швецию в ближайшие дни, — девушка в кроткой почтительности опускает взгляд в пол. — Но мой свадебный подарок всё ещё не доставлен… Как же я смогу без него показаться перед своим супругом? — Да, дорогая, ты права, — Людовик понимающе кивает и щёлкает пальцами, подзывая кого-то из слуг. Луиза же как-то чересчур пристально следит за подходящим лакеем и едва заметно хмурится.       Ришелье это не нравится совершенно. — Мой господин, — её голос искусно подрагивает от лёгкого волнения, — подарок ведь слишком ценен. Не лучше ли будет доверить его доставку кому-то, кому вы доверяете? — король задумывается над словами родственницы лишь на мгновение, а после соглашается и с ними. — Действительно, моя дорогая, — его лицо озаряет покровительственная улыбка. — Я должен доверить это дело лучшему из моих людей.       Сказать, что Тревиль пришёл в неописуемый восторг от полученного задания, было бы огромным преувеличением. Он одарил королевского гонца максимально хмурым взглядом. Отказать королю, однако, он всё равно не мог, а потому, взяв со стола шляпу, надел её на голову. — Я отправляюсь к господину Арно за свадебным подарком принцессы Луизы, — мрачно, но максимально сдержанно оповестил отдыхающих во дворе Портоса и Арамиса капитан, запрыгивая на своего коня. Мушкетёры в ответ лишь переглянулись друг с другом и молча пожали плечами.       Улицы Парижа были привычно многолюдны, поэтому на подходе к дому господина Арно, Тревиль спешился. Оставил коня чуть в стороне, а сам, оглядываясь по сторонам, проверяя, к тому ли дому приехал, пешком пошёл ко входу в дом.       К своему сожалению, так и не дошёл.       Боль пронзает всё его естество и застревает где-то чуть ниже левого лёгкого. Он давится кровью, и почему-то становится тяжело дышать. Всё вокруг вдруг начинает происходить как-то слишком быстро, в то время как сам Тревиль будто бы отстаёт от этого темпа, не поспевая. Мир перед глазами плывёт и подёргивается кровавой пеленой, в то время как чьи-то сильные руки перекладывают его с холодной земли на носилки. Голоса смазываются в один неразборчивый гам, так же как смазывается всё перед глазами в одно пятно, что перемежается с уродливыми вкраплениями чёрного и красного. Его мутит и тошнит, и острая боль иглами впивается во всё тело. Дышать становится практически невозможно, и жалких крох воздуха, что он может урвать, отчаянно не хватает.       Тревиль чувствует, что кто-то куда-то его несёт. Ему кажется даже, что он слышит знакомые голоса Портоса и Арамиса. Мысли, однако, путаются и ускользают от сознания, словно сухой порох сквозь пальцы, и лишь одно осознание имеет настоящее значение.       Он задыхается. — Атос, немедленно иди к королю. Нужен самый умелый и умный доктор, что у него есть, — Арамис шепчет быстро, с тревогой поглядывая на хрипящего капитана. — Ему тяжело дышать, похоже, повреждено лёгкое. Я сам с такой раной не справлюсь, а у капитана сейчас каждая минута на счету, — Атос кивает понимающе и, не произнося ни слова, быстро выбегает из гарнизона, стараясь как можно скорее добраться до королевского дворца.       Слухи распространяются со скоростью лесного пожара, так что когда бывший граф де ля Фер пребывает во дворец, король уже осведомлён, что в кого-то из его верных людей стреляли. Атос с горечью думает, что это было мудрое решение не называть королю имя пострадавшего, а позволить его верным людям самим принести во дворец страшную новость. — Атос? Что привело вас сейчас ко мне? — Людовик пытается держать свою королевскую надменность, но чрезмерное волнение выдаёт его с головой. Мушкетёр набирает полную грудь воздуха, прежде чем решается произнести роковые слова. — Ваше Величество, это капитан Тревиль, — король замирает в ужасе, и даже стоящий за его спиной кардинал кажется весьма удивлённым. — Его… убили? — Людовик сглатывает, опасаясь услышать страшное, и Атос спешит его разубедить: — Нет, он жив. Но тяжело ранен.       Лишь многолетняя выдержка и железный самоконтроль не позволяют кардиналу потерять лицо или хотя бы просто пошатнуться на подкосившихся ногах, когда Атос докладывает о том, что в Тревиля стреляли. — Его ранили в спину, — потемневшие от гнева глаза выдавали ярость сдержанного мушкетёра. — Пуля задела лёгкое. Нужен врач, Ваше Величество, и как можно более опытный.       Людовик, как и все они застигнутый ужасной новостью врасплох, беспомощно обернулся по сторонам, не сразу соображая, о чём его попросил мушкетёр. А меж тем каждая минута промедления могла стать фатальной. — Лекарь Боже́, — Ришелье сам не замечает, как опережает короля в ответе. Голос его при этом даже почти не дрожит. — Скажите, что я послал за ним. Он поможет Тревилю.       Атос колеблется непозволительно, мучительно долгое мгновение, недоверчиво глядя на кардинала; Людовик же вскидывает резко голову, чуть округлившимися в удивлении глазами смотря на него. — Никогда бы не подумал, что вы можете обеспокоиться судьбой капитана, кардинал, — в голосе короля сквозят нервные нотки, а страх внутри Ришелье поднимает волну раздражённого гнева.       Глупец, неужели он не понимает, что каждая секунда пустой болтовни всё ближе и ближе приближает Тревиля к могиле?! — Я не питаю к капитану никакой неприязни, — кардиналу с трудом удаётся проглотить ругательства и слишком дерзкий тон. — Он верный сын Франции, и будет весьма прискорбно, если в такое неспокойное время он покинет нас, — всё-таки не удерживается от тонкой ядовитой шпильки, и король, и мушкетёр словно выныривают из глубокого сна. — Действительно, Атос, что вы стоите?! — Людовик нервно взмахивает руками, и мужчина молча кланяется, стремительно удаляясь прочь.       Кардинал возводит глаза к украшенному позолоченной резьбой потолку и беззвучно губами молит Господа, чтобы не было слишком поздно. Растерянный, расстроенный король, предсказуемо, не обращает на это никакого внимания.       Полы кардинальского плаща взметаются вверх, когда он стремительно влетает в свой кабинет. Ярость клокочет в крови, не даёт успокоиться и сесть на место, подстёгивая кардинала в нервном нетерпении мерить комнату шагами. Мысли в голове сбиваются в одну кучу, путаются друг с другом, не позволяя сконцентрироваться на чём-то одном и тем самым вызывая мигрень. Ришелье морщится болезненно и, останавливаясь напротив стола, широким рваным жестом наливает в стакан вина, практически залпом осушая его.       Вино позволяет немного успокоиться и привести мысли в порядок. Кардинал делает глубокий вдох и медленный выдох, усмиряя бурю внутри себя. Возвращая привычное хладнокровие и рациональное мышление и начиная анализировать сложившуюся ситуацию. — Де Барвиля нашли мёртвым два дня назад, — нервное расхаживание сменилось вкрадчивой ходой. — Вчера убили архиепископа… — полы плаща вновь взметнулись, и кардинал резким движением, словно хищная птица, сел за свой стол. Поставил на него локти, соединив пальцы обеих рук. — А сегодня стреляли в Тревиля… — И именно в эти дни прибыла принцесса Луиза, — вкрадчивый голос с этой вечной насмешкой — услышав его, кардинал поднял взгляд, что до этого был прикован к бумагам на столе, и чуть прищурился. — Как-то слишком много для простого совпадения, — тихая грациозная походка и лёгкое шуршание юбок платья — так выглядит лучшая шпионка Его Высокопреосвященства. — Миледи, — кто-кто, а эта женщина уже должна была раздобыть какую-то информацию. В противном случае, она бы точно не рискнула сейчас показаться кардиналу на глаза. — У вас есть что-то для меня? — Свадебный подарок принцессы Луизы своему мужу… Вернее, то, что от него осталось, — поверх пергаментов опустилось несколько угольных эскизов, на которых была изображена молодая женщина.       Совершенно не та, которая минувшим днём прибыла в Париж под именем Луизы Мантуанской. — И из-за этого я едва не потерял его… — забывшись на мгновение, почти беззвучно прошептал себе под нос Ришелье, разглядывая рисунки. — Неудивительно, что капитану Тревилю не дали забрать этот подарок, — миледи, к счастью, не расслышала слова кардинала, продолжая равнодушно взирать на эскизы. — Однако… кому мог бы прийти в голову такой дерзкий и хитроумный план?.. — чуть склонив голову набок, с интересом поинтересовалась женщина.       «Граф де Су», — мгновенно раздался ответ в голове кардинала, и сухие тонкие пальцы против воли крепко сжались в кулаки. Ришелье долго терпел этого провинциального выскочку, которому король непозволительно благоволил. Но теперь, когда амбиции юнца скакнули выше его головы, да ещё и чуть не оборвали жизнь Тревиля…       «Пришла пора поставить его на место», — решительно подумал кардинал, резко поднимаясь из-за стола. — Вас не касается, кто стоит за этой самозванкой, — холодно отчеканил Ришелье. — Но я надеюсь, ваших женских методов хватит для того, чтобы мне больше никогда не довелось слышать об этой девице, — миледи хищно ухмыльнулась и, развернувшись, бесшумно скрылась во тьме кабинета, покидая его через тайный ход, спеша выполнить полученное задание.       «А мне самое время навестить графа», — мелькнуло в голове кардинала, однако он тут же замешкался, решая перед этим посетить ещё одно место.       В гарнизоне мушкетёров было необычайно тихо. Солдаты, понуренные и взволнованные, молча сновали туда-сюда. Их настрой не вселял в кардинала никакой уверенности, и обеспокоенность заскреблась в сердце, неприятно посасывая под ложечкой. Кинув настороженный взгляд по сторонам, Ришелье легко взлетел по лестнице к комнатам капитана гарнизона.       К его удивлению, из всей неразлучной троицы он встретил лишь Арамиса. Руки мушкетёра практически до локтей были в крови, и кардинал непроизвольно вздрогнул, мгновенно осознавая, чья это кровь. Молодой мужчина, меж тем, негромко переговаривался с доктором Боже́, который как раз развязывал свой халат и сворачивал его в свою сумку. — Ваше Высокопреосвященство, — доктор первый заметил застывшего в дверях кардинала и почтительно поклонился ему. Арамис же одарил его недоверчивым взглядом. — Как он? — вилять в подобных вопросах было весьма проблематично, отчего Ришелье решил действовать напрямую. — Ранение было не сквозное, — всё ещё недоверчиво глядя на кардинала, медленно отозвался Арамис. — Пуля задела лёгкое. Но капитану повезло, он отделался лишь натёкшей в него жидкостью. Доктору Боже́ удалось слить её и наложить швы, так что сейчас жизнь капитана вне опасности, — кардинал мастерски держал маску привычной невозмутимости, однако прикрытые в облегчении глаза были красноречивей множества слов. — Он очень слаб пока, — в беседу вмешался доктор, когда увидел, как Ришелье подался вперёд, намереваясь войти в комнату. — Капитану Тревилю потребуется время, чтобы оправиться. Сейчас он спит, монсеньор, и вряд ли сможет говорить с вами… — Это и не нужно, — быстро перебил лекаря кардинал. — Я ненадолго, — это всё-таки было выше сил простого смертного любящего человека, коим Ришелье и являлся. Ему самому было просто жизненно необходимо увидеть Тревиля собственными глазами, чтобы убедиться в том, что он жив и, хвала Богу, почти здоров.       Арамис удивлённо переглянулся с доктором Боже́, но кардинал этого уже не видел. Он вошёл в комнату, в которой всё ещё стоял металлический запах крови и грязной воды, и, пройдя вглубь, дошёл до кровати, на которой лежал Тревиль. Он был бледен, пугающе бледен, следы крови, запачкавшей лицо на операционном столе, виднелись на щеке. Его грудь едва заметно вздымалась, несмотря на то, что дыхание его было тяжёлым. Веки не подрагивали во сне, отчего кардинал понял, что капитан пребывает в глубоком-глубоком забытие. — Милосердие Божие, Жан, — тихо пробормотал Ришелье, осторожно касаясь чужих холодных пальцев и чуть сжимая их.       Он хотел сказать что-то ещё, но все слова словно застряли в горле, вынуждая кардинала лишь прикрыть глаза и шумно выдохнуть застрявший в лёгких воздух. Он снова едва не потерял его. Лишь хвала Всевышнему, что всё обошлось.       С горем пополам усмирив поднявшуюся в груди бурю и почувствовав на своей спине неодобрительный взгляд Арамиса, Ришелье снова открыл глаза и, бросив прощальный взгляд на спящего Тревиля, резким шагом покинул его комнату. — Я надеюсь на ваше благоразумие, сударь, — прежде чем сбежать по лестнице обратно вниз, приглушённым голосом обратился к Арамису кардинал. — И мой визит к капитану останется нашей с вами тайной, — мушкетёр понимающе кивнул, и Ришелье покинул гарнизон.       Направляясь, наконец, с ответным визитом к несостоявшемуся убийце.