Реквием по судьбе

« Моё тело сковали стальными оковами, пережимающими плоть настолько, что я полностью обездвижен, шансов сбежать из злополучного заточения нет, мои мысли блуждают призрачной пеленой, точно самостоятельная отделившаяся частица от единого целого, в кромешной тьме, где я одинок. От этого липкого чувства, которое обволакивает всю кожу, хочется отмыться, а ещё озноб пробирает до самых костей. Боль поверхностная, однако только она позволяет мне ощущать себя живым. Единственное желание – это кричать навзрыд о помощи, разрывая к черту голосовые связки. Главное, чтобы услышали, остальное неважно. Хоть кто-нибудь, прошу! Я в темнице собственного сознания, из которого мне одному не выбраться. » Головин с большим трудом попытался разлепить глаза, по которым моментально ударил яркий свет, ослепляя на доли секунды, а в ушах раздался оглушительный звон. Он даже пожалел, что очнулся, ведь боль прошлась сильнейшим током до самых кончиков пальцев от малейших движений; в конечном итоге пришлось принять положение лёжа, не желая вставать и двигаться от захватывающих судорог вперемешку с нестерпимой ломотой. Взгляд же безжизненно метнулся на белый потолок: в нём не было особых примечательностей, но взор каре-зелёных глаз прожигал сантиметры бесконечного однотонного полотна. Мысли путались и спотыкались друг об друга, не давая сообразить куда он попал и почему такая неимоверная боль, будто передробили все кости и вывернули наружу все внутренности. Время вытекало в бескрайнюю прострацию, окутывая оцепенением. После первых минут наваждения очевидная мысль проскользнула в одночасье – место, где он находился, была обширная комната в белых оттенках, которая пугала бесконечностью и давила на Сашу своей пустотой, вызывая панику. Отчаяние подкрадывалось лёгкой поступью, в то время как глаза бегали из одного угла в другой в попытках отыскать освобождение. – Здравствуй, Саша, – из глубины комнаты раздался мужской голос, оттолкнувшись эхом об стены и разойдясь по всему пространству. Он показался парню гласом свыше, от чего тот робко вздрогнул и с нерешительностью встал, начиная медленно идти в нужном направлении. – Простите, вы не подскажите, где я? И что случилось? – Головин даже не заметил, как опустил ответное приветствие, ибо голова была забита волнующими его вопросами, но никак не правилами этикета. Только в ответ послышался усталый и грустный вздох. – Пока я не могу тебе сказать, где ты. Это тайна, – голос смягчился и прозвучал с толикой нежности совсем не зря. Через мгновение из тени вышел высокий мужчина, улыбаясь с теплотой и вея радушием. Парень, как пугливый зверёк, отошёл чуть назад, присматриваясь к подозрительному незнакомцу и хмуря недовольно брови. Ему не по душе вся сложившаяся ситуация в целом, ещё и единственная живая душа – это какой-то бородатый мужчина, пытающийся строить из себя добродетеля. Пришлось ещё раз осмотреться по сторонам, чтобы самостоятельно построить логические цепочки для вывода, куда его в этот раз занесла нелёгкая судьбина. – Почему это? Что за сфинксовы загадки? – съязвил тот и со злобой посмотрел на собеседника. – Если я в психушке, то чего молчать! Ничему особо не удивлюсь. – Саша, всё не так просто. Нет, ты не в психушке, – лилейно произнёс мужчина и сделал пару шагов вперёд, желая оказаться поближе к парню, – я объясню тебе, когда придёт время. Головин поёжился от своей грубости, с которой он отвечал, и опустил голову. Сейчас вид его напоминал потерянного ребёнка. Эмоции превозмогали куда сильнее, нежели адекватное восприятие происходящего, потому в один момент хотелось взять этого партизана за ворот и выбить хоть какую-то информацию, но состояние позволяло лишь биться в истерике от своей беспомощности, съедать себя упрёками о бессилие. Слишком напуган, а в голове царит одна неразбериха, в которой не найти должного ответа. – Ты хоть скажешь, кто ты?! Или будешь молчать?! – зарычал Саша, не сдерживая себя. – Почему мне не мог достаться в такой ситуации кто-то посговорчивее! И да, откуда ты знаешь моё имя? – Меня зовут Александр, Александр Ерохин, – всё так же спокойным тоном отвечал незнакомец и не переставал улыбаться, – можно сказать, я здесь, чтобы помочь тебе. Парень выгнул бровь и с ещё большим недоверием оглядел Ерохина с ног до головы. Согласиться, что тот похож на маньяка или сумасшедшего, он не мог. Однако и доверия не внушал, возможно, из-за ауры загадочности и странного поведения: не сползающая с лица улыбка, спокойствие в данной ситуации и неведомое стремление помочь, когда сам находился в таком же положении. От этого Саню уже тошнило, ибо чрезмерная доброта была для него лишней. Всю жизнь шёл по жизни один, тем более без посторонней помощи таких, как Ерохин. – Знаешь, я понимаю твоё негодование. Ты можешь возненавидеть меня, – Александр поднял руки в примирительном жесте, намекая, что его намерения из благонравных побуждений, и осторожно подошёл к Головину, который свёл брови к переносице и буквально был готов зашипеть от внезапной близости, – в нашей жизни помощь приходит неожиданно. Я ничего не требую взамен, но дай мне шанс помочь тебе. – Но... В чём ты хочешь мне помочь? – голос неожиданно дрогнул, а глаза в очередной раз со страхом начали метаться по комнате, ища что-то наподобие выхода. Хотелось бежать, куда те глядят, лишь бы подальше от этих стен и неизвестности, которая ожидает его здесь. Ерохин же, чувствуя всю запуганность Саши, взял осторожно его мизинчик своим. Тот вопросительно посмотрел на переплетение пальцев и поднял взгляд на Александра, ожидая ответов. – Помочь в том, чтобы ты выбрался отсюда. Не закрывайся от меня, – мужчина заглянул в глаза напротив и слегка кивнул: от этих действий Головину становилось немного спокойнее на душе, а уголки губ дёрнулись в улыбке, – а это уже вторая тайна. – Слишком много загадок, которые я не перевариваю. И ты говоришь, как мои родные и друзья, – усмехнувшись, парень тут же сменился в лице и поник, – я их так грубо оттолкнул, а они хотели мне добра. Но сделанного не воротишь, и теперь я один из-за своих слов. От осознания этого даже жить не имеет смысла. В голове начали всплывать обрывки разговора, когда он нагрубил сначала своей семье, приютившей его, потом друзьям, которые пытались открыть ему глаза, а упрямство брало верх, что делает он всё правильно, однако так ошибался. По телу будто пробежался холод от чувства одиночества, потому Саша сжался и прикрыл свободной рукой лицо, пряча стыдливый взгляд от Александра. Казалось, что тот начнёт его осуждать, говорить о том, что так ему и надо, потому готовность покрывать собеседника самыми бранными словами и сарказмом всегда была при нём. Естественная защита на любые осуждения, режущие глубоко сердце и вызывающие поток слёз. Головин ненавидел плакать, ведь, по его мнению, это показатель уязвимости. С самого детства он скрывал любые проявления слабости, запирая всё внутри себя и черствея от отсутствия понимания со стороны окружающих, смотрел с небывалой ненавистью на плакс и высмеивал их. Вместе с этим он мало кого подпускал к себе и своим проблемам, отвечая с резкостью и хамством, что не их дело. – Ты можешь всё исправить, но у тебя должно быть стремление жить, – не спросив разрешения, Ерохин затягивает парня в крепкие объятия с осознанием, как те необходимы сейчас. Саша же распахивает глаза в накрывшем его удивлении от спонтанной заботы, которой не ожидал, но жмётся преданно к своему новому знакомому так, будто это последний шанс на спасение. Осознание о том, почему он поделился самым искренним, не приходило, только предчувствие, что ему можно доверять, и они где-то встречались. В голове у Головина что-то щёлкнуло, и взгляд тут же с наглостью переметнулся на лицо для изучения очертаний лица мужчины. – А мы не встречались? Может, ты мой бывший начальник? – совершенно забыв о недавних волнениях, Саша замечает в лице Ерохина не только нотки привлекательности, но и то, что он видел в какой-то момент своей жизни взор голубых глаз. – Или ты тот бармен в ночном клубе? Нет, его звали Сергей. Он был ещё тем геем. Или ты тот таксист, который довозил меня на днях? Мм, нет, ты явно симпатичнее. Пока Головин перечислял все варианты, Александр начинал понимать, что малец ведёт самый разгульный образ жизни. Внутри загорелась острая и необходимая потребность разузнать всё о парне и максимально помочь разобраться в себе, непреложная миссия. Его догадки сводились к тому, что тот запутался, где злейший враг, а где верный друг. Ерохин безошибочно замечает с какой преданностью поглядывает на него Саша, делая очередное предположение их встречи, и как разочаровывается, когда ответ звучит отрицательно. Его всепоглощающая жажда крылась в детском, невинном желании похвалы. Столь незначительная потребность теплилась в сердце взрослого парня как первостепенная вещь, захватывая и вытесняя другие желания. Весь смысл жизни сводился к одобрению со стороны, хотелось быть для всех хорошим мальчиком, подающий надежды, однако результат приносил только огорчения. – Нет, всё-таки я считаю, что ты мой начальник, – на выдохе выдал Саша, поднимая взор на Александра и с надеждой выжидая ответа, что он прав. Всё же редкие действия напоминали в нём ребёнка, в чём была стопроцентная уверенность. – У тебя было так много начальников? – только длинная тирада домыслов закончилась, так Ерохин сразу от изумления ответил вопросом на вопрос, но собеседника это нисколько не смутило, однако тот явно дал понять всем своим внешним видом, что эта тема для разговора неподходящая. – У меня небольшие проблемы с работой, долго ни на какой не задерживался, – тяжело вздохнув, парень давно признался сам себе, что проблемы были куда масштабнее, нежели его жалкое определение, которое было подобрано для ответа. – Что же, начальником я твоим не был, так как работаю в частной поликлинике, а мне ещё никого не доводилось увольнять. – Я и медицина? Это несовместимые вещи. С химией я не подружился сразу же, как в мои руки попал учебник, а вражда началась на первом же уроке, но уже между мной и учительницей, – при этом воспоминании Саша поморщился и мотнул головой, будто пытаясь отбросить то в чертоги своей памяти, – жаль, что наша встреча была мельком. – Ты сожалеешь? – в один момент появилась идея расспросить мальчишку хотя бы о его школьной жизни, но в другой личный интерес перекрыл все первоначальные планы. – О чём? Я ни о чём не сожалею! – как только Саша понял, что сказал лишнее, то принял самый непринуждённый вид и фыркнул со всем презрением, на что Ерохин усмехнулся и задрал гордо нос, как явный победитель, – не придумывай себе чего-то там. – Никогда не был хорошим фантазёром, – тычок в бок не заставил себя ждать, как и шуточные возмущения со стороны мужчины на подобного рода действия. От таких невинных замечаний Головин нахохлился и ушёл в противоположный угол комнаты, бурча что-то неразборчивое себе под нос. Александр бы никогда не поверил, что такие мелочи могут настолько сильно задеть, но теперь убедился в обратном. Нужен определённый подход, однако верным решением было оставить парня в покое, основываясь на том, что тот подуется и вернётся. И как метко попал в цель с таким предположением. – Раз уж мы застряли здесь, то нам нужно держаться вместе, – серьёзным тоном начал Саша, было видно, как ему тяжело даётся переступить через свою гордость, забыть обиду, но ситуация требовала решительных мер, – только каждый сам за себя, если дело коснётся спасать собственную жизнь. – Хорошо, если что, то я спасу тебя. – Ты глухой?! Я же сказал, что без всякого героизма и самопожертвования! – Знаешь, я больше не повторю своих ошибок, – сделав размашистый шаг, Ерохин подошёл вплотную настолько, что Сашу захлестнул жар, а ноги неожиданно подкосились. За всё время разговора он ни разу не замечал перемен в интонации или выражении лица, но сейчас от мужчины повеяло холодом и отрешённостью. В голове прокручивался один вопрос:"Какая трагедия скрывается за этими слова?"