* * *
В воскресенье чета Фудзивара отправилась на обед к друзьям. Нацуме проводил их и пообещал вести себя хорошо. Когда приемные родители скрылись за углом, он обернулся. Нянко сидел на подушечке, блаженно зажмурившись, и переваривал свой второй завтрак — мандзю, за которыми Нацуме рано утром специально бегал в пекарню. — Нянко-сенсей! — Что, прямо сейчас? Какой же ты нетерпеливый. — Кошачьи глаза приоткрылись. — Ну ладно. По пушистому круглому телу пробежала дрожь. Нацуме поспешно вытянул руку. — Эй! — Что? — Ну не на моих же глазах. Я должен хоть немного верить. Спустись вниз, будто только что пришел. Ну, ты понимаешь. Я встречу тебя и впущу в дом. Как будто все на самом деле. — Перевозбужденные юнцы невыносимы, — буркнул Нянко, направляясь к двери. — Мне следует взять с тебя что-то, кроме тетради. Когда ты умрешь, можно, я набью из тебя чучело? — Конечно! — Нацуме действительно был взбудоражен. — Хоть два, только иди уже! — Привет! — сказал он, открыв дверь. Матоба за ней был самый настоящий: полуулыбка, насмешливый и в то же время серьезный взгляд единственного глаза, длинные черные волосы, собранные на шее. Нацуме отступил внутрь, не замечая робкой и нервозной улыбки, проступившей на губах. — Проходи. — Прекрасный дом. — Спасибо. Чай? — Лучше поднимемся к тебе. — Хорошо, — кивнул Нацуме. Ему было почти плохо от предвкушения, живот стянуло тугим узлом. Он знал, что это Мадара, и в то же время Матоба был абсолютно реальным, так что закрадывались идиотские мысли: а вдруг сенсей сговорился с экзорцистом? Вдруг все взаправду? — Уютно, — заметил гость, оглядывая его комнату и останавливая взгляд на лице Нацуме. — Что с тобой? — Теплая ладонь погладила щеку. — Не нужно, не волнуйся. Все будет хорошо. — Я знаю, — сказал Нацуме. Волнение чуть-чуть отпустило, он перевел дыхание. — А можно… — Конечно. — Матоба улыбнулся и будто отпечатал эту улыбку на губах Нацуме. Потом отстранился, легко коснулся уголка губ, провел языком по нижней. Снова поцеловал, на этот раз легонько раздвигая губы. Нацуме все еще не мог поверить, что это на самом деле и что можно, но как только поверил — рванулся навстречу, так что зубы клацнули. Матоба засмеялся в поцелуй. — Сколько энтузиазма. — Прости. — Нацуме тоже смеялся, ловил воздух ртом, обнимал за шею — пытался сделать все одновременно. Матоба поначалу старался сдерживать его, но потом подчинился, будто упал в торопливую круговерть рук, губ, мелких пуговиц на рубашке и невовремя заклинившего замка на джинсах. — Подожди, — попросил Нацуме, голый выше пояса и красный выше ключиц от поцелуев, возни с одеждой, усилий по выпутыванию из джинсов и нелепости ситуации. — Я попробую снять не расстегивая. — Просто стой спокойно и не нервничай. — Матоба, черная шелковая рубашка которого держалась на одном локте, присел и потянул за края карманов. Джинсы неохотно поползли вниз вместе с бельем. Нацуме сравнялся цветом со спелым томатом. Полыхали даже уши и плечи. — Впечатляет. — Не вставая, Матоба толкнул пальцем его член. Тот тяжело качнулся, словно на пружине, и вернулся в исходную позицию. — Интересно, каково ощутить его внутри? — Что? — ошеломленно спросил Нацуме. — Не сегодня, — усмехнулся Матоба, выпрямляясь. — Сегодня я делюсь опытом. Давай на футон. — Так? — глухо уточнил Нацуме. Лбом он уткнулся в скрещенные руки, так что лицо оказалось скрыто от глаз. Зато задница была на виду — белая, аккуратная, нетронутая. Ни один Матоба не устоял бы перед такой. — Так. И не бойся. Почти все люди делают это. — А я не боюсь, — из своего укрытия отозвался Нацуме. — Я ведь все продумал. Однако туго сжатые мышцы говорили, что одной уверенности в себе недостаточно. Матоба долго и с удовольствием растягивал узкое отверстие, слушая, как меняется дыхание Нацуме — от испуга к возбуждению, наблюдая, как скованность постепенно отпускает его тело, а желание продолжения пересиливает страх. Наконец он коснулся головкой растянутых, разогретых мышц и остановился. Не так. — Перевернись, — попросил он. Нацуме посмотрел через плечо блестящим расфокусированным взглядом, не понимая, что от него требуется. — Перевернись, — повторил Матоба. Да, именно так, мелькнуло в голове, когда взгляд охватил розовые соски, расплывшиеся губы, глаза, уже потерявшие всякий стыд и темные от похоти. Матоба устроился между его ног, подхватил под колени, укладывая лодыжки себе на плечи. Рукой направил член куда нужно и надавил. Руки Нацуме вцепились в покрывало, но глаза он так и не закрыл. Лежал неподвижно, чуть морщился, не помогал, но и не мешал, прислушиваясь к себе. Матоба вжался в него бедрами, остановился. — Потерпи, — он улыбнулся. — Скоро привыкнешь, обещаю. Нацуме чуть заметно кивнул. Он был так сосредоточен, будто нес в кармане сырое яйцо и боялся раздавить. Матоба постарался быть как можно более аккуратным. Он не давил, не менял темп, не пытался разнообразить свои действия — просто плавно вынимал член почти до половины и так же плавно возвращал обратно. Это дало желаемый результат. Сначала Нацуме привык и перестал зажиматься при каждом толчке, а вскоре начал слегка подаваться навстречу. На его лбу и плечах проступила пленка пота, а опавший было член снова поднялся. — То-то же, — пробормотал Матоба. — Ненавижу иметь дело с девственниками. Нацуме даже умудрился усмехнуться сжатыми губами. Член скользил внутри него все быстрее, увереннее, и вскоре Матоба кончил, закрыв глаз и смешно наморщив лоб. Нацуме под ним завозился, но Матоба придержал его, осторожно, не торопясь вынул член, перехватил на полпути руку, тянувшуюся завершить дело. Матоба сдвинулся назад, наклонился и сходу взял член Нацуме в рот почти на всю длину. Нацуме дернулся от неожиданности и тут же излился, обильно и с громким стоном, которого, кажется, сам не ожидал. — Юношеская гиперсексуальность, — констатировал Матоба, по-кошачьи облизываясь. — Понимаю, сочувствую. Спасибо за гостеприимство. Я, пожалуй, пойду. — Ага. — Глаза Нацуме не открывал. — Спасибо. — Не за что, — ответил Матоба самым вредным тоном Нянко и свалил из комнаты.* * *
Проявив поразительную дипломатичность, он не показывался, пока Нацуме не принял душ и не привел в порядок комнату. Потом как ни в чем не бывало сунул нос в дверь, прошелся до своей подушки и устроился там с невозмутимостью Будды. — Ну как? Сколько мандзю ты мне должен? — Не знаю. — Нацуме как-то боком сидел на стуле и выглядел задумчивым. — Что значит «не знаю»? — Нянко взвился над подушкой, будто ему подпалили зад. — Тебе что, не понравилось?!! Да я… — Все в порядке, Нянко-сенсей, — Нацуме успокаивающе поднял ладонь. — Все было замечательно. Но с тобой. Понимаешь? — Нет, — рявкнул Нянко, однако усы топорщить перестал. — Внешне это был Матоба. Просто идеальный Матоба. Но то, как он вел себя… Я хочу сказать, что понятия не имею, как повел бы себя в этой ситуации настоящий Матоба. Был бы он столь же осторожен и терпелив? Я не знаю. Внешний облик — все, что я получил. А в остальном ведь я был с тобой. — И что? — в блеске глаз Нянко мелькнул желтый отсвет. — Ты хочешь повторить все с самим Матобой? — Зачем? — Нацуме неожиданно радостно улыбнулся, словно осветив комнату. — Первый раз нельзя повторить. И он у меня уже был — с тобой. А от Матобы мне, пожалуй, кроме внешности, ничего и не требуется. — И отлично, — пробурчал Нянко, когда Нацуме спустился вниз встретить Токо и Шигеру. — Не нужен тебе никакой Матоба. Конечно, секс с людьми ужасно глупое и скучное занятие. И сами люди как мотыльки — хрупки и недолговечны. Связываться с ними себе дороже. Но своего Нацуме он, пожалуй, никому не отдаст. Нянко закрыл глаза, но продолжал прислушиваться — вдруг люди внизу заговорят о мандзю или саке.