Кристаллиец

      И если один круг для меня действительно замкнулся, то другой пришел ему на смену. Допросы не кончились, они всего лишь эволюционировали, сделавшись куда более изощренными. Дознаватели всякий раз дотошно гоняли меня по всяким мелким эпизодам моей истории, сличая мои ответы с первоначальными словами пытаясь изловить на вранье или противоречиях собственным словам. А затем в ход пошел детектор лжи. Если бы у этих гондонов имелась сыворотка правды, по праву считающаяся легендарной в среде правоохранителей, то её непременно на мне опробовали бы.       К огромному разочарованию, провозившись со мной до лета две тысячи тридцать шестого года и не добившись никаких расхождений с моими первоначальными показаниями, следствие передало дело дальше. На август было назначено предварительное слушание, как показало время, первое из многих, ведь чтобы показательно кого-то покарать, надо превратить всё действие в фарс, в многосерийный сериал, прерываясь каждый раз на самом интересном моменте. Дошло до того, что телевизионщиков позвали с восемнадцатого канала, купивших эксклюзивные права на прямое вещание из зала суда.       Обвинение всегда просило для меня смертной казни, на что судья лениво (на мой взгляд) всякий раз отвергал применение к моей персоне высшей меры наказания. Подозреваю, что тут не обошлось без чьего-то копыта.       Весь этот фарс растянулся аж на три месяца и почти два десятка заседаний, на последнем из которых, в конце ноября, мне наконец озвучили приговор. И он не был таким, каковой каждый раз запрашивал обвинитель. Всего-то парочка пожизненных сроков, хотя статей из Процессуального Кодекса Эквестрии было перечислено так много, что я бросил считать после пятнадцатой прозвучавшей. В первый десяток вошли такие банальные, как убийство, убийство по неосторожности, массовое убийство, убийство по сговору с группой лиц, преступный сговор с группой лиц, вооруженное нападение на представителей закона, хищение крупной суммы денег и даже совершение действий сексуального характера по отношению к несовершеннолетним или достигшим возраста согласия, но без их согласия!       Это, кого же я, вашу мать, мог поиметь? Брасс? Амиону? Или Темпест, которая уж точно старше меня была? Совсем что ли ебанулись там… Дискорд с ними, с убийствами, это банально, очевидно и предсказуемо, но вот изнасилование… внимание, потенциально половозрелых кобыл, каждой из которой за двадцать, если не за тридцать лет, и ни одна из них не была против полового контакта, какое же это нахер изнасилование?! Сам не знаю, каких душевных сил мне стоило удержаться от того, чтобы не набить морду судье или стороне обвинения, не знаю. Может, просто потому что знатно обалдел от такого? Два пожизненных — фигня в сумме. Вот если б двадцать впаяли, то это уже повод козырнуть в тюрьме тем, что посадили на тысячу четыреста лет (если брать за пожизненный срок семьдесят лет, точной же цифры даже в самом Процессуальном Кодексе не указано, поэтому сроки могут разниться и порой весьма заметно), ведь я крупно насолил этому миру.       Смех смехом, но на предыдущих заседаниях я спал, причем нередко в буквальном смысле. В начале и в конце только бодрствовал, а дальше хоть трава не расти. Вот и получили телезрители не вид преступника, по замыслам телевизионщиков жаждущего раскаяния и прощения за содеянное, а какого-то уставшего пони, не постеснявшегося временами негромко похрапывать. Накладочка вышла с задумкой, да… Семнадцать раз подряд. Из восемнадцати возможных. Именно столько заседаний и было. Ведь в мою же формулировку «почти двадцать» вписывается? Вписывается. Вот и отвалите. На первый сезон сериала «Сажаем Кристаллийца», основанного на самых что ни на есть реальных событиях, хватит с лихвой и этого. В том числе спящего меня крупным планом. Сценарий я телевизионщикам и всем сопричастным своими внезапными приступами усталости всё-таки изрядно подпортил. Вот и нефиг, потому что. Найдите себе другую идею фикс и потворствуйте ей сколько влезет!       Лишь только благодаря спонтанным желаниям поспать (опять же, подозреваю, что тут не обошлось без кое-чьего постороннего вмешательства, но утверждать этого со стопроцентной точностью я не могу) я был в основном спокойным и максимально равнодушным к собственной судьбе. Кроме финального заседания по уже обозначенным причинам.       Не знаю, творилось ли такое «реалити-шоу» и на заседаниях по делу Креола, или же его в тюрьму упрятали заочно, практически без разбирательств, управившись за полчаса, а вот меня решили наказать максимально показательно — кто ж знает. Может, и сами принцессы посещали инкогнито восемнадцатисерийную эпопею «Как посадить Кристаллийца, инструкция для жадных до хайпа и денег свиней», это неизвестная переменная.       Тюрьма, в которую меня по итогу определили, находилась между Филлидельфией и Мэйнхэттеном. Досталась вашему покорному слуге одиночная камера, первые пару лет заключения я даже вспоминал с некой ностальгией поначалу так бесившие допросы с Рэтлом, а потом и с Вайолент Шторм, когда Рэтл покончил с собой. Во время редких прогулок мне на глаза не попадались другие заключенные, включая и Креола, которого вполне могли посадить сюда же. Пришли на ум и прозвучавшие когда-то слова о сдавшей меня копам законопослушной гражданке Эквестрии. Это Брасс-то законопослушна? Не смешите меня!       Шторм, к её чести, действительно в течение первых трех лет время от времени навещала меня, что весьма сильно удивило вашего покорного слугу. Тот момент откровенности единорожка сумела не испортить ложью. Чаще всего мы ругали на все корки телевизионщиков с их идеей прямой трансляции суда, на котором решалась судьба «самого страшного преступника в истории современной Эквестрии». Такого страшного, что он не мог никого даже напугать, большую часть времени сидя с закрытыми глазами! Жаль только, что осенью две тысячи тридцатого девятого Вайолент навестила меня в последний раз. Не потому что куда-то собралась переезжать, разговоров об этом не заходило, да и сама встреча не походила на последнюю, всё было как всегда. Единорожка после этого как будто исчезла бесследно. Я не особенно сердился по этому поводу, в жизни всякое бывает, внезапным переменам не прикажешь прийти в строго определенное время.       Немного ранее, на исходе весны того же года случилось событие, которого я совершенно не ожидал. В гости явился посетитель, которого я никогда лично не знал — некий Уэйдж Голд, кузен Стара Голда. Про этого Стара кое-что доводилось слышать, будучи еще подростком, максимум на уровне слухов.              — Здравствуй, Максимилиан, — произнёс Уэйдж в трубку. Встреча проходила в таком знакомом по следственному изолятору помещении, разделенном меж собой парами столов и стульев вдоль закаленного стекла с небольшими отверстиями для вентиляции и небольшими окошечками для передачи предметов.       — Ээээ, простите, не знаю, как к Вам обращаться, — неловко улыбнулся я.       — Уэйдж Голд, — представился мой визави, подчеркнуто сурово взглянув на меня. Как будто я виноват в том, что не знаю, кто он такой.       — И какими судьбами?       — Ваша мать умерла полгода назад. Официальный диагноз — сердечный приступ, — жеребец просунул через окошечко некую бумажку, я не глядя схватил её и сунул в карман своей тюремной робы. Охрана никак не отреагировала на вопиющий запрет одного из правил тюрьмы. Похоже, непростой пони ко мне заявился, ох какой непростой…       — Неофициально?       — Это закрытая информация… Но Вам, как её сыну, я могу сказать правду. Всё равно свободы Вам уже не видать. Видите ли, в последние десять лет она крепко подсела на «блестяшку», в основу которой легла кристальная пыль.       — Так она… — не поверил я своим ушам, — стала наркоманкой?       — Если коротко, то да. И мне жаль, что Вы так и не стали достойным гражданином своей страны. Прощайте, — жеребец положил трубку, встал со своего места и покинул помещение.              И лишь в своей одиночной камере я достал из кармана робы бумажку, чтобы разглядеть её. Как оказалось, это было официальное извещение о смерти, выписанное на имя скончавшейся Эвелин Голд. В списке тех, кому предназначалось данное извещение, значилось три имени. Моё собственное (с пометкой «сын» в графе «родственная связь»), Уэйджа (который был, ни много, ни мало, бывшим мужем моей матери, если верить примечанию во всё той же графе) и Винченцо Кунеотти, что стал для Эвелин чуть больше, чем просто развлечением на один вечер, пусть отчасти и не по своей воле, напротив его имени графа осталась пуста. Ниже значились дата и время смерти — «19 декабря 2038 года в 11:19 по Кристальному времени», а также место «Эквестрия, Кристальная Империя, Имперский город, Садовая, 4».       Само собой, печати, всё, как полагается. Вот как жизнь иногда совершает выкрутасы. Да, за высказывания матери в том числе в мой адрес, я её не любил. И оттого испытываю прямо сейчас крайне противоречивые чувства. Вот вроде мне и жаль, а вроде «и поделом ей». Тот факт, что последние годы мать провела на игле, сторчавшись, а до того регулярно выпивая, родил в моей голове только одну мысль: «хорошо, что без опекунов обошлось». И это действительно так. Лучше уж так, как получилось с моим взрослением — улица, свои ошибки и желание учиться на них, чем другая семья (скорее всего) и растущая в геометрической прогрессии ненависть (нередко взаимная, опять же). Кому бы от такого расклада стало легче? Правильно, никому.       Перевернув извещение, я обнаружил адрес кладбища, на котором похоронили мою мать, сектор и номер участка, где расположена её могила. Хрен его знает, зачем мне эта информация, но бумажку сию я всё равно буду хранить. Так долго, как это возможно. Если однажды и выйду на свободу, постараюсь навестить.       А дальше снова потекли однообразные дни, складывающиеся сперва в недели, затем в месяцы, а потом и в годы пребывания на одном месте. И ни одна живая душа кроме Уэйджа и Вайолент Шторм (увы, куда-то пропавшей) больше не пришла меня проведать. Не то чтобы меня это сильно огорчало, просто одна ошибка отправила вашего покорного слугу на обочину истории. О Кристаллийце все благополучно забыли, как будто его никогда и не существовало.       Мне, на самом деле, было чем заняться. Начал ходить в местную качалку и за несколько лет набрал внушительную мышечную массу не только в ногах, но и в туловище, заметно увеличившись в объёмах. А дальше дело было за малым — поддерживать форму и не лениться. После пятнадцати лет, проведенных в заключении я случайно натолкнулся на Креола, всегда бывшего среднестатистической комплекции — не жирдяем, но и не качком, так, нечто среднее. Так он при виде меня аж слюной поперхнулся. Думал, что как в старые добрые времена отчитает за то, что я хуем думал вместо мозгов, когда Брасс трахал, а вот не тут-то было!              — Ну привет, дурила, — иронично хмыкнул я.       — Макс, это ты?! — выпучил Креол глаза.       — Не-а, — покачал я головой, — тень отца Хуфлета собственной персоной.              Больше Креола я не видел. А потом лет пять спустя, в две тысячи пятьдесят шестом, случайно узнал, что он вышел на свободу. Ему, оказывается, всего-то двадцатник дали, не то что меня, на полторы, мать их, сотни, плюс-минус всё те же два десятка лет осудили. Ни одной знакомой морды не осталось, а иных знакомств я заводить не торопился, потому что свободы всё равно было уже не видать.       Креол вышел, если мне не изменяла память, в июле, ближе к концу, а в начале октября в мою камеру неожиданно заявился начальник блока и велел топать на выход. В душе меня обуревало самое настоящее недоумение, ведь мне, мол, сидеть, пока не сдохну, что вообще происходит.       Мне отдали мои вещи, в которых я был в тот самый злополучный день, из которых сохранились лишь куртка и паспорт. Деньги, мелочевку, и ту присвоил себе кто-то. Телефон, понятное дело, не включился, аккумулятор сдох хренову кучу лет тому назад. У водительских прав вышли все сроки, и потому их аннулировали еще в две тысячи сорок первом. И в завершение всего меня выставили на улицу, даже не пожелав ничего на прощание. Осталось только одно — добраться до Мэйнхэттена. На какие шиши, по правде, я не представлял, ведь ни бита в кармане, а нищего автостопщика, на которого куртка едва налезла, ни один попутчик не возьмёт. Выходит, сперва нужно зацепиться хоть за какую-то подработку. Шаг за шагом вернуть частичку прежнего себя, неожиданно, без объяснений, выставленного из тюрьмы на улицу. И ведь не объяснили даже, почему.       Всё, что пришло мне в голову — кто-то добился пересмотра приговора, а позднее выплатил залог. Я вдыхал внезапный воздух свободы и никак не мог ни надышаться им вволю, ни определиться, куда же пойти.       Передо мной в небольшой низине расположился небольшой городок с населением навскидку в сотню пони, не более. В его центре стояло несколько трехэтажных строений, судя по всему, офисных. И это были самые высокие здания в округе, всё прочее — мотели для дальнобойщиков, магазинчики и забегаловки, аккуратные респектабельные жилые дома, наподобие тех, что вспоминались мне из периода проживания в Эвергрин-Хиллз — все они были одноэтажными. В городке кипела жизнь, с учётом его размеров. И наверняка для местных время от времени выходящие из тюрьмы на холме пони, грифоны, чейнджлинги и прочие существа с гражданством Эквестрии (или без него) уже перестали быть целым событием. А это, в свою очередь, значило, что расспросами меня допекать никто не будет.       Моё внимание привлёк знакомый маслкар синего цвета с черными полосами, идущими по капоту, крыше и багажнику, с квадратными фарами спереди и круглой светотехникой сзади, подъехавший к главным воротам тюрьмы. В душе не колыхнулось ровным счётом ничего. Эта машина ушла в счёт долга Кейну двадцать лет тому назад, а уж куда попала после этого, меня никогда не волновало. И вот теперь она стояла передо мной. Сидевший за рулём пони опустил стекло в пассажирской двери и вытянул шею, норовя установить со мной зрительный контакт.              — Ты Кристаллиец? — обратился ко мне водитель.       — Не-а, брат, ты ошибся, — сделал я морду кирпичом и пошел себе в противоположную сторону от той, откуда приехал мой визави.              И у него было время обдумать мой самонадеянный ответ, и у меня. О чем именно он мог мозг свой морщить, не знаю, а вот я моментально сообразил одну простую вещь. Не успел оказаться на свободе, а уже минут через пять-десять приезжает какой-то придурок и явно пытается меня куда-то увезти, аргументируя данное действие тем, что меня, якобы, кто-то где-то зачем-то ждёт. Старо как мир, банально как венерологическое заболевание у шлюхи со стажем и скучно настолько, что даже не с чем сравнить. В самом деле, мне весь этот грядущий геморрой был абсолютно ни к чему. Кто бы что ни задумал двадцать лет спустя с моим участием. И кем бы этот «кто-то» ни был. Мне всё равно.       Водитель на моей бывшей тачке развернулся через сплошную, грубо нарушив правила дорожного движения, обогнал меня, затем снова повторил манёвр, поспешно заглушил двигатель в машине, вылез и перегородил мне дорогу. Я чуть не расхохотался, отметив, с каким серьезным видом тот пытается буравить меня взглядом. Как знать, может, приём и сработал бы, не будь мой визави немного ниже меня ростом и заметно меньше в габаритах.              — Кристаллиец, ты просто не понимаешь. Откажешь мне, тебя найдут другие и церемониться они уже не будут, — попытался надавить он, смешно надувая щёки и бравируя передо мной храбростью, хотя по факту у паренька вот-вот начнут трястись поджилки. Еще бы, стоит перед грёбаной легендой, пусть и нахер никому не нужной два десятилетия спустя. Но легендой ли, коль меня так легко все забыли — и Амиона, и батя, и Кейн со всеми остальными… Ни привета, ни письма ни от кого из них. Эх…       — Да кто ты такой, чтобы ставить МНЕ условия? — хмыкнул я, презрительно смерив стушевавшегося пацана, не ожидавшего, что его собеседник не только не согласится немедленно отправиться Дискорд знает куда, но и примется демонстрировать несговорчивость.       — Ладно, не хочешь по-простому — не надо, — с этими словами жеребец достал телефон и кому-то позвонил, после чего сунул его мне, мол, на, поговори с тем, у кого больше веса.              Номер, на который осуществлялся вызов, мне ни о чём не сказал. Да и голос, который я услышал из динамика, поначалу показался мне абсолютно незнакомым. Но лишь поначалу.              — Кристаллиец? Значит, всё же Локосу не удалось уговорить тебя поехать с ним, — вздохнул голос.       — Ну допустим, что я и есть тот самый Кристаллиец, — вновь начал открещиваться я от прозвища, которое мне было придумано Амосом (а интересно, он еще живой?), а не мной самим.       — Понимаю. Планируешь начать новую жизнь, забыть всё, что случилось в период с две тысячи двадцать восьмого по тридцать пятый год, забыть своё имя, свою историю. Ты забыл об одном, Макс. Ты, почти пятидесятилетний дюжий жеребчина, никому в Мэйнхэттене не нужен без прикрытия. Можешь, правда, каким-то образом добраться до Кристальной Империи, навестить могилу матери… Тебе это ничего не даст, если подумать, но зарок ты себе дал, когда к тебе приперся Уэйдж, бывший муж Эвелин, семнадцать лет тому назад, — иронично хмыкнул голос из трубки.       — Кто ты? И откуда столько знаешь про меня? — враз охрип я.       — Я та, кто спасла твою жизнь, упрятав за решетку. Если бы мне понадобились твои услуги еще двадцать лет назад, то в тюрьму ты никогда бы не сел, поверь мне, — теперь моя собеседница звучала так, будто она сделала мне одолжение. И я понял, кто она. Не сразу, но до меня этот момент дошел.       — И что вы хотите от меня?       — Садись в машину Локоса, он отвезет тебя в Мэйнхэттен, где мы в пару ближайших дней встретимся лично, один на один, и поговорим об очень многих вещах. О прошлом, настоящем и твоих перспективах. А дальше решение за тобой, принуждать ни к чему не стану, однако скажу, что скорее всего, ты сам захочешь со мной работать, — уверенно заявила в трубку одна неимоверно самодовольная принцесса и завершила вызов.              Далее я поступил именно так, как ОНА сказала. Отдал телефон Локосу, покорно сел в его машину и почти всю дорогу до Мэйнхэттена молчал, не вступая с моим невольным водителем ни в какие разговоры, хоть тот и пытался разговорить меня. Молодо-зелено, любопытство из всех щелей, максимализм, раздувание собственного эго пополам с желанием выглядеть нужным. Понимаю, сам когда-то был таким же. Ерунда всё это, как показало время.       Единственный вопрос, который я задал Локосу, когда мы въехали в заметно изменившийся Мэйнхэттен, был прост и лаконичен:              — «Континенталь» на месте?       — Что? – недоуменно переспросил он.              Понятно, он не в курсе. Понаберут принцессы всяких убогих по объявлению, а те даже простых вещей таких и то не знают. Ужас!              — Тогда вези, куда планировалось.       — Я только Центральный парк знаю, потому что не местный, — смутился юнец. Мне показалось, что жеребец этот даже моложе меня, чем я был, вляпавшись в одну историю двадцать восемь лет тому назад.       — Хорошо, там и высади, — вздохнул я, прикрыв морду копытом.              У входа в парк он остановил машину, открыл было рот, чтобы что-то спросить, однако затем передумал и лишь смущенно улыбнулся.              — Спасибо, — поблагодарил я его и вылез наружу. Судя по визгу шин, стоять и сторожить меня Локос не планировал. Или вернее всего, его работодательница не велела пасти Кристаллийца. Чай, этот великовозрастный балбесина сам разберется, как ему теперь жить. И в ближайшие пару дней до встречи, назначенной где-то не пойми где, и потом, до самого конца. Каким бы он ни был.              В принципе, пойти и проверить, что там с «Континенталем» творится, несложно. Всего-то пройти вдоль Центрального парка по Сильвер-стрит, а затем повернуть на бульвар Селестии. Десятиминутное дело. Раз решил, надо идти.       Вот только я и квартала не прошел, вляпался в очередную проблему, притом не по своей вине. Визг шин, хриплые лающие команды, затем сильный удар по голове и наступившая темнота обломали мне все планы. Вот только оседая на не особенно чистый асфальт и теряя контроль над своим телом, я не подозревал, насколько сильно влип.       Случайные прохожие, ставшие свидетелями этой сцены, лишь развернулись и пошли восвояси, справедливо решив не вмешиваться. Эх, двадцать лет прошло, а живущие в Мэйнхэттене ни капельки не изменились. Своя жопа им по-прежнему ценнее, за неё стоит дрожать и не лезть в чужие разборки. Всё как всегда…       

======== *** ========

      — Ты уверена, что это хорошая затея? — усомнился белый жеребец-единорог с черной мордой, кутаясь в плащ и недовольно сверкая глазами. — С каких пор привлекать уголовников к реализации любых планов стало твоей идеей фикс, вот скажи мне.       — С таких, дорогой мой Сиикер, что он и двадцать лет назад опосредованно способствовал претворению в жизнь моих многоуровневых, с тройным дном и абсолютной нелинейностью планов, а уж сейчас и тем более, — парировала синий аликорн, отхлебнув кофе из своей любимой чашки.       — А этот Локос, кто он вообще?       — Младший из сыновей Голда. Значит, смотри. Старший появился на свет от Темпест Шэдоу. До сих пор, если честно, жалею, что не сумела отбить её у трансформировавшихся в корпорацию бандюганов из Сиэддла. Средний — от Брасс…       — Один раз — не этот самый? — хмыкнул единорог ехидно.       — Увы. Ну а младший появился на свет от Амионы Нэш, дочери когда-то видного криминального деятеля. Вопреки распространенному мнению, мол, Кристаллиец её батю грохнул ни за бит, ни за два, это не так. Да, он был там в момент его гибели, но не в том состоянии он находился.       — А это тебе откуда известно? — прищурился пони.       — Если бы ты хоть иногда читал что-нибудь кроме сверхсекретных документов, в частности, изданную какими-то писаками биографию Голда неожиданно без всяких прикрас и цензуры, основанную на материалах допроса в период с осени две тысячи тридцать пятого по осень две тысячи тридцать шестого, то знал бы, кого он на самом деле убил, а кого ему приписала молва, — вновь парировала Луна.       — И всё-таки… — попытался было опять начать перечить Сиикер, но копыто принцессы, прижатое к губам жеребца, не дало ему закончить фразу.       — Я сказала уже всё, что собиралась. И не пытайся втянуть в это еще и сестру. У неё своих проблем выше крыши скопилось, в том числе и с собственной протеже или кто она там ей. Вечером я собираюсь инкогнито отправиться в «Континенталь» в Мэйнхэттене на встречу с Голдом. Ему давно пора обо всём узнать. Ценнее союзника в борьбе с набирающими силу корпоратами я не могу себе представить, особенно в свете того, что к ним у Кристаллийца есть личный счёт. В том числе за Физзи. Мотивация встать на тропу войны у Голда должна быть железобетонная, без преуменьшения. Буду надеяться, что мне всё удастся сделать как нужно и не наделать фатальных ошибок, — непреклонно заявила синий аликорн.              Её собеседнику оставалось только капитулировать, признав своё поражение в споре. Себе он всегда неохотно признавался, что Кристаллиец, сам того не осознавая, помог и ему с этим Карданом, так или иначе выведя его из игры.       «А вообще забавно получилось… Прямо как в той жеребячьей сказке, когда у главного героя было три сына: старший умный был жеребчина, средний был и так, и сяк, младший вовсе был дурак… Будем надеяться, сводные братья-сыновья Голда не соответствуют этой характеристике. С таким батей, если хотя бы треть тех слухов, что о нём ходят, правда, не особенно забалуешь» — подумал единорог, покинув покои принцессы.       Но время, увы, очень скоро всё расставило по своим местам. Враги сыграли на опережение, и большая игра уже началась.