Грехи Альбуса Дамблдора

Когда Гермиона утром спустилась на кухню, непобедимый Альбус Дамблдор вел неравный поединок с печкой. - Аберфорт! – сердито крикнул Альбус в окно. – Ты какое заклинание использовал? - Бересту! – откликнулся Аберфорт со двора. Дамблдор озадаченно посмотрел на печку. Учитывая его непросвещенность в вопросах домашнего хозяйства, справиться с печкой ему бы не помогла и Старшая палочка. Заколдованный им венчик тем временем давно выскочил из миски и рисовал на стене кухни картины еще не прославленного Ван Гога. - Доброе утро, Альбус, - сказала Гермиона, доставая свою палочку. – Отойдите-ка от печки. Еще лучше – сядьте на табуретку. - Я вполне мог бы вас накормить, - недовольно сказал Альбус, но с табуреткой он совместился очень органично. Кулинария Гермионе давалась чуть больше, чем прорицания, хотя Гарри и Джинни, которые готовили намного лучше нее, постоянно приглашали ее обедать, «чтобы не оголодала», и дразнили «старым холостяком». Но по сравнению, например, с Роном, который, как и Альбус, в хозяйственном смысле всю жизнь прожил за спиной матери, она была просто шеф-поваром. Рон, впрочем, этого не признавал. - У вас ловко получается, - заметил Альбус с табуретки. – Расскажите мне что-нибудь. Например, о том, где вы учились. - Не говорите под руку, - огрызнулась Гермиона, чуть не пролив уже замешанный омлет мимо сковородки. Среди ее мужских черт, свойственных незамужним девушкам, было и неумение делать несколько дел сразу. - Ну извините, - удивленно ответил Дамблдор. – Моя матушка, Царствие ей Небесное, по утрам болтала так… - Дамблдор осекся под взглядом Гермионы, очевидно, вспомнив о разбитой стенке в доме Батильды Бэгшот. Впрочем, Дамблдор не смог изменить своей привычке поболтать перед завтраком и, пока Гермиона готовила, развлекал ее историями о войне Геллерта Гриндельвальда и маггловских мальчишек, совершающих набеги на сад Батильды. - Кстати, там стоит антиаппарационный барьер, - заметила Гермиона, когда дальше отмалчиваться стало уже неприличным. - А, это от меня, - пояснил Альбус. – Я его еще проучу. С детьми воевать вздумал. После завтрака Альбус трансфигурировал свою табуретку в кресло-качалку и начал щуриться в пространство, очень напоминая себя в старости. Тем неожиданнее был его вопрос потерявшей бдительность Гермионе. - Вы чистокровная, надеюсь? – небрежно спросил Альбус, не переставая раскачиваться. - Могу я это считать официальным вызовом на дуэль? – холодно осведомилась Гермиона. Альбус прекратил раскачиваться и внимательно посмотрел на Гермиону. По его лицу было видно, что он сожалеет о своей небрежности, но даже Гарри, который больше всех натерпелся от Дамблдора, признавал, что с извинениями у Альбуса туговато. - Я не хотел вас обидеть, совсем наоборот, - наконец произнес Альбус. – Просто прощупывал почву для одной беседы. - О Ницше? – ядовитым голосом спросила Гермиона. - Вы так говорите, как будто мне должно быть стыдно за интерес к Ницше! – вскинулся Альбус. - Должно быть, - в сердцах сказала Гермиона, хотя еще час назад она давала себе слово больше не пророчествовать. – И еще много раз будет. Не за интерес, а за то, как вы его понимаете. - Это вы еще не познакомились с Геллертом, - обиженно сказал Альбус. – Тогда бы вы поняли, что такое расширительное толкование. Раз вы не чистокровная, я не буду его цитировать, чтобы вас не обидеть. Гермиона только пожала плечами и отвернулась к окну. - Ну полно вам, - миролюбиво произнес Альбус через несколько минут, и кресло-качалка снова заскрипело. – Помиримся. Удивительно, до чего люди доходят в праведном гневе. Последняя ремарка была вполне дамблдоровская, и за нее Гермиона Альбуса простила. В конце концов, напомнила она себе, он еще не стал директором Хогвартса, но никогда не был и персонажем книги Риты Скиттер. - Давайте я сварю вам еще кофе, - предложил Альбус. - Ох уж не надо, - тут же преградила ему путь Гермиона. – Во имя человечества и высшего блага. Я сама вам все сварю. Альбус спорить не стал, и Гермиона догадывалась, что не от покладистости, но ее почему-то не раздражало, что он сидит и бездельничает, пока она готовит. - Ну не хотите про Ницше, давайте про Вагнера, - наконец подал голос Альбус, удачно выбрав момент – под руку он теперь не говорил. – Опять не слава Богу? Про него же все сейчас говорят. - Давайте про Рильке, раз вы уж такой германофил, - предложила Гермиона, ставя кофе на стол. Про себя она подумала, что остроумный, но несправедливый намек на Гриндельвальда в ее времени поняли бы. - Вы любите Рильке? – просиял Альбус. – Как вы думаете, он маг? Нет, не отвечайте, вы просто послушайте… Гермиона сначала немного испугалась своего выбора – хотя она неплохо знала немецкий, Рильке она читала только в переводах, которых в 1899 еще не было. Но риск был оправдан: слушая Альбуса, она поняла, почему Германия подарила миру столько великих поэтов. Немецкий в его устах приобретал магическую силу, и Гермиона была уверена, что именно так слышал язык Рильке, поэт и маггл, которому была доступна неизвестная многим волшебникам магия. Уступив просьбам Альбуса, она прочитала несколько своих любимых переводов, очень стараясь выбирать хотя бы переводы уже написанных стихотворений. - Это переводы моего знакомого, - немного смущенно ответила она на удивленный вопрос Альбуса, но он понял ее смущение неправильно. - Значит, ваши, - уверенно сказал он. – Почитайте еще. Пожалуйста. Вы замечательно пишете. И читаете. И только когда Альбус немного робко взял ее за руку, Гермиона почувствовала, как ее оставляет тяжесть памяти. В 1899 году мир еще дремал, не зная о двух мировых и трех волшебных войнах, которые предстоят ему в следующем веке. От ницшеанских разговоров до мрачной твердыни Нурменгарда и смертельной дуэли двух старых друзей было еще несколько десятилетий. И будущий ветеран всех магических войн пока еще ни о чем этом не думал, даже если он читал Ницше и слушал Вагнера, как и многие его сверстники. Его просто привлекал интересный разговор с красивой девушкой.