Бесконечное Падение Луны

Это так больно, что почти приятно       Ночи на островах Мор Элин никогда не были особо тихими. Громко кричат ночные птицы, стрекочут сверчки. Шелестят листвой и хвоей густые леса. Огромное поместье Айко не было исключением: лаяли сторожевые собаки, гудели фильтры, печи и стиральные машины. Болтали охранники и дворники. В небольшом, но уютном кабинете Отца на заваленном бумагами столе тикал метроном, в такт ему звонко щёлкали исполинские часы. Не оставался без дела и сейф. Громко и упруго вращались его циферблаты, щёлкая с абсолютно одинаковой интонацией, упрямо не желая выдавать своего верного положения.       Но её это не смущало. Девушка со стетоскопом в ушах была ничуть не менее упряма, и она твёрдо решила сражаться с настырной железякой до победного.       «Нуль… Два… Четыре».       В голове начала оформляться идея просто перебрать все сто тысяч вариантов, и, начни она раньше, так бы и поступила, однако сейчас времени не было. Не столько количество символов, сколько неуверенность в правильности своего выбора терзала хлипкий разум девушки, и острота её рассудка начала притупляться, уступая место неврозу и панике. Судорожно вздохнув, она стянула стетоскоп и села на пол. Совсем короткий перерыв перед последним рывком, что приведёт её к победе. Она чётко знала, что закончит сегодня.       «А что, если…»       Не надеясь всерьёз, сугубо интереса ради, она повернула два оставшихся циферблата на девятки. Глупая, исключительно интуитивная идея. Достаточно глупая, чтобы чудовищной толщины ригели поддались.       И дверь открылась.       «Две тысячи четыреста девяносто девять… Чёрт, мне это не нравится».       Детский, несерьёзный код. Это могло значить, что Отец прятал код на самом видном месте, что боялся забыть, чувствуя наступление деменции… либо что-то совсем иное, неподвластное детскому разуму девушки. И она очень, очень надеялась на первое.       Отбросив мысли о неподвластном в сторону, она включила фонарик и принялась рыться в недрах стального исполина, ловко перебирая многочисленные папки с бумагами.       «Нет, нет, не этот… Уэльский, Уэльский… как неудобно».       Одна и та же фамилия мелькала раз за разом, делая процесс поиска невыносимым, становясь реальным испытанием для хилого терпения девушки. Она снова и снова просматривала одни и те же бумаги, но ни в каком году не находила нужного имени.       Растянулась на полу, отрешённо глядя в потолок.       «Пиздец. Приехали. Но я же точно знаю, что Отец забрал его дело к себе… я точно слышала разговор с Артуром. И в архиве пусто».       Самый злобный, самый опасный инквизитор. Тот, что не остановится ни перед чем, пока не достанет до горла нового правителя Островов.       Единственный достаточно глупый.       «Хватит сидеть. Встань, сделай хоть что-то. Нет времени плакать. Он взял папку в час, всего пару часов назад… может, просто не успел убрать? Взял в спальню?»       Стараясь не думать о втором варианте, она вскочила и бросилась к столу, намереваясь обшарить каждый уголок. И прямо по центру стола, поверх остальной макулатуры, обнаружила толстую папку.       «Самсон (Свен) Конгос (Уэльский)».       Чувствовать себя такой дурой, но дурой счастливой, было для неё в новинку.       — Юная госпожа, что Вы…       Длинное и элегантное лезвие катаны сверкнуло в свете Луны, с лёгкостью проходя через горло старого дворника. Брызнула кровь, заливая невинного старика, траву, холодную сталь сабли и кожаную куртку убийцы. Заливая горячее детское сердце, обжигая его, делая чёрствым и жёстким, оставляя неизлечимые ожоги.       Лёгкие сжались, отказываясь принимать хоть мельчайшую толику воздуха, а колени подкосились, не в силах выдержать её ношу. Она скрючилась, захрипела, беззвучно заплакала. Она всю жизнь мечтала, как ответит этому убогому миру на его языке, но при этом сама оказалась совершенно не готова.       Это оказалось слишком больно.       Она сняла куртку и пояс с оружием, убрала танто за пояс сзади. Конечно, шерстяные штаны и берцы выдавали её с головой, но сейчас это было не так важно. Дрожь, никак не отпускавшая её тело, была куда большей проблемой, но эта же дрожь придавала ей сил.       Напоминала о том, что все мосты сожжены.       Она взлетела по ступеням сторожевой башни, словно коза, и рывком распахнула дверь.       — Там!.. Там!       — Госпожа?! Что случилось?       Они вскочили, опрокинув стол с выпивкой и картами, ожидая чего угодно, но не её. Жирные, лоснящиеся. Пережившие всю войну и доказавшие силу и преданность, а сейчас обрастающие салом, имитируя важную деятельность. Но даже имитация эта ставила крест на её планах, и это нужно было прекратить.       Убийцы, насильники и террористы. Она окажет им честь.       — У меня… в комнате!..       Они не обратили внимания на то, что между сторожевой башней и её комнатой в особняке почти полкилометра и почти сотня охранников, которые должны были узнать о происшествии первыми и сообщить по рации. Не обратили внимания и на странную одежду — не по погоде лёгкую рубаху и тёплые штаны. Они просто не успели.       Заметили лишь кровь и мандраж девушки, и этого им было достаточно, чтобы броситься на выход, на бегу хватая «Брены».       Первый охранник не успел заметить ничего — клинок вошёл ему точно в основание черепа, раздробив атлант. Второй не обратил внимания на шум сзади, замешкался на секунду — время достаточное, чтобы вынуть танто и ударить ещё раз, перерубая горло, превращая вырывающийся крик ужаса в хрип и бульканье.       Заливая её кровью с головы до ног.       Сжигая заживо.       Она лежала, сжимая кинжал, смеялась и плакала, размазывала по лицу его кровь и свои слёзы, плакала и смеялась.       Она горела.       Это было так больно, что почти приятно.       — Нет, нет, нет! Куда ты собрался?! Как?!       Мира закричала и замахала руками, оказывая исключительно комичный эффект, а не убеждая в своей правоте. Ей не хватало лишь затопать ножками.       — Ты посмотри на себя! Ты только встал и уже куда-то собрался?! Ты совсем дурак или да?!       Древнее тёмное здание. Настолько древнее, что желающее наконец рухнуть, но удерживаемое лишь гением его строителей и величием игнисской науки. Некогда бывшее великим и роскошным, но ставшее уродливой пародией само на себя. Под стать миру вокруг.       Воняло плесенью.       — Может, и дурак, но…       Он запнулся, испугавшись собственного голоса. Он остался убогим, но стал ощутимо звонче и выше, отдалённо начав напоминать голос человека, а не шипение альтерата.       Ощущение того, как воздух затекает в новое лёгкое. Как расходятся и сжимаются новые рёбра.       Оно пугало.       — Дурак! Дурак и есть дурак! Тебе лежать положено! Мёртвым, в идеале!       — Мира хотела сказать, что мы не должны торопиться! Она тоже очень рада, что ты жив!       Ая также перестала походить сама на себя. От той бойкой, агрессивной и не в меру злобной девочки ничего не осталось, а сменила её незнакомая женщина, едва стоящая на ногах. Полностью растерявшая свой огонь, сменившая жизнь на существование и влачащая его лишь из чистой упрямости.       — Мы не можем ждать. С каждой секундой на Терру прибывает всё больше и больше ищеек Отца. У нас больше нет дел в Элин, так что…       Она сделала к нему шаг, не боясь ни его изуродованного тела, ни искалеченной души, смело взяла за руку и осторожно взглянула в лицо, боясь того, что может там увидеть. Сказала мягко и аккуратно, явив всю свою тактичность, на которую была способна:       — Свен… ты был… без сознания несколько дней. Вся Мор Элин уже набита людьми Анджея.       Эта мелочь несколько спутала и их планы, и мысли в головах. Проблема смерти инквизитора слегка оттянула на себя внимание, но теперь пришла пора вспомнить о том, что с момента побега и штурма Телоса минула почти неделя, — как раз время, необходимое людям Айко, чтобы доплыть до материка.       — Блядь!       — Вкусно?       Ая искренне пыталась улыбаться, но её измученное лицо не было способно на улыбку как таковую. Всё же она старалась, и это старание кольнуло его сердце, обдало мерзкой волной стыда.       — Да, очень… спасибо. Очень хочу есть. Мне точно можно?       — ЖКТ не задет, так что набирайся калорий. Тебе потребуется очень, очень много. И витаминов. И воды. И болевой порог повыше.       — Мира, перестань, ты его пугаешь. И меня тоже. Почему ты сама не пугаешься?       Кухня давно пришла в негодность, пав под натиском мародёров, но для разогрева каши с тушёнкой хватало и комплектного таганка. Плитка на стенах и полу потеряла свой цвет, каким бы он ни был, став бесцветно-серой, но готовить на ней было куда безопаснее, нежели на деревянном паркете.       Маленький суккуб, упивающийся собственными важностью и гостеприимством, поедала глазами творение своих рук, уминающее консерву, и счастливо скалилась.       — Нет, нет в этом ничего страшного! Мне нужно будет тщательно осмотреть это тело, понять, как оно работает и безопасно ли оставлять его так. Это займёт время. Совсем немного боли. Чуть-чуть.       Она улыбалась, переставая походить на человеческую девушку и являя свою демоническую личину.       — Хи-хи-хи!       Даже смех был под стать демону.       — Мы можем обойтись? Я не против остаться ненадолго, но только ненадолго: сейчас в Элин слишком опасно.       — Глупый инквизитор! Взгляни на свои чудесные шрамы и сделай единственный вывод, на который способно мыслящее существо! Попробуй воспользоваться тем сгустком нервов, что вы опрометчиво называете мозгом!       — Я бы предпочёл на них не смотреть. Никогда.       Словно его собирал по частям пьяный сапожник.       — А это зря! Потому что они уже зарубцевались, словно исказили твою плоть не дни, а годы назад! Годы, глупец!       Мира была недовольна таким наплевательским отношением к своей работе и возмущённо фыркнула, мгновенно растеряв весь с трудом набранный пафос.       — Тебе нужно исследовать это, верно? Чтобы они не разошлись прямо во время боя?       — Да, на мужском языке это будет так. Прости, что не упомянула насилие сразу, чтобы до тебя дошло!       Маленькая, наглая. Совсем не походящая на гениального тысячелетнего демона.       Но она была его спасителем, пусть и невольным, и её мнение имело вес. Как бы ни хотелось опять броситься в бой юному Герою, опасность со стороны как Семьи Айко, так и собственного тела заставила Свена Уэльского залечь на дно.       — Как ты себя чувствуешь?       Она даже звучала измученно, словно потеряла свой рупор.       — Лучше, чем ты выглядишь. Ты вообще спала?       — Не-а. — И улыбнулась так, словно в этом было хоть что-то смешное. — Знаешь… Я не… хороший человек. И не хочу им быть.       Она перестала натягивать улыбку, подошла и села рядом. Спокойно и твёрдо, уверенно.       — Я убила несколько человек. Это не повод для гордости, но я сделала это и не жалею. Сплю и не вижу кошмаров. — Наклонилась к нему, нахмурилась. — Меня это не трогает… не пугает. Больше. И собственная смерть не пугает.       — А что пугает? Я?       — Ты? А-ха-ха-ха! — Дочь Айко засмеялась почти так же, как умела раньше. — Кого ты напугаешь? Излишне щепетильную швею разве что… Ты и раньше был страшный как чёрт, и сейчас ничего не изменилось!       Обычно это сошло бы за оскорбление, но сейчас её смех подействовал успокаивающе, напомнил о нормальности этой ненормальной ситуации.       — Меня пугает… понимаешь…       Она перестала смеяться так же резко, как начала, и её голос сорвался.       — Когда я увидела… тебя на… п-полу, понимаешь? Рёбрами наружу. Наружу, Свен!       В ней что-то сломалось. То, что чудом оказалось несломленным ранее. Впрочем, она и так продержалась куда дольше, чем должна была.       — Ты был мёртв, понимаешь? Мира буквально воскресила тебя, понимаешь ты или нет?! — Она всхлипнула и замерла, разрываясь между желанием настучать юноше по голове и, закрыв лицо, заплакать. — Мне стало страшно, Свен. Я…       Ая встала и вытерла лицо. Нахмурилась, злясь на саму себя за нерешительность и бессвязную речь. Набрала воздуха, собрала остатки сил и прошептала:       — Я подумала тогда… может, есть вещи поважнее мести?       — О, ты не умер за ночь! Как спалось?       Эта ночь была легче прошлой. Лучше опять лежать и глядеть в потолок, чем валяться в коме — но инквизитору не пришлось. Впервые в жизни он действительно лёг и уснул, как все нормальные люди. Может быть, даже выспался.       — Я достаточно спал за последние дни.       Свен никак не мог оторвать взгляд от Миры. Он привык видеть суккубов только через прицел «Брена», и мило беседовать с одной из них было дикостью. Он даже не знал, что с суккубами вообще можно поговорить!       Очень низкий рост, худоба за гранью любой нормы, совсем неуверенный намёк на грудь и бёдра, и — в отличие от той же Аи, невероятно худой, но мускулистой и жилистой — удивительное ощущение хрупкости, болезненности. Такое несвойственное для демонов, всегда красивых и сочных, вызывающих желание одним лишь видом.       Почти человеческое лицо — столь же аномально симметричное и красивое, как у любого суккуба, но при этом эмоциональное, доброе, открытое, принципиально неспособное сложиться в гримасу ярости или экстаза. Совсем не детское, контрастирующее с крохотным телом.       Неопрятность, полная катастрофа в причёске и в одежде. Длинные тёмно-русые волосы доходили почти до талии, явно никогда не собираясь в причёску сложнее пары хвостов, а короткое платьице не мылось и не штопалось ещё со времён, когда оно носилось прошлой хозяйкой лет двадцать назад. И взгляд — острый, умный, ищущий. Не имеющий ничего общего с ошеломительной тупостью и пустотой взора любого низшего демона, что инквизитор когда-либо встречал.       Если бы не слишком яркие синие глаза, она сошла бы за нормальную девушку.       — А я вот отвратительно спала. Спасибо, что спросила, — Ая плюхнулась в кресло и сложила руки на груди. Она всем своим видом выражала протест. Протест против глупого инквизитора, против раннего подъёма, против разваливающегося дома и Миры лично. Протест ради самого протеста. Против хорошего настроения окружающих, ибо если Ае плохо, то окружающим должно быть ещё хуже.       — Мне неинтересно! Но спасибо, что рассказала!       Голос немного детский, высокий, звонкий, скрипучий. Никакого бархатного баритона Заны — наоборот, слушать Миру было даже сложно и неприятно.       — Посмотрите, какую лабораторию я сделала!       Голос радостный, живой. Искренний, заразительный: мгновенно захотелось вместе с ней порадоваться за новую лабораторию, чем бы она ни была.       — Эй! Я сделала! Ты сама и коробку сдвинуть не можешь!       — Зачем мне двигать коробки, если для этого есть ты? Я сделала всё сама, просто твоими руками.       Логика её размышлений, речь — стоило Мире открыть рот, как её естество сразу лезло наружу. Она не издевалась над Аей, не пыталась оскорбить или пошутить — она была предельно искренней, и искренность эта выводила из себя больше, чем любое оскорбление.       А лаборатория и правда была внушительная. Свен не понимал, что зачем нужно, но весь второй этаж особняка наполнился техникой разной степени сложности и износа. Юноша не был уверен, помешает ли сантиметровый слой пыли работе, и старался не думать о том, в каких условиях его сшивали по частям.       — Электричество? Да и вообще, разве безопасно тут оставаться? Не стоит ли спрятаться ещё глубже?       — Мы захватили РИТЭГ. Платиновый век, проработает ещё лет триста. Обшивка полностью в порядке, фона нет. Почти. И да, прятаться глубже смысла нет: сестра найдёт нас в любом случае, если будет искать, а её безмозглые шлюхи не найдут нас, даже если мы устроим салют. Пока достаточно просто не покидать здание и не пускать салюты. — Демоница сложила руки на груди и горделиво улыбнулась. — Раз нас не нашли, пока мы переезжали, то и сейчас не найдут!       «Хорошо, что я не знаю, что это такое. Хорошо, что мы в однозначно безопасном месте, которому не угрожает ни эта странная штука, ни демоны. Однозначно».       Но как бы глупо ни выглядела и ни вела себя Мира, она была профессионалом, способным на невозможное.       — Итак… — Свен нашёл самый чистый стул и осторожно сел, пытаясь не думать о грязи и недавней смерти. — Ты хотела поговорить?       — Да! И много! С тобой! Девочка может пойти заняться чем-нибудь полезным.       — Я тоже послушаю. — Похоже, Ая ожидаемо приняла слова демона очень близко к сердцу.       — Для начала: спасибо, что не стал запинывать меня до смерти! Это была бы очень медленная и болезненная смерть! Спасибо!       Она и правда была рада.       — Да не за что… Я бы в любом случае не стал бы. Не смог.       Такая странная благодарность только смущала и нервировала.       — Второе: ты не должен выжить.       — Охуенные у тебя новости, ты в курсе?       Искусно не обращая внимания на ожидаемую реакцию, суккуб ухмыльнулась и продолжила:       — Я провела расчёты и пришла к выводу, что мой способ лечения альтерацией был изначально сломан! Поэтому и получались одни дегенераты… до тебя! Ты — ошибка!       Ая театрально откашлялась и ухмыльнулась.       — Я уже говорила ему, но он не верил. Хоть врачу-то поверишь, инквизитор?       — Ты умеешь либо плеваться ядом, либо плакать? У тебя есть какое-нибудь третье состояние?       Свен обиделся. Он представлял воссоединение с Аей как-то иначе.       — Я действительно делал странные… вещи, когда был в Телосах. Я могу как-то управлять ими, но не понимаю, как. Оно… само. Но я болел и лечился так, как и все люди.       — И твоя болезнь — это ключ! Слава мне, я собрала твоё прошлое лёгкое и немного поиграла с ним, пока ты спал. Хочешь посмотреть?       — Поверю на слово. Не надо. Спасибо. Выброси, пожалуйста.       — И правильно! Мне нужно верить на слово!       «Сильфа, ты тут? У тебя появился конкурент. Или сестра. Не хочешь сестричку-демона?»       С того самого дня дух вёл себя предельно тихо, не материализуясь (что было ожидаемо) и не влезая в разговор (что было дикостью).       — Не хочу.       Тихо и скромно, отказываясь конкурировать с Мирой за самую глупую и витиеватую речь. По-прежнему боясь собственного анимиста, даже имея возможность убить его в любой момент.       — И лёгкое твоё, юноша, было до жути поражено фиброзом! Словно воспаление никогда и не покидало твоё тело.       — Это странно… Я всегда нормально дышал. Ты уверена? Может, это грязь на объективе?       — Разве теперь тебе не легче дышать?       Невероятная неприятная лёгкость, появившаяся вчера, так никуда и не делась, продолжая грызть Свена.       — И дело не только в лёгких! Я пощупала и суставы, и я готова поклясться, что они воспалены! Но после альтерации воспаление сошло на нет, словно его и не было никогда!       Это не походило на хорошие новости.       — Артрит и фиброз лёгких? Разве твой жирный друг, Марк, не болел чем-то похожим? Когда ты говорил, что болеешь, ты знал, что это то же самое, так? — Ая щёлкнула пальцами. — Чёрт, а ведь если альтерация тебя лечит, а не убивает, как должна… это много объясняет!       — Ничего это не объясняет!       Это была не та правда, что можно легко принять. Свен был живым, нормальным юношей и очень не хотел становиться уродом не только снаружи, но и внутри.       — Даже голос! Я же слышу, что ты говоришь иначе! — Дочь Айко вскочила и подбежала к герою, схватила его за руки и сжала. — И это объясняет, почему шрамы зажили мгновенно!       Она была неожиданно рада.       — Это ведь отличные новости! Мира сможет вылечить тебя!       — Вылечить?! А кто вылечит от… этого?!       Он не был рад, он был зол. Зол и напуган. Правда резала остатки веры в нормальность себя самого слишком быстро, слишком решительно.       — Вы прерываетесь на брачные игры, когда я говорю о медицине?! Хотя… весна… если это нормально, то я подожду, но недолго!       — Да блядь! Нет никаких игр!       — Отлично тогда. Ая! Пошла отсюда, ты мешаешь. Свен! Мне нужен свежий кусок твоего лёгкого, так что я проведу биопсию. И… суставной жидкости. Раздевайся.       Приказной тон мгновенно успокоил и нервного инквизитора, и Дочь Айко. Несмотря на рост, убийственная самоуверенность Миры делала девочку крайне убедительной.       — Как ты?       Прекратив ругаться, Ая опять стала ласковой и нежной; её меланхолия почти что ощущалась на ощупь.       — Отлично. Совсем не больно, как ни странно. Приятного аппетита!       В твёрдых руках инквизитора и Дочери Айко кухня преобразилась: исчез слой пыли, дверцы шкафов перестали скрипеть и пытаться отвалиться. Плитка оказалась персиковой. Не было никакой реальной причины есть именно тут, но привыкшим к порядку Ае и Свену было просто приятно использовать помещение по назначению. Даже при том, что прошлые хозяева явно ели только в гостиной.       — Откуда, кстати, у нас еда? Вы купили, пока я спал?       — Спал! Нет, у Миры было несколько коробок консервов, и я захватила их сюда. — Девушка отложила вилку и задумалась. — И правда странно! Мира! Зачем тебе еда?       — Хо-хо! Кажется, твои знания биологии суккубов бесконечно далеки от совершенства!       — Я прогуливала биологию, чтобы сходить на фехтование. Хочешь проверить?       Присутствие Миры позволяло Ае переключиться в режим яда и немотивированной агрессии рекордно быстро, и Свен поспешил на выручку.       — Так, успокойся! Сейчас всё расскажу.       Герой придвинул стул к демону и слегка ткнул её пальцем в плоский живот. Осознав себя в роли наглядного пособия, Мира заулыбалась, поправила платье и гордо выкатила плоскую грудь.       — Желудка у суккубов нет, но ЖКТ вполне рабочий. Несмотря на то, что тонкий кишечник около метра, они получают калории из еды куда эффективнее людей.       — Я думала, что они питаются… ну… — Ая покраснела, сбилась. Она была бы рада поддразнить Свена, но обсуждать рацион демонов при наглой девочке-суккубе оказалось на удивление смущающе. — Нет! Не буду я произносить это вслух!       — А жаль! Нет, сперма им не нужна. Человеческая еда для них — экстренный вариант, в норме демоны питаются лишь эмоциями, о чём, кстати, я тебе уже говорил. Любые эмоции сойдут, важна лишь их сила, потому они добывают их либо убийствами, либо сексом. Семя — всего-навсего побочный продукт. А как именно демоны получают калории из эмоций и что случилось с основами физики — понятия не имею. Мира?       — Мне наплевать! Никогда не исследовала и не хочу!       Последняя надежда мира на прорыв в демонологии канула в Лету.       — Ты не очень любишь других суккубов, не так ли?       Свен откашлялся и продолжил, переведя палец с живота на грудь демона.       — Почка одна, печень очень сильно уменьшена. Всё ради лёгких! Они могут увеличиваться в разы, — палец скользнул обратно вниз, наглядно показывая изменение размера, — занимая не только всю грудь, но и живот! Если одно лёгкое прострелить, то второе растянется почти в два раза.       И опять нарисовал пальцем, как именно лёгкое увеличивается и занимает всю грудь. Мира ойкнула и издала сложный неоднозначный вздох.       — Свен, ты думаешь, это нормально? То, что ты сейчас делаешь?       — У тебя есть атлас получше? Слушай, пока показываю, я-то биологию не прогуливал!       Впервые за день юноша смог отвлечься от заполнивших его голову мыслей, таких омерзительных и удушающих, и отдался преподаванию сложного и интересного предмета с головой, а наличие настоящего демона в роли атласа однозначно придавало ему важности и убедительности.       — Поэтому нужно убедиться, что пробил оба лёгких, а не как с Агат. Диафрагма… она вот как-то так лежит…       — Ах…       — Инквизитор! Убери от неё руки!       — Прости! Мира, тебе больно?       — Нет, не слушай её… продолжай…       — Точно? Отлично, итак… Диафрагма лежит ниже и сильно растягивается как вниз, так и вверх. Прогульщица, зачем вверх?       Дочь Айко вскочила и вместо ответа прицелилась в Свена вилкой, готовая в любой момент покарать его либо за глупость, либо за извращённость.       — Даже знать не хочу!       — Правильно! Затем же, зачем прямая кишка не имеет изгибов при переходе в толстую! Она расправляется аж до самых бронхов — практически на три четверти тела!       Это было уже слишком. Не выдержав подробностей анатомии суккубов, Ая побелела, уронила оружие возмездия и выбежала вон.       — Хах, слабачка…       — Свен…       Мира слабо дёрнула его за рукав и тяжело вздохнула.       — Знаешь, тебе не нужно читать лекции, чтобы полапать меня…       Только сейчас он понял.       — Блядь! Ая, подожди!       И бросился вдогонку. В биологии он был куда сильнее, чем в чтении сложных людских эмоций.       — Серьёзно?! Ты хочешь остановиться сейчас?!       В результате неудовлетворёнными остались все.       Кусок деревянной швабры, ныне ставший настоящим мечом, промелькнул в опасной близости от глупого лица юноши.       — Эй! Я уже извинился!       И ещё, и ещё. Ая целенаправленно била в голову и не пыталась это скрывать. Если бы она успокоилась, то избила бы инквизитора без особых проблем, но её неспособность контролировать гнев полностью уравнивала шансы.       — И вообще, это ты должна извиняться! Как ты вообще могла такое подумать? Она же демон!       Лицо, лицо, горло. Таким образом даже деревянным мечом можно убить.       — У всех встаёт на суккубов, а у тебя нет! Значит, ты признаёшь, что ты особенный?       Слишком сильный замах, слишком глубокие выпады. Для кого-то другого это стало бы проблемой, но Свен был достаточно опытным фехтовальщиком. Он быстрее привык к балансу швабры, он взял оружие подлиннее и, в конце концов, он сохранил голову холодной. Без проблем подловив Аю на слишком дюжем, размашистом ударе, он обезоружил её ударом по кисти.       Отбросил швабру и схватил девушку за плечи, встряхнул.       — Я инквизитор! Я всю свою жизнь режу демонов! За одну такую мысль у нас не только лишают сана, но и казнить могут!       — И мысли, значит, умеете читать? — Она не вырывалась и не отстранялась, лишь нахмурилась и баюкала раненую руку.       — Такие — умеем! Только так и выживаем со времён Первого… из которых последние двадцать лет — настоящий ад.       Он не был убедительным, но и она обиделась лишь затем, чтобы он пооправдывался.       — Ты дурак.       — Да ладно тебе. Никто не идеален.       — Кроме меня.       И она улыбнулась так, как умела только она: ярко, нагло, самодовольно, но не раздражающе. По-своему мило. Нерешительно обняла его и прошептала:       — Ты думал… о том, что я сказала вчера?        Даже при том, что дом инквизитора был одним из крупнейших и некогда богатейших во всём Син Уэльсе, этот особняк был ещё больше, отрицая любой здравый смысл. Больше и богаче. Несмотря на то, что ценности давно вынесли, резная мебель поражала излишеством рисунков, а краска на стенах и не думала облупливаться. Высочайшие потолки, огромные и тяжёлые двери, кучи бесполезных комнат — избыточность вообще во всём, где она только могла быть.       Свен привык пахать сколько нужно, и даже уборка такого исполина не выбивала его из сил. Мысль о том, что именно его лечат в подобной антисанитарии, придавала сил и решимости, как ничто другое. Он не знал, сколько им придётся прятаться, и твёрдо решил довести уровень комфорта хотя бы до минимума, заодно проверив, как его тело реагирует на нагрузку.       А реагировало оно куда лучше прежнего, откровенно пугая владельца и приводя Миру в восторг.       — Свен? Ты спишь?       Оставалась лишь одна нерешённая проблема.       — Сплю. Спокойной ночи.       И он перевернулся на другой бок, всем видом показывая, насколько усердно и самоотверженно он предаётся сну. Разумеется, она не ушла.       — Можно мне…       И, не дожидаясь ответа, вошла. Тихо и скромно, с опаской, но при этом решительно, не приемля отказа.       — Нельзя! Ты мешаешь, Ая. Иди к себе.       — Там холодно… и страшно. Слишком пусто, слишком… одиноко.       — Ляг у Миры в лабе. Поболтаете перед сном.       Бессмысленное и неубедительное сопротивление.       — Свен! Просто спать, ясно? Я ни на что не намекаю!       Она не врала. Живой человек в огромном, пустом и мёртвом особняке — в огромном, пустом и мёртвом посёлке — такое бы напрягло кого угодно, не говоря уже о совсем юной девушке с убитой психикой.       — Вот и иди просто спать к Мире. Хочешь, я дам тебе Сильфу? Она притихла последнее время, докучать не будет.       Это было очень грубо. Но эффективно.       — …мудак.       Она ушла так же бесшумно, как и вошла, но Свен не мог не услышать всхлипы. И не мог не пустить слезу сам.       «Сильфа, иди за ней. Не материализуйся, просто проследи, чтоб она не сделала что-нибудь глупое».       — Ты уже наделал глупостей! Зачем ты с ней так?! Меня можешь бить сколько хочешь, но она ведь… такая маленькая ещё, такая нежная! Разве она заслужила?       Что-то, что поважнее мести.       «Слушай, я — первый человек в этом мире, который начал относиться к ней как к человеку, и то не сразу. И я не сделал ничего заслуживающего её симпатии! Совсем! Я просто доведу её до хороших людей — по-настоящему хороших, — до места, где она сможет остаться. Ей нельзя привязываться ко мне, просто нельзя».       — Об этом нужно было думать до того, как трахаться, глупый!       Тем не менее Сильфа вовсе не была дурой, хотя изо всех сил пыталась ею казаться.       — Ты ведь просто не веришь ей, верно? Хочешь, по-своему любишь, но не веришь. Боишься, что обманывает. Ты просто трус, Свенни!       Мысль, не покидающая головы героя уже с неделю, стала очевидна и для Духа, читающего мысли.       «Ты не будешь читать мне нотации, Сильфа».       — Ещё как буду! Потому что теперь ты видишь, что эта девочка искренне к тебе тянется, и теперь тебе стыдно! Когда же читать нотации, если не сейчас?!       Он лёг на спину, уставился в новый потолок — неожиданно высокий, щедро украшенный причудливой резьбой. Грязный и выцветший. И вздохнул.       «Я вижу, да. Но всё равно не верю. Что-то не сходится».       — Ты слишком много думаешь, и у тебя не получается! Зачем? Прекращай!       Свен Уэльский не верил Ае Айко. Хотел её, по-своему любил, но не верил. Ведь если окажется, что она всегда была искренней с ним, то стыд сожрёт его целиком. Поглотит душу, и убогое тело рассыплется вслед.       — Мира, у нас с Аей остался один вопрос, с которого стоило бы начать. Приятного аппетита, кстати.       Стараниями Дочери Айко кухня приняла божеский вид, и завтрак стал походить на завтрак нормальных людей, а не путешественников. Лишь занавески, скрывающие жильцов от зорких глаз суккубов или людей Айко, напоминали о военном положении. Ая и Свен опять ели консервированную кашу, Мира опять ела Свена глазами.       — Хм? Это замечательно, что у вас есть вопросы. Любознательность всегда была топливом для выживания вашего вида.       — Наша встреча. Ты же ждала, верно? Ждала, что кто-то нападёт.       — Эх… — И она сразу же сникла, поморщилась. — Дважды уже людские отбросы пытались взять мою крепость силой, и дважды присоединялись к моей армии. Дважды — за день до вашего появления. До этого была лишь тишина все двадцать лет после Второго. А потом пришла Зана и предупредила. Сука тупая. Всегда считала лишь инструментом. Спасибо, что снёс её глупую голову!       — Но ведь Лилим тогда… знала, где нас искать. Не только Зана.       — Я уверена, что сестрица просто пришла убирать за ней дерьмо! Как и всегда! Не вздумай говорить о ней плохо!       Резкий, немного истеричный ответ. Демоница всегда вела себя эмоционально, но сейчас реакция была избыточной даже по её меркам.       — И раньше? Вся эта аппаратура, все эти тела. Ты же не достала всё это одна, верно?       — Сестрёнка всегда думала обо мне и о людях! Я резала и кроила всю жизнь, только ради науки и прогресса как цели, и она всегда помогала! Отдавала мои работы учёным мужам через бордель, доставала сложные машины у них же! Даже когда просила сшить мясистого альтерата, не торопила и не ругалась. Если ты вздумаешь говорить о ней плохо, я отправлю тебя обратно на тот свет!       Свен осёкся. Он был готов к почти любому диалогу с демоном, но не к такому. Ая на миг отложила еду в сторону и уныло вздохнула. И пришла на помощь.       — Давайте о чём-нибудь хорошем поговорим. О лечении глупого инквизитора, например. Есть результаты?       — Есть! Сугубо положительные! Я разобралась в ошибках и готова повторить их специально! Но доводить процесс до ума нужно уже на живой ткани. — Мира сразу же воспрянула духом, словно и не начинала истерику. Очаровательно улыбнулась и погладила Свена по голове. — А ты кушай, кушай. Тебе потребуется много калорий. Хи-хи.       — У меня такое чувство, что я уже умерла. — Дочь Айко с кислым видом вернулась к каше и исподлобья уставилась на демона. — Что Агат убила меня, и теперь я в каком-то сломанном чистилище. Серьёзно, вы не можете просто… не делать этого?       — Не делать что?       Мира, разумеется, не поняла.       — Давайте обсудим что-то более важное! — Свен не стал ждать новой ссоры и поспешил сменить тему. — Например, сколько нам ещё тут сидеть?       — Долго.       Ая откинулась на спинку, не пытаясь скрывать раздражение. Видимо, она и сама уже пожалела об идее остаться.       — Я точно могу сказать, что Отец уже перекрыл все дороги. Не знаю, сколько он сможет держать их… плюс-минус несколько недель. Местные его не шибко любят, а переводить сюда всю армию… если ошмётки Патриархата на Островах хоть чего-то стоят, то покончат с ним сразу же.       — Мира?       — Понятия не имею!       Общаться с ней было тяжело. Тяжелее, чем Свен надеялся.       — Суккубы совсем не в ладах со временем, да? Наверное, это ожидаемо, когда тебе… сколько тебе лет, кстати? Сотня?       — Чуть больше… кстати, ты же был в сознании, когда она это говорила, нет? — Ая медленно сфокусировала на инквизиторе взгляд и ухмыльнулась. — Выходит, мой голос ты слышал, а её — нет? Ве-е-е-ерно?       — Сотня? Ха-ха-ха! Твоя наивность поражает моё воображение, юноша!       Мире очень, очень нравилось говорить о себе.       — Сотня лет — удел пустоголовых шлюх, неспособных думать головой! Я, гениальнейшая из всех демонов — и, разумеется, всех разумных существ на земле, — прожила больше тысячи лет! Избежала безумной инквизиции Бронзового Века, уже тогда занимаясь наукой и толкая беззащитное человечество к светлому будущему! Купалась в горячих водах Эримоса, всходила на крутые горы Игниса и тонула в болотах Марэ! Воочию наблюдала рассвет этого мира и закат! Потеряла крылья, сохранив гениальность! Даже сейчас, когда божественный свет перестал очищать землю, сменившись буйным потоком скверны, я не перестала работать в поте лица и достигать идеала!       — Свен. — Ая подвинулась к герою и наклонилась к его лицу. — Что она несёт? Что за свет?       — Мира, подожди. Тысяча, я понял. Очень много, да, молодец. Спасибо, — напряжённо перевёл взгляд на Аю. — Ты правда не понимаешь? Ты же хороша в истории, нет?       — Я охренительно хороша, поэтому и спрашиваю!       — Видимо, даже у образования Айко есть пробелы.       Встал, опять почувствовав себя ментором, принял важный вид и убрал руки за спину. И сделал шаг от Миры.       — Спустя примерно полторы сотни лет после Первого Катаклизма из Телосов ударил яркий поток света, очистивший мир от части скверны… очевидно, какая-то святая мана. И с тех пор, почти четыреста лет, бил раз за разом каждые двадцать лет. Примерно. Не сдерживая распространение скверны полностью, но ощутимо замедляя. Двадцать лет назад, сразу же после такой вспышки, прогремел Второй.       — Это всё?       — В общих чертах. Только то, что слышал на уроках. Сам, по понятным причинам, не видел.       — Это странно. Охренительно странно! — Ая вскочила, скорчила гримасу крайнего недовольства и грохнулась обратно на стул. — Я тратила по четыре часа в неделю на историю, выучила вообще всё, о чём писали в учебниках Элин и Игниса… и не знаю об этом?!       — Выходит, твои учителя были… не так уж честны. Но да, это бред. Зачем это скрывать от тебя?       — Инквизитор. — Девушка напряглась, шлёпнула по столу несколько раз, словно по барабану, и вскинула руки. — Какой год? Какой год последней вспышки?!       — Двадцать… стоп, нет. Двадцать один год уже… Сейчас девяносто девятый, значит…       Задумался и замолчал. Не потому что не мог подсчитать, а потому что подсчитал и вспомнил. Беззвучно открыл рот и уставился на Дочь Айко, не в силах выдавить ни звука.       — Я так и знала! Блядский семьдесят восьмой!       Вскочила и грохнула по столу обеими руками.       — Опять блядский семьдесят восьмой! Какого хуя, инквизитор?!       Тот самый календарь в пустом заброшенном особняке. В пустом мёртвом мире. Телос привёл их туда, услужливо показав, что где-то семьдесят восьмой стал не просто годом катастрофы, а настоящим концом света.       — Вот значит как…       Мира посерьёзнела, избавилась от постоянной улыбки и принялась грызть ногти.       — Мёртвый мир по другую сторону Телоса… Как психиатр, я должна усомниться в твоём рассудке, но как хирург — в этом случае должна усомниться и в своём. Вы можете взять меня с собой и показать?       — Исключено. Ни я, ни Ая больше туда ни ногой. Не говоря уже о том, что это грозит преждевременной встречей с Хильди.       — У вас есть доказательства посерьёзнее календаря? Или хотя бы его фото?       — …разумеется, нет. Мы даже до Син Уэльса не дошли, сразу повернули обратно, — Свен поёжился. — Ая устала, а мне было… неприятно. Не знаю, как это описать, но… неприятно.       — Слишком мало информации! Спишу всё на то, что ты ошибка, и всё! Но факт остаётся фактом: твои прогулки по Телосам нельзя не связать с невосприимчивостью к альтерации. Или, наоборот, восприимчивостью… Но я найду ответ!       Мира удивительно легко приняла такую небылицу и вновь стала сама собой.       — А ещё мне потребуется немного твоей спинномозговой жидкости.       — Анджей! Здравствуй!       Он красив, кроток и спокоен, как всегда. Как ни одно живое существо не может быть.       Но он мог.       Анджей Айко всегда сомневался в глубине души, можно ли вообще назвать его живым.       — Как у тебя дела?       Его голос, ласковый и чарующий, уже не внушал доверия, не окутывал теплом. Он лишь напоминал.       Глупец всегда виделся с Отцом лично, ни разу не позвонив и не прислав гонца. Отец начинал понимать, почему: ни один гонец и никакой телефон не смогут передать этот голос. Этот взгляд.       Анджей Айко не справился с задачей, и теперь ему было страшно. За годы построения криминальной империи, за годы открытой войны с Патриархатом он не раз бывал искренне уверен, что ему страшно.       Нет.       Страшно ему стало только сейчас.       — Заходите! Вино? Шоколад? Может, перекусите? Наш повар готовит лучшие в мире бараньи рёбрышки!       Промашка.       Глупец поморщился.       — И сильно они важны для тебя, Анджей… эти рёбрышки?       Холодный пот прошиб его, колени задрожали, с трудом удерживая исполинское тело.       — Да нет… впервые за месяц нормально собрался поесть… времени не было.       — Ничего, Анджей.       Глупец улыбнулся.       Казалось, они были знакомы уже всю его, Анджея, жизнь, и за это время Отец научился различать все его виды улыбок.       Эта была плохая.       — Немного диеты тебе не повредит.       Улыбка пропала.       — Где инквизитор? Ты ответственно отнёсся к моему поручению, Анджей?       Он улыбался почти всегда, и обычно его блёклая улыбка означала банальную вежливость, неубедительный способ дать собеседнику понять, что он важен. Но когда улыбки не было вовсе — это был плохой знак.       Не было смысла вилять.       — Он взял Телос штурмом. Перебил всю охрану. Сбил вышку, лишив связи.       — Выходит, один человек с ракетницей и пулемётом способен справиться с самим главой островов Мор Элин?       Анджей почти никогда не видел, как он даёт волю эмоциям. И очень не хотел видеть снова.       — Я начинаю думать, — глупец говорил медленно, с нажимом, чеканя слова, — что доверился не тому человеку, Анджей.       — Это не проблема! Я уже получил донесение от нашей подруги, что он мёртв! Кроме того, я отправил на континент своего лучшего человека!       — Артура? — Он немного успокоился, собрался, смягчил тон. — Это хорошо.       Встал, наморщился, вытер глаза.       — Мёртв… вот как ты решаешь проблемы, Анджей? Мёртв…       Он взглянул на Отца, и взгляд его был полон грусти и боли.       — Ты видел тело, Анджей? Ты видел его голову, отсечённую от тела? Слышал его утихающую агонию?! Видел своими глазами, как душа отправляется на небеса?!       Он ударил по столу, склонился над побелевшим стариком, бешено вращая глазами.       — Так какого чёрта, Анджей, — закрыл глаза и медленно вздохнул, успокаиваясь, — ты говоришь, что он мёртв?       Глупец вышел, не оборачиваясь. Виня себя за срыв, грустно думая о том, что его нервы уже никуда не годятся. Думая о том, сколько работы над Семьями Айко сгорело, — теперь ему придётся опять начинать всё сначала.       — Пожалуйста, Анджей… Соберись, поверь в себя. Стань тем, кто достоин моего места.       Его беззвучный шёпот никто не услышал.       Как и всегда.

***

      Очищение — процесс излития святой маны из Телосов, частично очищающий мир от скверны. Ранее происходил каждые двадцать лет. Последнее очищение в 2478 году сразу же сменилось Вторым Катаклизмом, практически уничтожившим мир.       Глупец — тот, кто возложил жизнь на алтарь собственной глупости. Агат Пол — женский (суккуб) Рост — 177 см Масса — 49 кг Возраст — неизвестен, более тысячи лет Место рождения — неизвестно (суккуб) Род деятельности — убийца Тихих Сестёр Особые приметы — сила и ловкость, не сравнимые ни с одним другим демоном Одна из старейших суккубов и самая сильная среди них. Нет никого, кто мог бы справиться с ней в бою. При этом глупа и невнимательна, эгоистична и капризна. Работает в паре со старшей сестрой Заной. Примечание: временно выбыла из игры, но ещё жива. Нужно быть готовым к её возвращению в любой момент. Агат должна умереть. Лилим Пол — женский (суккуб) Рост — 175 см Масса — 41 кг Возраст — неизвестен, более тысячи лет Место рождения — неизвестно (суккуб) Род деятельности — координатор Тихих Сестёр Особые приметы — огненно-рыжие волосы и глаза Старейшая и умнейшая среди Тихих Сестёр. Почти так же сильна в бою, как Агат, при этом ничуть не менее обаятельна, чем Зана. Сильнейшая из демонов, живущих в материальном мире. Примечание: уровень сил неизвестен, но нужно быть готовым к тому, что она сильнее всех остальных демонов, вместе взятых. Лилим должна умереть.