Терпеть его не могу! Bonuses

В жизни любого альфы наступает момент, когда ваш омега смотрит на беременного себя и изрекает что-то из разряда: "Какой ужас! Разве можно любить эти толстые лодыжки?". Обычно это происходит как раз в тот день, когда жизнь видится прекрасной и даже обожженный чаем язык не способен испортить ваш оптимистичный настрой. Первый раз это случилось со мной, когда Бэкхен во время первой беременности пришлепал из душа, взобрался на кровать и пустился лить по своим отекшим ногам такие крокодильи слезы, что я испугался, что что-то непоправимое случилось за пять минут мытья головы. Долго я его успокаивал и убеждал, что он для меня самый красивый, даже если из-за живота не может разглядеть коленки. Вроде убедил. В этот раз скорбный вздох встречает меня из зала. Входная дверь закрывается, ключи летят на тумбочку, и рабочая сумка падает на пол. День был долгим и насыщенным, но итог подготовительной работы к одному проекту дал свои плоды. После утреннего звонка от комиссии я летал по офису, словно ястреб, попавший на обложку журнала для орнитологов, довольный и очень энергичный. Чаем обжег язык и испачкал ручкой рубашку, но разве это важно, когда проект одобрен, а в доме пахнет вкусной едой и омегой? Бэкхен сидит на диване, вытянув ноги, и задумчиво их рассматривает. Еще раз скорбно вздыхает и складывает на груди руки, демонстративно делая лицо все более мрачным. - Ты посмотри на эти сардельки, - и шевелит пухлыми пальчиками. - А хотя нет, не смотри. Они ужасны. Я вешаю пальто, стаскиваю ботинки и иду решать вопрос с "сардельками", потому что никому нельзя называть ужасными эти сладкие пальчики. Даже Бэкхену. Чей муж? Мой. А значит, и пятки мои. А я их люблю. Малыши сопят в широком кресле, склонившись друг к другу. На коленях лежит большая раскраска, на полу - упавшие карандаши. Монстр, с которым борется летающий кот, по мнению Минджи должен быть ярко-зеленым в оранжевую крапинку, но поскольку противник недораскрашен, я делаю вывод, что в битве наступил перерыв. На странице Лиена летающий кот в фиолетовом плаще машет хвостом и пускает молнии в космического захватчика. Молнию посередине раскрашивали вместе, поэтому со стороны омеги она желтая, а со стороны альфы - красная. На ум приходит что-то о разнице температур. Самому герою с ушами явно требуется доработка, но выглядит он чуть более готовым к сражению. И более аккуратным. Минджи не хватит терпения так старательно водить карандашом, отчего монстр в его исполнении получается еще страшнее. - Ну показывай, что произошло, - я тихонько сажусь на край дивана и кладу ноги омеги себе на колени. Ноги как ноги, он выдумывает. Бэкхен несильно дергает пятками, пытаясь вывернуться из моих рук, но ничего не выходит. - Что показывать? Не видишь, какие толстые? - бурчит омега, обвиняя меня в невнимательности. Но я все прекрасно разглядел. - Пятки твои вижу, а сарделек - ни одной, - со всей серьезностю заявляю я. Бэкхен возмущенно куксится, и даже нижняя губа дрожит, что меня беспокоит. Я не хочу, чтобы он волновался, не хочу, чтобы хоть секунду переживал о чем-то. Тем более о том, что я могу вдруг посчитать его непривлекательным из-за беременности. - Они толстые, - тянет омега, почти плача в кулак. - Это кто тебе такое сказал? - Да ты посмотри. Они так отекли. Словно бочки, - и к надутым губам скатываются слезинки. Нет, так дело не пойдет. Я сажусь ближе, двигаю мужа к себе и крепко обнимаю, зацеловывая любимую макушку. Бэкки не сопротивляется, но пытается прикрыть одну ногу другой и поджать пальцы. - Пузатый, отекший и ною. - Чудо хлюпает носом и прячет лицо у меня в воротнике. - Как на такого смотреть? Чанель, не смотри, а то разлюбишь. Слезы омеги никого не радуют, но когда незванная горечь появляется в аромате вашего беременного мужа, вы готовы рвать и метать. Я сгребаю этого балбеса в охапку и заставляю поднять на меня глаза. Для начала - поцелуй. Это неотъемлемая часть разговора. Потом еще один. И вот Бэкхен, еще хлюпая носом, смотрит на меня с нежностью и обожанием. - Давай проясним: ты чей? Бэкхен не думает ни секунды: "Твой". - А это чье? - Прикасаюсь к коленкам и нежно провожу рукой вниз, обхватывая лодыжку. - Мое? - гадает Бэкхен. Я отрицательно машу головой: "Подумай еще раз. Если ты мой, то нога эта чья?". - Тоже твоя? - догадывается Бэкки. - Чья ж ещё, - как само собой разумеющееся заключаю я. - Так вот, если с утра здесь была моя любимая нога, то почему я за день ее разлюблю-то, а? Аромат становится ровнее. Увлеченный моим ребусом, Бэкхен успокаивается. - С ногой выяснили. - Я деловито киваю и кладу руку на круглый живот. - Это чье? - Тоже твое? - догадывается Бэкки и прижимается крепче. Он получил внимание, которое было необходимо, получил поддержку и реакцию, на которую внутренне надеялся. И теперь ему интересно, куда я приведу этот разговор. - Мое, - бессовестно киваю я и улыбаюсь, не в силах больше поддерживать серьезный вид. Бэкхен расслабляется, и в глазах искрится столько любви, что от одной крошечной искринки можно сгореть. - Послушай, мой любимый муж ждет от меня ребенка. Его ноги не ужасные и не страшные, они весь день работали, потому что держали тебя и вот это чудо. Они устали и заслуживают отдых. Но они все еще самые красивые на свете. - Я чувствую себя отвратительно, когда смотрю на эти отеки, - тихонько признается Бэкки. - Мне кажется, что они делают меня совсем не привлекательным. Ты посмотришь на толстые лодыжки и не захочешь ко мне прикоснуться. - Это гормоны, да? - прямо спрашиваю я, потому что ничем кроме изменчивого фона такие мысли объяснить не получится. - Угу, - вздыхает омега. - Ты же не можешь меня разлюбить? - Моего истинного омегу? - бровь поднята на максимум. Бэкхен оценивает выражение моего лица и неловко поджимает губы. Ляпнул тоже. - Физически разлюбить не могу, - продолжаю я и укоризненно качаю головой, мол какую ерунду ты тут предполагаешь, Бэкхен. - У меня вся жизнь вокруг и ради тебя построена. Разве нужна она мне, если я тебя любить не могу? Бэкхен обнимает за шею и чмокает в щеку, извиняясь за глупый вопрос. Я для себя решаю, что вечером зацелую эти пяточки и в тысячный раз докажу моему любимому вредине, что никого прекраснее для меня нет. Сардельки! Выдумал же. - И все равно отекшие, - Бэкхен смотрит на пальцы и вертит стопы в разные стороны. - Начинаю догадываться, что кое-кто весь день провел на ногах и даже не спал, хотя мы договаривались, что он будет отдыхать, - и чмокаю надутые щеки. Омега виновато вздыхает: "Зато в духовке мясной рулетик". - Мясной рулетик, - и обнимаю свое чудо крепче. - Без него, конечно, день не сложится. - Вот ты смеешься, а у меня ноги толстые, - ворчит Бэкхен. - Ну все, ты сам напросился, - я встаю с дивана, подхватываю мужа на руки и иду на второй этаж. Он сперва переживает, что мне тяжело, но после красноречивого взгляда с моей стороны, затыкается. Для альфы этот вес - как детский самокат переставить. Он хохочет, брыкается и пищит, пока я щекочу мягкие пятки и целую косточки с внешней стороны щиколоток. - Ай, Чанель, перестань! Ай, щекотно! И улыбается, улыбается. - Толстые, говоришь? - спрашиваю я и обхватываю лодыжку ладонью. Прекрасно помещается. - Сардельки, говоришь? - Бэкхен визжит, потому что я кусаю аккуратные пальчики и делаю вид, что сьем их сейчас без кетчупа и закуски. - И чей ты такой вкусный? - Твой! Твой! - выкрикивает омега, раскидывая руки в стороны. Широченная улыбка прогоняет любые сомнения. Я обнимаю обе его ноги, стоя посреди кровати на коленях, и сверху любуюсь на покрасневшие щеки. Бэкхен кокетливо смотрит из-под ресниц и улыбается: - А в прошлый раз ты меня неделю успокаивал. Растешь. Тут уже на меня нападает смешинка. Аромат сладкого ванильного капучино наполнен самодовольством. И я умиляюсь с этого. Стоило устраивать такое представление, чтобы напроситься на ворох комплиментов? Конечно, стоило. Я бы их и так сказал, но разве это интересно? - С каждым днем все прекраснее, - заключаю я, еще раз осмотрев своего мужа. - Да, ты определенно красивее, чем вчера. Бэкхен протягивает ко мне руки и предлагает лечь рядом. Медленно опускаю его ноги и поправляю задранную майку, чмокнув живот. Бэкхен снова вертит стопами и небрежно хмыкает, мол, и правда, ничего такие. И все это проделывает с такой хитрющей моськой, что становится ясно: даже если сейчас прозвучит еще сотня приятных слов о его красоте и неотразимости, Бэкхен от смущения не умрет. Так что я ложусь рядышком, нежно обнимаю под животом и шепчу на ушко своему вредине о любви в миллионный раз. Бэкхен млеет, "сардельки" поджимаются от удовольствия. Сперва на кровать с разбега запрыгивает Крендель, а потом два разбойника, устроивших за котом охоту, влетают в комнату и тут же, ойкнув, делают пару шагов назад. Минджи стучит кулачком о косяк, Крендель всем своим видом просит убежища. Бэкхен укладывает пушистую задницу под боком и гладит мягкую шерстку: "Ты преувеличиваешь, они котов не едят". Минджи с Лиеном синхронно мотают головами, мол не едим, точно не едим. Крендель недоверчиво ворчит и сворачивается в клубок, из-под лапы наблюдая за преследователями. Те топчутся на пороге и ждут разрешения, а после одобрительного кивка спешат вскарабкаться на высокую кровать, чтобы присоединиться к нашей компании. - А кушать когда будем? - прямо спрашивает Минджи и хлопает себя по животу. - Сейчас отец после работы переоденется, достанет нам большую красивую тарелку с полки, и начнем. - Бэкхен подмигивает маленькому альфе, как бы намекая, что ждать осталось недолго. Минджи довольно урчит. Оставляю их лежать на кровати в обнимку, а сам быстро освежаюсь в душе и одеваюсь в домашнее. Минджи с Лиеном за это время успевают загладить и Кренделя и папу. Бэкхен кивает мне на маленькие ладошки, лежащие на животе, и Минджи, который рассказывает о вкусном ужине нерожденному брату. Они так ждут ужина, что, едва видят меня на пороге, слезают с кровати, хватают за руку и тянут на первый этаж: "Отец, доставай красивую тарелку!" - командует Минджи, а Лиен кивает следом. Бэкхен останавливает нашу лавину посреди лестницы. Из спальни доносится возмущенное: "А меня поднять!", - и мы с малышами таращим друг на друга глаза, а потом виновато бежим обратно. Бэкхен лежит посреди кровати и тянет ко мне руки: - Меня ваше рвение радует, конечно, но ужинать вы без меня собрались? Лиен с Минджи изо всех сил отрицательно мотают головами, мол нет, какой же без папы ужин. Я осторожно тяну любимого мужа на себя, а два помощника смешно пытаются мне помочь, подталкивая Бэкхена в спину. Омега смеется и целует детей в благодарность за заботу. - Вот теперь пришло время тарелки, - и Бэкки кивает на дверь. И вновь маленькие разбойники тянут меня к лестнице. Крендель, спокойно умывающий морду на нижней ступени, с воплем ужаса убегает подальше. Так и без хвоста можно остаться. Бэкхен одной рукой разливает суп, а второй красиво выкладывает мясо с гарниром на большую тарелку. - Если вы перестанете гонять кота у меня под ногами, дело пойдет быстрее, - он останавливает детей строгим тоном и дает Кренделю шанс найти очередное убежище. Пушистая жопа в секунду прыгает на подоконник и сливается со шторкой: он в домике. - А теперь марш мыть руки! - командует Бэкхен. Лиен с Минджи наперегонки бегут в ванную на первом этаже. Слышно, как они двигают подставку, как на нее взбираются и усердно жмут на помпу жидкого мыла. Та скрипит, хлюпает и выплевывает одну порцию за другой. В следующий раз перед тем, как покупать мыло с ароматом арбуза, я еще раз сто подумаю. Радует, что они есть его не додумались. Но пахнет очень вкусно. - Только малиновое не покупай, - будто читает мои мысли омега. - А то Лиена даже пузырики во рту не остановят. Обнимаю любимого мужа, чмокаю в щеку и забираю из рук полную тарелку с супом: "Кофейное куплю, если обещаешь не есть", - шучу я и ставлю тарелку на стол. Бэкхен небрежно пожимает плечами: - Мой муж пахнет вкуснее мыла. Я, скорее, тебя съем. И до того, как дети, размахивая чистыми ладошками, врываются на кухню, мы с Бэкхеном успеваем друг другу подмигнуть и кратко поцеловаться. Где-то на тумбочке в коридоре звонит мой мобильник, а возня с чайником очень мешает ответить. Минджи бежит в коридор и несет мне телефон, прижав к уху: кто-то из наших, на рабочие звонки он бы не отвечал. - Дядя Крис, - ответственно сообщает Минджи. - Дядя Крис на проводе, - смеется друг, как только я беру трубку. - Дядя Чанель слушает, - отвечаю я. Бэкки рядом хихикает и тихо передает привет. Крис слышит и еще до того, как Исин успевает что-то нашептать, интересуется самочувствием Бэкхена. - Он выглядит и чувствует себя прекрасно, - отвечаю я за всех, а сам смотрю в глаза любимого мужа. Бэкхен благодарно улыбается и заряженный этим настроением идет рассаживать детей за столом. Мясо на большом красивом блюде так и просится на вилку. Крис предлагает на следующих выходных собраться всем вместе и сходить на какой-нибудь семейный фильм, а еще тактично напоминает, что у него скоро день рождения и было бы неплохо заранее решить, как мы будем отмечать данное событие. Я усиленно чешу репу, Бэкхен заманивает меня растекающейся по тарелке подливкой. - Вообще, я звоню по другому поводу, - произносит друг, и я будто слышу неловкость в голосе. - Не могли бы вы взять к себе Вей? Наши вернутся из кемпинга только через два дня, а у Исина началась течка. - Стоило с этого и начать, - я очень стараюсь пристыдить этого шпиона за отвлекающие разговоры, но добавляю: - Я должен спросить у Бэкхена. Полгода назад я бы не думал ни секунды и воскликнул: "Ну разумеется!". А сейчас Бэкхен на большом сроке. Справляться с двумя своими детьми это не то же самое, что справляться с двумя своими и еще одним. - Конечно, - понимает Крис. - Без его согласия об этом и речи быть не может. Если что, я позвоню Чонину. Но омега, выслушав мой вопрос, крутит пальцем у виска и выхватывает трубку: "У, вот ты как спросишь иногда!" - и он набрасывается на альфу на том конце с лекцией о совести, взаимопомощи и чем-то еще. Я не до конца слушаю, потому что посреди его речи зависаю на любимом муже и пожираю его восхищенным взглядом. Бэкхен замечает, шутливо дает мне щелбан и возвращает трубку: "Они поужинают и привезут его часа через полтора". Лиен с Минджи от новости о приезде Вей едва не хлопаются в обморок от счастья. Я начинаю думать, что на пару дней мне стоит взять работу домой. Бэкхен не должен справляться один. - Тут книжка, тут игрушка, это одежда, вот конфеты, - Крис вручает мне пакет за пакетом. - Он знает, что Бэкхена нельзя напрягать и расстраивать. Если что, звони. Вей, солнышко, веди себя хорошо. И альфа, чмокнув маленького омегу в лоб, спешит к машине. Вей машет с крыльца, а через минуту обнимается с Лиеном и Минджи, словно они век не виделись. Да, я поработаю завтра из домашнего кабинета. Вей отдельно от наших детей - само спокойствие. Но Минджи с Лиеном и кого угодно превратят в члена разбойничьей банды. Один только Крендель умело сопротивляется уже столько лет, что не может не вызывать уважения. Дети умыты, переодеты и распределены по кроватям. Вей болтает ногами, лежа на мягком детском матрасе в форме летающего кота - кто бы сомневался, - и соревнуется с Минджи в знании считалок. Кто победит, тот и выбирает книжку. Вчера Лиен с Минджи заснули посреди очень интересной главы, и теперь им нетерпится узнать, что же будет дальше. Они могли бы прочитать сами, но пока этот процесс занимает у них много времени. Бэкхен заканчивает спор, пообещав, что прочитает немного из одной книжки и немного из другой. Радостный детский хор обнимает Бэкхена и спешит под одеяла. Я подхватываю Кренделя, ползком выбирающегося из детской, и несу обратно. Съесть кота не дам, а погладить - поглажу. Пушистая жопа вырывается, пока не понимает, что его не вручают на растерзание, а ласково щекочут за ушком. Бэкхен садится в кресло-мешок, открывает первую книжку и приступает к незаконченной главе. Посколько Вей не слышал, главу начинают заново. И все трое таращат глаза, чтобы не заснуть, хотя зевают и смотрят на подушки. Второй раз не дождаться конца истории будет обидно. Мы с Кренделем сидим на полу рядом и внимательно слушаем вместе со всеми. И когда глава заканчивается, хором с детьми разочарованно вздыхаем. Бэкхен поворачивается в мою сторону, смотрит из-под красноречиво изогнутой брови и щурится, мол неужели его муж расстроился, что рассказ про дружбу щеночка и мышонка закончился. Я строю умилительно грустную мордашку, чем заставляю детей хохотать и держаться за животы. Но уговор есть уговор, и Бэкхен берет в руки сборник сказок Вей. По оглавлению выбирает ту, что занимает меньше пяти страниц, и объявляет полную готовность. Минджи с Лиеном обнимают любимые игрушки и таращат глаза еще сильнее: спать нельзя! - Нет, так не пойдет, - и Бэкки недовольно машет пальцем. - Вы ложитесь под одеяло и засыпаете, хорошо? Я устал, малышу надо отдохнуть, и мы с ним не можем читать до утра. Словно услышав слова папы, бунтарь внутри пинается и требует покоя. Омега ойкает, и все три ребенка в постелях словно по команде кладут головы на подушки. Да чтоб они всегда так слушались! - Вот и хорошо. Закрываем глазки и слушаем, - мягким голосом произносит Бэкхен и начинает читать. Первые пару минут дети еще пытаются подсматривать одним глазком, но сонливость лишь усиливается. Нежный убаюкивающий голос завладевает комнатой. Злой колдун варит ядовитое зелье, чтобы отравить принца, но даже этот остросюжетный поворот не способен взбодрить слушателей. Я потихоньку отпускаю кота, встаю с места, чмокнув Бэкхена в макушку, и так же тихо навожу порядок. Несколько игрушек, сложенных в кучу, отправляются по местам. Поправляю одеяло у Вей, подтыкаю края и возвращаю в руки маленького омеги выскользнувшего плюшевого кота. Минджи уже спит и, наверное, в мечтах побеждает коварного волшебника. Я целую мягкую щечку и улыбаюсь, глядя на любимую мордашку. В отличие от брата Лиен дослушивает сказку до конца и держит меня за руку, пока я сижу рядом с его кроватью. Потом маленькое чудо мне улыбается и спокойно засыпает после поцелуя в нос. Бэкхен обнимает меня за шею и очень старается не кряхтеть, пока я поднимаю его из кресла-мешка. Целует детей, выключает лампу и прикрывает дверь, оставляя небольшую щель для Кренделя. Кот посреди ночи несколько раз заходит и проверяет детскую, и если кто-то спит плохо, остается под боком до утра. Крендель будет очень возмущен, если дверь окажется закрыта. Бэкхен за руку ведет меня в спальню, целует на пороге и трется носом о шею. - Останусь завтра дома, - предупреждаю я и заботливо усаживаю мужа на кровать. - А то вдруг тебя нужно от этой банды спасать. - Я больше за Кренделя боюсь, - смеется Бэкки и позволяет мне снять с него тапочки. Грею мягкие пятки в ладонях, целую коленки сквозь тонкую ткань пижамы и прижимаюсь щекой к теплому бедру. Омега гладит по голове и игриво щекочет кончик уха, а потом вдруг вспоминает: - Вей сказал Минджи, что завидует тому, что их двое. Им есть с кем играть, с кем смотреть мультики, и они дружные. Как думаешь, стоит сказать об этом Крису? Он уже молча тянется за телефоном, но натыкается на мой взгляд и оставляет трубку в покое: "Думаю, они разберутся. Вряд ли Вей высказал эту мысль впервые, да?". - Ты же знаешь, что если бы не та катастрофа с презервативом, я бы не позволил тебе пройти через это еще раз? - Я откровенно смотрю на любимое лицо и чувствую ответ в сладком аромате еще до того, как Бэкхен, тяжело вздохнув, кивает. - Тогда не влезай, радость моя. Крис и без того мучается от того, что отказывает Исину. И все мы понимаем, почему он против. Я бы тоже не согласился добровольно повторить это ни за какие плюшки, честное слово. - Но ты зря переживал. Со мной все хорошо, и малыш в порядке, - Бэкхен очень хочет убедить меня, что нет ни единого повода для беспокойства. Гладит по щеке, ласково поправляет челку и смотрит так нежно, что я готов растаять шоколадным пломбиром у его ног. - А если бы все повторилось? - мне тяжело дается сама мысль о том, что ему могло бы быть так же плохо, как в первый раз. - Бэкки, я в ответе за твое здоровье, благополучие, за твое счастье и жизнь, в конце концов. И хорошо, что все в порядке, и пусть так оно и будет. Во второй раз нам повезло, но я каждый день боюсь, что все вдруг изменится. Ты можешь дать Крису гарантию, что и им повезет? Что Исин сможет есть, спать, что он не будет падать от истощения каждые два дня? В сладком аромате появляется горчинка. - Мы все переболели той вирусной простудой, - вспоминает омега. - У Лухана две недели не было голоса, помнишь? Чонин три дня ходил с соплями, а у тебя была такая высокая температура... Я думал, что с ума от страха сойду. А Исин даже не чихнул ни разу. Все вокруг болели, а ему все было нипочем. - Думаешь, Крису от этого было легче? - прямо спрашиваю я. Бэкхен нехотя мотает головой и с сожалением добавляет: "Исин понимает, но очень хочет завести второго ребенка. Очень". Мне нечего больше сказать. Никто не способен решить за наших друзей этот вопрос, и к какому бы решению они не пришли, мы их поддержим и поможем. Я понимаю, почему Крис так яро отмахивается от желания мужа, и понимаю, почему Исин так настаивет. Нашей же компании остаётся только наблюдать. Мы так и сидим несколько минут в тишине: я прижимаюсь щекой к его бедру, а Бэкхен перебирает мои волосы и рисует на щеке кружочки. - А я не жалею, - произносит чудо и, вздохнув, забирается на кровать с ногами. Немного кряхтя, ползет к подушкам, стягивает покрывало и ложится в теплую постель. - Если бы ты спросил меня, хочу ли, чтобы этой весной все вновь случилось так, как случилось, я бы без промедления ответил "да". И черт с ней, с тошнотой и отекшими ногами. - И все-таки после третьего ребенка, я буду надевать два презерватива. На всякий случай, - и я ныряю под одеяло. Кусаю любимые пятки и ползу наверх. Бэкхен поднимает край со своей стороны и целует меня в знак приветствия. Отодвигаюсь в бок, чтобы не нависать над животом, и предлагаю мужу плечо. Он тут же закидывает на меня ногу и подкладывает под живот маленькую подушку. - А теперь давай на секунду забудем о трудностях и беспокойстве, - чудо поднимает голову и смотрит на меня самым влюбленным взглядом. - Скажи честно, есть ли для альфы большее счастье, чем ребенок от своего омеги? Он знает ответ. Их два, и оба они, обожаемые мною от носиков до пальчиков, сопят в своих кроватях в обнимку с игрушками. Я преклоняюсь перед Бэкхеном и нашими детьми. И омега чувствует это каждый день. - Нет, - честно подтверждаю я. - Тогда может ли для омеги быть большее счастье, чем родить от своего альфы? - Бэкхен смотрит ласково, но бьет в лоб. Я закрываю глаза, потому что ответ все так же очевиден. Мне нечем крыть. - Я люблю тебя невыносимо сильно, Чанель, - добивает Бэкхен и чмокает в плечо. - Должен сказать, все мучения стоят тех минут, когда ты по вечерам, уставший после работы читаешь им сказку, когда умываешь от фломастеров, катаешь на качелях и делаешь корявые оладушки с мордашками. Даже кота от пластилина спасаешь. Потому что в тот момент, когда ты на них смотришь, я готов пройти через это еще раз, лишь бы умножить твою любовь на трое. Я помню, как ты смотрел на них впервые и плакал от счастья. Вот почему я сейчас не волнуюсь, а Исин так настаивает. Потому что это возможность подарить своей семье еще один повод для безграничной любви. А она важнее всего. Ты сам меня научил. Я целую до умопомрачения, долго и жадно. Большой глупый мешок грохочет в груди, разрывается от любви к моему чуду. Без омеги мне не жить, даже не существовать. Только ради него этот бестолковый моторчик гоняет кровь из правой ноги в левую и обратно. Весь мир не нужен мне без него, ни единой своей песчинкой. Мне мало Бэкхена, до сих пор мало. И будет мало до самого последнего дня. - Люблю тебя, люблю тебя, люблю, люблю, люблю! - я шепчу ему эти слова, а Бэкхен жмурится от счастья и подставляется под нетерпеливые поцелуи. Я зачмокиваю его всего от макушки до пяток, и под тихий смех омеги, прячущего голову под подушкой, чтобы не разбудить детей, раз сто целую живот. Комната укутана сладким ароматом удовольствия и радости. И у омеги не остается никаких сомнений, что он самый красивый и желанный для меня. И черт с ними, с "сардельками". - Про два презерватива я не шутил, - с задорной улыбкой поправляю одеяло на его плече и нежно целую лохматую макушку. Бэкхен утыкается носом в мою грудь и тихонько хихикает в кулачок. - А будешь смеяться, надену три. Бэкхен несдержанно взвизгивает от смеха и тут же закрывает рот ладонью. Выражение его лица, искривленного от попыток сдержаться, не поддается описанию. Он смотрит то на меня то куда-то вниз в район моего паха, показывает три пальца и никак не может перестать смеяться. - В тебе наш третий ребенок, - намекаю я. - Думаешь, я преувеличиваю? Бэкхен хохочет пуще прежнего, бултыхает ногами под одеялом и все размахивает тремя пальцами: "Ой, не могу! Ой, как смешно!". Он так и засыпает, с улыбкой и в отличном настроении. Аромат ванильного капучино приправлен сахарной сладостью. Мягкие пяточки прижимаются к моим икрам, и Бэкхен сопит, крепко обнимая мою руку. Я осторожно прижимаю ладонь к круглому животу и желаю малышу спокойной ночи. Чудо сквозь сон что-то бурчит и умилительно причмокивает. Если это приумножение моей любви, то десятикратное, не меньше.