Кошачьи глаза

      Оврага он достиг быстро, всего за несколько минут. Всё же в этот раз ему не пришлось петлять по лесу, чтобы сбросить надоедливый хвост, который иногда цеплялся за наследником. Он был совершенно один и поэтому шёл напрямую к месту, что редко — исключительно про себя — называл вторым домом. Легко перемахнув через камни и ловко приземлившийся, почти не создавая звука, Хэддок одним движением скинул с себя меховую жилетку, которую взял из дому и в которой проработал весь день, и бросил её на камень, вскоре туда же отправилась и зелёная рубаха, а сам ведьмак остался по пояс раздетым. Он нырнул в темноту пещеры, где лежало его снаряжение, и принялся искать всё необходимое. Через несколько минут Иккинг вышел из импровизированного склада, ещё раз оглядывая себя и поправляя ремни.       Своё законное место заняла серая, свободного кроя рубаха, поверх неё была надета лёгкая кожаная с металлическими вставками броня. Кольчуга слишком шумела, поэтому юноша отказался от её использования почти сразу. Всё же он куда больше полагался именно на собственные ловкость и реакцию, чем на прочность своей брони. Некоторым видам чудовищ на неё было откровенно плевать. Но если они тебя не услышат, то и разобраться с ними будет значительно проще. Трава подгибалась под подошвами сапог, а луч солнца выхватил наручи из плотной кожи. Лёгкий плащ покачивался из-за ветра, не доставая до земли, а его тёмно-зелёный цвет в это время года позволял легко слиться с окружающей природой. Последним своё законное место — на спине юного ведьмака — занял меч, заключённый в ножны.       На широком поясе было всего два подсумка, по одному с разных сторон, и предназначены они были совершенно под разные алхимические творения. В одном лежали зелья, который Хэддок окрестил «первой помощью» — в основном целебные, противоядия и пара банок «Кошки»; второй же был хранилищем для различных бомб, пускай Иккингу и не очень нравилось их использовать из-за шума, который они создают, полностью отказаться от этого аспекта ведьмачьего снаряжения он тоже не мог. Ему, в таком случае, банально нечем было бы уничтожать гнёзда чудовищ.       К слову, о чудовища. Ведьмак медленно сел на землю, и взгляд его потерял всякую осмысленность. Он рылся в своей память, пытаясь найти в ней всё, что хоть как-нибудь связанно со «зверюшкой», которая в последнее время повадилась пугать жителей, решивших зайти в лес. Обрывочные описания, эмоциональные рассказы и общие упоминания о чём-то быстром, сильном и незаметном наталкивало на… не самые приятные мысли. Чудовище могло быть кем-то из инсектоидов, учитывая скорость, с которой оно перемещалось, но скрыть все звуки, производимые этим классом, почти невозможно, и Иккинг бы наверняка услышал бы эту тварь. Значит, не «насекомое-переросток». В таком случае всё ещё хуже, чем казалось на первый взгляд. Или призрак, с возможностью того, что им окажется просто неупокоенный дух.       Или проклятый. Причём проклятый именно зверем, а не чем-нибудь другим. А это гораздо хуже, чем кажется на первый, да и на второй взгляд. В конце концов, проклятые были обычными людьми в своей жизни и именно сила проклятья делала их чудовищами. Конечно, если «зверушка» действительно окажется волколаком, то Хэддок без раздумий оборвёт её жизни, а вместе с ней и страдания, которые приносит человеку существование в одном теле с диким зверем. Да и не будет этот проклятый — если это правда он — первым в длинном списке убитых монстров, но всё равно каждый раз отнимать жизнь, зная, что этот зверь вполне может оказаться кем-то из знакомых и близких, да даже просто зная, что когда-то он был человеком… тяжело. После подобного хочется оставить всё, убрать подальше меч, забыть дорогу в лес, но ведьмак не может. Выпив мутаген, он сам подписал контракт, который обязывал его защищать мир от чудовищ, какими бы они ни были.       А значит оставалось только одно — подняться наконец с земли и обыскать весь лес в поисках этой «зверушки», выяснить, чем она является, и избавиться от неё. Юноша поднялся с густой травы, в последний раз проверил подсумки, кивнул самому себе и покинул овраг. Солнце зашло уже на половину и тварь должна скоро появиться. Ведьмак двигался по лесу стремительно и практически бесшумно, лёгкой тенью скользил между стволов. Его глаза преобразились, став напоминать звериные, а слух обострился. Взгляд перебегал с одной тени на другую, голова невольно поворачивалась в сторону особо громкого шума, как далеко не находился бы его источник. Стоило чему-то хрустнуть ветвью совсем недалеко от ведьмака, как он моментально останавливался, замирал, подобный сжатой пружине. Всё тело подбиралось, напрягалось, глаза всматривались в танцующие тени, пальцы сжимали рукоять верного меча. Лишь через несколько секунд, когда Хэддок убеждался, что ничего и никого, кроме нескольких мелких зверушек, в округе нет, он продолжал путь.       Юноша продолжал прочёсывать лес, петляя между стволами, но даже малейшего намёка на какую-то тварь не было. Ни следов, ни запаха, ничего. Это… заставляло насторожиться ещё больше. Ведьмак затормозил, остановился, повернул голову так, будто услышал что-то, и замер на несколько секунд. Зрачки дрожали, как и губы, обнажавшие белые клыки, крылья носа раздувались, жадно впитывая запахи позднего вечера. Иккинг резко крутанулся на месте и рванул в противоположную от своего прежнего маршрута сторону. Он почувствовал его, едва-едва уловимый, старый запах. И сейчас именно он вёл охотника на чудовищ сквозь тёмную чащобу. Хэддок огибал стволы, уворачивался от веток и перепрыгивал камни, ноги несли его всё дальше. Стремительный силуэт разрезал собой лесную тишь.       Лишь приблизившись к чудовищу, ведьмак замедлился, перейдя на шаг. Нельзя, чтобы тварь почувствовала его раньше, чем он сможет найти её. Густой, влажный и тяжёлый запах крови наполнял воздух, он был буквально повсюду. С тихим шелестом меч покинул ножны, и юноша бесшумно двинулся вперёд, к источника чудовищного «аромата». И чем ближе он подходил, тем сильнее сжимались его челюсти и тем напряжённее выглядело его тело. Несмотря на то, что двигался Иккинг медленно, но всё же замирал каждый раз, когда слышал что-то, выбивающееся из общей картины звуков. Он был готов отразить нападение с любой из сторон, если тварь всё же уже заметила его, но ещё почему-то не напала. Аккуратно раздвинув ветви колючих кустов, Хэддок вышел на обширную поляну. — И всё же я надеялся, что ты будешь призраком, чудовище.       Прямо перед глазами ведьмака проклятый, обернувшийся этой ночью тощим и облезлым волком, жрал, впиваясь длинными клыками в мягкую плоть, овцу. Несмотря на свой внешний вид, волколак был в несколько раз больше обычных волков и в десятки раз свирепее. Заслышав голос человека, тварь оторвалась от своей трапезы и подняла голову. Гигантских размеров волк смотрел прямо на Иккинга своими горящими глазами, словно залитыми изнутри ярким рыжим светом. С длинной, вытянутой пасти капала свежая кровь вперемешку со слюной, а поднятые губы обнажали оскал острых клыков. Хэддок подобрался и выдохнул. Несколько секунд он и чудовище боролись взглядами, никто из них не решался сделать первый удар. У монстра оказалась куда меньше терпения.       Гулко зарычав, волколак резко развернулся и рванул вперёд, вырывая когтями комья земли. Ведьмак быстрыми движениями ушёл с линии атаки и попытался полоснуть монстра по облезлому боку, но тот оказался до ужаса резвым, и крутанувшись он предпринял ещё одну атаку. Иккинг отступил на шаг назад, когти пролетели буквально в считанных сантиметрах от его тела. Меч быстро изменил своё положение, и клинок быстрым выпадом впился в грудь чудовища, зайдя чуть больше, чем на половину. Провернув оружие внутри раны, Хэддок дёрнул его в сторону, рассекая грудь волколака. Сразу после этого он отскочил от завизжавшего зверя. Траву окропила чёрная кровь монстра. Чудовище дёрнуло головой, глаза его сияли яростью.       Коротко рыкнув, волколак вновь рванулся вперёд. Опасно близко щёлкнули его челюсти, и столь же близко когти рассекли воздух. Человек и монстр кружились по поляне, поочерёдно наступая и отступая, их атаки почти не приносили результата. Чудовище не могло достать ведьмака, который, изворачиваясь, уходил от смертельных рывков и укусов, ведьмак не мог нормально атаковать чудовище, вынужденный больше уклоняться, чем использовать меч. Улучив момент, он полоснул зверя по боку и вновь ему пришлось уходить перекатом от взмаха лапы. На стволе дерева остались четыре глубокие борозды. Танец на грани между фатальной ошибкой и победой продолжался.       Иккинг внимательно следил за каждым движением своего врага, но он уже начал выдыхаться и продолжать бой становилось смертельно опасно. Всё чаще ведьмак и чудовище замирали напротив друг друга, словно ища момент для атаки. Зверь был неумолим и, кажется, не уставал совершенно. Жажда добычи, жажда крови подгоняла его вперёд, в очередной рывок до человека. Когти блеснули, вспоров ткань плотных штанов и оставив на ноге глубокие порезы. Хэддок выдохнул сквозь сжатые зубы, у него больше не было права на ошибку, он слишком устал, да и рана сделает своё дело, если бой продолжиться, следующая ошибка — последняя. Он понимал это слишком хорошо.       Перехватив меч поудобнее, ведьмак не стал дожидаться очередного нападения. Он сам рванул на встречу зверю, и тот, зарычав и оскалившись, ответил тем же. Выставив перед собой руку, Иккинг сложил пальцы в Знак. Аард буквально смёл волколака, отбросив того назад. Чудовище на мгновение опешило, быстро приходя в себя, но даже этого секундного промедления хватило. Хэддок взмахнул мечом, попадая по морде чудовища и рассекая один глаз. Вновь хлынула чёрная кровь, вновь ночь прорезал противный визг. Останавливаться было нельзя, и поэтому Аард вновь отбрасывает монстра. С глухим, влажным звуком гигантский волк врезается в дерево, трещащее под напором далеко не лёгкой туши. Ведьмак вновь сближается с ошеломлённым чудовище и что есть сил наносит удар сверху-вниз.       Меч пронзает голову, дробя кости черепа, и замирает. Несколько раз дёргается монстр, прежде чем застыть навсегда. Его чёрная кровь ручьями бежит по траву, в глазах гаснет последняя искра. Над побеждённым противником стоит тяжело дышащий Иккинг. Плечи его ходят вверх-вниз, а дыхание хрипом вырывается на волю. Он стоит, всё ещё вдавливая клинок в голову уже мёртвого зверя. Лишь через несколько секунд Хэддок одной рукой нашаривает флакон с «Ласточкой» и, выдернув пробку зубами, выпивает его весь. На утро раны, оставленной ему волколаком, уже не должно быть, но нога продолжит болеть ещё несколько дней. Ведьмак поднимает голову вверх, в небо, и видит там уже вставшую луну, которая равнодушно смотрит на то, что происходит на земле.       Юноша одним движением вытаскивает оружие и вытирает его от крови. Оставлять тушу монстра нельзя, слишком опасно. Кто знает, каких ещё тварей она способна привлечь запахом разлагающейся плоти. Нащупав короткий нож, ведьмак тут же достаёт его, принимаясь за разделку. Кости, сухожилия, сердце — всё, что можно использовать в алхимии, извлекается первым, затем снимается шкура. Работа грязная, но необходимая, оставлять подобный источник нужных ингредиентов — самое глупое, что вообще может сделать любой ведьмак. В конце остаются только бесполезные потроха и никуда не годное мясо. Иккинг вытирает нож и убирает его обратно, доставая флакон со спиртом. Чуткий нюх сразу улавливает резкий запах, но времени остаётся всё меньше, как и сил, а поэтому останки монстра обильно поливаются спиртом и поджигаются.       Пламя охватывает тело чудовища, начиная пожирать его. Хэддок смотрит на поверженного врага. — Вот и всё. Надеюсь, твоя душа обретёт покой.       Юноша разворачивается и покидает поляну. Пламя не перекинется на траву или деревья, он в этом уверен. Всё слишком влажное, да и в воздухе уже пахнет приближающимся дождём. Ещё не скоро, времени более чем достаточно для полного сгорания, но пожара не будет. Ведьмак идёт медленно, вслушиваясь в окружающий мир, его силуэт кажется просто одной из мрачных теней, которыми полна лесная глушь. Тихо и незаметно он скользит, не оставляя после себя ни следов, ни воспоминаний. Так и должно быть.       До оврага удаётся добраться только тогда, когда луна уже почти дошла до половины небосвода. Усталость давит на плечи неподъёмной горой, рана всё ещё напоминает о себе, и её стоит перевязать. Иккинг убирает все полученные ингредиенты — он займётся ими утром, когда проснётся — и достаёт чистый бинт. Ткань ложиться на рану тугой повязкой. Где-то в глубине пещеры оставлен доспех и снятая шкура монстра, сам Хээдок лежит на сделанной им самим кровати, рядом с ним, на холодном камне лежит меч.       Сил больше не остаётся и сон забирает своё. Через несколько секунд юный ведьмак погружается в беспокойную дрёму, чтобы проснуться всего через пару часов.