Тень

      — Ну, как?.. Уснула? — Джермейн обернулся от окна и глянул прямо и пристально, словно хотел разглядеть, что на самом деле кроется в голове молодой женщины, вошедшей минуту назад в комнату.       Она молча кивнула, едва заметно поджала губы, словно хотела улыбнуться, но передумала в последний момент, как будто сочла улыбку неуместной и шокирующей, здесь и сейчас оскорбительной. Тихо прошла вглубь комнаты и расположилась в глубоком кресле, которое ещё хранило тепло матери, покинувшей сидение всего-то несколько минут назад. Мать оставила после себя беспокойство. Джанет видела, как отражается оно сейчас в глазах брата.       — Знаешь, мне кажется, она что-то знает.       Тонкие длинные пальцы молодой женщины быстро пробежались по подлокотнику, погладили его осторожно, словно хотели впитать в себя тепло, оставленное прикосновениями матери.       — Почему ты так думаешь?       Джермейн обернулся от окна, окинул её задумчиво-печальным взглядом.       — Не знаю… — она пожала плечами; щёлкнув ногтем по подлокотнику продолжила, аккуратно подбирая слова: — Когда… когда нам сообщили о… о том, что связь с самолётом потеряна, — Джанет облизнула внезапно пересохшие губы и, глубоко вдохнув, отважно продолжила, — она отреагировала слишком спокойно… словно… словно ждала, понимаешь, ждала именно такого сообщения…       В воздухе на минуту повисло наэлектризованное молчание. Молчание, которое несло в себе не осуждение, не гнев, но вечную, неугасающую, невысказанную боль, боль от потери и совсем чуть-чуть от осознания какой-то вины — нечёткой и неописуемой, но вины. Вины, которой, возможно не было или не должно было быть, но ощущение почему-то то и дело возникало.       — Это мог быть шок.       Джанет согласно кивнула.       — Может быть и так. Однако ты не думаешь, что Майкл мог ей о чём-то рассказать? О чём-то, чем не захотел делиться с нами?       — О чём? — хмыкнул Джермейн. — О том, что решил покончить жизнь самоубийством, погубив всех вместе с собой? Знаешь, наш брат эксцентричен, конечно, но думаю, что всё же не на столько.       Джанет поморщилась.       — Ты перегибаешь палку, Эрм. Майкла можно описать, как угодно, но две вещи о нём известны абсолютно точно: он жизнелюб, и он человек верующий. Может быть, у него и мелькали мысли покончить с собой, мне об этом ничего неизвестно, но вряд ли он сделал бы это на самом деле. Я говорю о другом… Когда мы были у него в прошлом году, помнишь, на дне рождения… Возможно ты не замечал, поскольку всё время находился с ним рядом, но я тебе точно могу сказать он фантастически изменился! Все эти суды раскурочили его капитально. Честно говоря, я всё же боялась, что он что-нибудь с собой сделает. Июнь, июль, август — и я не узнала брата! Он нашёл волшебную пилюлю.       — Такую маленькую, темноволосую пилюлю, — усмехнулся Джермейн.       На лице Джанет отражением проступило благодушно-лукавое выражение, проступило и тут же растаяло утренней дымкой.       — Это было до того забавно! — Джермейн грузно опустился в кресло рядом.       — Что забавно?       — Наблюдать за ними!       Джанет горько рассмеялась:       — Это — да! Все всё давным-давно поняли, а они словно дети малые… — она помолчала и тихо добавила: — Я всё же надеюсь, что это какие-нибудь майкловские махинации. Я не хочу… я не буду верить этим звонкам, газетным сообщениям. Раймона хнычет и сочувствует, но я же вижу — нет там никакого сочувствия! Только жадность — перепадёт ли мне что-нибудь? А если перепадёт, то каким способом это можно увеличить… — Джанет сердито выдохнула, умеряя громкость своего голоса. — Я уверена, что это просто трюк, который Майкл провернул, чтобы… уж не знаю, зачем он это провернул! Но попадись он мне — глаза выцарапаю!       Глаза её сверкнули, но в них не было гнева — только боль и воспоминание о недавней новости:              Самолёт поп-короля Майкла Джексона перестал выходить на связь, пролетая над Ла-Маншем…              — Мама просила не ходить без неё в посольство…       Джермейн кивнул:       — Нужно спешить, нельзя медлить. Пока есть ещё хотя бы малая надежда нужно стараться… нужно искать. Если… если это всё правда… то море надёжно скрыло всё… Почему я не полетел вместе с ними!       Плотно сжатый кулак врезался в стявший рядом столик. Фарфоровые фигурки, стоявшие на нём, упали и откатились, опасно замедлившись у самого края.       — Сейчас у меня не было бы двух братьев, а мама потеряла двух сыновей! Думай всё же, когда говоришь такое! — вскинулась Джанет.       Джермейн замахал рукой, словно пытался стряхнуть боль, пронзившую руку от кисти к плечу, немеющими пальцами взял и поместил фигурки на место, виновато засопел:       — Возможно, я мог бы что-то предпринять, что-то сделать…       — Бесплодные сожаления…       — Ты права. Но только они и остаются.       — Я хотела тебя спросить…       — О чём?       — Что там произошло? Ну… в Непале. Вы так внезапно сорвались с места. Никто ничего не понял… всё было так секретно.       — То, что связано с Майклом, всегда секретно.       — Да. Но тут даже не секретность, а внезапность…       Джермейн глянул на сестру пристально, размышляя о чём-то. Размышления длились не дольше пары минут. Затем он решительно встал, прошёл к сейфу, стилизованному под книжный шкаф.       — Вот, — вернувшись, он протянул ей обычную картонную папку, какими пользуются работники офиса. Завязки её были потрёпаны. Она выглядела так, словно использовалась много-много раз и не всегда за письменным столом.       Одной рукой взять её не получилось она была пухлой и весьма увесистой.       — Что это? — Джанет подняла удивлённый взгляд, вглядываясь в лицо брата пристально и настойчиво, так словно хотела узнать ответ ещё до того, как он будет сформулирован.       — Я привёз эту папку из Японии. Мы были там на премии, помнишь? Месяц назад… Майкл сам мне отдал её… был загадочен, как сфинкс. Просил рассмотреть возможность издать книгу.       — Чья это?.. Кто… кто всё это написал? — Джанет осторожно переворачивала листы, исписанные убористым, мелким и, тем не менее, очень понятным почерком.       Джермейн пожал плечами.       — Он не сказал.       — Ты читал это?       Джермейн вздохнул и отошёл к окну:       — Так, пару страниц… — помолчал, нерешительно продолжил, — нет, конечно, больше. Особенно интересно стало после того, как сообщили… как мы узнали… Было больно, но я заставил себя… я думал, может, найду какие-нибудь ответы…       — Нашёл?       Джермейн покачал головой:       — Я надеялся — ты поможешь. Может, конечно, ничего там и нет, и Майкл просто хотел то, чего и попросил — издать книгу. Возможно, она ему чем-то дорога. Собственно, я подозреваю чем… Я думаю — эта рукопись о нём самом.       — Ты думаешь это он написал?       — Нет. Это женский роман…       — Мойра?..       Джермейн снова пожал плечами.       — Что я должна там искать?       — Не нужно ничего искать, просто прочти. Мне кажется, там что-то между строк заложено. Что-то чего я не понимаю, не вижу… Если поиски пропавшего самолёта не увенчаются успехом — это останется нам, как не ретушированная фотография о том, что пришлось пережить ему, ей, да и всем нам. Здесь Майкл открывается таким, каким не видели его даже мы. Я думаю, даже мы всё же видели в нём источник дохода и уже давно, едва ли не с самого начала… забыв о том, что он обычный человек, мужчина… брат. Я не хочу думать, что Майкл настолько жесток, чтобы решиться устроить собственную гибель, чтобы заставить нас — всех нас тут — вспомнить, что мы люди, что мы родные, близкие, что у нас одна кровь, в конце концов… и эта кровь ведёт нас из прошлого в будущее. И в этом смысл нашей жизни, а не в том, чтобы заработать побольше и скупить всё, до чего дотянемся, перепробовать побольше удовольствий… Когда я вдруг представляю, что такой поступок с его стороны возможен, даже на единую секунду… крепко зажмурив глаза и отталкивая в сторону уверенность, что Майкл так не поступил бы с теми, кого он любит… мне приходит в голову мысль, что, возможно, мы сами не оставили ему выбора… Я думаю, мы привыкаем к тому, что имеем и забываем, что можем лишиться всего в одночасье. Я был с ним бок о бок всё время и на судах, и после, а сейчас кажется, что будто и не был вовсе, старался видеть, а не видел, — Джермейн махнул рукой, застеснявшись внезапной горячности своей речи. — Прочитай, пожалуйста… и скажи, что ты думаешь обо всём об этом… и думаешь ли в таком же ключе, что и я… Или, возможно, я совсем рехнулся от горя…               … и наступил момент, когда силы кончились.