Relief

- Я думал, что это учебная больница! - Прокричал Леви через вестибюль больницы вслед за Нико и тут же пожалел об этом. Он чувствовал себя идиотом - наивным, похотливым, развратным идиотом. Кипя от злости, Леви развернулся и зашагал в противоположную сторону от удаляющейся спины Нико, пока не оказался перед дверью раздевалки. Не зная, что еще можно сделать, он ворвался внутрь и рухнул на ближайшую скамью, разочарованно скрестив руки за головой. В раздевалке было чудесно пусто и тихо, если не считать приглушенных звуков больницы снаружи, но Леви все равно ничего не слышал - в ушах звенело. Он ничего не мог с собой поделать - перед его мысленным взором стал живо проигрываться каждый момент встречи в лифте. Его разум замер, когда он добрался до образа того, как его прижимают к стене, а затем лихорадочно метался вокруг этих следующих секунд, воспроизводя воспоминания о том, как его тщательно, грубо целовали. Внезапно он осознал, что в его форме стало наполовину твердо, и он сердито уставился на свои колени. - Ты серьезно? - Пробормотал Леви вслух, а затем виновато огляделся, чтобы убедиться, что никто не видел, как он разговаривает со своим членом. Леви закрыл глаза и попытался представить себе свою бабушку, но его сознание непроизвольно вернулось к тому самому двухсекундному образу Нико, который с полузакрытыми глазами прижимал его к стене лифта. Перемотать назад - еще раз. Перемотать назад - еще раз. Черт. Он собирался кончить прямо в штаны. Леви рассмеялся безумным смешком и резко встал. Ему придется разобраться с этим. Сейчас же. В раздевалке была одноместная ванная комната, и он бросился туда. Дрожащими руками Леви с трудом справился с замком. Наконец он закрыл дверь и прислонился спиной к стене ванной комнаты, тяжело дыша. Закрыв глаза, он позволил своему мозгу беспрепятственно вызвать воспоминания, пока он возился со своими штанами. Это не заняло много времени - ему было достаточно просто обхватить себя руками и представить там тонкие, ловкие пальцы Нико. Он глубоко вздохнул и заставил себя двигаться медленно, наслаждаясь образами. Образами, которые он уже несколько недель хранил с чувством стыда, но которые теперь были связаны с реальной памятью, которые промелькнули в его голове. Еще минута - и он со стоном кончил в руку. Следующее, что он помнил, это то, что он сидел на полу в ванной комнате. Он позволил себе посидеть там с минуту, его дыхание вернулось в норму. Он понимал, что должен вернуться на больничный этаж, но также понимал, что не сможет выйти с таким видом, как сейчас. Через минуту он встал и начал приводить себя в порядок. Пока он мыл руки, он посмотрел на себя в зеркало, ища признаки... чего-то. Он чувствовал себя по-другому, но не знал точно, как именно. Что-то изменилось, какой-то груз был сброшен. Леви попытался мысленно проверить себя так, как делал это в колледже, и, к своему удивлению, обнаружил облегчение. Он был так чертовски счастлив. Это было так, как если бы, целуя его, Нико разрешил внутреннюю борьбу, которую Леви вел бы с самим собой. Да, он был геем. Ему нравились мужчины. Он знал об этом, но не понимал. Какая-то его часть тихо говорила: "Но ты ведь еще не целовалась с парнем, правильно? А если тебе это не понравится?" Теперь он все понял. А теперь у него это было... поцелуй с парнем, и ему понравилось. Целоваться с Нико было совсем не то, что целоваться с девушками, это всегда было безопасно, небрежно, мягко и скучно. С Нико это было тяжело, уверенно и опасно. Кроме того, было так чертовски жарко, что он рисковал кончить в штаны, как подросток на своих первых школьных танцах. В этот момент почти неподдельного облегчения Леви не мог не проклинать все время, потраченное на поцелуй с Сьюзи Маковиц, когда он мог бы целоваться с Дэвидом Маковиц. (Конечно, он не мог этого сделать: даже если бы Дэвид был геем, а он на 90% был уверен, что Дэвид им не являлся, Дэвид был таким придурком, что его мать скорее отправила бы Леви в школу-интернат, чем позволила бы ему крутиться вокруг Дэвида.) Но несмотря на желание вернуться назад во времени и перестать пытаться наслаждаться поцелуями с девушками, он испытал такое облегчение, что возможно от него исходят видимые волны: он был геем, и теперь он знал, с такой уверенностью это могло быть вытатуировано на нем. Он почувствовал такое облегчение, что почти забыл рассердиться. Но гнев все еще давал о себе знать, и он начал возвращаться на передний план его ума. Что, черт возьми, дало Нико право обвинять его в том, что он вошел в "спираль стыда"? Как будто Леви был каким-то гомофобом, фанатиком... Республиканцем! Гнев рос в нем, даже когда он внутренне боролся с желанием найти Нико, где бы он ни прятался, и прижать его к другой стене, чтобы целоваться, пока они оба не перестанут дышать. Леви со стоном отчаяния наклонился вперед, положив голову на руки, а затем с усилием взял себя в руки и выпрямился. Он кивнул зеркалу с твердым и решительным взглядом, которого совсем не чувствовал, и повернулся, чтобы уйти.