Данила, ты просто крейзи...

German's point of view Четверг. 8:00. Будильник застаёт меня врасплох. Как мало я спал! Я всю ночь думал о том, как быть честным с Данилой, как его не отпугнуть. И я решил, что мы устроимся под белым российским солнцем, а вечером, когда ступни будет холодить колкая галька, у барной стойки я скажу ему то, что должен. Прямо сейчас с ним и договорюсь! Синий экран, одиннадцать цифр, первый гудок. Данила: — А, Герман? Why are you calling me в такую рань? Герман: — Ничего срочного, но я подумал, maybe мы пойдем сегодня на пляж? Данила: — Yes! Подцепим каких-нибудь sexy babies, нам необходимо развеяться. Герман: — Да-да, я тоже об этом подумал... Данила: — Как насчёт половины пятого? До этого я буду на съёмке. Герман: — Я понял тебя, милаш. Данила рассмеялся, неуверенно и вопрошающе. Он ждал продолжения шутки, и я не был готов. Faux pas было обязано перейти в саркастический пируэт, но я молча сбросил звонок. Какая оплошность, что со мной произошло? Я оставил его в смятении, сейчас Данила думает, что же я имел ввиду, точно ли это было шуткой. Или нападением на безоружного? Каким я его встречу, огорченным, замкнутым, обозленным? Смогу ли я держать себя в руках? Если нет, обесценит мою скрываемую нежность стеклянным, бесчувственным смешком, или решит уйти. Я не смогу без него больше, нашу связь не разорвать, я не переживу шага назад. Но я пойду на риск. Иные дела забылись мною, и день я провёл в жёлтых стенах, немытой посуде, следах свиньих коротких лап. Сидел в плавках, не надетых до конца, а висящих на острых коленках, я смотрел на свои ноги и это вызывало во мне спутанную жалость. Когда я заставил себя одеться и выйти на свет, небо напоминало о детстве у бабушки, ветра не было, и я бежал как преследуемый. В боку ныло и жгло, но я не думал сбавить в шаг. Я был на месте за полчаса до назначенного, к моему удивлению Данила уже ждал меня. Он растянулся на шезлонге, осмотрительно положив под голову бордовую сумку. Это была его первая покупка московской жизни, победное знамя и символ нового рождения. Он всегда боялся, что её украдут. Данила: — Hi, Герман! Приветствие вытащило меня из одного сна и погрузило в другой - ласковый, тревожный и мутный. Герман: — Ты забронировал шезлонг? Данила: — Естественнобл. И заранее заказал для тебя мохито! Предусмотрительно. Что это значит? Так вскользь, раньше бы это не привлекло мое внимание. Но сейчас я ищу ответов, а не встречных загадок. Час прошёл мгновенно, нагло осмеяли старика Ренато и меж собой мерялись чувством красоты и времени. Мы говорили, говорили, говорили, то шагали вдоль берега, то возвращались за напитками, то вновь ложились. Как мне хотелось, чтобы все так и шло, ничего не менялось, и всё сошлось на этом шезлонге. И не осталось Сочи, далёкой Москвы, солнца, неба, туристов и нас, и была только любовь. Пора остановиться. Герман: — Данила! Данила: — Что? Герман: — Пришло время. Я хочу быть собой даже ценой твоего уважения. Нужно кое-что сказать. Данила: — Что это может быть, Герман? Ты что, купил no name? Герман: — Сложно представить, но бывают ситуации хуже. Данила вскинул бровями, а мне не хватало воздуха. Тело горело и сопротивлялось, тянуло назад, к клину безмятежности. Герман: — Я люблю тебя. Всё замерло, я больше ничего не видел и с головой окунулся в омут. Я не знаю, хорошо ли мне, хочу ли я хорошего, хороший ли я. Всё стало пятью чеканными слогами. Данила: — Я тоже. Мы ничего не понимали. Губы сомкнулись и было влажно. Это было то, чего мне не хватало.