Первое января. Семь пятнадцать утра. Спальня в доме поселка Новь. Три года спустя…
Ночью Катя так и не решилась, долго держала в руках старинную серебряную шкатулку, память об Ирочке, все гладила ее стенки, пальцами изучала выгравированный на крышке узор, вздыхала, но так и не отважилась, не сумела ее открыть. Не хватило душевных сил. А утром ее разбудил Юлькин шепот: — Мамочка, ты спи дальше, только скажи, где мой «бабушкиленин» свитер и спи. Это всегда умиляло Катюшу, «мамочка, ты спи дальше, только…», прекрасно зная, что никакого «спи» дальше не будет, единожды проснувшись, Катя больше в эту ночь не засыпала, так уж была устроена. Чему же тут умиляться? А тому, что Юлька будила ее чуть слышно, стараясь при этом не разбудить. И еще тому, что делала она это точь в точь, как Андрей. Прав Ромка, когда говорит: «гены пальцем не раздавишь», если кто-то из его детей начинает хохмить, а хохмят все его ребятишки, даже грудная Иришка. Она, пожалуй, юморит еще больше других. То описает с головы до пят того, кто ее переодевает, хотя вроде бы не должна, ведь только что сделала свои дела, то схватит Елену за грудь и башкой начинает мотать, есть не ест, но и добычу из беззубого рта не выпускает. Получив ответ, Юлька на цыпочках вышла из спальни и плотно закрыла за собой дверь, а уже через пару минут за окнами раздался ее смех, Андрюшкино пофыркивание и Ромкин «бубнеж». Катюша вскочила с кровати, потянулась и подбежала к окну. Ну, так и есть… Не выспавшийся Ромка, что-то бубнит, экипируя Юльку, она хохочет, демонстрируя ровные белоснежные зубы (страхи матери, что и дочке придется носить брекеты, к счастью, не оправдались), Андрейка, за последнее лето вымахавший почти на голову и сильно похудевший, фырчит, проверяя свои крепления на лыжах. Снег искрится под фонарем, и морозец, кажется, можно потрогать. Катерина забралась в постель под одеяло, взяла с прикроватного столика старинную шкатулку, зябко поежилась, тяжело вздохнула и откинула крышку. На самом дне лежали две коробочки побольше, на них стояло несколько маленьких коробочек, а сверху конверты, конверты, конверты. И каждый подписан… «Андрею», «Роману», «Катерине», «Елене» (так она называла Катину маму), «Леночке» (а это для Ромкиной жены), «Юлиане в день восемнадцатилетия» и «Андрею Романовичу, когда он станет взрослым», младшим детям и Ждановым-старшим писем не было. На самом верху лежал строгий большой пакет с надписью «Завещание». Не раздумывая, Катя взяла свой конверт, вскрыла его и начала читать. «Ты снова плачешь, драгоценная моя девочка? Впрочем, что я спрашиваю, конечно же, ты льешь сейчас слезы. Не нужно, не смей! Немедленно вытри глаза насухо и порадуйся за меня. Без сомнения, в этот момент ты думаешь: «Как я могу радоваться, если Ирина Игнатьевна умерла? Чему?». А ведь есть чему радоваться, Катенька. Есть! Ты помнишь, как мы познакомились? Я ведь еще семь лет назад должна была умереть на дальней аллее парка под скамейкой. Умереть одинокой никому не нужной больной старухой, которую и оплакать-то некому. Вспомни, у меня ведь даже документов с собой тогда не было, нашли бы мой хладный труп и похоронили бы меня, как какую-нибудь бомжиху, в общей безымянной могиле. А Господь смилостивился, послал мне тебя, мою любимую дочь, и Юленьку, внучку, о которой только мечтать можно, и еще семь лет жизни! И какой жизни, Катенька?! Полноценной, насыщенной, интересной. Я нашла большую и дружную семью, я любила и меня любили. Семь лет, вырванных у смерти! Семь долгих, замечательных лет… Это ли не счастье, девочка моя дорогая? Так о чем плакать? За меня нужно порадоваться. Согласна? Тогда радуйся, вытирай слезы и слушай меня внимательно. Мне многое надо тебе рассказать. Во-первых, завещание… Возможно, тебя удивит мое решение, но я уверена, что ты исполнишь моё распоряжение в точности, даже если я тебе ничего объяснять не стану. Но я слишком тебя люблю и уважаю, поэтому всё хочу тебе разъяснить, Катенька. Я очень люблю Андрюшу и Ромку, эти оболтусы стали мне родными, и Леночку я тоже очень люблю, иначе не сватала бы ее нашему обормоту. Поверь мне, я очень люблю их всех, но только тебя я чувствую родной по крови. Ты — моя дочь, Катюша, словно бы я вынашивала тебя и рожала. Тогда почему же квартиру на Колокольной я завещаю Ромке, а не тебе? Только потому, что у тебя уже есть большой и красивый дом, а у него жилье съемное. Ты же знаешь, что свою квартиру он вынужден был оставить Татьяне, иначе она так и дергала бы Андрюшеньку-младшего. Надеюсь, что ты меня поймешь и не осудишь. Дом в Гатчине я завещаю детям. Всем детям, и твоим с Андреем, и Ромкиным, и тем, которые уже есть, и тем, которые еще будут. Мальчики пообещали мне его перестроить и сделать там настоящий Эдем с садом, прудом, игровой площадкой и качелями-каруселями, чтобы ребятне всегда там было интересно. Вначале им, а потом и их детям. Согласись, что я хорошо придумала. Все мои сбережения я завещаю детям на учебу, сами разделите на всех. Акции в компании моего сына переходят в равных долях тебе, Роману и Андрею при условии, что вы все будете беречь свои семьи и никогда не разведетесь со своими половинками. Не обижайся, Катенька, что кроме тебя я вписала в этот пункт наших оболтусов, я только возвращаю мальчикам долг. Что за долг? Интересно, правда? Ну что же, пришло время рассказать тебе правду… Накануне твоего тридцатилетия, где-то месяца за три до него у меня случился приступ стенокардии. И снова на улице. Забрали меня в больницу, сделали кардиограмму, сделали эхокардиографию, дали направления еще на всякие обследования и выписали. К твоему приходу с работы я уже была дома. Тебе решила ничего не рассказывать, чтобы не огорчать. Втихаря сделала все обследования и получила на руки вердикт — живи, бабка, пока сердечные клапаны не откажут, менять их нельзя из-за слишком маленького веса и роста, не приживутся. Может, пять лет проживешь, может, три дня, никто прогноза сделать не в состоянии. Рекомендации мне тоже выдали, из разряда «припарки мертвому»: не нервничать, не переутомляться, не… Короче, сказали, что жить вредно, раз родился, то обязательно умрешь. Теперь о главном. Девочка моя дорогая, тебе очень-очень повезло с мужем, береги его, знай, он никогда тебя не предаст. И Ромка никогда не предаст близкого человека. Вот я и подошла к своему долгу. Катя, о моем диагнозе Андрей знал с первой нашей встречи, а потом и Малиновскому рассказал. Если бы ты могла себе представить, как ребята пытались меня спасти, ты бы поняла, почему я у них в неоплатном долгу. Только представь себе: я поставила условие, чтобы никто и не догадывался о моей болезни, не хотела, чтобы ты каждый день боялась, что это мой последний день, и мальчики ни разу никому не проговорились. А как аккуратно они меня возили на консультации в Германию, это вообще тебе не передать, Катенька. Делали вид, что везут в Питер на кладбище, а сами заказывали спецрейс то на Лейпциг, то на Гамбург. Представляешь, какие это деньжищи? А ведь ни разу не взяли с меня копейки. Так что, как уж ты хочешь, а завещание мое справедливо, золотые сердца у Андрея с Ромкой, добрые и верные души. А что же тебе и Юлиане, моей дочке и внучке? В шкатулке на самом дне две коробочки побольше, в них фамильные гарнитуры (серьги, колье, браслет). Твой с алмазами, Юлькин с сапфирами! Носите, драгоценные мои девочки, подарившие мне семь лет счастья. Да еще завещаю вам мою любовь и благословение... P. S. Помнишь, как ты удивлялась, что я решилась отправить Андрею письмо? А что мне было делать? Умереть и оставить вас с Юлианой вообще без защиты? Одинокими и никому не нужными? Я не могла этого допустить, вот и написала. P. P. S. Но больше всего ты поразилась адресу на конверте, все понять не могла, как я, владеющая не только компьютером, но и прекрасно ориентирующаяся на просторах интернета, могла отправить письмо «на деревню дедушке». Как ты знаешь, я очень верующий человек. Я решилась положиться на волю Бога, точно знала, если ему будет угодно, то письмо обязательно дойдет. Для этого всего и понадобится написать: «Москва, «Zimaletto». Жданову А. П.»…«Москва, «Zimaletto». Жданову А. П.»...
7 июня 2020 г. в 00:47