Кап. Кап. Дазай слышит только звук капель, падающих в полную воды ванну. Где-то вдалеке, в комнате, вибрирует мобильник, слышатся голоса каких-то модных актеров из телевизора в гостиной. Все звуки тонут в холодной воде, хотя, возможно, ему все-таки стоило бы ответить на звонок, сказать родителям, что у него как всегда все прекрасно, отправить СМСки друзьям. Но… Какой смысл? Осаму задается этим вопросом каждый раз, когда ему приходят мысли заняться хоть чем-нибудь кроме бесконечных попыток умереть. Он не ест, почти не выходит из дома, и ни с кем не разговаривает уже почти как месяц. Реберные кости опасно натягивают тонкую кожу, создавая впечатление, что она вот-вот порвется, по худым бедрам и ногам можно изучать анатомию, щеки впали, и теперь об острые скулы, кажется, можно порезаться. Дазай медленно превращался в живой труп. Он видел, он знал. Но какой смысл? Он все равно умрет.
-Ну только не это. Ты решил увеличить попытки до четырех раз в неделю? Ты знаешь, может ты повесишься в следующий раз? А то счета за воду приходят такие, что, кажется, я отброшу коньки от сердечного приступа раньше, — Мичизу ворчит, нервно посмеиваясь. Сложно сохранять оптимистичный настрой, когда человек рядом с тобой меланхолично продолжает намечать, как бы удобнее резануть вены и побыстрее умереть. — Иди-ка сюда.! — Тачихара с трудом вытаскивает однокурсника из воды, ставя того на пол и сразу же заворачивая в полотенце.
-Какой смысл постоянно меня вытаскивать, если я только мешаю? — Осаму вопросительно склоняет голову вбок, чуть улыбнувшись с шокированного лица Мичизу.
-Ты говорящий! Знаешь, мне уже начинало казаться, что ты медленно эволюционируешь в суицидального кота. Что ты, что Рюро, то спите, то… Ну ладно, ты не ешь. Хотя это не плюс, — юноша нервничает, быстро пытаясь подобрать тему для разговора, чтобы вновь не наткнуться на молчание длинной в месяц со стороны собеседника. — Как ты себя чувствуешь?
Дазай задумывается. Как он? Наверное, плохо. Люди, у которых все хорошо, как правило не пытаются умереть. Хотя, может быть и пытаются, просто более тихо и незаметно, чем люди, демонстративно показывающие, что у них все плохо. Ну… Он около шестнадцати раз катался на скорой, и даже не пытался отовраться, что самоубийство — просто несчастный случай, и ему совсем не нужно к психиатру, как делал бы это в своем обычном состоянии, если это вообще можно сравнивать. Впрочем, вместо него этим занимался несчастный Тачихара, зачем-то, с недавних пор, решивший стать ему родной матерью. Удивительно, но парень, как-то раз придя к нему в гости на уже новую, только-только снятую квартиру, так и остался у него жить, предотвращая попытки самоубийства и даже иногда пытаясь скормить ему хоть что-нибудь. Правда, получалось не очень успешно.
Под желтыми, немного узкими глазами миндалевидной формы залегли темные синяки, рыжие волосы, всегда немного лохматые и торчащие в разные стороны — потускнели и утратили природный блеск. На руках начала отшелушиваться кожа, да и сам Мичизу стал невнимательным и забывчивым. Хуже всего были ночные кошмары, которые почти что не отличались от реальности. Бывало, студент вскакивал с кровати, вскрикивая и тут же несясь в ванну или на кухню — любимое место Дазая для попыток повешанья. Никого не находя, парень бросался к окну, и лишь после того, как на асфальте не обнаруживалось кровавого месива, шел в комнату Осаму, аккуратно, будто бы большая сиба-ину, подлезая под бок и сворачиваясь клубком, мирно сопя до утра.
-Лучше, чем в тот день, — юноша морщится, передернув плечами. События того дня, когда ему пришлось переспать Накахарой ради денег были смутными, будто бы слипшиеся в черной мерзкой жиже, и теперь обтекающие ей, не позволяющей разглядеть, что же было на самом деле, а что же Осаму додумал сам, страшась и ненавидя себя, сгорая в огне самоненависти. — Чаю хочу.
Мичизу на секунду замирает, затем радостно кивая и уносясь на кухню, едва ли не падая, зацепившись о ножку стула. Он прекрасно помнит тот день, когда впервые, будучи на сдаче вступительных экзаменов, встретил Дазая. То был знойный июль, когда откуда-то взявшиеся дождевые черви липли к дорогам, и на улице постоянно пахло жженой резиной. Рубашка быстро пропиталась потом, прилипнув к телу, было невозможно нормально двигаться и постоянно хотелось пить. Он ждал результатов на ступеньках небольшого крыльца главного здания университета, внутренне нервно посмеиваясь и пытаясь понять, потеют ли ладони от напряжения или от жары. Редкие порывы ветра, трепавшие короткие волосы ёжиком, казались манной небесной и самим подарком богов, любезно ниспосланным на землю. Тачихара постоянно поглядывал на тяжелые наручные часы, вздыхая — еще сорок минут ждать, наверное, стоило бы пойти выпить вместе с остальными, успокоить нервишки, а не сидеть как на иголках, через каждые три секунды пиля взглядом циферблат.
Чуть поодаль на ступеньках расположился юноша его возраста, нагло разлегшись, подложив руки под голову и довольно жмурясь — будто кот греется на солнышке, ничем не отличаясь от своих сородичей и не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. Единственное, что мешало полноценно и удобно улечься — массивные наушники, сильно сдавливающие кончики ушей. Спустя двадцать минут бесконечных ворочаний и попыток повернуться голову так, чтобы было удобно, шатен поднимается, заправляю чуть вьющуюся прядь каштановых волос за ухо, сонно осматриваясь — по его виду он не спал всю ночь, и теперь просто пытается понять, где находится. Впрочем, неудивительно. Многие делают все в последний момент, а потом вылетают на первой же сессии — никакой магии.
-Хватит трястись за свой зачет. На вот, попей, — Дазай хмурится, кидая в будущего однокурсника бутылку и подходя самому, протягивая руку, здороваясь. — Я Осаму Дазай, а ты?
Это потом уже Мичизу станет одним из популярных в университете, заимеет авторитет, поклонниц, хотя внутри останется довольно закрытым и немного нервозным, в страхе оказаться хуже остальных. Впрочем, больше удивляло чувство благодарности и какой-то странной… Привязанности к Осаму, пронесенной через годы. Он все ещё прекрасно помнит, как юноша первым протянул ему руку в незнакомом месте, и теперь просто протягивает ему в ответ, поддерживая в сложившейся ситуации. Впрочем, может за этим есть что-то большее? Тачихара тупит взгляд. Задумчиво наблюдая за ложкой, коей сейчас мешался сахар. Вполне возможно, но совсем неправильно, общество вряд ли это примет, да и учитывая недавние события в жизни Дазая… Впрочем, одичавшую собаку вновь можно приручить, не такая уж проблема.
-Спасибо, — Дазай включает телефон, непривычно морщась от неожиданно яркого света экрана. Он отвык от использования техники, разве что постоянно верещащий на фоне телевизор уже стал привычным.
Двести тридцать восемь звонков от Накахары, около тридцати пропущенных от мамы и два от отца. Брат ограничился несколькими СМС, в то время как Чуя продолжал их слать даже сейчас, беспрерывно коверкая его имя. Юноша задумчиво отпивает черный чай, чувствуя тошноту и резкую боль в желудке. Организм отвык от того, что его, оказывается, могут кормить хоть чем-нибудь, и Дазаю приходится резко подорваться, отлучаясь в ванную. Улегшись головой на крышке унитаза, молодой человек с трудом сдерживает рвоту, чувствуя, как желчь жжет стенки горла, морщась. И вытирая тыльной стороной руки выступившие слезы. Авось пройдет скоро, главное дотерпеть, и подумать, что делать дальше. Тем временем телефон продолжает вибрировать, пестря СМС.
Чуя Накахара
Дазай
16:02
Чуя Накахара
Котик
16:02
Чуя Накахара
Зайка
16:03
Дазай Осаму
Я не понимаю, чего еще ты от меня хочешь. Условия контракта исполнены, нас больше ни что не связывает. Отъебись.
Чуя улыбается. Наконец-то ответ, спустя чертов месяц молчания. Он так и не смог найти, где Осаму снял квартиру, и не смог отследить передвижения студента вне ее, возможно потому, что их просто напросто не существовало. В университете парень не появлялся, сославшись на болезнь. Справка от врача подтверждала ситуацию, и деканат был спокоен, хотя Накахара на сто процентов был уверен, что она липовая. Да, он предполагал вариант событий, где Дазай загоняется и ненавидит себя за то, что подставился, медленно грызя себя изнутри, но, черт возьми, он рассчитывал на то, что сам будет с ним рядом! Юноша задумчиво грызет карандаш, сидя в огромном кресле, грея ноги у искусственного камина. Впрочем, раз отвечает хоть что-то, значит все не так уж и плохо. Можно будет поиграть ситуацией.
***
Дазай возвращается в универ спустя неделю. Уверенная походка, холодный взгляд, высокомерно поджатые губы. Окружающие сторонятся его — слишком уж радикально изменился, будто бы птенец ворона, такой маленький, пушистый, неуклюжий, превратился в величественную и, возможно, устрашающую птицу, готовую в любой момент драть своих обидчиков когтями и нападать первой, целясь клювом в глаза. Мичизу на правах сопровождающего семенит рядом, нервно поглядывая в сторону лучшего друга. Изменения и для него были неожиданными, хотя Дазай продолжал общаться с ним в той же манере, что и раньше — разве что сейчас стал более закрытым, замкнутым, отстраненным и незаинтересованным в принципе. Его не интересовали даже прежде любимые темы, он забыл то, о чем раньше мечтал. Осаму Дазай умер, и теперь по университету ходит его блеклая тень, хмуро здороваясь с одногруппниками и выискивая взглядом в толпе рыжую макушку, злобно щурясь. Пора бы поговорить по душам и навести порядок.
Он жалел вообще, что ради, мать их, денег, согласился продать себя Чуе Накахаре. Жалеет еще с начала того самого вечера. Это невыносимо. Ощущение того, что ты грязный, не лучше шлюхи, преследует тебя и днем и ночью, и от него никак не избавиться, потому что собственный внутренний голос, к сожалению, не выйдет вырвать, да и кошек, скребущих на душе, не прогонишь. Он как будто потерял разом и гордость, и чувство собственного достоинства, и осознание себя как личности, а вместе с ними ушло и желание жить. Хотя, сейчас хочется мести. Он сам виноват, но… Были определённые события, которые окончательно доломали его, и в них виноват именно Чуя. Вспоминать об этом не хочется, но, увы. Стоит помнить, за что собеседник должен тебе ответить.
-О, сладкий, рад, что ты наконец-то появился, как самочувствие, ничего не боли… — Накахара, появившийся в толпе и быстрым шагом успевший почти вплотную подойти к Дазаю, сгибается от боли, выдыхая, и явно просто не ожидав подобного поворота событий. Осаму же не останавливается на одном ударе под дых, нанося второй в ребра, кажется, ломая парочку, и третий в плечо.
Чуя терпит, морщась и выдавливая улыбку. Давненько он не получал травм. Просто привык, что сильнее восьмидесяти процентов своих соперников. Впрочем, в этот раз скорее сыграл роль эффект неожиданности. Реакция, почему-то, подвела, и блок выставить он также не успел. Возможно потому, что Дазай просто не из тех людей, от которых ожидаешь удар — что угодно, колкость, сарказм, плевок ядом, но не физическое взаимодействие. Хотя, Осаму только кажется хрупким и милым… Казался окружающим, по крайней мере, до внезапных перемен в характере. Они просто не видят, что внутри Дазай давит противоречия, ненависть к себе, воспоминания. Сложно перебороть собственную память в подобном неравном бою. Впрочем. Накахара уверен, как только Осаму закрывает глаза, он снова и снова видит кошмары с тем вечером, которые мозг делает все хуже и хуже с каждым разом, добавляя страшных деталей. И кто знает, сможет юноша справиться с самим собой, или же Чуя с легкостью, без всякого сопротивления заполучит в свои жадные лапы немного поломанную, но зато абсолютно его игрушку. Однако, первый вариант звучит намного интереснее, разве нет?
