***
Безруков шёл очень долго, но так и не вышел из леса. Поэтому, немного подумав, он отправился назад, но сколько бы мужчина ни шёл, палатка, которую он неразумно бросил, так и не появлялась. Смеркалось, холод становился всё сильнее, и Сергей начал в полной мере ощущать безнадёжность. «Что это были за глюки, когда я проснулся? Да, мы ведь накануне пили вино Быстрякова… Выходит, он туда что-то подмешал. Дождались, пока я вырублюсь, и украли все мои деньги, карточки, ноутбук. Да и одежда была недешёвой, ботинки стоили около пяти тысяч. Но зачем им это? А Женя? Он не мог быть с ними заодно, я ведь сам его с ними свёл. Но где он, в таком случае?» — думал Безруков, пробираясь между тёмных силуэтов деревьев. Тишина в лесу стояла просто нереальная. Казалось, мир перестал существовать, и все звуки жизни разом исчезли. Сергей уже ощущал боль в горле и ужасно устал, ведь он шёл целый день. Достав смартфон, мужчина без всякой надежды проверил сеть. Её, конечно же, не было. «Остановиться или идти дальше?» — мысли шли своим чередом, словно принадлежали не Безрукову, а какому-то внешнему наблюдателю. Хотелось упасть и дать ногам отдохнуть, но вместо этого Сергей продолжил путь, надеясь всё-таки добраться до палатки. И примерно через полчаса ходьбы он действительно увидел палатку, вот только она была жёлтой, а не зелёной, следовательно, принадлежала кому-то другому. Безруков ускорил шаг, сердце радостно колотилось в груди. Ура! Он нашёл такого же туриста! Но стоило Сергею приблизиться к палатке, как стало ясно, что там никого нет и, вообще, она давно всеми брошена. Безруков заглянул в палатку и увидел внутри свитера, штаны, записную книжку. Всё было старым и явно пролежало здесь несколько месяцев. Сергей забрался внутрь и устало растянулся, выпрямляя ноги. Включив на телефоне фонарик, Безруков взял записную книжку и начал её листать. Это оказался дневник. Его вёл путешественник. В записях не было ничего необычного: куда он движется, что видит в лесу. Из наблюдений становилось понятно, что неизвестный мужчина держал путь от Енисея. Безруков листал дневник, ощущая, как глаза слипаются и на веки садится сон, пока не дошёл до последней страницы. То, что он прочитал на ней, мгновенно отогнало сон, и заставило мурашки роем понестись по спине. «14 ноября. Меня зовут Ларионов Александр Викторович. Мне шестьдесят лет. Я уже две недели блуждаю по этому лесу, у меня закончилась провизия и силы. Я знаю, что не выберусь отсюда. Если когда-то кто-то обнаружит мой лагерь, прошу вас, скажите моей дочери, что я её люблю. И горжусь ею». Сергей снова и снова перечитывал эти строки. Как же ужасно было осознавать, что это писал человек, который погиб где-то здесь, так и не сумев выбраться из леса. Как он умер? Неужели покончил с собой? Обрекать себя на медленную голодную смерть — это ещё страшнее. Сергей понял, что не сможет уснуть, напряжение было слишком сильным. Сжимая в руке записную книжку, он замер, глядя в потолок палатки. Когда солнце забрезжило между стволами деревьев, Безруков вышел на улицу. Продолжая сжимать в руке последние записи Александра Викторовича, он осмотрелся. Глазам было больно от яркого мартовского солнца. Деревья, пение птиц, снег и больше ничего. Сергей вдруг подумал о Косте. Неужели они больше не увидятся и он тоже сгинет в этих краях? Думать об этом было страшно, а не думать не получалось. Мужчина сел на корточки, спрятал книжку в карман куртки и потёр лицо снегом. — Так, думай… Куда ты пойдёшь? Здесь оставаться нельзя, надо идти. Сергей посмотрел на солнце. То, в какой стороне находился восток, ему ни о чём не говорило. Но, чтобы подольше оставаться в фазе света, он решил двигаться на запад. Но сперва нужно было забрать палатку Ларионова. Когда ещё через два дня Сергей не вышел на связь, Хабенский пошёл в полицию. Там развели руками и сказали: «Вас же предупредили, что это поход и не будет связи! Мы не можем признать этого человека без вести пропавшим!». Рассвирепев, Костя послал их к чёрту и поехал домой. Он не знал координат Быстрякова, потому связаться с ним было невозможно. Оставался лишь один выход — брать билет до Минусинка и идти… Куда? Хабенский понятия не имел, где находится Безруков, но сидеть в Москве было просто невозможно. Подорвавшись, он помчался в аэропорт. Сергей сидел на пеньке и пил горячую воду, которую приготовил из снега. Закусывая размоченными ветками, он вслушивался в тишину. Те трое суток, что он провёл в лесу, стали казаться ему вечностью, а всё, что было до поездки — воспоминаниями из прошлой жизни. Безруков перестал думать о своей судьбе. Он существовал, словно робот. Готовил скудную пищу и просто шёл вперёд, ходя, как ему казалось, по кругу. Телефон разрядился ещё двое суток назад, и вместе с ним исчезла эфемерная надежда на то, что мужчине удастся кому-то дозвониться. Сергей сделал ещё один глоток воды и вдруг услышал скрип снега. Насторожившись, Безруков поднял с земли палку и поставил на землю банку с водой. Меж деревьев мелькал чей-то шатающийся силуэт. Серёжа не верил своим глазам: «Человек?». Когда силуэт приблизился, и на его лицо упали лучи закатного солнца, у Безрукова внутри всё оборвалось. Это был Женя. — Я уже не верил, что найду кого-то из группы, — в сотый раз повторил Миронов, тупо глядя перед собой. Чумазый, холодный, голодный, он походил на тень самого себя. Они сидели в палатке. Безруков подогрел ему воды и принёс пожевать размягчённых веток. — Эти люди украли все мои вещи, — добавил Миронов. — И мои, — ответил Сергей. Слышать человеческий голос ему было очень непривычно. — Сволочи. Ещё и опоили нас. Чуть раньше Евгений рассказал, что проснулся от ужасных глюков. Не соображая, кто он и что делает, мужчина погнался за какими-то синими чертями, а очнулся в снегу, в глухом лесу, в полном одиночестве. — Интересно, это изначально входило в их планы или было спонтанной идеей? — тихо спросил Сергей. — Похоже на второе, — Евгений сморгнул и посмотрел Безрукову прямо в глаза. — Зато я кое-что понял за те дни, что шатался в одиночестве по этому лесу. — Что? — Наша история с Володей устарела. Я не хочу этих отношений. А потом они легли спать. Уставший, ослабший и измождённый Сергей спал чутким сном. И вдруг откуда-то издалека, словно из-под толщи подсознательного, донёсся крик. Безруков распахнул глаза и с удивлением понял, что кричали не во сне, а наяву. — Женя! Женя! — крики становились всё громче. Сергей растолкал Евгения и вылез из палатки. Чуть поодаль шла группа людей с фонариками. — Мы здесь! — хрипло крикнул Безруков, и сам не узнал свой голос. Миронов сделал несколько шагов по направлению к группе людей и буквально утонул в объятиях какого-то брюнета. — Серёжа! — шептал Женя. — Господи, ты меня нашёл! Оказалось, Евгений предупредил Сергея, куда направляется, только благодаря этому их и отыскали. Думая об этом, Безруков ощущал холодок, бегущий по спине. Они вернулись в Минусинск, и Безруков попросил у Астахова телефон. Тот дал, продолжая одной рукой обнимать Миронова. Хабенский сидел в местном турагентстве и пытался выяснить, куда мог направиться его возлюбленный (а что он ещё мог сделать?), как вдруг раздался звонок. Костя приложил трубку к уху, и сердце болезненно сжалось. Звонил его Серёженька.***
После возвращения из Минусинска прошло три дня. Каждое утро Безруков просыпался, когда на часах ещё не было восьми, и садился за рукопись. Теперь он точно знал, какие события произойдут в его романе. И вдохновил его на это Александр Ларионов. Пожилой человек, оставшийся один, в холодном ноябрьском лесу, вдали от родных, знающий, что умрёт… Серёжа видел дочь этого человека. Та рыдала, читая его записную книжку. Полиция так и не нашла тело мужчины, но заверила несчастную женщину, что не бросит поиски: «Вот снег сойдёт…». Безруков ощутил прикосновение губ к своей макушке и вздрогнул. После приключения в лесу, он стал более нервный и задумчивый. Хабенскому тяжело было смотреть на грустного и молчаливого Сергея, и он предлагал ему всевозможные развлечения, пытаясь «оживить». — Всё трудишься? — с улыбкой спросил он и сел на корточки рядом с креслом Безрукова. — Да. Заканчиваю девятую главу, — Сергей посмотрел в карие глаза Кости и провёл ладонью по его щеке. Было дико осознавать, что они легко могли больше никогда не увидеться. — Давай сегодня закажем еду домой? Может, пиццу? Или пасту? — А ты что больше хочешь? — Пиццу. И тебя, — тихо рассмеялся Хабенский. — Тогда пиццу. И меня. Хотя меня заказывать не нужно, — ухмыльнулся Безруков и сохранил документ. Костя выпрямился, сжал запястье Серёжи и повёл его в сторону кровати. Усевшись на неё, Хабенский усадил любимого себе на колени. Ему нравилась приятная тяжесть Сергея. — Как ты? — тихо спросил кардилог, гладя Безрукова по голой спине. — Получше. А ты? Готов к уходу из клиники? — так же негромко ответил Серёжа. — Вполне. Своим смелым решением поехать в Сибирь, ты вдохновил меня на увольнение. — Моё решение было не только смелым, но и глупым. Ты был прав, — грустно улыбнулся Сергей. — Как всегда. — Сегодня оперирую чиновника. Последняя «шишка» в моей карьере. Надеюсь… — Хабенский не хотел развивать тему «глупого решения» и сыпать соль на рану любимого. Он поцеловал его голое плечо и вдохнул родной аромат тела. — Уверен, всё пройдёт хорошо, — сказал Безруков и поцеловал шею Кости сбоку. — Ты у меня гений.***
День не задался с самого начала. Сперва Костя простоял в пробке, из-за чего опоздал на приём, а потом его пациент, чиновник Юрий Быстрицкий, умер на операционном столе. Всё, что происходило несколько месяцев назад, вернулось. К больнице приехали журналисты, всем хотелось урвать побольше сенсационных новостей. И снова Хабенский оказался в центре внимания. Он курил вместе с ассистентом и анестезиологом, когда в курилку вошёл Пореченков. Хмуро посмотрев на бывшего друга, он отвернулся, и тоже закурил. Костя понимал, что его ждут тяжёлые дни, и его имя ещё не раз мелькнёт в прессе, и всё это выводило его из себя. В этот день, впервые за долгие годы, он согласился испить спирт вместе с анестезиологом. Докурив, они направились в кабинет Хабенского, где и приложились к бутылке, проклиная судьбу. Вечером Константина вызвал Исаак Валерьевич. — Если ты так устал, то можешь отдыхать. Я всё понимаю. Сейчас вокруг клиники будет много шума и будет лучше, если ты не станешь здесь появляться. Отдохни, и если надумаешь вернуться — я всегда буду рад принять тебя обратно на работу. Хабенский получил расчёт и поплёлся домой. Садиться за руль в таком состоянии было чревато.***
Закончив работу над частью текста, Безруков сделал себе чай с молоком и вошёл на страницу в «Вконтакте». Первым бросилось в глаза сообщение от Протасова. «У меня сын родился!» Сергей напечатал ответ: «Поздравляю! Как решили назвать?» После этого открыл переписку с Лилей. Не улыбнуться было сложно — на аватаре стояла её совместная фотография с возлюбленным. Тот, конечно, изменился, но не сказать, чтобы слишком. Сергей был рад за подругу, смотреть, как она убивается из-за Олега, было тяжело. Серёжа прокрутил несколько роликов, послушал музыку, ловя себя на том, что перед глазами всё ещё стоит ночной холодный лес, а в душе сидит чувство безысходности. Выветрить его оказалось не так просто. Безруков вышел из профиля и лёг на кровать. Ему показалось, что он начал проваливаться в сон, как раздался звонок. Мужчина нащупал на тумбочке телефон и приложил его к уху. Звонил Евгений. — Всё, я расстался с Володей. Окончательно, — взволнованно сказал он вместо приветствия. Сергей понимал, что Миронову это далось очень непросто, поэтому счёл нужным поддержать: — Серьёзный шаг. Хорошо, что внёс определённость. — Да… Буду привыкать к одинокой жизни. — А как же Астахов? — Я не говорил? — кашлянув, ответил Миронов. — Он пока ещё женат. — Оу. Нет, ты не говорил, — Сергей закрыл глаза и потёр переносицу. — От следователей известий нет? — вздохнув, спросил Женя. — Нет, не звонили. По факту ограбления Миронова и Безрукова было заведено уголовное дело, Быстряков, Гуськов и Борисов пропали без вести, и следственные органы занялись их поиском. Что-то подсказывало Сергею, что их не найдут, да и доказать факт отравления и ограбления (мало ли кто таскается по лесу) будет сложно. — Запиши мой адрес. Приезжай в любое время. Мне совсем одиноко, — вдруг сказал Миронов. — Конечно. Диктуй. Они ещё немного поговорили о всякой ерунде, а потом распрощались. Безруков сам не заметил, как уснул, укутавшись с головой в одеяло. Его разбудил звонок в дверь. Сергей слышал голоса и шум из подъезда, словно в квартиру рвалась целая рота. Среди голосов был голос Хабенского. Мужчина открыл дверь, и в квартиру ворвались Костя, Машков и Ксения. Та сразу же заскользила многозначительным взглядом по Безрукову. Хабенский был пьян почти что по-свински. Еле передвигая ногами и бормоча всякий бред, он кинулся к Сергею, запинаясь о ковёр. Заключив мужчину в объятия, принялся покрывать его поцелуями. От него разило спиртом. Поморщившись, Безруков приобнял кардиолога: — Что случилось? — Депутат умер во время операции, — сказала Никитина, стаскивая новые ботинки на шнуровке. — Все там будем, — пьяно добавил Машков и расхохотался. — Дверь закройте. Дует, — растерянно сказал Сергей и, продолжая обнимать пьяного и болтающего всякий бред Костю, повёл его в гостиную.