graveyard

Пытаюсь вернуться в тот сон, что однажды мне снился, но все еще не могу сделать этого. Сотни ночей я прилагала усилия для того, чтобы вновь оказаться на том месте, которое появилось предо мной на семь часов, пролетело мимо моего взгляда и кануло в бесконечность. Оно унесло с собой и прекрасную девушку, чей образ я решила дрожащей рукой изложить на бумагу, закрепить его, пока воспоминания о видении окончательно не угасли. Я помню, что вечером был скандал. Кот своим надрывным мяуканьем вторил родительским крикам и моим громким всхлипам. Я уже многие годы нахожусь в этом аду на земле, но всякий раз, когда начинаются скандалы, ухожу от этих людей, от конфликта, так и не научившись выпускать свои когти в нужный момент. Так же поступила и сейчас — какофония звуков заставила меня выскочить на улицу и упасть в беседке рядом с домом, прямо на мягкую траву в обрамлении цветов, цветовую гамму которых я не могла толком определить из-за наступившей темноты, поглотившей все вокруг. Кот, ласково мурлыча, словно уже забыл о своих совсем недавних проделках, последовал за мной и улегся рядом. Поздний летний вечер, на удивление, был слегка прохладным, но это даже подталкивало в объятия Морфея. Я не видела смысла в том, чтобы возвращаться, а идея снять усталость и раздражение, подремав среди благоухающих кустов так манила, что я погладила кота, и услышав в ответ благодарное успокаивающее мурчание, закрыла глаза. Открыла их я, по своим расчетам, уже глубокой ночью, но вместо зеленой крыши, накрывающей беседку, увидела бесконечное небо, украшенное созвездиями-ожерельями и мерцающими алмазами, случайно слетевшими с нитки украшения какой-нибудь небесной красавицы. Я потянулась рукой и обвела указательным пальцем два ковша на небе, чувствуя, что вот-вот дотронусь до струн, натянутых между гармонично расположенными звездами. Казалось, еще секунда — и пара-тройка мерцающих огоньков опустятся в мои руки. Мой взгляд внезапно отыскал почти полную луну, чей мягкий свет, казалось, мягкой вуалью накрывал мое лицо. Я не слишком любила солнце — его лучи часто обжигали мою кожу, немилосердно резали по сетчатке моих глаз, которые интуитивно желали обратиться к источнику всего живого. Хоу И*, Охотник, почему же ты в свое время сбил своими стрелами лишь девять солнц, а десятое оставил? Не услышав ответа на свой вопрос, незаметно для самой себя произнесенный вслух, я решила приподняться, осмотреться и узнать, почему же я уже не в той летней беседке, где находилась совсем недавно. Подмяв под собой приятную на ощупь траву и постепенно перейдя в положение сидя, я чуть не рухнула обратно, а сердце забилось чаще. Я дотронулась одной рукой к груди и осознала, что моя одежда вовсе не та, в которой я уснула. Пальцы дотронулись к шелковой белой ткани, безукоризненно чистой, что будто сияла под луной и обхватывала плечи, спускаясь до колен. Я проморгалась, громко сглотнула и в конце концов поняла, что это мне не кажется. Я и в самом деле на кладбище, сижу рядом с мраморной плитой, рядом с могилой какого-то важного чиновника или просто богатого человека, чьи родственники могли позволить себе памятник высотой чуть ли не в два метра, украшенный искусной резьбой — тонкие березы обрамляли портрет мужчины средних лет, изображенного в полный рост в костюме. К моему удивлению, несмотря на глубокую ночь, я прекрасно видела все вокруг до мельчайших деталей, но тогда для меня это не было чем-то удивительным, наоборот, казалось нормой. Вокруг разместились параллельные ряды созданных людьми для людей, живыми для мертвых плит с различными инициалами, портретами и разнообразными цифрами на них, как римскими, так и арабскими. Я наконец встала с травы, решив получше осмотреть это место, узнать, почему меня сюда занесло, и тут увидела цветущее дерево, что находилось в шагах тридцати от меня. Стоит сказать, меня заинтересовало не именно оно, а то, что находилось за ним. На скамье среди нежных цветов сидела девушка, правда, разглядеть я сумела лишь ее силуэт. Как она здесь оказалась? — молниеносно пронеслась мысль в моей голове. Я мгновенно направилась к ней, и оказавшись рядом, не смогла не ахнуть от восторга. Девушка не смотрела на меня, однако слегка повернулась в мою сторону при приближении, и я увидела ее волосы цвета воронова крыла, рассыпающиеся на плечах. Ее длинное кружевное платье было иссиня-черным, и это придавало ее образу большей мрачности, некой молчаливой трагичности, но в этом и заключалась ее неземная привлекательность. Она внезапно откинула пряди назад, и я наконец увидела ее лицо. Девушка взглянула на меня, и слегка строгие черты лица слегка смягчились; я не уловила этой перемены, как и того, что такого было в ее взгляде, но в моей душе боязнь и тревога мгновенно рассеялись, будто их и не было вовсе. Я не осмеливалась сказать что-либо, любое слово, даже звук человеческого голоса был бы тут неуместен и разрушил бы всю гармонию своей обыденностью. Не знаю, когда отвели взгляд от меня, но мой взор от сидящей я не могла перевести хотя бы на окружающие нас дерево, черные и сероватые, высокие и низкие плиты, которые в обычное время я любила рассматривать часами. Мгновенно вспомнились выражения Петрарки, которыми он всю жизнь воспевал свою единственную любовь, и я про себя усмехнулась. Глупые стихи, глупые слова, посвященные несуществующему идеалу. Не верилось, что когда-либо встречу человека, хоть слегка напоминающего его Лауру, не говоря уже о том, чтобы превзойти ее. Время истекало, я понимала, что не могу застыть тут скульптурой на веки вечные, и на языке, который до тех пор совершенно не знала, наконец сформулировала вопрос: — Ты вообще существуешь? — голос от напряжения охрип, на меня взглянули слегка удивленно, будто это глупый вопрос, на который мне известен ответ, но девушка таки ответила: — Возможно. — Ты — плод моего воображения? — Возможно. Я вздохнула, не услышав того, что хотела бы услышать, но вместе с тем была рада, что элементарный диалог состоялся. Спустя то ли минуту, то ли еще одну вечность я приблизилась и села на скамью рядом. Она, кажется, была не против — переместила руки на колени и повернулась ко мне. Еще немного подумав, я задала последний свой вопрос: — Как тебя зовут? — А как бы ты хотела? Я вновь задумалась. — «любимая» — кажется, я произнесла это на древнееврейском. На лице собеседницы появилась улыбка. Она пару раз повторила его вслух и прибавила: — Хм. Да, недурно. Мне подойдет. Я залилась румянцем, почувствовав, как кровь от сердца прилила к лицу. Пока она смотрела куда-то вдаль, я непрерывно глядела на нее, как в последний раз, пытаясь навеки запомнить эти черты лица и осанку, как будто ничего не существовала, будто даже цветы померкли рядом с ней. Вдруг она повернулась ко мне вновь и произнесла тихое: — Пока. Я удивилась, но ничего не смогла ответить, потому что мои губы накрыли чужие. На вкус будто…летний дождь. Кажется, это длилось бесконечность, которую никто не хотел прерывать, продолжая поцелуй и медленно проводя пальцами по волосам, шее, плечам, медленно спускаясь к талии, забыв, что мы находимся в последнем пристанище мертвых. Вдруг я почувствовала легкий удар и открыла глаза.