Пустота. Тишина. Обреченность? Но я сам выбрал этот путь. Темнота. Глубина. Удаленность… Моей жизни финал — в этом суть. Память. Счастье. Боль и разлука. В лютом холоде годы идут. Сын. Тоска. Одиночество. Скука? Дни за днями во мраке ползут. Свет. Тепло. Жена. Возвращенье. Мирный Химлад прекрасен был. Клятва. Бой. Вечный Враг. Искаженье. В летний полдень сам воздух стыл. Кровь. Борьба. Почти пораженье. Помню, как я на башне стоял. Пропасть. Бездна. Огонь и решенье. Вновь Единый в ночи мне внимал. Годы счастья. Сладки. Недолги. Битвы грозной уж пробил час. Орки. Варги. Змеи и Моргот. Черный меч мой разил вас на раз! Темнота. Пустота. Ненастье. Я готов, я приму судьбу. Тихий шепот. Тепло. Мое счастье. Лехтэ, милая, я приду! Я вернусь, даже если не-можно, Я приду вновь обнять тебя. Понимаю, как это сложно… Эру, клялся тогда я, любя. Тихий свет. Теплота и нежность. Легкий вздох. Твои пальцы. Стон. Ты любовь моя. Счастье и верность. Вижу мир… и тебя рядом в нем.
Она потянулась всем сердцем, всей душой, пошла на этот зов, роа Лехтэ засветилось ласковым золотым светом… И фэа ее отделилась, шагнув за Грань.***
Боль мгновенно исчезла, и фэа устремилась за пределы привычного эрухини мира. Куруфин еще успел отметить, как тяжело склонилась голова сына, как пальцы прикоснулись к некогда его лицу, но при этом ничего не почувствовал. Пространство вокруг стремительно менялось. Краски исчезали, звуки стихали, а впереди, за серой чертой, терпеливо ждала тьма. Вечная, изначальная. И еще одна фигура, напоминавшая недавно убитого валу. Моргот сопротивлялся, искажая своей сутью даже то, что, казалось бы, исказить невозможно. Он вливался, втекал в саму границу, всеми силами стараясь избежать того, что ждало за ней. — Стой! — закричал Куруфин и спустя несколько мгновений оказался рядом. — Опять ты! — гневно воскликнул вала. — Ты не избежишь своей участи! — Как и ты, глупый сын Фэанаро, — усмехнулся Моргот. — А я и не стремлюсь к этому, — с этими словами Куруфин шагнул вперед, увлекая за собой сопротивлявшегося Врага. Серая черта охотно пропустила фэа и сущность валы, оставив их вдвоем в абсолютной пустоте. Искусник не мог сказать, сколько прошло времени по привычному ему счету Арды, потому как там, где он очутился, его как такового просто не существовало. Однако вместо страха или отчаяния им овладело любопытство, желание исследовать, познать то, что теперь его окружало. Моргот был где-то рядом, явно пытаясь выбраться отсюда, но, судя по волнам ярости, что исходили от него, не преуспевал. Фэа Искусника перемещалась в пустоте, всеми силами стараясь понять, как ориентироваться в столь странном месте. А еще где верх и низ, где право и лево, где… Странное кружение подхватило душу и потащило куда-то, потянуло, окончательно запутывая Искусника. — Лехтэ, — неожиданно подумал он, словно одного имени жены было достаточно для того, чтобы эта круговерть остановилась. Эмоции бурлили в душе, вскипали и остывали, поднимались и вновь успокаивались, но неизменным было одно — его любовь. — Верно. Лехтэ, — раздался ласковый голос, и теплый золотой свет со всех сторон окутал Куруфина. — Единый? — догадался он. — Так меня тоже называют, — ответил голос. — Но ты клялся быть с той, кого только что звал, называя меня иначе. — Эру Илуватар, прошу простить… — Это не имеет значения. Важное другое… — свет сделался чуть менее ярким, и Искусник смог разглядеть силуэт, находившийся в этих золотых лучах. — Лехтэ! — узнал он и рванулся к супруге, но налетел на невидимую стену. — Только если ты решишь, что та клятва важнее, — строго произнес Создатель. — То есть? — Ты несколько раз взывал ко мне. И был услышан. Теперь решай… — Да, я желаю быть с любимой до конца Арды и даже после! — Хорошо. Да будет так! — произнес Единый. «Он же не имел в виду, что она теперь окажется здесь?! Нет, я же сказал однозначно. Лехтэ, прости, Лехтэ…» Искуснику вдруг показалось, что мириады обитаемых миров стремительно закружились вокруг него. Раздалось пение столь удивительное и воистину прекрасное, какого он никогда не слышал там, в Арде. Золотой свет вспыхнул, на мгновение ослепив… — Ты… ты вернулся! О, Курво! Ты здесь! — раздался рядом голос жены, и такие знакомые ладони бережно сжали его лицо. Куруфин пытался осознать, где же он, что с его роа, когда душа услышала такой важный ответ: — Мне известны все ваши помыслы, дети. И я никогда не обреку вас на страдания. Ни в одном из миров. Помни об этом.***
Лехтэ рывком распахнула глаза и поняла, что вновь находится в платке. «Я принял решение, — наконец, казалось вечность спустя, ответил Эру. — Твой вопрос был справедлив. Первая клятва, данная Куруфинвэ Атаринкэ моим именем, тоже должна быть исполнена. Только потом, когда окончательно выйдет ее срок, я спрошу его о второй. А пока… До конца Арды и после нее, как было сказано им самим, он будет с тобой. Пока существует Эа. Я возвращаю его фэа из Безвременья обратно в тело. Полученные в боях раны будут залечены. И если вдруг до окончания назначенного им самим срока он снова когда-либо погибнет, то его будет ждать общая со всем народом эльдар участь. Да будет так». — Благодарю, Единый! — уже вслух воскликнула Лехтэ. От тела мужа ее исходило пронзительное, густое золотое сияние. Оно приподнялось, принялось тихонько покачиваться, и страшные раны, полученные им в последнем бою, начали зарастать на глазах. Нолдиэ вскочила, все еще не до конца веря своим глазам, и вдруг все разом закончилось. Сияние исчезло, тело Курво опустилось на лапник, на котором и лежало до этого, и ее муж, чуть слышно вздохнув, пошевелился и открыл глаза. — Ты… ты вернулся! О, Курво! Ты здесь! — крикнула Лехтэ и кинулась к нему. Вбежали стражи, давно уже прислушивавшиеся снаружи к происходившему, и с неподдельным удивлением и восторгом посмотрели на ожившего лорда. — Даже умереть, и то нормально не вышло, — притворно проворчал Курво и, проведя ладонью по лицу, посмотрел на жену. — Мелиссэ. Я пришел. К тебе. Лехтэ упала на колени, и Атаринкэ обнял ее голову, прижав к своей груди. — Лорд, это вы! — обрадовались наконец верные, теперь окончательно поверившие, что произошло небывалое. — Я, — подтвердил Фэанарион. Было видно, что сотни вопросов теснятся в этот миг у него в голове, но не было сил пока их задать. Он сидел на полу палатки, то улыбался, то хмурился, и только несколько минут спустя, поглядев в лицо жене, поцеловал ее. Фэа его теперь снова обретала целостность.