***
Лес был хмурым и мрачным. Часто растущие деревья и кусты преграждали дорогу, а высокие травы хватали за ноги, будто желали остановить. Свет Анара с трудом пробивался сквозь густую листву, а воздух, тяжелый и спертый, не желал проникать в легкие, словно превращаясь в густую вязкую субстанцию. Птицы молчали, лишь изредка доносилось хриплое карканье ворона, да монотонный стук дятла, облюбовавшего очередное мертвое дерево. Лютиэн шла, не разбирая дороги, а фэа несчастной рыдала. Эльфийка не желала больше жить, осознав содеянное, однако ее вторая половина, доставшаяся от майэ, упорно цеплялась за фану, не давая прекраснейшей умереть. Изо дня в день ноги дочери Тингола и Мелиан проходили многие лиги, стирая обувь и кожу стоп. Некогда красивое лицо теперь было исцарапано ветвями деревьев, не желавших видеть убийцу рядом с собой. Нарядное платье скоро превратилось в лохмотья, и лишь длинные и густые волосы синдэ, словно плащ, сохраняли тепло и укутывали ее по ночам. Мысли путались, порой Лютиэн казалось, что это вовсе не она бредет в ночи среди лесов, а проклятый ею Даэрон, посмевший некогда отказать. Былая заносчивость брала верх, и тогда очередная ветвь больно и хлестко ударяла ее по лицу. Слезы катились по щекам синдэ, и она просила Единого о милости. Был ли он глух к ее мольбам или же услышал, эльфийка не знала, продолжая скитаться. Ручьи и родники давали ей воду, немногочисленные ягоды служили пищей, как впрочем и рыба, и птицы. Охотилась синдэ плохо, но голод одолевал ее с каждым днем все сильнее, и бывшей принцессе однажды пришлось впиться зубами в еще теплую тушку. Алая кровь потекла по ее подбородку и закапала на грудь, но в своем безумии Лютиэн не заметила этого и не перестала пожирать добычу. Уставшая и перепачканная, она продолжила путь. Сама того не ведая, бывшая принцесса шла вглубь леса, удаляясь от поселений эльфов и людей.***
В сияющей золотом Анара дали послышалось долгое, протяжное пение боевого рога, и Армидель, рывком вскочив с кресла, подбежала к окну и распахнула створки. Там, на расстоянии меньше чем в половину лиги, виднелась быстро приближавшаяся группа всадников. — Финдекано, мельдо! — она всплеснула руками и, тотчас выбежав из покоев, устремилась во двор. Сердце гулко билось, то и дело норовя выскочить из груди. Одна-единственная мысль целиком заполняла сознание: «Живой!» Послышалось ржание коней и звон оружия, залаяли собаки. Стражи торопливо открыли ворота, и лорд Ломинорэ в сопровождении отряда верных въехал и остановился посреди двора. — Alasse, родная! — приветствовал он жену, и на хмуром, задумчивом лице его засияла улыбка. — Пусть звезды всегда освещают твой путь. Как же я рад тебя видеть! Он спрыгнул с жеребца, поручив заботу о нем подоспевшим конюхам, и крепко обнял подбежавшую Армидель, прижав ее к сердцу. Зарывшись лицом в ее волосы, глубоко вздохнул и замер неподвижно, словно одна из мраморных статуй в парадном зале Барад Эйтель. — Что-то произошло? — догадалась дочь Кирдана и с тревогой посмотрела в лицо любимого. Тот вновь посерьезнел и отрывисто кивнул: — Да. Но сперва сама расскажи, как твои дела. Уже на ходу продолжая разговор, они направились в донжон. Финдекано по-прежнему прижимал ее к себе одной рукой, словно боялся отпустить, а на предложение привести себя в порядок и пообедать отрицательно покачал головой: — Немного позже. Он сел на диван в гостиной, сложив руки на коленях, и задумчиво уставился за окно. Там среди резной листвы играли лучи Анара, однако эллет сомневалась, что ее супруг что-то видит. Попросив верных принести медовухи, хлеба, яблок и сыра, она села рядом с мужем и взяла его за руку. Тот встрепенулся и, вновь слабо, словно через силу, улыбнувшись, спросил: — Так как твои дела? — Все хорошо, — ответила Армидель. — К нам сюда волнения не долетали. Хотя верные неизменно несли дозор, однако за все время на горизонте не показалось ни единой твари. Благодаря вам. — Хорошо, — серьезно кивнул он. — Еще письмо пришло. — От кого? — удивился Нолофинвион. — От леди Алкариэль, буквально позавчера. Она просит пару дюжин плащей, что делают носящих их почти невидимыми для посторонних глаз, и сообщает… Тут дочь Кирдана Корабела, не сдержавшись, вздрогнула, и Финдекано понял, что произошло нечто серьезное. — Что? — спросил он кратко, и в лице его на мгновение мелькнула застарелая боль. — Твой кузен Макалаурэ погиб, — выдохнула она. — Что?.. И он тоже?! Как же так?.. — Что значит «тоже»?! — воскликнула Армидель. Беспомощно всплеснув руками, Финдекано вскочил и стремительно прошелся по залу: — Отец не умер, но то, что с ним происходит, мало чем отличается от смерти. И… Он вновь без сил опустился на диван, и жена крепко обняла супруга, положив его голову себе на грудь: — Поделись со мной, мельдо, всем, с самого начала. Тебе станет легче. С минуту Фингон молчал, а после начал рассказывать. За окном шелестела листва и пели взволнованно птицы, но он, казалось, не замечал этого. — А после ускакал Аракано, — добавил он в конце. — И сердце мне подсказывает, что я уже вряд ли увижу брата живым. — Ох, мельдо… — прошептала Армидель, и, погладив любимого по волосам, добавила: — Но, может быть, все еще обойдется. — Посмотрим. Но на этом новости не заканчиваются. Турукано… Он настаивает, чтобы я принял корону нолдор. — Как? — поразилась дочь Кирдана. — При живом отце? — Именно. Он говорит, что спать так, как сейчас, атто может бесконечно долго. Приводит в пример Мириэль. — Ох, мельдо… — Признаюсь, мы с ним немного повздорили на эту тему. Я после того разговора прямо посреди ночи собрал верных и уехал к тебе. Но мне кажется, Турьо не отступит — он настроен весьма решительно. — Где он теперь? — Пока остался в Барад Эйтель, но вряд ли надолго задержится — он торопится домой, к дочери. И, может, я бы переубедил его, но очень много верных на его стороне. — Они тоже хотят видеть тебя нолдораном? — Да. Но я не знаю, что мне делать. А ты? — Для начала, — Армидель вздохнула и серьезно посмотрела мужу в глаза, — необходимо сообщить Майтимо. Он должен знать такие новости. — Ты права, — согласился Финдекано. — А я пока позабочусь об ужине, — эллет чуть улыбнулась и, потянувшись, коснулась губами щеки супруга. — И ты отдохнешь. А после видно будет. Нолофинвион кивнул и, обняв любимую, крепко поцеловал ее: — Спасибо, сейчас и займусь. Сев за стол, он придвинул к себе перо и бумагу, а тем временем Армидель неслышно выскользнула из комнаты и отправилась на кухню, по пути размышляя, чем она может помочь мужу. «И еще нужно обязательно изготовить плащи для Алкариэль».***
— Лорд Тьелпэринквар, вам письмо! — гонец протянул запечатанное послание, и Куруфинвион, сломав печать, торопливо пробежал глазами по строчкам короткой записки. — Что там? — не выдержал стоявший поблизости Ангрод. — Хорошие вести? — Более чем, — Тьелпэ поднял сияющий взгляд, и на лице его расцвела радостная улыбка. — Атака войск Моринготто на Хисиломэ отбита, а тот вместе с Майроном убрался назад в Ангамандо. Отец вместе с аммэ возвращается в Химлад. — В самом деле, — не стал скрывать радости Арафинвион, — великолепные вести. Но это значит, что ты тоже уедешь? — Да, — подтвердил Тьелпэринквар. — Пора. Отправлюсь, как только соберемся. Ангрод вздохнул, и Келебримбор посмотрел на него вопросительно. — Немного жаль, — пояснил тот. — Признаться, я уже успел к вам привыкнуть. Ты великолепный командир и надежный товарищ. Вашей помощи я никогда не забуду. А за балрогов отдельная благодарность. Тьелпэ в ответ беспечно махнул рукой: — В конце концов, мы делаем одно дело. И мы родичи. Он посмотрел на небо и прищурил глаза, полной грудью вдыхая свежий запах подросших трав. Только теперь он понял, как соскучился по миру. Или это по-прежнему давали себя знать последствия битвы и все еще опустошенная фэа. «Мастер Энвинион, пожалуй, подтвердил бы догадку, — подумал он. — Силы возвращаются медленно, хотя и верно». Куруфинвион убрал письмо во внутренний карман куртки и отправился дать распоряжения верным. Те обрадовались, предвкушая свидание с женами и детьми. Лорд с чуть заметной улыбкой понаблюдал за ними, а после, увидев в стороне Айвендила в сопровождении своего товарища-адана, окликнул их: — Ясного дня. Вам обоим тоже не мешало бы отдохнуть, прежде чем возвращаться к службе. Хотя их лордом был Ангарато, однако в бою оба подчинялись именно Тьелпэ, поэтому он считал, что вправе отдать им сейчас еще один последний приказ. — Согласен, государь, — Айвендил подошел и с непонятным выражением посмотрел на Куруфинвиона. То ли пытался вспомнить что-то, то ли понять. — Удар Саурона был силен. Хундад положил руку на плечо эльфа и заверил: — Я провожу его. Тьелпэ кивнул в ответ и, попрощавшись, направился вглубь сада. «Сколь многое произошло за эти недели», — подумал он и, посмотрев в небо, вытянул руки ладонями ввысь, словно хотел поймать ветер. В памяти одно за другим проплывали события Дагор Морлах, которым он был свидетелем и участником. Прислушиваясь к себе, к шепоту фэа и биению сердца, он думал, что тоже изменился. Однако каким он стал теперь — это еще предстояло осознать. Вот только… «Мелиссэ, — подумал он, и сердце подпрыгнуло, взволнованно заколотившись, — родная, как сообщить тебе?» Сам Куруфинвион все еще не был способен послать осанвэ, даже на самое маленькое расстояние. Он шел, пытаясь подобрать хоть какой-нибудь вариант, как вдруг услышал над головой чириканье. Овсяночка сидела на ветке и счастливо пела, на своем птичьем языке рассказывая, что собирается домой, к оставленному гнезду. — Благодарю тебя! — прощебетала она. — Я рад, что теперь все хорошо, — ответил Тьелпэринквар. — Могу я как-нибудь отблагодарить? — Мне не нужно ничего, — улыбнулся нолдо. — А впрочем…. Мысль посетила его неожиданно, словно удар молнии в грозу, и птичка подалась навстречу в ожидании. — Ты можешь передать от меня известие одной эллет? — спросил он прямо. — Какое? — овсяночка покружилась над его головой и села на протянутую ладонь. Тьелпэ принялся объяснять: — Лететь придется, скорее всего, далеко. Найди, если сможешь, в сокрытых землях одну деву, прекраснейшую из воплощенных. Скажи ей, что я думаю о ней, и что я жив. Сам же я пока не смогу послать ей осанвэ. — Какая она? — спросила овсяночка. — Она как летний рассвет, как звон хрустальных колокольчиков поутру. Прекрасней ее нет никого в этом мире. Тьелпэринквар старательно вспомнил о Ненуэль все то, что не могло измениться с годами — свет глаз ее, голос, сияние фэа. — Я все поняла! — воскликнула птичка. — И сделаю, как ты просишь! Она уже собиралась лететь, когда Тьелпэ добавил торопливо: — Вот, передай ей… Он вытащил из волос тонкий серебристый шнурок, которым подвязывался в бою, и овсяночка подняла лапку: — Привяжи сюда. Когда с этим делом было покончено, она еще раз заверила эльфа, что выполнит его просьбу. — Лети, малышка, и будь счастлива. — Благодарю тебя! — она покружилась в воздухе, прощаясь, и начала подниматься ввысь. Тьелпэринквар еще долго следил за ней взглядом, а овсяночка летела, все дальше и дальше, и по пути осматривала окрестности, вглядываясь в каждое встреченное лицо. Позади оставались леса, поля, жилища эльфов. Самые разные существа встречались ей, но никого не могла бы она назвать прекраснейшей. Наконец, проделав долгий, длинный путь на запад, она миновала круговые горы и в городе на холме, в одном из садов, увидела деву и сразу поняла — это она. Глаза эллет сияли так же, как описал ее спаситель. Овсяночка покружилась в воздухе и, убедившись, что на нее обратили внимание, опустилась деве на плечо. — Кто ты? — спросила Ненуэль, ибо это была она. — Откуда взялась? — Меня прислал к тебе один эльф, — ответила на своем языке птичка и начала рассказывать порученное. В завершении она протянула лапку, и дочь Глорфинделя, сняв шнурок, безошибочно поняла, кто именно его все это время носил. — Тьелпэ! — воскликнула она и порывисто прижала подарок к груди. — Ты жив! С тобой все в порядке… На глазах ее блеснули слезы радости, и Ненуэль подвязала шнурком собственные локоны. — А ты? — спросила она птичку. — Останешься теперь со мной? Здесь есть сад, где ты сможешь поселиться, и тебя больше никто не обидит. С минуту овсяночка размышляла над предложением, а после согласилась: — Благодарю. Я остаюсь. Ненуэль улыбнулась и отправилась показывать новое место жительства. Тем временем далеко на востоке держали путь в родные края Айвендил и Хундад. Усеянные сосновыми иголками лесные дорожки ложились под копыта коней, и оба могли с трудом поверить, что тяжелый, кровопролитный бой уже позади. — Может, заедем в деревню, навестим моего деда? — предложил адан. — Это тут, неподалеку, всего в трех лигах. Там и переночуем, а завтра продолжим путь. — Да я и сам смогу доехать до дома, — заверил его нолдо. — Тут недалеко. — Посмотрим, — не поддержал предложение Хундад. — Но я бы не стал рисковать — тебя все же здорово приложило. Да и потом… Адан помолчал, подбирая слова, а после продолжил: — Это мы, люди, привычные к смерти, и гибель в бою для нас мало что меняет — немного раньше положенного уходим, вот и все. Но вы… остроухие, совершенно иное. Когда погибают эльфы, мир вздрагивает. Мне так кажется. И не нужно его тревожить по пустякам. Айвендил помолчал, обдумывая сказанное, а после серьезно кивнул: — Согласен. Что ж, давай переночуем у твоего деда. Они свернули на неприметную тропку и к вечеру вышли к деревне, затерявшейся посреди лесов. Айвендил с любопытством оглядывался по сторонам: было видно, что война дошла и сюда. Хмурые стражи неоспоримо об этом свидетельствовали. На пустых улицах не было видно ни детей, ни животных, да и женщин встречалось не так уж много. Увидев Хундада, жители приветствовали его и засыпали вопросами. Весть, что битва окончена, была встречена с радостью. — Здравствуй, дедушка! — молодой адан помахал рукой, и Айвендил, присмотревшись к его родичу, подумал о том, как сильно искажает облик смертных старость, к которой он до сих пор никак не мог привыкнуть. — Знакомься, — представил Хундад, — мой дедушка Халмир, сын Халдана. — Рад видеть, проходите, — старик приглашающе махнул рукой, и путники с удовольствием спешились, предвкушая отдых. Позаботившись о лошадях, они вошли в дом, обставленный небогато, но уютный и чистый. Старик хлопотал у очага, и внук кинулся ему помогать. — Благодарю, — ответил он и потрепал Хундада по голове. — Тяжело одному. Женщин-то мы в основном спрятали, тетки твои еще не вернулись, стало быть, а дядья в дозоре пока, к утру ближе будут. — От тети Харет нет вестей? — Откуда? — пожал плечами старик. — Дороги еще опасны. Потом, может, и пришлет весточку. А у вас как дела? Он поставил на стол хлеб с сыром и травяной напиток, и эльф, поблагодарив за угощение, начал рассказывать. Юноша то и дело дополнял его уточнениями и замечаниями. Закончили они, когда за окном уже окончательно потемнело. — Да, дела, — протянул задумчиво Халмир. Рассказ нолдо о появлении Саурона и о последующем исцелении его взволновал. — Знаете, если бы речь шла о людях, то я бы сказал, что лорд Тьелпэринквар и есть настоящий король. Нолдоран. Вроде так вы их называете. — Что? — встрепенулся Айвендил. Старик пожал плечами: — Все указывает на это. Однако это если бы речь шла о людях. Кто знает, как оно заведено у вас, у бессмертных. Он встал тяжело и подошел к окну. Там, на темном небе, светили звезды. Такие же, как и сто лет назад. Айвендил молчал, задумчиво разглядывая начищенную до блеска столешницу, и ему казалось, что мир летит куда-то, покачиваясь и звеня. «Вот только куда? — подумал он. — Вверх или вниз? И кто его остановит?»