***
— Атто, это нифредили? — спросил Эрейнион, присаживаясь на корточки перед целой россыпью белых цветов. Он с надеждой обернулся на отца, однако тот покачал головой: — Нет, йондо, это качим. — Ух ты, — пробормотал восхищенный малыш и провел осторожно пальцем по нежному белому лепестку. — Мне кажется, они гораздо красивее! Финдекано весело хмыкнул: — Согласен. Стоявшая рядом Армидель взглядом указала на раскидистый вековой дуб, обращая внимание мужа на удобное для отдыха место, и тот кивнул. — Атто, а что было дальше? Эрейнион пружинисто подпрыгнул и требовательно обернулся к родителю. Тот всю последнюю часть пути рассказывал сыну сказку, сочиненную им еще в Амане, когда сам был ребенком. Юный эльфенок в ту далекую ночь выбрался из постели и отправился гулять по залитому светом Тельпериона саду. Переливчато и нежно пели ночные птицы. Листья деревьев, озаренные серебряными лучами, казались почти прозрачными. Малыш шел, восхищенно жмурясь, и где-то в глубине его фэа рождалась история о маленьком лисенке, который вместе с другом-совенком отправился искать приключений. К ним потом присоединился маленький нолдо, не старше пятнадцати лет от роду… «Что будешь делать, если эта история сподвигнет Эрейниона последовать примеру твоей компании?» — получил вдруг Нолофинвион осанвэ жены. Устроившись поудобнее под дубом, он обнял сына и поднял взгляд на любимую. У той на лице не было страха или чего-то подобного, лишь жгучее любопытство. «Как что? — ответил он, улыбаясь. — Пошлю верных, чтобы тайно сопровождали его». Мать в голос рассмеялась и отправилась раздеваться, намереваясь искупаться. Тут Финдекано на миг утратил нить рассказа, однако сын настойчиво подергал его за рубаху. Сказка возобновилась, а дочь морского народа вошла в воду и поплыла вдоль русла реки. Полуденные лучи отражались в воде, рассыпаясь множеством искр, и Армидель казалась окруженной золотистым сиянием. Финдекано залюбовался, а когда сын, заметив это, вопросительно поднял брови, спросил: — Правда, твоя аммэ очень красивая? — Да! — с энтузиазмом согласился малыш. — Самая прекрасная из всех! Нолофинвион привлек Эрейниона и поцеловал его в макушку. Бело-зеленое море трав слегка колыхалось, повинуясь дуновению теплого ветерка. В лазурной вышине носились птицы. Армидель стала на ноги и, вытянув ладонь вперед, замерла. Нэри принялись с интересом ждать, что последует дальше, а солнечный зайчик, до сих пор мирно плававший на воде, вдруг, словно живой, изменил направление и прыгнул эльфийке в ладонь. — Ух ты! — закричал восторженно сын. — Я тоже так хочу! Вскочив, он побежал к матери, а Финдекано, по-прежнему улыбаясь, последовал за ним. Раздевшись, они вошли в реку, и дочь Кирдана принялась рассказывать им обоим. Чуть позже она спросила: — Хочешь научиться гладить волну? — Да. А как? — Смотри… Она замерла, прикрыв глаза, словно прислушивалась к чему-то, а после открыла их и запела тихо и легко. Ее голос звенел, словно ручеек на перекатах, и вдруг река остановилась. Глаза Эрейниона расширились, да и отец его стал слушать еще внимательнее. А волна, за мгновение до этого замершая, упруго изогнулась, подалась назад и, поднырнув под раскрытую ладонь эльфийки, принялась ластиться, словно маленький котенок. — Когда будете петь, — сказала Армидель, — не забывайте, что она живая и все слышит и чувствует. Сначала проявите уважение, скажите, что любите ее. Лишь после выскажите просьбу. Обычно ответ не заставляет себя ждать. Река вновь ожила, весело расплескавшись. Одна из волн, прежде чем убежать, легонько пощекотала Эрейниона. Малыш рассмеялся и обратил на отца восторженный взгляд. — Покатай, атто! — попросил он. Финдекано посадил себе сына на плечи, и малыш широко раскинул руки, должно быть, воображая себя птицей. И все трое радостно рассмеялись.***
Костры жарко горели, освещая небольшую поляну, что стала временным пристанищем людей, шедших на запад. Лес в этой части Белерианда не был густым, потому вождю племени стоило немалых усилий найти укрытое от посторонних глаз место на окраине соснового бора. На этот раз решили встать лагерем на несколько дней, а то и на неделю. Переход звериными тропами дался им тяжело. Многие устали, некоторые заболели или же травмировались в пути. Знахарки, конечно, пытались исцелить соплеменников, но получалось у них не быстро — не хватало ни знаний с умениями, ни нужных трав. Люди хлебали нехитрый ужин, когда кусты беззвучно расступились, пропуская вперед … дивное создание. Высокое и красивое, оно, казалось, излучало свет. Хотя, возможно, это отблески костра играли на его золотых волосах. Появившийся замер, окидывая взглядом всех собравшихся на поляне, а затем заговорил, почему-то повернувшись к кусту, из которого только что шагнул на поляну. Люди ни слова не поняли из речи Финрода, обращенной к своим спутникам, что пока не должны были показываться людям, дабы не напугать их. Фелагунд неспешно подошел к одному из костров, пытаясь понять, кто перед ним. Зла он не чувствовал. Только боль и усталость. А еще страх. Незнакомцы боялись его. Они продолжали сидеть, судорожно вцепившись в миски и неотрывно глядя на него. Вдруг один из них встал и шагнул навстречу. Голос существа был хриплым, а речь отрывиста и немелодична. Финрод прилагал немало усилий, чтобы понять незнакомца. Вождь же, нахмурив брови, повторил свой вопрос. И в этот миг заплакал ребенок. Громко, отчаянно и в то же время из последних сил. Финрод мигом очутился рядом и, взглянув на малыша, запел, силой своей фэа исцеляя ребенка. Люди зашептались, заволновались, кто-то потянулся к оружию, ощущая нечто для них новое. Финдарато продолжил петь, даже когда ребенок уснул, до конца изгоняя из него болезнь. Мать, что все это время держала сына на руках, осторожно положила его рядом и упала на колени, славя на своем языке явившееся к ней божество. И потянулись страждущие к Финроду, и пел он до самого восхода Анара. Когда же золотые лучи коснулись вершин сосен, он подошел к вождю, жестами объяснив ему, когда вернется. Добившись понимания, уставший Фелагунд также беззвучно растворился в кустах, где обессиленно повис на руке одного из верных. — Уходим, но недалеко, — распорядился он. — Нас не должны найти. — Кто это, государь? — поинтересовался один из спутников. — Вослед идущие. Вторые дети Единого, насколько я понял, — отозвался Фелагунд. — И этим должна достаться Арда?! — ужаснулся другой. — Очень надеюсь, что в этой части валар … не совсем точно выразили свои мысли. Или же это ошибка перевода с валарина. Лично я не вел со Стихиями бесед, лишь читал свитки. — Хотелось бы, чтобы вы оказались правы, государь. Иначе… — Иначе это конец. Который, впрочем, неизбежен. — Не будем о грустном, — улыбнулся один из нолдор. — Отдохните и решите, как нам дальше быть с этими … вторыми.***
Теплые весенние лучи Анара постепенно прогревали воздух и землю, уставшую от долгой и холодной зимы. Птицы радостно пели, славя начало теплых и светлых дней. Легкие облака бежали по ярко-синему небу, а ветер привольно гулял в кронах сосен. Эльдалоттэ прислонилась к стволу и прикрыла глаза, ощущая пробуждение природы, радость келвар и олвар. Ангарато расположился рядом, на пушистом мху. — О чем задумалась? — окликнул он жену. Та лишь пожала плечами и улыбнулась: — День уж больно хорош! Такой теплый, ласковый. — Прямо как ты, — Ангрод вскочил на ноги и обнял любимую, целуя. — Мы же никуда не торопимся? — зачем-то уточнил он, нежно проведя ладонью по ее щеке, шее, ключицам. — Ты хотел успеть вернуться в крепость до отъезда Айканаро на север… — Подождет! — ответил он, вновь привлекая к себе жену. — В конце концов, отправится завтра. Эльдалоттэ не возражала, с удовольствием запустив пальцы в волосы мужа. — Мелиссэ, — Ангарато посмотрел ей прямо в глаза. — Что ты сейчас ответишь на вопрос, который я давно задаю тебе? Может, уже пора? Эльфийка вздрогнула и мотнула головой: — Прости меня, но нет. Я слишком часто вижу во сне пламя у стен крепости. Я не готова привести в этот мир ребенка. — Как скажешь, родная, — с печалью согласился Ангрод. — Но знай, мы одолеем Врага, и твои сны станут совсем другими. Только представь — к тебе будут тянутся маленькие ручки и бежать крохотные ножки… Эльдалоттэ прижалась к плечу мужа: — Я боюсь. За тебя. И особенно за Айкьо. — Это все зимние сны, любимая. Ты же помнишь, почти беспрерывно дул северный ветер. Что хорошего он мог принести? Та кивнула. — А сейчас тепло и светло, птицы поют, травы шелестят… как ты прекрасна, мелиссэ! Сосны своим ветвями укрыли супругов от любопытных глаз Ариэн, позволяя лишь только золотым лучам скользить по их сплетенным телам. — Обещай мне, что не будешь сражаться с раукар, — лежа на плече у мужа, тихо произнесла Эльдалоттэ. — Я не могу. Если они придут в Дортонион, и я, и брат встанем у них на пути. Она лишь вздохнула и плотнее прижалась к любимому.***
Алкариэль нахмурилась и сдула упавшую на лоб прядь волос. — Перебирай струны чуть нежнее, — напомнила сидевшая рядом Лехтэ и, наклонившись, поправила руки малышки. — Хорошо, я постараюсь, — пообещала та. Играть уже сочиненные кем-то мелодии ее маленькая подопечная научилась вполне достойно, и теперь было решено попробовать исполнить что-то свое, по вдохновению. Алкариэль согласилась с заметным желанием, однако мелодия, даже самая простенькая, никак не рождалась. Малышка начинала сердиться и резко, невпопад дергать струны. — Давай ненадолго прервемся, — предложила леди, и дочь Халтиона с готовностью положила инструмент на скамейку рядом. Дурманяще пахли разморенные Анаром травы. Жужжали шмели, а со стороны тренировочной площадки доносился звон оружия. — Попробуй прислушаться к голосу своей фэа, — начала Лехтэ, и юная эллет с готовностью закрыла глаза. — Что она тебе говорит? Радостно ей или грустно? Чего она хочет? Алкариэль сосредоточенно сдвинула брови, немного покусала губу и наконец сказала: — Ей весело и любопытно. Она хочет узнать еще больше нового. — Вот и славно, — улыбнулась Лехтэ. — Теперь попробуй передать свое настроение через музыку. Просто прикасайся к струнам и проверяй, какие издают наиболее подходящие звуки. Как поймешь, что нашла нужные, пользуйся только ими, откликнувшимися тебе. — Хорошо! Малышка распахнула глаза и вновь с готовностью взяла инструмент. Пристроив его поудобнее на коленях, она принялась трогать струны одну за другой. Алкариэль то согласно кивала, то сердито мотала головой, будто пыталась отогнать надоедливого комара. Наконец, глубоко вздохнув, маленькая ученица расслабилась и действительно попробовала сложить мелодию. — Уже гораздо лучше, — похвалила ее Лехтэ. Эльфиечка довольно улыбнулась и, вдохновленная успехом, продолжила. Разумеется, музыка выходила еще очень неловкая, и все же это была именно ее собственная мелодия, продиктованная фэа, а не что-либо иное, сочиненное ранее другим эльда. — Попробуй поменять некоторые ноты местами, — предложила наставница. Ученица принялась экспериментировать, и скоро мотив стал более мелодичным и плавным. — Вот это ты уже сможешь продемонстрировать родителям вечером, — сообщила Тэльмиэль. — Ура! — обрадовалась ученица и, обернувшись, посмотрела с нетерпением: — Леди Тэльма, а мы будем сегодня бегать? — Обязательно, малышка, — подтвердила та. Бег, а еще метание копья и стрельбу из лука Алкариэль очень любила. Даже сильнее, чем танцы, и это несмотря на то, что двигалась и исполняла различные па ее юная подопечная действительно весьма талантливо. Они еще немного позанимались, а потом, когда звон оружия смолк, Лехтэ завершила урок и отправилась с ученицей на опустевшую тренировочную площадку. Малышка заняла исходную позицию и по сигналу наставницы пустилась вперед. «Сюда бы Артанис, — подумала нолдиэ и улыбнулась собственным мыслям. — Вот бы кто смог действительно превосходно обучить ее всем спортивным премудростям». Но, поскольку они с родителями малышки не собирались делать из нее чемпионку всенолдорских состязаний, которые, впрочем, в Белерианде не проходили, было решено, что умений самой леди вполне достаточно. Алкариэль с разбегу перемахнула через препятствие и задорно рассмеялась. — Молодец! — крикнула ей в ответ Лехтэ. А бегунья, достигнув, наконец, мишени для метаний, схватила тренировочное копье и прицелилась. На краю площадки появилась тень, и Тэльмиэль, обернувшись, увидела отца малышки. Тот, перехватив ее взгляд, кивнул, и вновь сосредоточился на дочери. Алкариэль же тем временем занесла руку и, приложив последнее мощное усилие, послала копье в полет. — Ура, почти в самый центр! — Поздравляю! — крикнул Халтион, и дочка бросилась к нему на шею. Стоило сделать перерыв, да и самой Лехтэ было любопытно заглянуть наконец в мастерские и посмотреть, как дела у мужа и сына. — Беги пока домой, — объявила она. — Отдыхай и играй. А вечером приходи — потанцуем. — Скоро праздник Сбора урожая! — напомнила юная эллет. — Верно. И ты должна быть на высоте. Малышка решительно вскинула руку, демонстрируя серьезность намерений всех перетанцевать, и, весело рассмеявшись, помахала на прощание и пошла вместе с отцом. Лехтэ же, наскоро перекусив прямо на кухне, направилась к мастерским.***
Куруфин устало отодвинул очередные расчеты и, не найдя в них ошибки, перешел в ту часть мастерской, где предстояло осуществить задуманное. «Сколько всего уже сделал и сам, и с сыном, а с этой установкой никак не получается! И ведь чувствую, что решение уже совсем близко, почти рядом…» — думал он. — Ясного дня, любимый, — радостно впорхнула Лехтэ, распахнув дверь. — Не помешаю? — Нет, конечно. Хотя… — Ты занят? Мне уйти, Курво? Но тот уже не слышал, а быстро подлетев к столу, где лежали черновики, принялся что-то писать. Тэльмиэль знала, что отвлекать супруга в такие моменты не стоит, а потому отошла к окну и, сложив руки на груди, принялась наблюдать. Однако чем ее нежданное появление помогло ему, понять Лехтэ пока никак не могла. Искусник все писал и писал, изредка бросая задумчивые, чуть вопросительные взгляды на жену, а после кивал сам себе и продолжал строчить. Наконец, отбросив свиток, он подошел к супруге и обнял ее. — Благодарю тебя, родная, — сказал он. — Ты очень помогла мне. Лехтэ вопросительно подняла брови и ласково провела рукой по заплетенным волосам мужа: — Чем же? — Своим появлением. И украшением на твоей голове, — пояснил он. Она с удивлением посмотрела на супруга и, немного подумав, напомнила: — Ты же сам его мне сделал несколько лет назад… — Я помню, мелиссэ, — улыбнулся в ответ Куруфин. — Но именно сейчас я понял, как воде следует выплескиваться на огонь. Конечно, одного этого будет недостаточно, и что противопоставить страху и ужасу, насылаемому Морготом, мы с Тьелпэ еще не нашли. Однако теперь я знаю, как поступить с водой. Думаю, сын справится с недостающими компонентами, и относительно скоро мы сможем испытать нашу новую разработку. — Я очень рада, что смогла помочь, пусть даже так неожиданно, — ответила Лехтэ. — Испытывать снова поедете в Химринг? — На этот раз к Кано. Я обещал ему. — Это хорошо — я давно не видела Макалаурэ. Ты же возьмешь меня с собой? — Если обстановка останется такой же спокойной. Лехтэ улыбнулась и кивнула, а Куруфин нежно поцеловал жену.***
Идриль провела ладонью по лбу и удовлетворенно вздохнула. Долгий труд по созданию галереи был завершен. Падавшие сквозь высокие окна лучи Анара освещали убегавшие вдаль высокие круглые арки, на интрадосе которых было изображено густо усеянное звездами ночное небо, поддерживаемое колоннами в виде раскидистых дубов, тонких берез и мощных вязов. Принцесса сняла туфли и пошла по выложенному камнем полу, беззвучно ступая, чтобы не спугнуть тишину. Над межарочными пролетами их команда трудилась особенно долго. Она сама написала множество фресок, а Ненуэль украсила мозаикой своды. Поначалу роспись в точности воспроизводила ночные улицы Тириона. Казалось, что ты идешь по залитому светом Тельпериона городу, и эта иллюзия была настолько полной, что многие эльдар, войдя туда впервые, заметно терялись. Итариллэ бережно провела ладонью по искусно нарисованной птице, затерявшейся в кроне дерева, и улыбнулась. Как раз в этом месте ландшафт постепенно начинал меняться. В привычный пейзаж оставшегося в прошлой жизни города нолдор вплетались все новые и новые детали, поначалу незаметно, но вскоре посетитель уже не мог не обращать на них внимания и шел, осматриваясь с неподдельным интересом. Всего четверть лиги пути — и вот уже город за пределами галереи был совершенно новый, ни на что не похожий. Иные башни, поля, сады. Хотелось выйти на балкон и, спустившись по лестнице, выбежать на улицу. «Кажется, действительно неплохо вышло», — решила Итариллэ. Теперь можно было и отдохнуть. Вновь надев туфли, она покинула дворец и направилась на поиски подруги. Ненуэль должна была работать над второй по счету мозаикой, которую она перекладывала. Кивнув охранявшим ворота стражам, принцесса вышла на шумную, оживленную улицу, с радостью окунувшись в звенящий гомон. Мощеная гранитом мостовая убегала вдаль. То и дело хлопали двери мастерских. Ветер доносил ароматы свежей выпечки. Мимо прошли сменившиеся с караула у Врат стражи, и дева кивнула им приветливо. — Айя, принцесса, — ответил ей командир. Дойдя до небольшой круглой площади, Итариллэ умылась в ближайшем фонтане и свернула на более тихую, тенистую улочку. В конце ее, окруженная яблоневыми садами, стояла ротонда, позади которой как раз и трудилась дочь Глорфинделя. Остановившись так, чтобы целиком видеть немалых размеров мозаику, она с нежностью вглядывалась в изображенные на ней родные черты. Прадедушка Финвэ в минуту счастья. Взгляд его был устремлен вперед, в немного прищуренных глазах застыли смешинки, и можно было подумать, он видит нечто такое, чего не замечают другие. Богато расшитые пурпуровые одежды поблескивали золотом, фигуру короля окружала вьющаяся лоза, и над ним летали птицы. — Удивительно хорош! — не сдержалась дочь Тургона, и мастерица, обернувшись, широко улыбнулась. — Благодарю! Она проворно сбежала по лесам вниз, и Итариллэ приветственно ее обняла. — Ты не устала? — спросила прямо она. —Есть немного, — не стала отпираться Ненуэль. — А ты хочешь что-нибудь предложить? Принцесса склонила голову на бок, задумчиво прищурившись, и в этот момент удивительно напомнила молодую лисичку: — Да, прогулку. Как ты смотришь на мысль проехаться по полям? — Я только за. Было решено отправляться немедленно, и обе девы направились во дворец, чтобы переодеться и взять коней. — Как поживает дядя Турукано? — спросила Ненуэль. — Я его давно уже не видела за всей этой работой. — По-прежнему, — ответила Итариллэ. — Или трудится, или грустит о маме. Я его, в общем-то, понимаю, но, право, не в состоянии уразуметь, почему он не допускает мысли о ее возрождении. Конечно, мне ее тоже не хватает, однако, когда я думаю о ней, то в сердце поселяется светлая радость. Я убеждена, что обязательно еще увижу аммэ! — Надеюсь, твое предвидение исполнится! — поддержала Ненуэль с чувством. У входа в сад они заметили Эктелиона, и Идриль, остановившись, спросила: — Айя! Мы собираемся на прогулку. Не проводите нас? — С удовольствием. Он бросил быстрый взгляд в сторону Ненуэль, вопросительно приподняв брови, и та, помедлив всего мгновение, согласно кивнула. Нолдо просиял. Девы направились каждая в свою комнату, чтобы переодеться. Конечно, дочь Глорфинделя гостила в своих дворцовых покоях очень редко, однако кое-что из одежды тут хранила. Спутник вместе с лошадями ждал их рядом с конюшней. — Куда направимся? — спросил он, помогая сперва Итариллэ, а потом Ненуэль забраться в седло. Принцесса подумала, а после решила: — В поля Тумладена! Подруга ее радостно поддержала. Кони рысью побежали по улицам города, а после, спустившись по одной из троп с холма Амон Гварет, перешли в галоп. Ветер свистел в ушах, ласково перебирал волосы. Они летели вперед, наслаждаясь движением, словно птицы, порой вброд пересекали многочисленные ручьи. Когда Анар миновал часть пути, спутники спешились у одного из озер и, напившись, перекусили лембасом. Приложив руку к глазам козырьком, Идриль посмотрела на виднеющиеся вдалеке горы. — Как думаете, — задумчиво спросила она, — что происходит там, во внешнем мире? Ненуэль пожала плечами: — Не знаю. Обе девы оглянулись на Эктелиона. Тот на один короткий миг замялся, а после ответил: — Разведчики докладывают, что в Белерианде пока все спокойно. Орки если и появляются, то весьма редко и небольшими отрядами. Похоже, мир воцарился действительно надолго. Итариллэ тихонько вздохнула и, сорвав травинку, сунула ее в рот: — Хотела бы я побывать там, хоть ненадолго. Увидеть других эльдар и иные земли нолдор. Дочь Глорфинделя помолчала немного, а после согласилась: — Я тоже. Очень было бы интересно.