***
В воздухе, напоенное тяжелыми, пряными ароматами цветов и трав, дрожало лето. Стоило только открыть окна в покоях, как оно врывалось с веселым гамом и звоном. Пели птицы, славя тепло, носились над полями стрекозы. И оставаться в замке с каждым днем становилось все труднее. Встав из-за стола, Лехтэ вышла на балкон и долго смотрела в укрытую знойным маревом даль. Хотелось гулять, однако муж и сын постоянно пропадали в мастерских, занятые важным делом, и отвлекать их ради пустяка было бы неуместно. «Но я, в конце концов, могу поехать одна», — поняла она и широко, в предвкушении, улыбнулась. Многочисленные дозорные о возможной опасности все равно предупредят. Быстро переодевшись, она сбежала по лестнице и прошла на конюшню. Сама оседлала Вагая, получая от этого занятия не меньшее удовольствие, чем довольно подставлявший блестящую шею жеребец, а затем, выведя его во двор, погладила бархатистый нос и вскочила в седло. Конь всхрапнул и покосился, словно хотел спросить, куда они направятся. Нолдиэ задумалась. — А не все ли равно? — наконец ответила она. — Давай поедем туда, куда понесут нас ноги. Ну, или копыта. Вагай согласно фыркнул. Стражи распахнули ворота, и Лехтэ выехала за пределы крепости, решив, в самом деле, доверить выбор дороги своему коню. Тот застыл на одно короткое мгновение в раздумьях, и, наконец, посмотрев направо, побежал рысью через поля, грудью рассекая высокие, сочно-зеленые травы. Выехавших следом за ней верных она не заметила, или же только сделала вид, впрочем, те и не собирались досаждать назойливым вниманием, держась на почтительном расстоянии. Лехтэ с удовольствием глядела по сторонам и от всего сердца наслаждалась чудесным днем. По небу плыли легкие, прозрачные облака, и она иногда останавливалась и начинала их разглядывать, фантазируя. То ей чудились в очертаниях небесные лодки, то диковинные звери. Вагай же, пользуясь моментом, начинал пастись и тянулся к самым сочным, вкусным травам и цветам. После оба продолжали путь. Вскоре стало понятно, что конь стремится к Келону. — Ты хочешь там что-то найти? — полюбопытствовала нолдиэ. Жеребец подумал и помотал головой, словно хотел сказать: «Нет, мне просто очень интересно — я там никогда не бывал». Его всадница, впрочем, тоже, а потому она нисколько не возражала. Тем более что до вечера они уж точно вернутся домой. Вскоре после полудня оба остановились, чтобы перекусить. Лехтэ достала из седельной сумки лембас, флягу с водой, а под ногами нашла спелую, ароматную землянику. Подкрепившись, она улеглась прямо в траву и некоторое время лежала, с улыбкой глядя в небо и не думая ни о чем. На фэа было легко и светло. Наконец, отдохнув, они с Вагаем продолжили путь, однако по обоюдному согласию решили повернуть немного севернее. Туда, где начинались холмы, постепенно переходящие в скалы — вдруг там найдется что-нибудь особенно интересное. Хотя на такое везение надежды, разумеется, было мало — разведчики уже неоднократно все поблизости изъездили. Когда под копытами стали попадаться мелкие камешки, ехать пришлось медленнее. Наконец, оставив Вагая и попросив подождать ее, Лехтэ стала взбираться по узкой горной тропке пешком. Вдруг справа послышался шорох сорвавшейся гальки, и нолдиэ замерла, прислушиваясь. Однако никаких шагов слышно не было. Конь внизу тоже не проявлял признаков беспокойства. Подумав, она хотела уже было спуститься вниз, но заметила, как вверху в лучах Анара что-то блеснуло. Решив, что стоит непременно разобраться, она ухватилась за ближайший выступ и подтянулась. Впрочем, уже через несколько шагов обнаружился более удобный, хотя и длинный, путь. Добравшись до цели, Лехтэ увидела необычный камень довольно крупных размеров неровной конусообразной формы, словно вмурованный в скалу своим основанием. Нолдиэ его обошла кругом и в восхищении прищелкнула языком. Минерал был прозрачен, словно родник, и зелен, как полевая трава. Лехтэ села прямо на гальку и, чуть сощурившись, принялась рассматривать сквозь породу плывущие по небу облака. «Надо будет непременно поделиться находкой с Курво или Тьелпэ, — решила она. — Какая красота!» Стоило взять образец, но для того, чтобы отколоть самый маленький кусочек, у нее не было никаких инструментов. С досадой закусив губу, Лехтэ фыркнула и принялась осматриваться в поисках того, что могло бы заменить молоток. Например, камень потяжелее… Булыжника подходящих размеров поблизости не нашлось, однако, оглянувшись, Лехтэ увидела странное существо, по виду как будто разумное. Оно было невысокого роста и с волосами на лице. В памяти всплыли рассказы Карнистира о гномах, и тогда нолдиэ, недолго думая, решила, что если это и вправду науг, то у него должно быть что-нибудь подходящее. — Vandë omentaina, — улыбнулась она приветливо и сделала шаг вперед. — У тебя случайно молотка не найдется? Внизу послышались взволнованные голоса, и Лехтэ, поглядев вниз, увидела верных, подъехавших к самому подножию и с волнением наблюдавших за беседой. На лице коротышки, который в самом деле был явно разумен, читалось потрясение. Однако квенья он очевидно понял. А, может, угадал смысл фразы по интонации и самой ситуации. Как бы то ни было, спустя пару мгновений он полез в сумку и достал оттуда небольшое кайло. — Держите, госпожа, — ответил он на синдарине. — Благодарю. Примерившись, Лехтэ отколола небольшой кусочек камушка и убрала его в карман. Затем, вернув инструмент хозяину, еще раз поблагодарила его и спустилась вниз. Пора было отправляться домой. — Пожалуй, к ужину мы точно доберемся до крепости? — спросила она верных. — Даже раньше, — ответили они, явно вздохнув с облегчением. Отдохнувший Вагай бодро бежал вперед, тоже очевидно предвкушая полноценный отдых и полную кормушку овса. Склоняющееся к западному горизонту солнце окрашивало небо в глубокие золотисто-розовые тона, и Лехтэ любовалась игрой красок. «Каждый закат уникален и не похож на предыдущий», — размышляла она, глядя, как прямо перед глазами все больше растут очертания крепости.***
— Жаркие Лучи ушли. Скоро придут Холодные. Что скажешь, Мудрое сердце? Ты обещал дать ответ, — подошедший к костру сложил руки, как подобало приветствовать уважаемого, но равного себе. — Мы остаемся, — глухо донеслось в ответ. — Веди своих, раз так поверил Железному Охотнику. — Он обещал много еды. Он уже дал нам мяса и огненной воды. Посмотри, что теперь имеется у меня, — он распахнул кожаный плащ, показывая простенькие стеклянные бусы, внутри которых правда иногда пробегал странный темный огонек, но вождь, носивший их, ничего не знал о магии. — Что ты дал ему в замен? — Ничего ценного — десяток женщин, трех лосей и шкуры. Мудрое Сердце хмыкнул и пожал плечами: — Я дороже ценю своих дев. Они не скот, Острый Клык. — Ты прав, от них меньше пользы, — хохотнул он. — Время проститься, Мудрое Сердце. Мы уходим, как только Холодные Лучи спрячутся в нору. — Прощай. Но помни, рано или поздно мы предстанем перед Великим Предком. Не опозорь Быстрого Волка. — И ты. Не огорчи Могучего Медведя. Исполнив ритуал, Острый Клык ушел и увел своих соплеменников на север, туда, где возвышались пики Тангородрима.***
В распахнутое окно врывался яркий, радостный свет Анара, птичьи трели и звон оружия. Тренировочная площадка воинов располагалась совсем недалеко от мастерской, где обосновалась Галадриэль. Оглянувшись, она улыбнулась в предвкушении и торопливо завязала последнюю нитку. Гобелен, который она столько лет вышивала по просьбе Тингола, был наконец закончен. Окинув быстрым взглядом довольно обширное полотно, занимавшее всю стену длинной галереи, нолдиэ от души потянулась и, проворно убрав инструмент, вышла во двор. Все последние годы Келеборн, если не был занят беседами с Артаресто или учебой в мастерских, проводил все свое время за тренировками. И даже его жена, весьма далекая от военной науки, хорошо видела, насколько улучшилось умение любимого. Теперь же было похоже, что ему устроили настоящую проверку. Во всяком случае, именно так можно было подумать, глядя на Нисимона и среброволосого синду. Галадриэль тихонько, стараясь не привлекать к себе внимания, пересекла усеянную густой травой лужайку и встала в тени одной из яблонь. По краям длинного прямоугольного поля, покрытого толстым слоем песка, толпились верные, тоже с нескрываемым интересом наблюдавшие за спаррингом. Келеборн с Нисимоном, одетые в полный доспех, бились не тренировочными мечами, а боевыми. Конечно, разумом Галадриэль хорошо понимала, что с мужем ничего случиться теперь не может, и все же сердце ее начинало учащенно биться, когда остро заточенный клинок рассекал воздух всего в половине дюйма от его лица. Келеборн защищался, а после, неуловимым движением переменив позицию, сам шел в атаку. — Теперь бегом! — скомандовал вдруг Нисимон, и синда, не выпуская из рук оружия, устремился к виднеющимся вдалеке искусственным препятствиям. Наблюдавшие за поединком нолдор принялись кричать, подбадривая его, а тот, пробежав почти лигу, не сбавляя скорости перемахнул через первое заграждение, высотой чуть ниже груди, и устремился ко второму. Прыжки, подтягивания, кувырки через голову следовали один за другим. Нисимон, внимательно следивший, время от времени кивал, а после, когда вся полоса препятствий осталась позади, снова устроил спарринг. Наконец, суровый наставник остановился и, улыбнувшись, хлопнул дориатского принца по плечу. — Ну, что скажешь? — весело спросил Келеборн. — Что я доволен тобой, — последовал ответ. — И, наконец, могу действительно назвать хорошим воином. Только не прекращай тренировок, когда вернешься домой. — Хорошо, обещаю. Воины радостно закричали, а Келеборн, убрав меч в ножны, подставил лицо горячим лучам Анара и прикрыл глаза. Некоторое время он так стоял, словно пытался запомнить этот миг, а после медленно обернулся и, увидев жену, широко улыбнулся. — Мелиссэ, — прошептал он и распахнул объятия. Галадриэль с разбегу бросилась ему на шею и с удовольствием поцеловала, в очередной раз залюбовавшись его точеными чертами и серебряными волосами: — Поздравляю, родной мой! — Благодарю. Ну, как твои успехи? — спросил он, имея в виду гобелен. Разумеется, Галадриэль всегда охотно делилась с любимым, как идут дела, и он знал, что работа подходит к концу. — Наконец закончила, — похвасталась она. — Покажешь? — С удовольствием. Келеборн быстро коснулся губами губ жены и взял ее за руку. Воины начали расходиться, Нисимон, попрощавшись, поспешил к Артаресто, а супруги, переговариваясь на ходу, отправились в мастерские. — Как хорошо тут у тебя, — заметил он вслух, оглядываясь по сторонам и от души наслаждаясь окружающим умиротворением. В золотом квадрате окна танцевали пылинки, листва нежно шелестела, отбрасывая резные тени. — Хоть я и задержалась немного, — тем временем говорила Галадриэль, — но результат, мне кажется, того стоил. Келеборн приблизился к гобелену и не спеша, останавливаясь взглядом на каждой детали, оглядел его. — Несомненно, — ответил он значительное время спустя, и в глазах его сверкнуло восхищение. Дориат. Возможно, на гобелене он был не такой, каким много раз являлся им обоим в действительности, но гораздо красивее. — Когда я вышивала, — призналась Галадриэль, — то вспоминала наши с тобой прогулки. Иначе не представляю, как бы я смогла закончить работу и не показать всю охватившую королевство тьму. — Удивительно, — пробормотал ее муж, по-прежнему не отрывая взгляда, и, подойдя вплотную, провел по узору пальцем. Нолдиэ зарделась от удовольствия. На шелковом полотне пели, рассевшись в кронах деревьев, птицы, свет играл, пробиваясь сквозь листву, в траве, и было острое желание зажмуриться, до того лучи Анара казались реальными. Можно было подумать, что птицы вот-вот вспорхнут, а разноцветные цветы склонят головки. — Мне кажется — я чувствую аромат и слышу пение, — признался синда. Из-за кустов орешника выглядывала лань, а ивы склоняли густые тонкие косы к воде и о чем-то шелестели, словно хотели рассказать историю о древних днях или спеть песню. День на полотне постепенно сменялся вечером, все ярче загорались звезды в пламенеющих розовым небесах, и наконец в траве появлялись светлячки. Гуляли нисси и нэри, танцевали и пели, но самой красивой парой были, конечно же, Келеборн и Галадриэль. — Я думал, честно говоря, что ты изобразишь короля с королевой или же Лютиэн, — не удержался сын Галадона и, обернувшись, весело прищурился и посмотрел на жену. Та в голос фыркнула: — Ни за что! Пусть хоть так, но я выкажу свое отношение к происходящему. Нет, их не будет на моем гобелене, только ты и я. — Что ж, тебе виднее — ты мастерица. А я со своей стороны такое решение одобряю. Твоя работа действительно великолепная. Он подошел и, обняв супругу, поцеловал ее ладонь. — Благодарю, мельдо, — прошептала она. — Значит, в путь. — Да, пора. Твои родители отправятся с нами? — Нет, — вдруг решительно ответил он. — Они, так же как и Галатиль, останутся тут, в Минас Тирит. Нолдиэ в раздумьях нахмурилась: — Но согласится ли твой брат с таким решением? — Ему придется, — уверенно сказал Келеборн. — Я объясню. Конечно, если в Дориате со мной что-то случится, отец с матерью не должны потерять сразу обоих своих сыновей. Пусть хоть один останется жить. Нолдиэ показалось, что само мироздание вздрогнуло и зазвенело, громко расхохотавшись. «Наверное, тяжело возвращаться в родной дом и ждать от этого смерти», — подумала она. Протянув руку, она погладила ласково мужа по щеке. Келеборн в ответ наклонился и поцеловал любимую в шею. Та шумно выдохнула и, потянувшись, развязала ремешок доспеха. Тогда он подхватил жену на руки и понес ее в покои. Начать собираться в дорогу они вполне могут и завтра. И в любом случае, сначала им нужно будет попрощаться с родными. Возможно, навсегда.***
Лютиэн задумчиво и с несколько отрешенным видом шла по длинным коридорам Менегрота, иногда останавливаясь и словно удивляясь, почему и как она оказалась именно здесь. Мелодия, непохожая ни на одну из баллад Даэрона, настойчиво звала ее вперед, однако нечто внутри нее противилось и пыталось отторгнуть навязчивый мотив. Похожее чувство принцесса испытала в прошлый раз, когда осталась с менестрелем наедине. Тот, словно послушная кукла, исполнял ее капризы, терпел очередные порезы и болезненные ласки, однако пытался сопротивляться, пока не потерял сознание. Именно тогда дочь Эльвэ ужаснулась представшей ее глазам картине, словно и не видела до этого, будто не она сама еще пару мгновений назад находила особое наслаждение, причиняя боль и ловя стоны отнюдь не удовольствия. Однако и тогда, похожий мотив заглушил ее сомнения, а позже, когда Лютиэн поведала о своих тревогах матери, Мелиан развеяла все ее сомнения, убедив дочь, что та еще просто не привыкла и не ощутила всю прелесть подобных встреч, а чтобы у принцессы не осталось и тени сомнения, майэ научила ее, как и во что можно потом превратить выплескивающиеся из менестреля эмоции. Заклинания необычайно понравились ей, и вскоре мучительные для Даэрона встречи продолжились. Теперь же Лютиэн с удивлением обнаружила себя у входа в тронный зал. «Странно, впрочем, почему бы мне не поговорить с ада, если уж все равно я пришла сюда», — подумала она, и стража по ее сигналу распахнула двери. Тингол замер перед вышивкой, подаренной ему Галадриэль, и его дочь была уверена, что никогда не видела на его лице такого покоя, гармонии и… счастья. Даже когда раскрасневшаяся и довольная Мелиан выходила из зала, глаза отца так не сияли. — Рад видеть тебя, моя родная, — тепло поприветствовал он. — Ты только посмотри, какая красота! Лютиэн что-то вспомнила. Какой-то разговор с Артанис. Она даже хотела чем-то помочь. Вроде бы. Навязчивый мотив зазвучал громче. — О, ада, вышивка удивительно хороша! Она подошла с другой стороны и, чуть наклонив голову, сделала вид, что смотрит, однако старательно отводила взгляд. — Ты позволишь мне ненадолго забрать ее? Мне так хочется тоже любоваться ею почаще, — попросила она. — Дочка, я буду рад видеть тебя здесь. Зачем ее уносить отсюда, ведь и другие эльдар тоже могут приобщиться к прекрасному. — Всего на пару дней. Прошу тебя, ада, — легкая нить скользнула к разуму Эльвэ, и Лютиэн привычно потянула за нее. Тингол кивнул, но все же сумел добавить: — Не забудь вернуть, как обещала. Принцесса согласилась и спешно покинула зал. Сначала она собиралась отдать вышивку матери, но после передумала и, вернувшись в свои покои, убрала ее в один из сундуков. По прошествии нескольких дней Элу так и не вспомнил, что обещала ему дочь. Точнее какое-то время странное чувство, словно он что-то позабыл, еще беспокоило его, однако Мелиан превзошла саму себя, и Тингола уже не интересовало ничто и никто, кроме собственной жены. Закат Дориата начался.***
— Сегодня прибудут, — сообщил Келегорм брату. — Мне только что доложили дозорные. — Хорошо, — отозвался Куруфин. — Мы готовы к встрече гостей. — Ты Лехтэ предупредил? — О чем? Вроде же Морьо говорил, что наугрим перестали бояться увидеть нисси, хотя предпочитают не заговаривать с ними, тем более первыми. — Она хотя бы знает об их визите? — не унимался Светлый. — Если честно, то забыл ей сказать. Ты же знаешь, я в последнее время… предпочитаю проводить много времени в мастерской. — Так, Курво, время у нас есть. Выкладывай, почему поругался с женой? — Турко плюхнулся на диван и приглашающе посмотрел на брата. Куруфин лишь качнул головой и подошел к окну: — Тьелко, все в порядке — мы не ссоримся. Просто мне сейчас надо доработать… — Не выдумывай! — Я не знаю, как тебе это объяснить… Порой я опасаюсь сам себя. — Вот теперь поточнее, — подбодрил его брат. — Гнев и ярость. Мне не всегда удается сдержать их, а срываться на любимой… я не готов к этому. — Поэтому ты запер себя в мастерской? Не думаю, что это выход, — ответил Келегорм. — Постарайся понять, почему тебя так допекает Клятва. — Понять… как? Как, торон, я пойму то, что уже давно часть меня?! Тьелкормо вздохнул, нахмурился и подошел к Куруфину: — Ты найдешь выход, не сомневайся! Я уверен в этом — верь и ты. Искусник с благодарностью посмотрел на брата: — Пойду и правда сообщу Лехтэ о приезде наугрим. Когда, ты говорил, они должны прибыть? — Ближе к вечеру. Куруфин кивнул и вышел из комнаты. Любимой нигде не было, а тянуться к ней осанвэ почему-то не хотелось. — Лорд, если вы ищите вашу супругу, то она еще утром отправилась на прогулку, — сообщил Искуснику один из верных, заметив некоторую растерянность Куруфина. — Благодарю, — отозвался он и поспешил к конюшням. Уже вылетев за ворота крепости, он понял, что совершенно не знает, куда именно направилась его жена, а потому пришлось прибегнуть к помощи своей любимой кобылы, всегда безошибочно находившей Вагая. Так вышло и на этот раз — вскоре издалека донеслось приветственное ржание вороного красавца супруги. — Лехтэ! Как я рад, что нашел тебя, — быстро сказал он. — Что-то случилось? — полюбопытствовала она, ибо вид мужа говорил о тщательно скрываемом волнении. — Пока нет. — Пока? — Сегодня прибывает делегация наугрим… — А, так вот откуда взялся тот коротышка, что помог мне достать минерал, — догадалась Тельмиэль. — Кто? Где ты их видела? — забеспокоился Искусник. — Там, у берегов Келона, — ответила она и махнула рукой, указав примерное направление. — Далеко же ты отправилась на прогулку… — Не так чтоб очень, — пожала беззаботно плечами нолдиэ. — Почему одна? — спросил он, поискав глазами верных. Однако они, спросив разрешения леди, отстали, желая собрать немного земляники для своих жен. — Ты же все время занят, — напомнила она и выразительно прищурилась. — Прости меня. Куруфин спешился и помог сойти с коня жене. — Лехтэ, я… — он уже готов был поведать ей о сомнениях, терзавших его фэа, но передумал — не хотел взволновать еще и ее. «Мало мне Турко, который теперь приглядывает, как за маленьким», — подумал он, а вслух сказал: — Я, даже работая, не забываю о тебе, мелиссэ. Ты же знаешь, чувствуешь это. — Как и то, что тебя что-то гнетет, ест изнутри, родной мой, — ответила она. — Не будем об этом, — оборвал ее Куруфин. — Лучше расскажи, как произошла встреча с отрядом наугрим. — Отрядом? Я видела лишь одного, — удивилась она. — Странно, — протянул Искусник. — Может, он заметил нечто любопытное и отделился от остальных, чтобы проверить? — Что ж, как бы то ни было, скоро узнаем — ближе к вечеру они будут уже в крепости. — Тогда стоит поторопиться домой! Куруфин кивнул и помог запрыгнуть в седло, не забыв перед этим обнять и поцеловать супругу.