Солнцепёк

      Невесомые, легкие поцелуи тянулись цепочкой от плеча до кончиков пальцев. Се Лянь вынырнул из дремы, потерся лицом о шелковые простыни и зарылся в них, пряча сонную, робкую улыбку, тронувшую искусанные и припухшие губы. Хуа Чэн погладил прохладной ладонью бок и живот Се Ляня, щедро одаряя того незамысловатой лаской. Почувствовав влажный поцелуй на сгибе под коленом, Се Лянь поерзал вяло, приоткрыл один глаз и посмотрел на Хуа Чэна, что прильнул щекой к ноге, обдувая теплым дыханием кожу.       — Уже утро? — осипшим ото сна голосом спросил Се Лянь.       — Уже утро, — подтвердил Хуа Чэн, сыто улыбнувшись и, не сводя взгляда с лица Се Ляня, оставил игривый укус на коже.       Чувство счастья накатывало бурунами, топило в волнистом прибое, проникало лазурной, бурлящей водой в кости, заставляло дрожать и улыбаться от любви, от хрупкости момента.       Хуа Чэн издал странный, очаровательный звук — так похожий на рычание и мурлыканье. Млеющий и полусонный Се Лянь, не сдержавшись, залился смехом некрасиво, глупо и искренне, ощутив щекотку на боку. Он попытался подняться и отползти на кровати, ускользнуть от неумолимой сладкой пытки, но Хуа Чэн, заметив, что его «добыча» пришла в движение, подмял под себя, удерживая бедра ногами, и прижал к груди трепыхающегося от смеха Се Ляня.       — Гэгэ собрался убежать? — шутливо зарычал Хуа Чэн и осторожно куснул за шею. — Я не отпущу, — прошептал он, склонившись к лицу Се Ляня и потеревшись кончиком носа о нос.       Се Лянь будто лишился зрения и слуха вмиг, когда приоткрыл рот, встречая касания чужого языка, что ласкали губы, делая поцелуй мокрым. Все исказилось, пошло рябью, словно легкий ветер тронул гладь воды. Се Лянь лишь осязал покрывшейся мурашками кожей чужое обожание. Хуа Чэн поглаживал большим пальцем его щеку, пока они нарочито медленно пробовали друг друга на вкус.       В это утро, опьяненный любовью и кипящими чувствами в груди, вплетая неуклюже дрожащие пальцы в волосы Хуа Чэна, Се Лянь сквозь поцелуй и прерывистое дыхание, пытаясь оторваться хоть на мгновение от мягких губ и не преуспевая в этом, прошептал, признаваясь в откровенных, порочных желаниях:       — Хочу Сань Лана... ощутить в... себе.       Хуа Чэн, такой же хмельной, одержимый теми же чувствами, блуждая руками по бедрам Се Ляня, выдохнул на грани слышимости:       — Да, — и зашептал невпопад: — Мне приснилось, что я осыпал гэгэ редчайшими на всем белом свете драгоценностями. Ожерелье невиданной красоты, что подчеркивало цвет глаз, браслеты на лодыжки, что переливчато звенели с каждым шагом...       Се Лянь, ощутив, как кругом пошла голова, озорно улыбнулся, подавив смешок, и спросил, поддразнивая:       — Сань Лан лукавит. Разве непревзойденные демоны спят и видят сны?       Пойманный на горячем, Хуа Чэн в отместку на замечание вновь пощекотал бок Се Ляня.       — И серьги с жемчугом, — продолжил он, ласково потерев между пальцами мочку уха Се Ляня. — Я аккуратно проколол гэгэ уши: так, что он не почувствовал боли. А после — целовал и облизывал их, потому что раскрыл одну тайну, которую гэгэ так старательно прятал от меня. — Се Лянь с нескрываемым любопытством всмотрелся в лицо Хуа Чэна, выискивая правду. — Да, я знаю, что уши — самое чувствительное место на теле гэгэ. Конечно, после... — и, значимо подкрепляя свои слова, он обхватил ладонью член Се Ляня, сжал его мягко, провел большим пальцем по венам, обрисовывая их очертания. — В том сне я свернул горы и реки. Поднес к ногам гэгэ все это — власть и богатства, — тон Хуа Чэна с игривого сменился на тихий. Обнаженная честность в голосе волновала, будто Хуа Чэн, скрывшись за ширмой шутливости, говорил о важном.       Се Лянь, пытаясь скрыть трепет и смущение от признаний, коснулся коралловой жемчужины, вплетенной в косичку Хуа Чэна, вызвав этим весьма говорящим жестом хитрую улыбку. Хуа Чэн погладил наполнившийся кровью член Се Ляня, двинул кулаком вниз, наблюдая, как выскальзывает головка из-под крайней плоти. Мягко подтолкнул колено Се Ляня, и тот с готовностью, безмолвно подчинился, приглашающе развел бедра в стороны. Хуа Чэн мазнул пальцами по промежности, нежно потер отверстие.       — Гэгэ до сих пор с прошлой ночи мокрый и раскрытый.       Се Лянь ощутил, как от жгучего стыда кожа на щеках потеплела, будто он долгое время стоял на солнцепеке, жмуря глаза и принимая пламенные поцелуи светила.       Хуа Чэн покружил по отверстию кончиками двух пальцев и протолкнул их осторожно, легко помассировал изнутри. Губы Се Ляня распахнулись, выпустив вздох, и Хуа Чэн, жадно прикипая взглядом к его лицу, вобрал в себя все его эмоции, шумные выдохи, всю застенчивость, что теряла свои очертания, расплывалась под натиском страсти и жажды. Се Лянь дал чувствам волю, отпустил себя; с каждым прикосновением любимых губ и пальцев терял остатки самообладания.       — Сань Лан, я... — заговорил Се Лянь, задыхаясь и путаясь в словах, путаясь в собственных мыслях.       — Да?       Все его тело отозвалось на это короткое, бессильное, на выдохе сказанное «да», затронуло какую-то чувствительную струну в животе. Се Лянь прикрыл глаза от неги и тихо стонал от растущего удовольствия, пока Хуа Чэн размеренно толкался в его нутро.       — Я чувствую себя... — Се Лянь издал неконтролируемый, слабый возглас, когда вспышка удовольствия мелькнула по телу до самых кончиков пальцев ног и разлилась по венам приятной слабостью, делая конечности мягкими, безвольными.       Хуа Чэн с хищной сосредоточенностью всецело отдавался процессу: согнув пальцы и усиливая нажим, гладил пульсирующее от вторжения нутро, вызывая все новые всплески острого наслаждения.       — Я ощущаю, как гэгэ крепко меня сжимает, — услышал Се Лянь разнузданный шепот Хуа Чэна.       Он наклонился за новым поцелуем. Се Лянь потянулся в ответ — поднялся на локтях, встретил его на полпути, прихватывая губы Хуа Чэна своими, покусывая их и углубляя поцелуй, сделал его резче, неряшливее — он себе ранее не позволял.       Хуа Чэн аккуратно вытащил пальцы из Се Ляня и, не переставая целоваться, перехватил свой член у основания, направил в чувствительное и растянутое после ласки отверстие, надавил головкой, медленно протолкнулся внутрь одним слитным движением. Поддерживая за бедра Се Ляня, по́шло, с придыханием принялся озвучивать свои сокровенные желания. Голос сочился страстью и голодом, чередовался с благоговением и шепотом.       — Удивительно: ты такой отзывчивый. Такие сладкие звуки издаешь, сто́ит мне коснуться твоих чувствительных местечек. У меня есть постыдное эгоистичное желание: довести тебя до исступления одним лишь языком, услышать, как ты кричишь от наслаждения, срываешь свой голос от стонов, теряешь сдержанность. Я видел, там, в пещере, я видел, как ты захлебывался от ощущений, как старался не потерять себя в том обманчивом, вызванном демонами наслаждении. Единственным моим желанием в тот миг было помочь тебе, дать то, в чем ты так нуждался.       Хуа Чэн напоследок мазнул языком по губам и отстранился, удобно устроившись меж бедер, опустился на пятки и качнулся, выгибая плавно спину, раз, другой, вызвав обжигающе-тянущее ощущение между ягодиц.       Се Лянь беспомощно сжал простыни в кулаках и выдохнул с глухим стоном такое уязвимое, простодушное, просившееся на язык из самых истоков сердца:       — Пожалуйста.       Хуа Чэн, придержав одной рукой Се Ляня за талию, а другой ухватившись за локоть, потянул его к себе на колени, вынуждая усесться сверху. Се Лянь прикусил губу, чтобы удержать звук, зарождающийся в горле, и опустился вниз, чувствуя, как член Хуа Чэна протолкнулся еще глубже.       — Вот так, да, — похвалил Хуа Чэн. — Я дам тебе все, возьми это. — Его губы прижались к челюсти Се Ляня, и он, томно застонав, скользнул рукой между их телами, сжал в кулаке член Се Ляня. — Хочу вылизать тебя всего.       Он отстранился, чтобы взглянуть на Се Ляня: опалил его своими нежностью и боготворением. Се Лянь на миг забыл, как дышать, забыл, что это возможно и необходимо. А когда вдохнул — потерял себя в наслаждении и дернулся вверх, а затем вниз.       Соприкоснувшись с чужой кожей, переплетая собственные пальцы с пальцами Хуа Чэна, сжав их и откинув голову назад, Се Лянь простонал, вторя громкому стуку собственного сердца, выпуская наружу свои чувства:       — Сань Лан...       Прерывисто задышав, медленно задвигался, по наитию поднимая и опуская бедра в естественном ритме. Приятное напряжение разлилось по телу, вспышки удовольствия множились, расцветали внизу живота огненными цветами, текли медовым нектаром. Не отводя взгляд с помутневших от возбуждения глаз Хуа Чэна, он вильнул бедрами, притиснулся ближе, обнял того за шею и зашептал распутно и беззастенчиво:       — Я чувствую тебя, чувствую, как он проникает глубоко.       Рука Хуа Чэна, плотно сжимавшая его член, гладившая в такт толчкам, выбивала из Се Ляня довольные вздохи и стоны. Жаркая волна прошлась по его животу вниз до самых ног, пальцы поджались в судороге, и Се Лянь ритмично задвигал бедрами.       — Да, вот так, не останавливайся, — произнес Хуа Чэн таким низким голосом, что Се Лянь почувствовал, как тот отдавался дрожью в его собственной груди.       Се Лянь крепко зажмурился до красных кругов перед глазами и прильнул губами к плечу Хуа Чэна, укусил в безудержном порыве, сумев сдержать крик рвущийся из горла. Опустился на члене вниз, неуклюже проехавшись коленями по простыням, и выплеснул толчками семя в ладонь Хуа Чэна. Не соображая от затмевающего все мысли блаженства, двинул бедрами вновь, ловя за «хвосты» остатки удовольствия.       — Я люблю тебя, — прошептал Хуа Чэн и, обхватив Се Ляня за торс, двинулся навстречу. Урча, точно зверь, принялся слизывать бисерную россыпь пота с шеи и груди Се Ляня, особое внимание уделяя соскам. — Хотел бы каждое утро так встречать с тобой.       Уложив аккуратно того на постель и прижав одно его колено к своему боку, Хуа Чэн ускорился, входя рывками в его нутро. Се Лянь почувствовал, как член внутри слегка увеличился, пульсируя, и Хуа Чэн, кончая, что-то неразборчиво пророкотал со стоном, продолжая хаотичные движения.       Се Ляню до сих пор не верилось, что это происходило наяву. Вдвоем, рука об руку, вкладывая каждый свою душу, они строили свой собственный мир, сотканный из теплоты, частого сердцебиения и доверия.       Смотря на Хуа Чэна с обожанием и с толикой нежности, Се Лянь сказал дразнящим тоном:       — Доброе утро.       В глазах Хуа Чэна заплясали искры, и лишь затем появилась улыбка на губах, стала шире, ослепительнее. Он засмеялся мелодично, словно солнце светило лично для него одного во всем мире. И ответил искренне:       — Доброе.