Операция "Поворот"

Пожилая египтянка Мегара, служившая у Апфии еще с тех пор, как прославленная деликата была совсем девочкой, осторожно внесла мисочку с горячей водой и поставила на столик перед своей госпожой. Рядом уже стояла наготове меньшая мисочка, с холодным козьим молоком, а также несколько кусочков мягкой льняной ткани. Апфия, нагая, только что обтертая влажной губкой, омоченной в отваре душистых трав, завернулась в покрывало так, что плечи и верхняя часть груди оставались открытыми, и откинулась на спинку кресла. Мегара принялась осторожными промакивающими движениями протирать лицо, шею и декольте госпожи, чередуя холодное молоко и горячую воду. - Делайте так ежедневно – и вы отгоните старость, - проговорила Апфия своим старшим ученицам, которые, словно три безмолвные грации, выстроились у стены. - Следует также беречь кожу от солнечных лучей. Хиона, помнишь ли ты, какое средство является наилучшей защитой от солнца? Высокая крупная эфиопка вздрогнула и сделала шаг вперед. Она была очень скромна и застенчива, умела прекрасно играть на флейте, но к танцам, которым девушек обучала Мегара, оказалась неспособна. И вся остальная наука не слишком задерживалась в ее чернокудрявой голове. Однако Апфия поняла, что Хиона исключительно покорна и искусна в любви, и потому ей назначали встречи пожилые мужчины, чей любовный пыл уже не был столь жарок, как в молодые годы. - Масло… простите, название исчезло из моей головы. Но разве мне нужно защищаться от солнца, госпожа? – низкий мелодичный голос эфиопки был пленительным для старых сладострастников. - Масло африканского дерева полезно не только как защита от солнца, - холодно ответила Хионе иберийка – у нее было длинное и непроизносимое имя, но Апфия и все следом за хозяйкой звали ее Азора. Это имя очень подходило к ее горящим скрытым пламенем карим глазам и молочно-белой коже. - Это верно, - Апфия выпрямилась в кресле, не отрывая взгляд от большого круглого зеркала, неспешно наслаждаясь видом своего подтянутого, несмотря на сорокалетний возраст, тела и свежего моложавого лица. - Масло орехов того дерева ценней персепольской бирюзы и египетского жемчуга. Потому что бирюза и жемчуг – плохое обрамление для увядшего, сморщенного, как усохшее яблоко, лица. Апфия поднялась и плавными, почти торжественными шагами прошлась по своей небольшой спальне. Мегара и девушки, будто завороженные, не отрывали от нее глаз. Старая рабыня взирала на свою госпожу с благоговением жрицы. И когда несколько лет назад Апфия, обратив в деньги свой роскошный дом, решила перебраться в Рим – буквально за несколько месяцев до конца Ахейского союза и полного захвата Эллады римлянами – Мегара не могла не подивиться прозорливости своей госпожи и ее преклонение стало равным почитанию божества. - Вы можете идти, сейчас время для занятий музыкой, - величественно кивнула Апфия своим ученицам. - Госпожа, приходили от Марка Октавия, - понизив голос, сказала Мегара, когда девушки ушли. - Хиона сегодня приглашена к сенатору Клавдию. Пошли кого-то к Октавию - узнать, достаточно ли будет флейты и арфы. Марк Октавий обычно не приходит с большой компанией друзей, так что девочки справятся и вдвоем – Азора прекрасно играет на флейте и божественно танцует, а Реа искусная арфистка и также прекрасная танцовщица. Тщательно отобранные младшие ученицы, которым еще рано солировать, создадут прелестный фон для этих жемчужин. Апфия вспомнила, как почти год назад Реа впервые появилась в ее доме. Апфия спросила девушку, умеет ли та танцевать, и Реа ответила, что ее этому обучали. - Танцуй! В танце Реа причудливо соединились открытые простые движения египетских ибат, резкие порывистые па сириек, соблазнительные извивы баядерок из страны Инд и еще какие-то, неизвестные Апфии, танцы. Мегара, отбивавшая ритм на систре, сделанном в виде головы богини Хатор, поражалась искусству девушки и сверхъестественной гибкости ее тонкого тела, в котором будто вовсе не было костей. - Госпожа, она, должно быть, обучалась у храмовых танцовщиц, - шепнула восхищенная египтянка. Апфия молчала. Реа ее поразила, однако что-то тут было не так. Каждому из танцев, которые Реа слила воедино, обучали девочек с самого юного возраста. И Апфия не могла понять, как удалось этой девушке, которой на вид не больше пятнадцати-шестнадцати лет, овладеть ими всеми с таким искусством. - Реа… это имя, данное тебе родителями? - Я не знаю своих родителей. Это имя дали мне те, кто меня нашел, - ответила Реа. Лицо ее при этом оставалось бесстрастным. Апфия подумала, что в прошлом девушки таится что-то настолько черное и тяжкое, что она не хочет вспоминать об этом. Да и сама Апфия была не из любопытных – жизнь гетеры предполагает наблюдательность, умение слушать и говорить лишь уместные слова, а вовсе не болтливость. И Апфия стала наблюдать. Телесный осмотр, которому подвергли Реа, не выявил ничего необычного. Правда при ее очень худощавом сложении под нежной шелковистой кожей чувствовались крепкие, словно корабельные канаты, мускулы. Однако в движениях не было неловкой угловатости крестьянки, привыкшей к тяжкой черной работе – Реа двигалась легко и грациозно, а шла, будто вовсе не касаясь поверхности земли. Впрочем, вспомнив ее танец, Апфия нашла легкость ее движений вполне естественной. Слегка удивило Апфию то, что на теле девушки не было ни одного волоска, но она тут же приписала это усердию самой Реа в правильном уходе за собственной красотой. Мегара пробормотала, что в новенькой есть египетская кровь – тонкие кости, узкие бедра и маленькая грудь, длинная шея, высокие скулы и огромные миндалевидные глаза цвета ореховой скорлупы. Апфия, которая гордилась своим умением находить в человеке малейшие следы чужеземной крови, промолчала. Египетская кровь, определенно, есть. И кровь эфиопов также читалась в четком абрисе пухлых губ – однако ни эфиопы, ни египтяне не могли обладать столь белоснежной кожей. И ни у эфиопов, ни у египтян не могло быть таких светло-пепельных, как золотистый ковыль, волос – длинных, прямых и наощупь мягче косского волокна. Такое смешение черт казалось столь же непостижимым, как и смесь из очень разных танцев, которые Реа продемонстрировала. Очень скоро Реа стала одной из старших учениц – она схватывала все просто на лету. Иногда Апфию начинали даже раздражать быстрые успехи Реа. Но и та делала порой какую-нибудь оплошность, как рукой снимавшую недовольство хозяйки. Точно также было и в отношениях с другими девушками – пылкая взрывная Азора пробовала было задевать новенькую, но одного внимательного взгляда ореховых глаз и прямого вопроса «Я обидела тебя? Прости. Клянусь Афродитой, я не желаю тебе зла» хватило, чтобы иберийка успокоилась. Голос Реа подействовал на нее как вылитое на бурные волны масло. *** Марк Октавий широко шагал по мокрым от недавнего дождя улицам, лавируя между лужами. Остальные, не так хорошо ориентируясь в улочках Карины, еле поспевали за ним. Перепрыгивая через лужу, подвыпивший Клавдий не удержался и обязательно свалился бы, если б не схватился за руку Тиберия. Они уже успели порядочно выпить в доме Марка, который жил неподалеку, но Тиберий, невзирая на это, был мрачен и почти трезв. - Тяжела дорога к храму удовольствий! – весело обернулся к ним Марк. - Ничего! Скоро вы будуте вознаграждены, друзья мои – и поверьте, дары Венеры и Вакха будут щедрыми. - Дары… - пробурчал Тиберий, восстанавливая вертикальное положение виснувшего на нем приятеля. Что понимают эти олухи? Завтра-послезавтра прибудет консул Манцин и нумантинские послы. И если Сенат все же откажется признать перемирие – его, Тиберия, вместе с другими офицерами и консулом вышлют нумантинцам раздетыми и в цепях… Нет, надо хоть на один вечер забыть обо всем этом, просто сосредоточиться на темнеющих улицах. - Марк, тут направо! От удивления приятели резко остановились и Тиберий едва не налетел на Клавдия. - Ого! Наш-то скромник, оказывается, не только риторикой и философией горазд заниматься! - гыкнул Клавдий. - И был-то с нами всего раз, и ушел рано, а гляди-ка - запомнил дорогу! - Ничего не могу с собой поделать. Запоминать местность - сугубо военная привычка, - неожиданно для себя съязвил Тиберий. Марк и Клавдий, которые на войне никогда не были, не нашлись, что сказать. Около года назад, дней за пять до его отъезда в Иберию, небольшой тесной компанией они действительно зашли в дом деликаты Апфии. Тиберий уже не помнил, кто именно его туда затащил – Биллий или неугомонный Октавий, который тогда только-только получил наследство от двоюродного брата матери, или тот же Клавдий. Тиберий не был уж таким скромником, каким его считали приятели, просто к гетерам предпочитал ходить в одиночку и не слишком часто. Для него это было таким же легким удовольствием как терма или игра в мяч – занятие для тела и легкое развлечение для ума, не более. Корнелия, его мать, несколько раз намекала, что пора бы обзавестись семьей. Тиберий соглашался и предлагал ту или иную невесту на выданье. Корнелия тут же находила в ней и ее семействе массу недостатков и разговор затихал до следующей невесты. И в тот вечер в компании друзей Тиберий готовился повеселиться на славу. Подведенные сурьмой глаза хозяйки встретили его дружелюбно, красавицы в свободных одеяниях из полупрозрачного виссона и легкого косского шелка порхали вокруг, будто воплотившиеся нимфы. Слышался хрустальный звон струн самбуки и нежное пение флейт. И скоро Биллий уже вовсю беседовал о чем-то с высокой статной темнорыжей девушкой – ее кончики пальцев и тыльная сторона ладоней были покрыты узорами по обычаям какой-то далекой страны. Девушка была на полголовы выше тщедушного Биллия, но того это ничуть не смущало. Он держал покрытую узорами руку в своих ладонях и снисходительно улыбался, когда рыжая то и дело проводила пальцами по его черным волосам, удивляясь их мягкости. Тиберий приподнялся на ложе, ища глазами Марка Октавия, - и замер, пригвожденный к месту взглядом светло-карих огромных глаз. Девушка, вошедшая в атриум, приковала к себе его взгляд. Она была красива? Позднее Тиберий много раз старался припомнить эти черты, насилуя память – до тех пор, пока не смог в любой миг вызывать ее облик перед своим внутренним взором в пугающей, почти осязаемой телесности. Вызывать и снова всматриваться, и снова задавать себе тот же вопрос – она красива? Что в ней красивого? Нет ни величавой округлости, ни выражения гордого спокойствия, ни мягкости. Ее глаза слишком велики, а губы словно припухли от поцелуев. Ее плечи худы, а локти остры как у подростка. Длинные светлые прямые волосы даже не убраны в прическу – они просто укрывают ее, укрывают гораздо лучше, чем полупрозрачный виссон. Когда она под аккомпанимент систра и флейт начала танец – тоже диковинный и ни на что не похожий,- Тиберию показалось, что самый воздух вокруг нее застыл, завороженный странными, какими-то дикими движениями и нечеловеческой гибкостью. Он даже оглянулся на остальных, чтобы проверить свое впечатление. Но нет, все остальные, похоже, не обращают на танцовщицу особого внимания - Октавий подозвал к себе одну из флейтисток, силуэт Клавдия мелькнул между колонн: он нетвердым шагом направлялся в одну из комнат вместе с пышнобедрой иберийкой. Тиберий тогда быстро встал и ушел, потому что почти испугался той власти, которую приобретала над ним эта странная девушка. Уже на улице он слушал приближающиеся шаги ночной стражи и со всхлипами, глубоко вдыхал прохладный ночной воздух, будто человек, вынутый из петли. Однако петля никуда не делась. Она была с ним и дома, и на следующий день, и через три дня – она не душила, не стягивала горло, она просто была. И перед самым отъездом в Нуманцию Тиберий решил выбить клин клином. Он отправился в дом Апфии, предварительно уведомив ее письмом. Дорогой он придумывал, как бы половчее объяснить проницательной хозяйке свой поспешный уход. - Моя новенькая? – встретила его Апфия разрешившим все затруднения вопросом. Рабыня проводила его в небольшую комнатку. Тиберий успел заметить только эбеновую статуэтку в углу – похожие он видел в Карфагене. А потом дверь открылась и вошла она… - Реа, - прозвучало чуждым созвучием в ответ на его вопрос о ее имени. Тиберий чувствовал, как вся его храбрость испаряется, будто вода с раскаленного камня. Идя сюда, он не рисовал в своем воображении никаких соблазнительных картин, думал лишь о том, чтобы избавиться от тягостного наваждения. Но в огромных карих глазах что-то дрогнуло - и давящее, тягостное исчезло. А потом исчез и он сам, потерявшись в теплых глубинах, где не было ничего, кроме их тел, дыхания и объятий. В тот день ему показалось, что он впервые познавал женщину, что каждое его движение в этом хрупком тонком теле было священным ритуалом, служением неведомому божеству. ...- Нет, все же он забыл дорогу! - вывел Тиберия из воспоминаний голос Марка. – Гракх, мы уже пришли! В доме Апфии все было по-прежнему, только прибавился «Мидасов суд» на стене атриума. - Несравненная Апфия, в добром ли ты здравии? – начал Марк Октавий. - В добром ли здравии твои прекрасные ученицы? - Хвала Афродите, все благополучно, - отвечала Апфия с благожелательной улыбкой. - В добром ли здравии вы, прекрасные молодые люди? Как ты нашел Рим после своего возвращения, благородный Тиберий? Располагайтесь, я распоряжусь, чтобы подали вина. - Гетеры все всегда узнают первыми, - вполголоса проговорил Клавдий и пьяно хихикнул. Тиберий промолчал. Апфия не спросила ни о войне, ни о перемирии – в том не было нужды. - Ты там привык к иберийкам? - спросил Клавдий, когда они выпили. Марк пригладил светлые волосы так, чтоб они прикрыли начинающиеся залысины, и подбоченился. - Я беру эту… белую египтяночку, - отрезал он, - с ней как будто с самим собой, да только еще слаще. Тиберий поморщился. - Клянусь Приапом – она умеет читать мысли, - Марк придвинулся к Тиберию вплотную и зашептал на ухо нечто совсем несвязное и похабное. В атриуме стало сумеречно – рабыни погасили все светильники, кроме трех,ближе к центру, оттого углы и пространство между колоннами казались полными шевелящихся теней. Неожиданно зазвучала самбука и мелодичный голос запел по-гречески: Прежде, бывало, в объятьях душил Археад меня; нынче ж К бедной ко мне и шутя не обращается он. Но не всегда и медовый Эрот нам бывает приятен, — Часто, лишь боль причинив, сладок становится бог.** То лицо, которое Тиберий столько раз видел во сне, в сводах палатки, даже внутри собственных закрытых глаз… Оно не изменилось, словно время было над ним невластно. Тиберий хотел сейчас же встать, взять девушку за руку, увести прочь – в глубину дома, вон отсюда, куда угодно. Но гаденький страх и смущение не давали ему даже двинуться. Взгляд Реа равнодушно скользнул по его вспыхнувшему от волнения лицу и снова вернулся на струны самбуки, которые звенели под тонкими пальцами. Возлежавший рядом Марк поднялся и, пошатываясь, двинулся к музыкантшам. Тиберий почувствовал, что если Марк сейчас, вот прямо при нем, уведет эту большеглазую девушку – его сердце просто разорвется. Но за него все решил случай: светловолосая вдруг пошатнулась с исказившимся болью лицом, сжала виски и застонала сквозь зубы. Глаза ее закрылись и она запрокинула голову, бессильно валясь на пол. _____________________________________ * Contra rationem -(лат.) без разумного основания ** Асклепиад Самосский