Северная кровь

      Яркая вспышка взрыва ослепила глаза, оставив во тьме лишь разного цвета плывущие круги. В угасающем сознании Могуна пронеслись, будто сверкнули, последние мысли сожаления и смирения. А затем его проглотила тьма.       Сначала он ощутил боль — тягучую, будто тающий мостик мёда меж расписанной ложкой и гладким озером сладкого янтаря, которой ныли обессиленные мышцы после ночи на твёрдой подушке земли. Затем он почувствовал, как по его коже пробежались мелкие ножки летней гнуси. Плотный хвойный аромат тайги кололся настоящей елью в истерзанных легких. Глухой кашель, что пытался изгнать сладкий воздух, захлебнулся в густой слюне, заставив продрать слипшиеся глаза. Бешеными глазами Могун огляделся, сотрясаясь в могучем приступе. Лес вокруг будто вымер — животные в страхе перед человеком, что передавался ценным наследством между поколениями, замокли. Лишь безмозглые насекомые продолжали скрипеть и свистеть, оглушая непривычный слух.       Могун со старческим кряхтением попытался встать. Стоило только перенести вес на правую ногу, как боль кипятком обожгла обнажённые нервы. Гримаса муки исказила лицо воина, его руки схватили бедро в надежде унять боль. На его глаза выступила влага и с тяжелым выдохом Могун упал на лесной ковёр. Жилистыми заскорузлыми пальцами северянин помассировал толщу мышцы, шипя ядовитым змеем. Проморгавшись спустя некоторое время, он только сейчас заметил цветущий лес. Солнце за чёрными кронами редкими лучами доставал до устеленной цветами осени земли. Крепкие бугристые стволы высились толстыми колоннами, поддерживающими глубокий синий небосвод. Невдалеке прытко пробежало рыжее пятно, чтобы обернуться на длинной ветке белкой. Словно шумный удар молнии о твердь земли, к Могуну пришло понимание своего чувства неправильности. Здесь нет Изменения. Нет того жуткого влияния тьмы разбитого солнца, что захватило всех живых существ под чёрным куполом, куда завела их отряд валка.       Загрубевшая под обжигающе ледяными ветрами кожа впитывала редкое летнее тепло от влажной земли. Могуну было хорошо. В его мыслях даже родилось робкое предположение о лёгком посмертии. Не Вальгалла, да и на Рай не очень походит, но старуха с косой задолжала ему уже за две жизни, пусть вторая и была короче, но куда насыщенной на события. Любование природой и отдыхом закончилось быстро. С раздражением хлопнув по руке, которую медленно изучал какой-то жук, Могун все же решил встать. К не выраженной голодной боли желудка присоединилась мука перетруженных мышц. Глухое гортанное рычание, вырвавшееся из рта, слегка смягчило процесс. Засохшие губы беззвучно шептали проклятия и ругательства. Одним рывком воин оторвался от земли, чтобы нетвердыми ногами пройтись до ближайшего чернеющего ствола. Схватившись за шершавое дерево, он выдохнул.       — Что же, теперь стоит узнать, где я, драг подери! — простуженным шёпотом прошелестел его голос. Ноющее горло слегка расслабило сухую хватку жажды, когда по её стенке проскользнул вязкий комок слюны.       Шатающейся походкой Могун прошагал к другому дереву. Оглянувшись, он напоследок осмотрел маленькую поляну, на которой очнулся. На буром полотне земли темнели его глубокие следы. На смятой траве выделялся алой краской щит, а рядом с ним лежал его трофейный топор, но обессиленный воин решил не брать верных спутников. Все равно вернётся. Да и если предположение про посмертие и Рай верны, то и оружие не должно быть нужным. Но иссушающая жажда, подобная пустынному воздуху, и сжимающий нутро безжалостной хваткой голод сметали все гипотезы животным желанием жить.       Могун прошел сквозь ряд толстых — шире его объятия, если бы он попытался охватить их, — деревьев. Будто дырявый частокол, они росли неровной окружностью, замыкая кольцо высокой сосной. Её черные корни крепко охватывали постепенно рушащийся склон, образуя невысокое плато. Словно пройдя в другой мир, Могун пораженно застыл. В изумрудной низине, сплетенной из мха и многолетних трав, тихо шумело болото. После ледяных пустошей и искаженных земель парад жизни нетронутой природы впечатлил его. Но шокировало бывалого воина вовсе не это. Перед взором широко открытых глаз северянина величаво плывущее по небосводу огромное светло-бордовое светило постепенно уходило за широкие зеленые горы, напоминающие своим видом крупные зубы хищника, будто огромный волк медленно проглатывал солнце.       Мир, который он защитил в черном куполе искажения, уже почти год не видел хода звезды на небе. Светлое пятно высоко на горизонте безразлично провожало длинный путь караванов, не желая спускаться и взглянуть на смертных творений богов. Льды, покрывшие некогда цветущие земли, медленно поднимались к северу, постепенно отпуская из хладного плена новые территории и даруя возможность возродить человечество. Если люди, конечно, выжили. Ещё впервые увидев замершее на небосклоне солнце Могун понял, из-за чего светило ушло ввысь. Последний отголосок смерти богов.       Деревянной походкой, будто некачественная кукла на нитках, он скатился по склону и неловкими широкими шагами достиг мутноватой лужи. Молниеносным движением мужчина припал к глади темной воды, ни на миг не отрываясь. Шумными жадными глотками влага уносила пустыню во рту. Светлые косы и борода расплылись на поверхности болота. Слишком быстрое питье саднило горло кашлем, но Могун не отвлекался и продолжал утолять жажду. Мутная, зеленовато-коричневая вода не волновала его. Не в этот раз.       Блаженно оттолкнувшись от уменьшившейся лужи, он со старческим кряхтением встал. Промокшая и запачкавшаяся рубаха не смутили его внимание. Ещё раз оглянувшись на крупный полудиск солнца, Могун почувствовал себя куда лучше. Тягучие боли ушли, оставив нерезкую скованность в мышцах. Налипшая мокрая рубаха холодной кожей обернулась на теле. Голодный желудок бурно показал свое недовольство.       Могун вернулся и, крепко схватившись за длинный, торчащий из-под обвалившегося плато корень, стремительным прыжком перемахнул обрыв. Скривившись от вспыхнувшей боли, воин нашел свое оружие. Вокруг него шумел лес. Свист ветра сквозь тонкие веточки кружил над головой под аккомпанемент тихого шепота листьев редких деревьев, непокрытых хвоёй. Шум стрекота насекомых вибрировал в воздухе, словно самодельные свистки из детства, которое воин уже и не помнил почти. Крепче сжав в мозолистой ладони трофейный топор, Могун тяжело выдохнул и спустился к болотам: животные должны жить около источника воды. * * *       Громко трещало пламя, вгрызаясь с голодным удовольствием оранжевыми зубами в хворост. С неменьшим аппетитом проглатывал и северянин крупные куски сочащегося запекшейся кровью мяса. Буро-бордовый жир стекал по соломенной бороде. Одуряющий аромат крольчатины витал над поляной. Тихий шорох и в руке Могуна в одно мгновение возникает топор, а темно-зеленые глаза пристально смотрели в сторону леса. Все мышцы тела напряглись, а ноги напружинились, что молотильщик напоминал больше статую, не живого человека. Из длинных зеленых ветвей вышла женщина с невысоко поднятыми руками, обращенными ладонями к нему. В седых волосах её тонкими линиями ещё темнела зрелость, не сменившаяся пока старостью. На тронутой морщинами коже выделялись пламенеющие желтым светом очи, а под ними змеилась полуулыбка. Её одежда не блистала новизной, но тусклая застиранная ткань не спешила опадать ветхим мусором. Длинное платье скрывало ноги свободной юбкой мышиного цвета, касаясь подолом влажной земли. Могун не счел бы эту старуху противником, но в её желтых глазах скрывалась сила, похожая на могущество падшей валки. Долгий поход рядом с ней заставил тело молотильщика учуять тяжелое прикосновение мистической власти. Замерший в осторожном ожидании северянин напряженно смотрел на уже скалящуюся женщину. Между ними трещал костер.       — Кто ты? — не выдержал воин. Его охрипший от долгого молчания голос заставил улыбку странной гостьи и вовсе расцвести. Могуна охватил озноб — ощущение было точно таким же, как перед наёмом валки Воронов.       — Как давно я не слышала этого языка, — медленно, будто смакуя звук явно чуждой для неё речи, ответила она. Морщины на углах её глаз сомкнулись одной линией и она засмеялась. Негромкий смех напоминал карканье и суеверная часть Могуна, воспитанная в традициях умирающего мира, уверилась — перед ним ведьма. Сознание же воина, взращенная будущим веком науки, лишь тихо готовилось к чему-либо. Знакомство с настоящей магией, творимой Эйвиндом и Юно, изрядно подкосило уверенность пришлого в исключительно материалистичный мир. Молчание становилось уже опасно неловким, как ведьма продолжила. — Что же в этой дыре делает такой славный муж?       Акцент её голоса обволакивал слова какой-то мягкой интонацией, что Могун никогда не слышал. Хмыкнув в бороду, он ответил:       — Откуда я здесь — понятия не имею. Последнее, что я помню...       Могун прервался, осторожно оглядевшись глазами. Этот лес цвел жизнью, которая совершенно не знала прикосновения Изменения. Быть может, это были земли южнее Арберранга? Сердце воина ощутило тепло спокойствия — совсем скоро он может встретиться с братом. Ведьма перед ним как-то печально хмыкнула и бросила странный взгляд на него.       — Если ты думаешь, что ты дома, ты весьма сильно ошибаешься, воин.