Daughter of Destiny

— У тебя сейчас глаза виноградного цвета, — Анна полулежала на столе в теплице, смеялась, заглядывая Эльзе в глаза и сравнивая их с черно-синими ягодами винограда, отливающими по бокам фиолетовым. — Правда? Отец сравнивал мои глаза с живым плеском вина, когда напиток разливают по сосудам, и говорил, что так оно напоминает ему длинную линию артерии — болезнь сердца... — графиня плеснула в рядом стоящий бокал пару глотков темно-бордовой жидкости с бликами от дневного света, проникающего в теплицу даже сквозь стекло крыши, мутное от дыхания растений. Она никогда не говорила, но всегда несла эту истину в своем сердце — ей бы было намного проще привыкать к внешнему миру, родись у её отца сын, а не дочь, но комета судьбы свергла короля с шахматной доски, в то время как игра продолжалась, заставляя незащищенную королеву ходить по клеткам черного и белого зигзагами, чтобы сохранить переданное ей величие... Партию нельзя играть без короля, а она вот уже который год доказывает обратное... Анна улыбнулась, невесомо отводя в сторону прядь платиновых волос, упавшую на лицо Эльзы и скрывшую её блеск в глазах. Там, в этих иссиня-черных зрачках, плескалось бурное море, такое же опьяняющее, как и виноград, насильно спрятанный в темное стекло бутылки. Моряки считаются по праву самым развязным и быстро поддающимся опьянению народом, ведь, помимо алкоголя, им приходится сражаться и с бурной стихией. В воздухе витал терпкий слегка кисловатый аромат, отчего даже Зефир угомонился, оставив в покое тонкие истерзанные ветви винограда, и раздувал ноздри, словно запах щекотал его лошадиное нутро. — И всё же... Мой дедушка, ведь он имеет право распорядиться моей судьбой так, как ему будет угодно... Анна умолкла, когда прохладные пальцы Эльзы коснулись её кожи на талии, ненавязчиво расстегнув пару пуговиц полупрозрачной блузы. Сама она уже согрелась, и такой ощутимый контраст заставил её вздрогнуть, но графиня, проигнорировав легкую дрожь Блэр, надавила на линию ребер, точно ей захотелось проникнуть под тонкую девичью кожу и коснуться гулко бьющегося сердца. Анна превратилась в безвольную марионетку, но, видят небеса, по собственному желанию, и теперь, когда фарфоровая кожа Эльзы была так волнующе близко, казалось, что тело её предаст, обратившись в кусок застывшей материи — ангельская статуя, держащая на тонких крыльях выступ каменного здания, и лик у неё отчего-то блаженный, радостный, словно этот самый камень ничего не весит. — Вздор! — Эльза пригубила вина, которое пахло скорее долго хранившимся соком, нежели, действительно, алкоголем, а, может, так оно и было. — Твоим опекуном является Хейли Блэр. Я точно уверена. И, к слову сказать, я уже написала ей весьма лестное письмо, знаешь, хм, насколько я, разумеется, могу быть таковой. Уж с женщинами я нахожу общий язык куда быстрее, чем с мужчинами, — графиня проследила за неуверенным взглядом Анны, — да, брось, Анна! Это ведь правда! Только не ревнуй, веснушка! Но... Ревновать это... Мило... Хотя я никого никогда не ревновала... Боялась — да. Но страх быть ненужной — это не ревность... Впрочем, наверное, так люди выражают свою любовь... Я не привыкла доверять, поэтому — к чему ревность? Однако с тобой... — А мне ты доверяешь? — Анна бросила взгляд на графиню, но так неуверенно и нервно, словно готова была обжечься раскаленным железом и ощутить, как прохладная ладонь покидает чувствительный участок тела. Впрочем, пальцы Эльзы продолжали нежно гладить линию талии, то поднимаясь к началу груди, перетянутой мягкой тканью, то опускаясь к краю пояса бархатной юбки, не переходя дозволенные границы. — Ты, Анна, за пределами этого мира, — Эльза сжала талию Анны. — Это как доверять самой себе, понимаешь? Розали, Грег, даже, — она кивнула в сторону Зефира, который сонно моргал глазами, — Зефир... У вас ведь всё на лице! У коня на морде, конечно... Таких людей очень мало, поверь моему опыту. Кри-ти-че-ски мало... — Ты будешь ревновать, если... Анна была рада забыть об Августе Блэре и о том, что ей, возможно, улыбнулась богиня удачи, но вот с подходящими словами у неё до сих пор были проблемы. — Анна, милая, ты хочешь, чтобы я ревновала? — Эльза лукаво улыбнулась, отчего её тонкая линия губ окрасилась в темно-бордовый. Графиня сократила между ними расстояние, касаясь Анны сладким дыханием. — Хо-ро-шо, мисс Блэр... Но, просто предупреждаю, невинные трупы мужчин будете соскребать с паркетов сами! Анна очаровательно закатила глаза, поддаваясь всем телом вперед, чтобы почувствовать, наконец, желанный вес на себе. В глазах напротив веселился опьяняющий шторм с грозовыми перевалами по краям почти черной радужки. — А если это будут девушки? Эльза злобно хмыкнула, оставляя на губах девчонки едва уловимый поцелуй. Так целуют детей перед сном. Эльза играла, и в эту минуту ей больше подходила роль мага, который обвесил себя амулетами и смертоносной харизмой. Эта сторона графини всё еще пугала Анну. — Разве найдется во всём Лондоне хотя бы одна безумная, чтобы встать у меня на пути? — Неужели умрут невинные? — Анна улыбнулась в ответ. Она застенчиво прикрыла глаза, почти касаясь своими ресницами графини. — Тебе решать, — Эльза припала к губам напротив. — Розали, мы дома! — Анна залетела в квартиру растрепанным вихрем, отчего кот, не привыкший к столь бурной активности кого-либо из людей, зашипел и выгнулся дугой, меча искры глянцевой черной шерстью. В квартире было темно, и только свет от недавно затопленного камина освещал полукругом диван, кресло да ту часть кухни, где служанка явно что-то готовила, а уж как играли огненные блики на стеклянном столе! Словно магия проникла в интерьер окружающего пространства. Эльза то ли хмурилась, то ли смеялась, плавно вплывая через дверь в относительное тепло лондонского дома, и пыталась на ходу снять плащ и справиться с заколками в волосах, чтобы ощутить, наконец, домашнюю атмосферу уюта и покоя. Блэр практически сшибла экономку с ног, обхватывая ту руками, и повисла на ней тряпичной довольной куклой — рыжие волны волос загородили женщине обзор на полную картину хаоса. Эльза криво расплылась в улыбке, словно довольная кошка. — Какой ужас! — Розали с характерным стуком поставила противень с запеченным картофелем на стол. — Да вы обе пьяны! — экономка испуганно моргнула, когда Эльза неуклюже свалилась в кресло, но, не изменяя своей элегантной натуре, опустила ногу на ногу и запрокинула голову, освобождая себя от тисков шарфа. — Мертвецки пьяны! Какой кошмар! Стыдно! — женщина ловко расцепила кольцо рук Анны, гордо прошагала до своей хозяйки и шутливо, но достаточно ощутимо, ударила Эльзу кухонным полотенцем по плечу. — Избалованный ребенок! И как только совести хватает появляться передо мной в таком виде? Эльза окинула себя удивленным взглядом, а затем и еще несколько раз, но ничего необычного, судя по выражению её лица, не обнаружила: да, возможно, пояс вельветовой юбки слегка уехал в сторону, но это ведь сущая мелочь... Да и кто обратит на это внимание в столь поздний час: она моргнула пару раз в сторону часов, минутная стрелка которых с характерным щелчком облизала циферблат до половины десятого. — Какая ты злая, Розали! Имеют же право две девушки отдохнуть один раз в сто лет? — Эльза ослепительно улыбнулась, Розали перевела взгляд на Анну, которая кивала с серьезным лицом, подтверждая слова графини. — Пьянка — не отдых! — лицо старушки побагровело. — Уже вечер! За окном тьма непроглядная! Конь, наверняка, голодный! Я приготовила обед, но кого это волнует?! Матушка Роуорда приезжала во втором часу дня, чтобы занять денег, — мерзавец, её сын проигрался в карты, и скажи на милость, мне пришлось отбиваться от этой семейки в одиночку! Ты уж соизволь настрочить ответ Роуордам! — Эльза закатила глаза, борясь с желанием не женственно икнуть, отчего Анна едва удержала себя на ногах, ухватившись за поверхность кухонного стола. — И... И... — Розали едва переводила дух от праведного гнева. — Ну погоди же! Завтра я тебе устрою головомойку! Никакого чая с мятой! Эльза ловко увернулась от полотенца, повторно замахнувшегося на неё. — Да брось, Розали! Мы не пьяны! — Эльза, как могла, старалась сфокусировать усталый взгляд на женщине, грозно возвышающейся перед креслом. — Просто с улицы только-только, а там очень холодно! Ты бы лучше накормила нас, чем ворчать! Графиня всплеснула руками, но тут же схватилась за голову, ощущая невидимые тиски под коркой головного мозга. Уильям запрыгнул на колени к Эльзе, ласково стукнувшись черной мордой о локоть хозяйки и получая ответную реакцию. Кот любил её любой, видимо, помня, кому он обязан безбедной жизнью. Бледная ладонь похлопала по коленям, приглашая Анну, и, если бы не затуманенное сознание последней, Блэр бы никогда не позволила столь развязной откровенности со своей стороны — девчонка подлетела к графине, словно неровный мотыльковый пунктир, и прыгнула в раскрытые объятия. Розали, открыв рот, наблюдала немую картину: Анна сидела на коленях Эльзы и держала в руках огромного кота, пока сама Эльза боролась с остатками здравого ума и думала, прикидывала, как ей убрать мешающую прядь, не убирая рук с талии уже окончательно расслабленной Блэр. — Ох! — Розали буквально простонала свое недовольство. — Просто фарс! Знаешь что, уважаемая?! — экономка ткнула пальцем в довольную физиономию Эльзы. — Ужинать сегодня будет только Анна! — старушка громко прошлепала на кухню, не переставая ругать невидимого собеседника. — Испортила мне девочку! Просто испортила! Совсем дитя! Ей все пути открыты, а она что? Ты, надеюсь, не таскала её по этим своим великосветским пирушкам? — Розали, ты же знаешь, что я не перевариваю высший свет! — Эльза коснулась щекой щеки Анны, смеясь над чем-то в своей голове. — Не злись, милая Розали... Я, честное слово, буду тебя слушать, но после, хорошо? Хочешь, я даже обед завтра приготовлю? Тебе же нравится швейцарский суп в моем исполнении? Анна, — Эльза вскинула руку, словно в ней должен был оказаться флаг Англии, не иначе, — там вообще отменные сливки! Блэр засмеялась, представив графиню в фартуке и домашнем халате — образ почти вымышленно-библейский. — Смейся-смейся, негодница! Да не подлизывайся! — Розали укладывала картофель в тарелку. — Всё равно! Ужинать будет только Анна! Ты уже приняла свою порцию "чего не надо"... Блэр сощурила глаза, щелкнув Эльзу по носу, мол, сама виновата, а я-то тут причем? Эльза боролась с явным желанием откусить пальцы рук, которые позволили себе настолько откровенный и некультурный жест, но только и смогла, что покраснеть... Вино и правда оказалось крепким, и мысли путались, воюя с цветными картинками перед глазами: камин, цветастый фартук экономки, рыжие волосы Анны, сливающиеся с огнем в очаге, такие медные, что в их ореоле её бледное лицо казалось освещенным изнутри, точно лампа, да яркие светящиеся кошачьи глаза, и блики зеркала, падающие в пространство прозрачных ваз на окне... — Розали! Брось трепаться! Я вообще-то твоя хозяйка! — Эльза сбросила Анну со своих колен и уже хотела сдаться и притянуть уютное тепло чужого тела обратно, как того и след простыл. Анна ускользнула, чтобы прыгнуть взлохмаченной кошкой на высокий стул, принимаясь за еду, хотя её взлет до кухни и был удручающим — она всё же задела край ковра и совсем не грациозно заскользила по чистой кафельной плитке до Розали, нервно сжимавшей тарелку в гневно трясущихся руках. — Тебе письмо от мистера Стоуна, моя хозяйка, — Розали пригладила рыжие волосы Анны, обращаясь к Эльзе, но не поднимая на неё своих глаз. — Оно там, в твоей комнате, и не свались с лестницы, когда будешь подниматься! Аристократы! Анна прыснула, давясь картофелем и острым соусом. Эльза бросила в служанку грозный взгляд. Уильям устало зевнул на заднем фоне у камина. — И не смотри так! Марш в комнату! У девочки завтра голова болеть будет! Споила ребенка и радуется! — О боги, Розали, ты теперь меня до старости проклинать будешь? — Столько не живут! — Розали даже не повернулась в сторону Эльзы. Графиня, скрестив руки, почти рыча, бросилась вверх по лестнице. На втором этаже послышался стук и падение чего-то явно хрупкого, затем вполне уместная бранная речь и хлопок деревянной двери. Розали вздохнула, рассматривая сгустки тьмы за окном: по улице кто-то еще бродил, кричал, свистел, после чего всё смолкало на какое-то время, чтобы возобновить музыку ночного города вновь. — Мне нужно покормить коня, Анна, — старушка похлопала Блэр по плечу, — а ты доедай. Я там ванну набрала, после ужина можешь отдохнуть, да только боюсь свечи догорели... Я новые принесу, хорошо? Если Эльза всё же спустится, так и быть, пусть поест... Не дитя, а исчадие Ада! Розали накинула на свои плечи шаль, выбегая в холод улицы, и Анна тепло улыбнулась, прислушиваясь к треску дров в камине. Она почти не была голодна, но ради приличия сонно ковыряла вилкой в тарелке с уже остывшим ужином и мысленно погружалась в теплую воду с огромными айсбергами душистой пены... — Ты как? — Анна неловко помялась у порога и только затем вошла в комнату Эльзы, сжимая в одной руке графин, а в другой — стакан. Эльза, отложившая лист письма в сторону, задумчиво подняла голову. В полупрозрачном матовом графине до краев плескался сок, что делало его тяжелым, а Блэр в двойне уставшей, но та, явно обеспокоенная, не обращала на данный факт никакого внимания. Босыми ногами она перекатывалась с пятки на носок, и паркет словно пружинил под ней, хотя, вероятнее всего, Эльза действительно переборщила с вином. — Поставь на комод, — она махнула рукой, призывая Блэр сесть на кровать рядом, — ты его сейчас в самом деле уронишь... — Тыквенный сок. Розали настояла, — Анна опустила графин на указанное место, предугадывая — пить Эльза не хочет. Блэр почти невесомо упала на кровать, подбирая оледеневшие ноги и касаясь своим бедром чужого, отчего по телу разлилась приятная усталость. Лампа тускло мигала, точно внутри поселился светлячок и тоже хочет поскорее уснуть. В Норвуде светлячков можно было встретить лишь в особенно жаркие дни лета, и только, конечно, зайдя подальше от людской суеты в самые высокие заросли ближе к краю леса. Ближе к Уингфилду... Но до него от дома священника было далеко, а перед тем — всё степи, степи, ледяные даже в июльские дневные костры. К тому же, Уингфилд и правда славился среди местной ребятни жутким прошлым, в котором призраки едят невинные души. Анна верила во все истории, а отец запрещал... — Эльза, — Анна старалась говорить тихо, но сама не понимала, почему, — а близ Уингфилда можно увидеть светляков? Папа говорил, что рядом с твоим поместьем густые леса чертят узоры на черной от томительной влаги земле и высокие кроны стоят стеной, словно хранят за собой древний дохристианский мир... Это так? Я тогда не знала, что поместье тебе принадлежит, да и мальчишки говорили, что там никто не живет. Папа любил пугать, но делал это исключительно в воспитательных целях, мне думается, — Блэр закусила губу, вспоминая теплую и одновременно строгую улыбку отца, — а я часто не слушалась, вот он и придумал историю с мрачным особняком в надежде поселить в моем детском сознании страх и трепет. Но теперь-то я уверена, что там замечательно, ведь ты живешь там... Эльза молчала какое-то время, поглядывая на письмо, а затем на свои руки, пожалуй, единственное место, не плавающее перед её глазами. Уингфилд и правда мрачен... Здесь едва ли удастся соврать: темные длинные коридоры, паркет из черного дерева, дорогой, филиппинский лунный эбен, едва ли отражающий другой свет, кроме каминного, пустой холл, лестница, ведущая на этажи выше, к её кабинету и двум спальням, ветер, налетающий со стороны леса... Лес... Ночные кошмары. Наверное, поэтому она и купила собаку... Здоровенный, теперь уж точно, сенбернар не давал тишине поглотить её, лая и отпугивая таинственные шорохи лесных, как любил выдумывать граф, фей, крадущих хорошеньких мертвых девочек... Эльза долго боялась, что умрет во сне, бледная и хорошенькая, чтобы успокоить древесные души волшебников. Детские сказки преследуют человека всю жизнь... Грег тоже был тихим, лошади спали, прислуга ночевала у себя в домах, а тишина убивала, давила, съедала и с появлением собаки не ушла окончательно, а просто затаилась... Уингфилд был уродливым красавцем, этакая парижская гаргулья, каменная и холодная, но величественная, заставляющая трепетать и поклоняться, потому что всегда высоко, почти под небом... — Нет, Анна, твой отец прав во многом, Уингфилд — мой главный кошмар, — Эльза выдохнула, взглянув на девчонку. Глаза Анны заинтересованно прожигали её насквозь. Неужели не боится, неужели интересно? — однако, есть и светлая сторона... В конце концов, да и глупо как-то, по-детски, но я прожила там почти восемь лет после смерти графа... Страшно, жутко, но это место воспитало меня, замкнуло в своих стенах, и, как бы весело не было на вечерах, обедах, балах, я всё равно бежала в этот мрачный уголок своей души... Запиралась с книгой в кабинете, с книгами отца, точнее, которые старательно сохранила и перевезла из Лондона, садилась у камина, одергивала шторы, чтобы не пугаться вековых сосен за окном в сумерках, и читала, читала, читала, только бы не слышать стук собственного сердца, иногда даже вслух... Теперь по вечерам я слышу лай собаки... Никогда не думала, что заведу пса, представляешь? Мне больше шекспировские коты импонируют, но те молчат, а мне нужен был звук, понимаешь? Хоть какой-нибудь, только живой и громкий... Но есть и светлая, как я отметила, сторона... Флокс... Флокс, многолетнее растение с нежными лавандовыми и темно-розовыми цветками, которое растет по всему участку поместья, облизывая своими игольчатыми листками даже каменные дорожки, отчего Грег приходит в ярость — вечно ходит вдоль дорожек и ровняет цветы садовыми ножницами. Цветы уходят в овраги и дальше, к лесу, и вот там-то твои светляки... Ночами из моего окна виден таинственный свет, словно и впрямь феи устроили огненный танец... Ты должна увидеть... — А мы когда-нибудь вернемся в Норвуд? — Анна прильнула к Эльзе, обвиваясь вокруг её руки. — Хочу темных коридоров и веселых псов... Звучит не так плохо, если мы будем вместе... Эльза удивленно сморгнула резкое и учащенное сердцебиение. — Ты бы смогла жить в месте, подобном этому? — графиня боялась шевельнуться в теплых объятиях. — Почему нет? — Анна коснулась ледяной ладонью пылающей щеки Эльзы. — Эльза, я всю жизнь прожила в месте, куда более мрачном, чем Уингфилд, но теперь ты рядом, и какая разница, черные стены или белые, длинные коридоры или узкие, добрые истории или злые? К тому же, побыв со мной и с моим братом недельку, ты сама нас погонишь из дома! Мы несносные! Анна засмеялась, пряча лицо в рыжих волнах волос. Эльза почти подхватила её смех. — Если ты, Анна, не ангел, то я больше не верю в Бога, — Блэр хмыкнула, не собираясь отрицать столь лестное сравнение. Розали бесшумно прошлась вдоль коридора второго этажа, и яркие глаза Уильяма следовали рядом с её длинной юбкой, но, остановившись возле комнаты Эльзы, экономка отчего-то помедлила входить и только устало прислонилась к дверному косяку, заглядывая незаметно в теплый тусклый свет небольшой щелки. Кот присел у ног, дернув ушами и вопросительно подняв морду вверх: хотел было заорать, но старушка пригрозила ему пальцем, и тот только повел усами. В руках экономка сжимала чистые полотенца. — Эльза, — шепот Анны вновь разрезал тишину, — там Розали ванну приготовила, знаешь... Только там жутко как-то: свечи на полу в каких-то старинных фламандских подсвечниках, темно-синее окно и зеркало огромное. Мне страшно любопытно, но, кажется, я немного боюсь... — Ты предлагаешь совместное принятие ванны, рыжая хулиганка? — Эльза склонила голову в бок, весело качнув ногой. Её туфли лежали возле кровати. — Если это не нарушит твои границы или ещё что-то такое, о чем я не знаю... Просто, мне ужасно неловко, поэтому ты лучше решай быстрее, чтобы я не передумала внезапно, а то мои щеки сейчас сольются с моими волосами... Необязательно вместе, знаешь... Ты только рядом будь, хорошо? — Анна хлопнула себя по лицу. — О ангелы, как мне неловко! Почему-то просить об этом сестру было так просто... Эльза тепло улыбнулась, убирая руки Анны от лица. — Я согласна, — она почти рассмеялась, потому как Блэр едва не подавилась испугом. — Так даже быстрее, если честно, но надо торопиться, а то вода остынет. В конце концов, раз уж мы собираемся и дальше открываться друг другу — придется преодолеть и этот рубеж наших отношении. Только не заплачь, Анна! Это ванна, а не предложение руки и сердца! Эльза ликовала наблюдая игру эмоции на бледном девичьем лице. Анну бросало то в холод, то в жар, и она то ли кивала, то ли качала головой от испытанного шока. Блэр вдруг в ярких красках представила, как графиня, с чего бы вдруг, делает ей предложение... Картинка была исковерканной, с трудом по началу представляемой, потому что в её воображении именно мужчина должен был сделать подобный шаг, а вот как это должно было выглядеть в сложившейся ситуации... Анна пыталась проглотить собственное сердце, бившее набатом где-то в горле. До этого вечера она и думать не могла ни о чем таком — это просто не было её жизнью, этому не учили, об этом не говорили, и в её голове долгие годы был выстроен каноничный образ прекрасного с алтарем и какими-то обязанностями, но появилась Эльза и провела кровавую черту по замусоленной картинке. Почему кровавую? Анне словно сделали переливание старой крови на новую, сделали кровопускание, и оно, как ни странно, пошло на пользу...Всё, о чем говорили отец, Хейли, миссис Стоун, учителя, Лиззи и даже Розали, растворилось в платине волос лондонской наследницы. — Анна, ты меня пугаешь. Неужели и впрямь язык проглотила? — Эльза надавила на нижнюю губу Анны, заставляя ту приоткрыть рот, и, словно врач, оценивающе хмыкнула. — Да нет, язык на месте... Чего молчишь? Я, конечно, лишнего наговорила, но не стоит же так жутко реагировать... Кто делает предложение в ванной? Согласись, как-то не романтично... — А я... не против, — выдавила Анна. Эльза широко распахнула глаза, трезвея после каждой пролетевшей секунды всё больше и больше. Розали едва не подавилась собственным испугом, прикрывая рот рукой. Уильям, видимо, уставший сидеть возле комнаты, резко толкнул лапой дверь, открывая обзор на немой ужас в глазах почти бледной, как мел, служанки.