Течение воды и звук гитарных струн

      Монотонный звук льющейся из слегка ржавого крана в кухне Джононов воды стал для тебя чем-то обыденным. Ты давно привыкла приходить в подвал старых апартаментов в любое время дня и ночи, ведь тебя просит об этом непосредственно он. Тянет тебя за руку после школы, ссылаясь на то, что у себя дома в одиночестве неимоверно скучно, заставляет твой телефон разрываться в три утра от его звонков, а после бормочет сонной тебе что-то о своих беспричинных страхах и кошмарах, говорит немедленно бежать к нему, даже не удосуживаясь произнести «пожалуйста». И ты раз за разом соглашаешься, наспех натягивая изношенные порванные джинсы и синий свитер, и без зазрения совести перед родителями покидаешь дом, направляешься к потрепанному зданию, спускаешься в подвал и позволяешь ему снять с тебя ветровку и шарф, а после заключить в крепких молчаливых объятиях. А потом он улыбнется своей свойственной расслабленной улыбкой, предложит выпить пива и, получив смущенный отказ, достанет из холодильника газировку.       И вот сейчас ты стоишь в чужой кухне, неспешно отмывая скопившуюся в раковине посуду от остатков еды, и слушаешь журчание воды, умиротворенно прикрыв глаза. Время от времени твое спокойствие прерывает приглушенная игра на гитаре, заставляя сердце подскочить и застрять где-то в области горла. Ведь он сидит позади, закинув ноги на стол, и аккуратно проводит медиатором по струнам, наигрывая какую-то свою мелодию.       Ты давно заметила одну небольшую тенденцию: во время каждого твоего пребывания в подвале металист крайне молчалив, и на все твои вопросы, по какой все-таки причине он попросил прийти именно тебя и зачем, лишь поднимает помутневший взгляд карих глаз и, осматривая тебя с головы до ног, еле заметно растягивает губы в улыбке, после продолжая свои занятия.       Ты замечаешь, что с каждым разом в его комнате все больше мусора — будь то коробки из-под пиццы или простые скомканные листы с неудачными рисунками. Невольно ты принимаешься за уборку, ведь на дух не переносишь бардак, и задерживаешься до поздней ночи, а после молча уходишь, думая о том, может ли этот парень специально раз за разом разбрасывать хлам по всей квартире.       В ночные визиты он любит усаживать тебя перед телевизором, включая какой-нибудь ужастик и пихая в твои руки банку содовой, а после утыкаясь в твою макушку носом, все еще не произнося ни слова. Иногда он засыпал прямо так, вынуждая тебя краснеть, аккуратно вылезать из-под массивного тела, выключать телевизор и уходить домой. Уже там, при переодевании в домашнюю одежду, ты неоднократно замечала на свитере грязные карандашные следы, оставленные его руками.       Однажды, вытирая пыль с полок в его комнате, ты нашла потрепанный блокнот с рисунками, среди которых был и твой портрет. Дрожащими руками кладя его на место, ты решила, что Ларри просто нечего было рисовать. Ведь для чего, кроме как для натуры, ему еще нужна такая, как ты?       Стоит Джонсону посмотреть на тебя, как ты тут же мнешься, поправляешь одежду, стараясь любыми способами скрыть жирок на своих боках, ведь, кто знает, вдруг ему, худому и коренастому, покажется это чем-то отвратительным. Но каждый чертов раз он расплывается в насмешливой улыбке, заставляя твои щеки покрываться пунцовым румянцем.       Непринужденное поднимание уголков губ стало его ответами на почти любые твои слова или действия, и, к сожалению, ты не до конца понимаешь, что он пытается тебе этим сказать. Быть может, издевается? Испытывает твое несчастное, влюбленное сердце на прочность? Но, разве, за все эти месяцы ему не должно было это хотя бы немного надоесть?..       Твой живот предательски скручивался, а дыхание замирало, когда ты видела его изменения с годами: из сутулого, костлявого подростка он превратился в сильного и широкоплечего парня, отрастил бородку и прибавил в весе за счет усердных тренировок в спортзале. Ты надеялась, что твоя влюбленность пройдет со временем, словно юношеский максимализм, но каждый раз, когда металист проявлял к тебе внимание, ты начинала заикаться, комкать низ свитера в ладонях, отводить взгляд в сторону, лишь бы не натыкаться им на ехидный блеск карих очей.       Наверное, тебе давно нужно было плюнуть на все: на Джонсона, на его вечные молчаливость и насмешки, на то, что он сущий грязнуля, неряха и раздолбай. Плюнуть, уйти домой, хлопнув дверью, зарыдать в подушку и больше никогда сюда не возвращаться.       Но ты продолжаешь надраивать эти дурацкие тарелки, сглатывая, стараясь хоть немного унять подступившие к глазам слезы. Осознание того, что тебя используют, обрушилось на голову с небывалой силой, вынуждая сердце болезненно забиться, а ноги ослабеть.       Ты выключаешь воду, — теперь в помещении звучит лишь гитарная мелодия, зажмуриваешь глаза, стараешься собрать все силы, что у тебя есть, чтобы повернуться к этому самовлюбленному идиоту и высказать все, что ты только о нем думаешь.       Наконец, ты оборачиваешься, сжимаешь ладони в дрожащие кулаки. Металист продолжает брынькать на своем паршивом инструменте, кажется, даже не заметив, что ты прекратила мыть посуду. Ты приоткрываешь губы, готовая вылить на него все, что накопилось, но парень делает это первым.       — О чем вы вчера разговаривали с Пыхом? — его голос хриплый и тихий из-за продолжительного безмолвия, и ты чувствуешь очередной порыв бабочек в животе.       — Мы… эм… Ну… он позвал меня погулять на выходных… — вся твоя решительность в один миг куда-то улетучилась, освободив место привычным робости и замешательству. Похоже, это конец.       Ларри чуть нахмурился, глядя куда-то в пол, после чего в последний раз провел по струнам, возвращая квартире гробовую тишину.       — Я надеру зад этому жирному ушлепку.