Они сошлись, как лёд и пламень...

      – Прим, что это у тебя? – спрашиваю я у сестры, вошедшей на кухню.       В помещении стояла невероятная духота, но высовываться на улицу было не самой лучшей идеей. Итак не понятно, как мы с Катоном отважились пойти в гости к моей семье, а не предпочли проваляться весь день в гостиной под кондиционером.       – О, так это же космеи, – отвечает за утёнка Катон, лениво обмахиваясь какой-то газетой.       – Да, они самые, – восторженно подтверждает Прим, присаживаясь на диван между нами, и начинает перебирать в руках цветы, – А ты откуда знаешь?       – У моего деда у крыльца всегда росли эти цветы, в память врезалось, – пожал плечами Уильямс, – Да и вообще, он заядлым ботаником был.       У сестры загорелись глаза от осознания того, что хоть кто-то её понимает с этими безделушками, ибо со мной на тему садоводства разговаривать было бессмысленно. Я вытянула из букетика один цветок и начала рассматривать растение. Восемь лепестков нежно розового цвета, маленькая ярко желтая сердцевина и длинный стебель, вместе с лёгким шоколадным запахом придавали цветку гармоничность.       – Красивые. Откуда они у тебя? – спрашиваю я, переводя взгляд с бутона на Прим, – Никогда их раньше не видела.       – Ты же сама мне зимой из тура семена привезла, – улыбается сестренка, – А не видела ты их, потому что космеи растут только в Капитолии и Дистрикте-2. Боялась, что не приживутся у нас.       Да, я действительно отдавала семена сестрёнке, но в суматохе, быстро забыв о подарке мэра второго Дистрикта, вспомнила о цветах лишь пару минут назад.       – Странно, что уже сейчас распустились, обычно к началу лета только цвести начинают, – заметил Катон, не переставая обмахиваться бумажкой.       – Ты тоже увлекаешься ботаникой? – с нескрываемым любопытством спрашивает Прим у него.       – Ну, как увлекаюсь… Знаю просто кое-что, – растерявшись отвечает Уильямс.       – Это тебя дедушка научил? – не унималась Прим, а я представить не могла насколько хватит терпения у Катона.       – Нет, я был маленьким и мало что помню. Чему в Академии научили – то и знаю, – поддерживал беседу Уильямс.       – Китнисс, а ты показывала ему мамину книгу? Вдруг Катон знает ещё что-то, – обращается сестра ко мне, а я ловлю полный непонимания взгляд парня.       – Нет, не показывала, потом вместе за неё сядем, – говорю и пытаюсь вспомнить, где лежит пыльный справочник.       Может быть Катон действительно знает ещё растения, которые неизвестны жителю Дистрикта-12, да и к тому же, на Играх я узнала про несколько новых видов трав, которые больше полугода не могу внести в книжку.       ***       Когда мы вернулись домой, небо окрасилось в багряный цвет, провожающего последние лучи уходящего на ночь Солнца. Если и завтра будет также палить, то я, не задумываясь, пойду с Катоном на озеро. Не была там с прошлого лета, а Уильямс ещё даже не догадывается о существовании такого места. Пора исправлять эту небольшую недосказанность. Думаю, ему там понравится, также как нравится этот водоём мне.       Но сейчас, мы отдыхали в гостиной, смотря какой-то сопливый фильм про запретную любовь миротворца к разукрашенной капитолийке. И если я хотя бы пыталась разобраться в запутанном сюжете, лёжа у Катона на коленях, то он в открытую игнорировал телевизор, сконцентрировав всё внимание на моих волосах, которые не переставая перебирал и гладил.       Порой, я не понимала эту странную манию, но это необычное пристрастие доставляло Катону невероятное удовольствие. Его воля, и он бы сидел так сутки напролёт, но я частенько отключалась от этой ласки, а если нет, то моего терпения хватало не больше чем на полтора часа.       Во всяком случае, в такой позе я лежала уже более тридцати минут, отчего у меня затекла шея. И когда я попыталась устроиться поудобнее, то даже не поняла, что толком произошло. В какой-то момент Катон просто судорожно и шумно вздохнул, прекратив развлекаться с моими волосами, и вмиг вскочил с дивана, почти бегом отправляясь к лестнице.       Я, ничего не понимая, медленно последовала за ним на второй этаж. Сначала заглянула в спальню, но быстро убедилась, что его там нет, и пошла в ванную. Дверь была открыта, а свет горел. Я застала сидящего на полу и облокотившегося спиной к холодному кафелю Катона, который нервно сжимал и разжимал кулаки, как это бывало с ним в приступах гнева.       Поняв, что он не один, Уильямс резко встал, возвышаясь надо мной на добрую голову. Парень до сих пор шумно дышит, лицо облито водой, из-за чего по щекам стекают крупные капли, приземляясь на футболку. На мгновение даже померещилось, что мои любимые льдисто голубые глаза потемнели сразу на несколько оттенков и сейчас были похожи на пару сапфиров, жадно всматривающихся в меня.       Катона, казалось, захлестнуло. Он мгновенно прижал меня к стене и впился в губы требовательным поцелуем, сминая мои уста, стараясь насытиться. Уильямс изучал верхний ряд зубов, то и дело сталкиваясь с моим языком. Достаточно скоро, он переместился на лицо, покрывая непрекращающимися поцелуями лоб, глаза, щёки, нос, уши.       – К чёрту всё! – прорычал Катон, мне в шею, потеряв тот зыбкий контроль над собой.       Парень провёл ледяными ладонями по моим бёдрам, заставив кожу покрыться мурашками, и в этот же момент с лёгкостью подхватил на руки, будто бы вместо меня была пушинка, отчего моё сердце пропустило пару ударов. Я крепко держала его за шею, зарываясь пальцами в светлые волосы на затылке, а ноги скрестила у него за спиной, уже догадываясь о том, что за этим последует.       Катон отнёс меня в нашу спальню и бережно опустил на кровать, нависая надо мной, остановившись.       – Зачем дразнишь, Эвердин? – лихорадочно прошептал Уильямс, щекоча дыханием ухо, – Я же не железный, по тонкому льду ходишь.       Я, не найдя, что ответить, отвела взгляд сторону, пытаясь совладать с собой.       – Нет, на меня смотри, – ласково сказал Катон, взяв рукой за подбородок, – Хочу видеть твои глаза.       Освещения было недостаточно, чтобы увидеть, но я чувствовала, как в голубых глазах сейчас пляшут бесы. Немного сгибаю ногу в колене, стараясь поудобнее лечь, и чувствую, как возбуждён Уильямс, и поражаюсь его самоконтролю. Впрочем, это действие послужило спусковым крючком, и шаткое самообладание Катона рассыпалось на мелкие крупицы.       Руками он пробрался под мою футболку, кружа ладонями над животом, считая рёбра и выводя одному ему понятные узоры на теле, тем самым заставив меня в исступлении прикусить нижнюю губу. Мне оставалось только доверчиво подставлять лицо и шею для нескончаемых поцелуев.       Вскоре Катону надоело ограничивать себя только открытыми участками кожи, и потянувшись к кромке белой футболки начал задирать её вверх. Я чуть-чуть приподнялась с кровати, стремясь обвить руками шею парня, и в этот же момент он окончательно стащил вещь и уверенным движением руки расстегнул бюстгальтер, отчего с моих губ сорвался судорожный вздох.       Катон поспешил стянуть футболку и с себя, отправляя предмет гардероба к моим вещам, валяющимся на полу. Я неосознанно попыталась прикрыть обнажённую грудь, но Уильямс, усмехнувшись, мягко взял меня за запястья и отвёл руки в стороны.       – Не закрывайся, – попросил Катон, прежде чем начать покрывать ключицы влажными поцелуями.       Чувствую, как к щекам прилила кровь, но хорошо, что в спальне выключен свет, и парень не может увидеть мою робость перед неизвестными доселе ощущениями. Он всё продолжал покрывать моё тело пьянящими поцелуями и доводил дурманящими прикосновениями до беспамятства.       От низа живота волнами расходилось приятное тепло, но, когда Катон, проложив дорожку из поцелуев от груди и до пупка, потянулся к кромке джинсовых шорт, я непроизвольно дёрнулась, а Уильямс сразу же прекратил свои ласки. Не знаю, смог бы он действительно остановиться, как сделал пару недель назад, но сейчас уже я не хотела прекращать начатое. Слишком уж велико было искушение перейти на новый уровень отношений и познать не только платоническую любовь.       Я приподнимаю таз, призывая Катона продолжить свои действия, и он решительно стаскивает шорты вместе с бельём, оставляя меня полностью обнажённой, а затем отстраняется и избавляет себя от оставшейся одежды.       Уильямс снова наклонился ко мне, продолжив ледяными пальцами рисовать узоры, нарочно задевая чувствительные места, спускаясь ниже и ниже. Огладив тазовые косточки, он уже перешёл на клитор, намереваясь подготовить меня к соитию.       – Нет, давай сразу, – говорю я, перехватив его руку.       – Китнисс, ты понимаешь, что иначе… – умоляюще начал Катон, положив холодную ладонь мне на щёку.       – Да, я уверена и готова, – перебиваю его, решительным голосом.       Катон заправил выбившуюся прядь за ухо, оставил кроткий поцелуй на губах, и, осторожно раздвинув мои ноги, устроился между ними. Я содрогнулась, занервничав, и прикусила щёку изнутри.       – Не бойся, я постараюсь аккуратно, – шепчет Катон, успокаивая, – Обними меня и расслабься.       Я послушно сомкнула руки у него за шеей, трепетно ожидая дальнейшее действие. Наконец Уильямс медленно и не на много толкнулся в меня, и остановился, выжидая долгую паузу и давая мне привыкнуть к новым ощущениям.       Я крепко вцепилась в широкие плечи, свыкаясь с непривычной заполненностью. Нет, мне не больно. Неприятно – возможно, но вполне терпимо. Киваю Катону, разрешая продолжить, а взамен получаю кроткий поцелуй в висок. С небольшими остановками, Уильямс вошёл в меня на всю длину и попытался на пробу толкнуться. Меня же переполняло развратное любопытство, заставлявшее желать большего.       С уст сорвался первый стон наслаждения, когда парень начал задавать медленный ритм.       Я полностью растворилась в моменте, сейчас существуем только мы вдвоём, как единое целое. Казалось, я сгораю от переполняющих чувств, от близости, в ожидании которой меня бросало в сладостную дрожь.       Удовольствие захватило весь организм, когда по телу будто бы прошёлся электрический импульс, заставивший меня судорожно сжаться, да так, что перед глазами появились звёздочки.       Дальше всё как в тумане. И, выбравшись из волшебной дымки, вижу Катона, который лёжа на спине пытается отдышаться, как будто бы пробежал марафон. А когда ему это удаётся, он поворачивается ко мне и кладёт прохладную руку мне на щёку, спрашивая:       – Ты как?       – Хорошо, – на большее меня не хватает, лишь доверчиво утыкаюсь носом в ладонь, прикрывая глаза.       Матрац прогибается, от того, что Катон сел на кровати. Убрав руку от лица, он неожиданно подхватил моё расслабленное тело на руки, и встал с постели, крепко прижимая меня к себе.       – Куда мы? –устало спрашиваю, но всё же не сопротивляюсь и обвиваю руками его шею.       – В душ, а то я тебя чуть-чуть испачкал, – спокойно отвечает Катон, шагая в ванную комнату.       Он бережно сажает меня в ванную, а я стыдливо подтягиваю колени к груди, стараясь скрыть свою наготу.       – Ты серьёзно? – Уильямс улыбается, глядя на меня, – Мы с тобой только что спали в переносном смысле этого слова.       – Мы были в темноте, – замечаю я, пока парень настраивает температуру воды в душе.       – Ой, да чего я там не видел! – язвит Катон, но всё же заботливо начинает одной рукой омывать тело, а другой держать волосы, стараясь их не намочить.       Тёплая вода и нежные прикосновения, окончательно разморили меня, поэтому внутренне радуюсь, когда шум воды прекращается, а Катон заворачивает меня в махровое белое полотенце, как младенца и опять берёт на руки. Но, к моему удивлению, несёт не в нашу спальню, а в свою бывшую комнату. Я вопросительно смотрю на него, и он, поняв меня, отвечает:       – Там погром, завтра уберём.       Эта спальня выдержана в тёмных тонах, хотя по размерам ничем не отличается от нашей. Я так ни разу и не ночевала здесь, но всё бывает впервые…       Катон аккуратно сажает меня на холодную заправленную постель и встаёт с кровати, а я слабо хватаю его за запястье обеими руками, не желая отпускать.       – Да я только тебе за вещами схожу, – успокаивает Уильямс, но не пытается вырваться из хватки, – Ладно, два шага то можно до комода сделать?       Я улыбаюсь и нехотя отпускаю ледяную руку. Несмотря на то, что Катон «переехал» в мою спальню, свои вещи он продолжал хранить в прежней комнате.       Пока парень надел на себя бельё, я успела скинуть на пол тёмно-синий плед и расправить кровать. Он вернулся с вещью в руках и, попросив поднять руки, одел меня в свою футболку, успев шутливо чмокнуть в кончик носа.       Уильямс лёг в постель и притянул меня к себе, устраивая мою голову на груди, и накрыл нас одеялом. Крепко прижимаясь к парню, я начинаю проваливаться в сон, и последнее, что чувствую – нежный поцелуй в макушку.       Я прекрасно знаю, что Катону не очень удобно лежать на спине, и терпит он это только ради меня, зная, что я люблю засыпать у него на груди, под размеренный стук сердца. Уильямс всегда дожидается того момента, когда я окончательно засну, осторожно перекладывает мою голову на подушку и переворачивается на живот, но всё также продолжает обнимать одной рукой, крепко прижимая к себе. Так будет и сегодня ночью…       ***       – Просыпайся, соня. Уже десять часов, а ты ещё дрыхнешь, – вырывает меня из сна звонкий голос Уильямса.       Яркий солнечный свет ударил по глазам, как только с меня стащили одеяло. Я потянулась ото сна, громко зевая, и села на кровати.       – Доброе утро, что ли, – усмехается Катон глядя на меня.       – Ты чего такой кипишной? –спрашиваю, потирая кулаком глаза, – Нет, чтобы ещё поваляться.       – Так я и так валялся с тобой час, потом пошёл убирать вчерашний бардак, ну и готовить тебе завтрак, я с восьми утра на ногах, – в шуточной манере отрапортовал он, – Всё, прекращай бока пролёживать, спускайся на кухню.       С этими словами он оставил долгий поцелуй на лбу, успев ласково потрепать и без того взъерошенные ото сна волосы и удалился из комнаты.       Через пять минут мне удалось привести себе в более-менее божеский вид, и я поспешила спуститься к позднему завтраку. Зайдя на кухню, в нос ударил запах кофе, стоящего на столе в двух чашках, в тарелках лежали сырники, политые малиновым вареньем – всё как я люблю. К странностям Уильямса добавлялась ещё одна – он мог приготовить невероятно вкусный завтрак любой сложности, но никогда не принимался готовить обед или ужин, ссылаясь на своё неумение. Похоже, Катон просто хитрит…       – Ну и жара… – сказал парень, стоя ко мне спиной, смотря на улицу в окно, – Похоже, сегодня ещё жарче, чем вчера будет.       – Ну, хочешь, на озеро сходим, – невзначай предлагаю я, отпивая горький напиток.       – А что сразу в четвёртый Дистрикт на море не рванём? – иронизирует Катон, пока садится за трапезу, – Здесь же нет водоёмов.       – Здесь нет, а в лесу есть, – говорю, принимаясь за сырники.       – Да? И где же? Мы зимой весь лес облазили, не было никакого озера, – отстаивал свою точку зрения парень.       – Поверь, оно там есть, только туда идти сквозь бурелом около часа. Если соберёмся сейчас, то всё равно придётся там заночевать.       – На открытом воздухе? – спрашивает Катон.       – Ну, если очень сильно захочешь помёрзнуть на земле ночью – не буду мешать. Там домик есть, ветхий, но всё же заночевать там можно, но только спальники и пледы взять, – сказала я, проглотив сырник.       – И пойдём нагруженные, как ослы тогда.       – У озера непуганой дичи – сколько душа желает, плюс в доме есть удочки, снасти, сети и всё остальное для рыбалки. Ещё от папы осталось. Я этим не пользуюсь – не умею.       – Зато я умею, – сказал Катон, встав из-за стола, и принялся собирать грязную посуду, – давай тогда поторопимся, чтобы хотя бы к часу туда прийти.       – Ты плавать-то хоть умеешь? А то история может быть такая же, как и с лазанием по деревьям? – дразню Уильямса я, хотя прекрасно знаю, что после трибутов из четвёртого, Вторые самые сильные соперники в воде.       – Представь себе – да, – немедленно отвечает Катон, – Да я тебя одной левой сделаю!       Ну, что ж, Катон, вызов принят. Сам напросился.