Видать, так предназначено

      Когда Хома очнулся, то почувствовал ломоту во всем теле, будто били его. Сам он был в рубашке и уже не в бане, а на сеновале, только вот как он там оказался — в памяти просто белая пелена. Но вот диво, все царапины зажили и остались лишь белые тоненькие шрамы, а от иных и вовсе ничего не осталось. Только вот один посреди ладони длинный, грубо зарубцованный. Хому прострелило воспоминаниями, — душная баня, белесые очи Сотника, и алая кровь, скатывающаяся по руке. Хома встряхнул головой, прогоняя наваждение. Неужто он и в правду с паном в бане… да ведь могло все-таки это быть правдой, вон и шрам на руке, и грязи нет. Что ж ему теперь делать? Внутри поселилось неясное чувство тревоги, как колокольчик предупреждающе звенел. Главное пани на глаза не попасться, ведьма, даже сам пан это признал и подтвердил, а ведь он тоже нечистый… Хома поднялся с сена, уж смеркалось, пойти, что ль, найти кого-нибудь? Если встретит казаков, то точно сорвется, любили они над ним поиздеваться, а он весь и так натянутый как тетива лука, в любой момент может выстрелить. Около хлева сидел Явтух, пыхтя своей трубкой. Поглядел на Хому то ли сочувствующее, то ли с презрением. Кто бы Хоме объяснил, что делается на этом проклятом хуторе. — Хома, за какую ж провинность тебя пан Сотник в церковь ссылает вместе с дочкою его? Долюбовались? — ухмыльнулся казак, выпуская облачко дыма. — В какую церковь? Вы о чем? — Хома сглонул, взмолившись к Богу, чтоб не оставил, не принес еще одно испытание. Да только в голове раздался голос Сотника. «Не услышит тебя Боже, не спасет, коль помнишь, я обещался.» Рука инстинктивно потянулась к крестику, а его не было… Хома ведь его снял тогда, от Бога отказавшись.       Явтух внимательно следил за эмоциями Хомы. — Понятно, дам я тебе совет, коль почуешь страх, ты молись, молись на икону святу, Хома. Боже сбережет, наверно, — такое ощущение было, что все знали то, чего не знает Хома, это пугало, а Явтух так вообще больше прочих пугал своими задумчивыми взглядами да странными словами. Тот поднялся, отряхивая свитку. — Пани наша пожелала в церкви молится всю ночь, а хозяин ей еще ни разу не отказал, — а потом тише уже добавил. — Свои грехи замаливать, иль хозяина, кто знает, кто знает… А ты, Хома, с ней будешь, — наконец все разъяснил седой казак, чтоб Хома за ним шел.       Страшно было жуть как, ведь отказался он от Господа, нет ему спасения, сгинет душа. Церковь вся покорёженная, старая, смотреть жутко. А Пани столь чистой и невинной выглядит в веночке с ликом белолицым и не заподозрить, что ведьма, а глазами сверкнет и все. — Здравствуй, Хома, — ухмыльнулась пани, вставая с травы, в закатных лучах еще страшней ее краса и она сама. — Ты что ж меня пугаешься, философ? — хищно улыбнулась панночка, подходя к Хоме, тот мотнул головой и под тяжелым взглядом Явтуха первый зашел в церковь.       Дверь с хлопком захлопнулась, погружая церковь во мрак, лишь через глухие оконца падали закатные лучи на дощатый пол. Хома вздрогнул, когда рядом послышалась поступь пани. — Надобно свечи зажечь, — нервно выдавил Хома, пани только хмыкнула. Он принялся освещать церковь, с каждым движением становилось все страшнее.       Внезапно на плечо легла когтистая ладонь, сердце забилось будто после бешеной гонки. Обернулся, а пани хищно улыбается, сверкая кровавыми глазами. Хома бросился от нее, а она движется за ним с хищной грацией, пытается зацепить когтями. Кинулся к двери, та заперта, по церкви прокатился зловещий смех. — Уже не люба тебе, Хома? — хотела бросится на него, а он подхватил деревянную ставнь, бросая в девушку, хоть как-то замедлить. Помогает, Хома трясущимися руками находит мел и успевает очертить круг, через секунду пани царапнет воздух в миллиметре от его головы. Глаза Панночки удивленно распахиваются, не видит она его, мечется по церкви, ища и утробно воя. — Упыри, черти, ко мне! Ко мне, упыри! — воскликнула ведьма, Хома ужаснулся. Отовсюду начала вылезать нечисть, все смешалось сплошным потоком крыльев, рогов, лап, клыков, щупальцев. — Найдите мне Хому Брута! — они ринулись, а пани возвышалась над ними в своей страшной красоте. Хому как не видели, вот и хорошо, потому что он только и мог, что дрожать от страха. Пришла его смертушка, дернется из круга и нет философа Хомы Брута. Как назло раздался гром и сверкнула молния, вскрикнул Хома, выпадая из круга прямо в гущу нечисти. Только чудо, словно боялись его упыри, прикоснуться не могли, зато пугали. Метался он между ними до заходящегося сердца и подкашивающихся ног.       Панночка видя, что не может нечисть поймать Брута, навредить ему, снова воскликнула. — Позовите Вия! — бесы и упыри зашелестели, вторя крику ведьмы, бегая вокруг Хомы, протягивая лапы и щупальцы.       По иконостасу пошла трещина, иконы рухнули на пол, оставляя черные пустые рамы, а посреди всего этого стоял Сотник, страшней, чем в бане тогда ему явившийся, то ли сила исходящая от него мутит так разум, то ли просто животный страх. Подкосились ноги, рухнул Хома посреди церкви, закрыв глаза, страшно, но ведь обещал сохранить, так что же теперь. — Поднимите, слуги, мне веки, — то ли проревел, то ли прорычал Вий. Упыри бросились исполнять приказ, открывая белесые очи. «Не смотреть, не смотреть», — шепчет сам себе Хома, а тяжелый шаг уж перед ним. — Испужался, Хома? — уже обычным голосом спросил Вий, но эхом прокатывался рев. — Обещал я схоронить, так схороню. Только посмотри на меня, посмотри, — не удержался, возвел глаза, утопая в белых омутах. Закричала пани, поняв предательство отца. Вий махнул руками на нечисть, что-то шепча, и те в страхе начали метаться, забиваясь в свои углы, вылетая из окон. Пани страшными горящими глазами прожигала Вия, тот лишь шикнул на нее, но не подействовало. Осталась стоять на месте, шипя. — Уйди, уйди, сама тогда прикончу! — Хома задрожал, отползая назад. — Не сможешь, в нем моя кровь течёт, обряд договора защиты был проведен, голубка, — казалось, последнее он даже язвительно высказал. Пани растерялась, поражено округлила глаза, осознавая свою беспомощность и принимая проигрыш. Зашипев, она растворилась сизой дымкой, которая постепенно растворилась под первые крики петухов.       Сотник присел перед дрожащим Хомой, тот вцепился в кафтан пана, прижимаясь. Хому всего трясло, он наверно еще боле посидел. Сотник только успокаивающе прихватил за загривок. — Обещал ведь, что сберегу, — тихо проговорил Сотник, Хома судорожно кивнул, утыкаясь куда-то в мех. Хоть и боялся, но понимал, что связан он с Вием, с паном Сотником связан. Не деться ему никуда.