Темный луч в сером тумане

      Эррор с едва заметной хитрой улыбкой повернул тяжелый ключ в замочной скважине, в который раз думая, что Мердер выглядит до невозможности мило, когда смущается и краснеет. Словно другой человек. Черноволосый очень беспокоился, когда ловил себя на мысли, что этот временами вредный, но добрый, невинный и нуждающийся в защите мальчишка ему нравится. Он еще сильнее боялся своего Голоса и двойника. Они могли толкнуть его на какое угодно безрассудное действие, направленное против других людей. И восьмиклассник не сможет с ним справиться, если вдруг разум Эра помутится, опустится в ядовитый болотный туман, а невидимые ниточки начнут дергать его кулаки, обрушающие град ударов на худенькое тело.       — Все в норме? — окликнул друга Даст, удивленный резкой смене эмоций на честном лице и страху, темным призраком проскользнувшим в чуть светившейся серебряной радужке.       — Сорян, замечтался, — беспечно откликнулся он, подталкивая школьника к порогу и захлопывая дверь. — Раздевайся!       — Ч-чего?!       — Куртку снимай, — со смехом пояснил десятиклассник, уворачиваясь от едва не попавшего в голову рюкзака, подбитой птицей распластавшегося на черном паркете. — Хотя, если ты не против…       — Как остроумно! — вспылил мальчик, кидаясь на Ошибку, ловко отбивавшего все его выпады. В итоге Пыль споткнулся о полуразвалившуюся игрушечную машину, незаметную среди прочего хлама, и, потеряв равновесие, чуть не упал носом в стену. Хорошо, что Глюк успел его подхватить, опять удивляясь хрупким тонким ребрам, острым даже сквозь плотную куртку и толстовку.       — Мне кажется, давно пора здесь прибраться. — буркнул Пылев, вырываясь из хватких рук и обводя коридор критичным взглядом. С его прошлого визита прошло несколько недель, и было видно, что семья все это время не утруждала себя работой по дому. Одежда разноцветными перьями павлина пестрела на деревянной вешалке, валялась в распахнутом шкафу, смешиваясь с обувью, красовалась под громоздкой тумбочкой. Пыль толстым слоем покрыла рамки криво висевших картин, люстру, полки с книгами. Плюшевые медведи грустно сидели на засоренном, заляпанном уличной грязью полу. «А потом это возьмет маленький ребенок!» — негодующе пронеслось в голове Мердера. В других комнатах наверняка такая же плачевная ситуация… Надо ее исправлять.       — Ты прав, — согласился Эррор, вешая свою кофту и куртку приятеля на наскоро вбитые в персиковую стену металлические крючки. — Я завтра наведу порядок. Но, черт, как не хочется. Ненавижу уборку. Пылесос шумит, полы противные, сырые, все должно быть разложено по местам, постирано и выглажено. Скукота.       — Давай я помогу, — предложил мальчик. — Вместе по любому веселее. К тому же мои родители ужасные чистюли, и заставляют нас с Папсом начищать квартиру до блеска каждые три-четыре дня. Так что опыт у меня определенно имеется. И еще. Тренироваться в бардаке у меня, как ты сам видел, не получится. Я поскользнусь быстрее, чем ты меня треснешь.       — Если ты не против, то почему бы и нет, — обрадовался парень. — Но делать все придется в темпе. Я хочу успеть с тобой позаниматься. И обеда нет…       — Ничего, приготовим, — воодушевленно заверил Даст. — Предлагаю сперва разобраться с вещами. Часть отнесем в стиралку, часть сложим и уберем в шкаф, часть оставим на вешалке и крючках. И ботинки расставим по-человечески.       — Вас понял, сэр! — отрапортовал Эр, и ребята взялись за дело.       Надо сказать, ни один, ни другой не любили проводить время с тряпками в ладонях. Но в хорошей компании любая рутина воспринимается, как увлекательная игра или своеобразное соревнование. Десятиклассник включил музыку, и сразу приподнялось настроение. Они быстро разобрались с многочисленной одеждой, запустили стиральную машину и извлекли из-под завалов давно утерянную шапку Эрика, какие-то болты и брелок с глупо улыбавшимся оленем. Параллельно Мердер и Ошибка умудрялись мериться языками, ехидничая без перерыва и комментируя действия друг друга, нападать из-за углов с громкими леденящими кровь волчьими завываниями, хвастаться своими хождениями по заброшкам и планировать следующие встречи. Скоро коридор был более или менее приведен в порядок: аккуратные стопочки из свитеров покоились прямо над тщательно вымытыми сапогами, то, что семья Пустовых надевала наиболее часто, мантиями средневековых колдунов повисло рядом со входной дверью, тусклые лампочки, освобожденные от оков пыли, светили ярче и теплее, замусоленные полотна, по которым ребята прошлись мокрой тканью, будто солнечно улыбались, выплескивая светлые и не очень краски во внешний мир, умно сверкали переплетами словно только-только выпущенные книги, а игрушки выстроились в очередь, терпеливо ожидая, когда их постирают.       Но работа только началась. Школьники перебрались в небольшую гостиную в пастельных неброских тонах, одновременно служившую комнатой Эрни. Столько непонятных бумаг с сумасшедшими заданиями и нереально сложными чертежами Даст не видел никогда. Казалось, что старший брат Эра с другой планеты. Планеты математики и физики, от слова «совсем» неподвластной гуманитарию. Письменный стол ломился от тяжелых книг, дополнительных материалов, состоявших из ужасающих формул, до отказа набитых толстых папок, решебников, исписанных вдоль и поперек тетрадей и блокнотов пугающих размеров.       — Твой старшенький еще не сошел с ума? — с изумленным взглядом поинтересовался Пыльный. — У меня дома раза в три меньше учебников. И тетрадок, кстати, тоже.       — Сошел, — мрачно подтвердил парень. — Раньше его еще как-то можно было вытерпеть, а сейчас его занудства жутко действуют на нервы. Еще и зырит на меня, как на грязь, испачкавшую его новый пиджак. Зазнался, едва поступил в колледж. Раньше мы с ним ладили. Он мне книги читал, устраивал игры «в школу», покупал шоколад. Я ему доверял почти всё, но Эрни редко был со мной откровенен. Он не лгал, зато многое скрывал и недоговаривал. Это всегда задевало… Ладно, давай хоть немного наведем здесь порядок.       — А ты не думаешь, что твой брат стал агрессивным и скучным по какой-то другой причине? С трудом верится, что хорошего в принципе человека могла испортить учеба. К тому же, ты сам говорил, что он много секретничает. — резонно заметил мальчик, осторожно собирая листы и подгоняя их друг к другу. — Почему бы не спросить, за что он прекратил тебя ценить.       — Одну причину я знаю, — вздохнул десятиклассник и чуть не свалил гигантский органайзер с кучей синих ручек, ластиков и карандашей на ядовито-зеленый ковер, в котором запутался мелкий мусор. — Но он изменился еще до этого…       — До чего «до этого»? — допытывался Пылев, однако его друг предпочел промолчать. — Неужели у тебя нет догадок? Может, он скучает по одноклассникам, с которыми пришлось расстаться на год раньше?       — Его в школе, насколько я помню, не особо жаловали, — отрезал Ошибка. — Так что нет. Да и даже если бы он скучал, то нашел бы способ с ними встретиться.       — А когда примерно Эрни превратился в злую заучку? — не отставал он, с удвоенной силой стирая с орехового стола кляксы. Глючный смерил восьмиклассника долгим, оценивающим, снисходительным взглядом. Он был рад, что Пыль стремится ему помочь. Но неужели Мердер думает, будто он никогда не задавался этим вопросом?       — Полгода назад, наверное, — парень завис. Да, полгода назад… Где-то во второй половине апреля. Вдруг перед глазами потемнело, а сердце забилось с таким трудом, словно плавало в тягучем месиве из горячих ирисок. Он еле-еле сдерживал эмоции. Всё встало на свои места. И как он раньше не сообразил?       — Эй, очнись, — нетерпеливо встряхнул сероглазого Даст. — Ничего не хочешь рассказать?       — Спасибо тебе! — на всю квартиру воскликнул Пустов и дернулся к мальчику, будто желал заключить в объятия, но вовремя остановил внезапный порыв и взъерошил его пепельные волосы, как делают гордые сыновьями отцы. — Я теперь, кажется, понял, почему Эрн стал занозой в заднице!       — Выкладывай, — потребовал мальчишка, стараясь огреть Глюка мокрой тряпкой и стряхнуть ладонь с и без того лохматой головы. — Ты вечно что-то скрываешь, прямо как твой старший брат. И меня это задевает так же, как и тебя!       — Не сейчас, — твердо отказал Эр. — Там долгая история, а у нас дела стоят. Прости…       — Зато про свои драки болтал без умолку, во всех подробностях расписывал каждый удушающий и каждый ловкий захват, нисколько не отвлекаясь от уборки. — пробурчал Пыль, но больше ничего не сказал. Бесполезно.       А Ошибка с горящими углями вместо глаз складывал блокноты в одну кучу. Двадцать девятого апреля совершил самоубийство Тимур Жариков. Начиная с конца апреля Эрни перестал улыбаться. Закладка с попугаем определенно принадлежала ему, Эррору. Но что мешало его старшему брату отдать ее другу из колледжа, который благополучно забыл цветастую картонку в книге? И цепочка с ракушкой. Парень наконец вспомнил, где видел ее раньше. Незамысловатые украшения с рыжевато-жемчужными в черную крапинку раковинами продавались в Крыму, где они были всей семьей в прошлом году, в августе. Тогда старший удивил родственников тем, что купил красивое ожерелье, хотя никогда не любил, как он сам говорил, «глупые безделушки». Вдруг он подарил цепочку одногруппнику? Хотя оставался тот вариант, что Жариков тоже летал в Крым… Но слишком много доказательств того, что они как минимум были знакомы. На всякий случай надо проверить, где учился Тимур. Или спросить у брата напрямую… Ладно, разберется потом. Сейчас все равно львиную долю внимания приковывал Даст, сам того не осознавая.       Все-таки какой он забавный и милый! Хочет походить на неприступную крепость, окруженную глубоким рвом, а смущается с быстротой японского Синкансена… В миллисекунды слабости сразу расцветает коралловой гвоздикой на неустойчивом сочном стебельке. Тянет сорвать нежный цветок, поставить в свою комнату, в самую дорогую хрустальную вазу с самой чистой прозрачной водой. Чтобы черными унылыми ночами любоваться ярко-лаймовыми листьями и тоненькими, пышными, розовато-персиковыми лепестками. Чтобы чувствовать чудесный аромат каждый день. Чтобы другим он никогда не достался… «Ну и собственник! А не пора ли засунуть мечты в одно известное место? Ты слишком многого хочешь. Самому не противно? Он наверняка не пожелает иметь с тобой ни малейших связей, если ты разболтаешь ему все, что приходит тебе на ум поздно вечером. Вообще не понимаю, как он терпит твою стремную рожу! Выдержка хорошая… В душе ведь точно рвется отсюда сбежать. Подальше от…» «Завались, а? — устало приказал парень. — Ты мне мешаешь.» Если бы Голос имел лицо (как бы парадоксально не звучало), Глюк громко бы над ним посмеялся. Рядом с мальчонкой страх отступал на второй план. И там же, на втором плане, растворялся. О каком страхе может идти речь, если он хочет защищать мелкого от всего, что бы не случилось? Да и одна лишь редкая его улыбка дарит океан уверенности. Это еще одна причина, почему Эррор не может отпускать восьмиклассника без сожаления.       — Вроде закончили, — удовлетворенно подытожил Пылев. — Занавески, конечно, чумазые, но ты постираешь их завтра и без меня. Пошли в детскую. Нам осталось убраться только там, на кухне, в спальне твоего папы и пропылесосить. А, и обед соорудить.       — «Только»? — саркастично переспросил Ошибка, но безропотно поплелся за товарищем.       Пыльный обстрелял практически каждый уголок короткими быстрыми взглядами. Комната, как комната. Зеленые спокойные тона, нагромождение шкафов и ящиков с кое-как распределенными игрушками, детскими книгами и одеждой, легкая маленькая люстра, слепая на одну перегоревшую лампочку, пара одинаковых парт, захламленных не хуже стола Эрни, и, что самое ужасное, полки из машинок, пазлов, лего и пластмассовых солдатиков, атакующих отовсюду. М-да, здесь придется повозиться… Но Мердер был настроен в высшей степени оптимистично. Играли рок и металл, постепенно проникавшие в его сердце, рядом сопел черноволосый, явно не довольный объемом работы, но отлично помогавший, приятно шумевшая гроза за окном располагала к делам, и мальчик втайне желал «познакомиться» с увлечениями Глючного через его салатовую обитель. Что ж, кроме катастрофического разгрома пока ничего не кидалось в глаза.       Ребятам потребовалось около двух часов, чтобы справиться с беспорядком, однако они без умолку болтали обо всем подряд и не заметили, как быстро пролетело время.       — Это твоё? — полюбопытствовал Даст, замерев напротив открытого вместительного шкафа, что располагался над деревянной кроватью, заправленной бордовым уютным пледом. Толстые и тонкие, старые и новые, пестрые и блеклые, детские и взрослые, книги в хаосе смешивались друг с другом, словно люди, собранные в одном большом зале. Ураган из совершенно разных книг был не лишен прослеживаемой закономерности, не видной глазу, зато ясно ощущавшейся.       — А чье же еще? — гордо усмехнулся Эррор и добавил нарочито небрежно. — Я всё здесь прочитал, а некоторое и перечитывал по нескольку раз. Особенно Джека Лондона и Мориса Дрюона. Мои любимые писатели, у них и язык красивый, пусть иногда сложный, и сюжет радует. Далеко не пустая банальщина.       — Джека Лондона я немного знаю, в прошлом году вроде «Зов предков» и «Любовь к жизни» листал, — воодушевленно проговорил мальчик. — А что Дрюон написал? Впервые о нем слышу.       — Думаю, тебе бы он понравился, — произнес Пустов, роясь в бесконечных томах. — Многие его произведения связаны с историей. Мне «Проклятые короли» запомнились. Неплохая такая серия про шуры-муры Англии и Франции в Средние века. Правда, я здорово путался в персонажах. Всякие Артуа, Валуа… Собственно, поэтому и перечитывал… О, нашел! — он вытащил книгу с кроваво-каштановой обложкой, величественно смотревшую на подруг серебряными, потемневшими, но до сих пор гордыми замысловатыми буквами, складывающимися в «Железный король». — Возьмешь?       — Возьму, конечно. Как раз заняться на выходных нечем, — Мердер резво выхватил том из его пальцев и положил на парту Эрика. Тут кое-что привлекло его внимание. На самом верху, на гигантской энциклопедии, синела коробочка. — Эй, Эр, что это?       — Футляр, — пожал плечами парень и поспешил сменить тему. — В спальне более или менее чисто, нужно лишь протереть пыль, а вот на кухне…       — Достань его, — попросил школьник с хитроватой подавляемой улыбкой.       — Дотянись сам, — хмыкнул десятиклассник, веселясь при виде сердитой мордашки Пыльного. — Тебе же приспичило.       — Я не дотянусь, — раздраженно напомнил Даст, вновь сравнивая себя, низенького и узкоплечего, с высоким сильным товарищем. — Помогай давай, мне интересно, как очки на тебе выглядят.       Глючный неторопливо протянул руку к футляру, с щелчком его распахнул и по-прежнему медленно извлек оттуда ярко-красные круглые очки с толстыми линзами. Он выпрямил дужки и привычным движением засунул их за уши, приподняв густые мешавшие пряди. Спустя мгновение на Пылева взглянул другой человек. Странно, но очки вместо того, чтобы придавать облику подростка строгость, делали его до неузнаваемости милым, чистым и при этом стервозным. Как молодой учитель… А вообще очаровательное сочетание: серые веселые глаза, алая оправа, черные волосы и смуглая кожа.       — Прекращай на меня так пялиться, — рассмеялся Ошибка. — Словно в душу смотришь… Признай, я сногсшибательный, да? Ну признай! — лукаво пропел он, вставая на носки и нависая над сердитым Мердером, тщетно старавшимся замедлить сердцебиение. И чего это он сегодня в таком хорошем настроении? Светится от счастья… Почаще бы видеть его радость и кривоватую, искреннюю улыбочку.       — Двинься, нам работать надо, — он стремительно оттолкнул парня, чувствуя жар, горячей красной паутиной оплетающий лицо вплоть до кончиков ушей. Хотелось вдохнуть полной грудью дурманящее благоухание елей и сосен, земляники и смородины, что ненавязчиво веяло от смоляного шелковистого облака. А нельзя!       Эр дерзко хмыкнул, в душе укоряя себя за то, что переступил невидимую черту, и спрыгнул с кровати вслед за уже нетерпеливо спешащим мальчиком. Десятиклассник не без тревоги слышал неясный гул в голове, какой бывает, когда весь класс перед важной контрольной зубрит параграфы на перемене, не отвлекаясь ни на что. Конечно, куда лучше невнятный белый шум, чем он, однако звуки были подозрительно зловещими и настораживающими. Предвестниками беды.       Три часа — и полностью преобразились оставшиеся комнаты. Мальчишки с грехом пополам, но все же заправили постель Пустова-старшего (не отличавшегося чистоплотностью), выскребли грязь из-за телевизора, убрали ненужные одеяла в ящик, сложив по возможности компактно, а заодно обнаружили целый склад жвачки в шкафу за белыми и сапфировыми рубашками. Впрочем, дольше они возились с кухней. Оттереть всевозможные пятна во всевозможных местах, смазать скрипящие дверцы, избавиться от просроченных продуктов (и не умереть от их «аромата»), извлечь мусор из дальних уголков, избавить спинки стульев от серого, крошечного, злого завоевателя — пыли, аккуратно разложить продукты по полочкам, чтобы ничего не пролилось, не рассыпалось и не упало на голову… Эррор не представлял, с каким трудом бы делал все один.       — Фууух, тащи пылесос, — обессиленно провел тыльной стороной ладони по лбу Даст. — Пора закончить и устроить перекус. Кстати, умеешь кексы готовить?       — Неа, — честно признался Ошибка. — Все мои навыки кулинара сводятся к яичнице, пельменям, дошику и грече. А что, на этом реально выжить и не умереть с голоду.       — Отлично, тогда я тебя научу, — голосом, не терпящим возражений, произнес восьмиклассник. — Все ингредиенты есть, обедать поздно, зато для чая самое то. Знаешь, меня жутко бесит, — перебил он едва открывшего рот парня, — что я младше, и не могу чем-то тебя удивить или поделиться знаниями. Поэтому…       — Ты сейчас серьезно? — с незлой иронией протянул Глюк. — Я от тебя узнал столько, сколько ни от кого не узнавал, не прибедняйтесь, сэр. Ты… ты… Мне выразить это сложно! Короче, пусть ты и мелкий, ты на меня оказываешь волшебное влияние. И, разумеется, мы испечем кексики, я только рад… — он необыкновенно тепло улыбнулся. От него веяло чем-то родным, привычным и вкусным, как от только-только вытащенного из духовки пирога. — Посиди пока на диване. Отдых еще никому не вредил, я сам всё доделаю. В конце концов, ты гость… Это приказ, а не просьба.       — Ладно, — не стал спорить довольный Даст. Слова друга согревали лучше июльских солнечных лучей, которыми хочется наслаждаться вечно. Мальчик удобно развалился на декоративных вишневых подушках и зевнул. Вялость медленно одолевала его. В конце концов, он заснул еще позже, чем обычно: ближе к четырем. Сначала увяз в интернете, потом в собственных мыслях. А генеральная уборка его порядком вымотала. Школьник слипающимися карамельными глазами посмотрел на серовато-белый потолок. И все-таки он не бесполезен… Не успели губы изобразить счастливую улыбку, как сознание провалилось в черную пустоту.

***

      Эррор уже десятую минуту сидел на кремовой обивке рядом с мирно посапывающим Мердером. Десятиклассник жалел о сказанных фразах. Вдруг это было чересчур похоже на намек? Или его физиономия непроизвольно передала те чувства, о которых Пыльному знать не стоит? Кареглазый наверняка ведь натурал. А даже если и гей… Может, ему нравится кто-то другой. Разум на секунду помутился от бессильной злости, и Эр еще раз взглянул на пепельный комочек, поздним одуванчиком лежавший на диване. Может, обнять его беспалевно? Юноша отогнал эту шальную, сумасшедшую мысль. Не надо испытывать судьбу.       — Соня, вставай! — прокричал он, немилосердно тряся приятеля за плечи. — Пока ты дрыхнул, я всю квартиру пропылесосил. И я есть хочу! — точь-в-точь маленький ребенок проныл Пустов.       — Ага… — сонно пробурчал мальчишка, стараясь скинуть с себя приставучие руки. — Сейчас, подожди…       — Ты всегда вырубаешься не там, где надо? — он потянул его за узкие запястья вверх, кое-как усаживая. — Выспись сегодня, пожалуйста, — Глючный с трудом подавил смех при виде розовой недоуменной моськи с отметинами, оставленными подушками.       — Хорошо, — Даст с мурлыканьем потянулся и внезапно отпрыгнул от темноволосого, будто тот его ударил. — И давно ты здесь сидишь и пялишься?!       — Недолго, не ссы, — прыснул он, на всякий пожарный отбегая на другой конец кухни. — Мы делаем кексики или как?       — Делаем, но больше я у тебя спать не буду, даже не надейся… — ворчливо пообещал Пылька. — Тащи сюда молоко, муку, яйцо, растительное масло, сахар и разрыхлитель. А, и изюм тоже! Но его помыть нужно.       — А мы можем добавить что-то вместо него? — поинтересовался Ошибка, вертевшийся волчком то около холодильника, то около ящиков, то около шкафов. — Шоколад, например?       — Попробуем, но он, скорее всего, растечется, — с сомнением произнес юный любитель выпечки. — Доставай шоколад! И миксер!       — Слушай, ты, вроде бы, помнишь, где что лежит, — заметил парень, извлекая белую картонную коробку с миксером и соблазнительно хрустящую черно-золотую обертку.       — Не видно, что ли? Я сплю с открытыми глазами! — заявил он, хватаясь за большую тарелку в цветочек и пластиковый мерный стаканчик. — Готово. Слушай и запоминай. Мы смешиваем ингредиенты, добавляем кусочки шоколада, распределяем тесто по формочкам и ставим в духовку на двадцать пять минут. Ничего сложного. Давай, отмерь сто девяносто миллилитров молока…        Ребятам давно не было так весело. Глюк схватывал всё на лету, однако бесконечно дурачился, комментировал каждое свое действие и крайне неосторожно перемешивал тесто, расплескивающиеся в разные стороны. Мальчишки скоро наблюдали из-за желтоватого, благодаря золотистым лампочкам, стекла, как кексы растут и покрываются охровой корочкой. Они оба ощущали зверский голод.       — Ты, кажется, переборщил с разрыхлителем, — озвучил мысли мальчик, вдыхая приятный аромат необычайно быстро увеличившихся маффинов.       — Нормааально, — махнул ладонью Пустов. — Кстати, а как насчет растопить еще плитку шоколада, чтобы покрыть им кексы? Вкуснятина ведь получится.       — Ну ты и сластена, — удивился восьмиклассник, но идею с удовольствием поддержал.       Скоро вязкая темно-коричневая масса пузырилась в маленькой кастрюльке, испуская самый сладкий и дивный запах на свете. Запах, который все любят и в детстве, и когда взрослеют. Школьники с нетерпением ждали.       — Почему бы тебе не снять кофту? Жарко ведь, — предложил Мердер, стоявший около плиты с сосредоточенным лицом. Он будто с трудом принимал серьезное решение, сомневался в чем-то важном или метался между двух зол, гадая, какая же из них меньшая, однако не хотел этого демонстрировать.       — Э… Нет, мне вполне комфортно, — смутившись, промямлил Эррор. Вопрос застал его врасплох. Он знал, что его отказ звучит в высшей степени странно: работавшая духовка превратила комнату в баню. Но если он поднимет рукава, то мелкий увидит рубцы и едва затянувшиеся порезы. Оправдание «кошка поцарапала», которое он использовал, если его все же ловили с поличным, невозможно использовать с тем, кто сам, скорее всего, отмазывается подобным образом. Хорошо, что внимание Пылева рассеяно, и он находится в прострации.       — Как хочешь, — с ноткой подозрения протянул парнишка и вдруг в упор посмотрел на Ошибку, словно желал загнать того в угол напористым колючим зырканьем. — Кстати… Все забываю спросить… Как ты относишься к геям?       Повисла гробовая тишина. Эр боролся с желанием нервно и облегченно расхохотаться. Вот значит как. Неужели их обоих мучает один и тот же вопрос? Стоп, то есть существует шанс, что его симпатия взаимна? Это же настоящий праздник! Бедный Даст. У него даже испарина на лбу появилась и, кажется, танцует и бьет в барабаны сердце. А мордашка спокойная. Только зрачки бегают. Надо бы его осчастливить…       — Напрямую, — справившись с приступом, предельно серьезно ответил Пустов. — А ты? Хотя, зачем я спрашиваю? Голубее тебя только небо да васильки.       — Васильки синие, — с пурпурными щеками тихо поправил Мердер.       В этот неловкий, однако по-своему веселый момент, щелкнул таймер. Пора было доставать двенадцать красавцев, пока они не пережарились. Мальчишки торопливо открыли откидную дверцу, освобождая адски горячий воздух, мигом осевший на кухонное, слезящееся по вине ливня, окно влажным белым туманом. Эррор моментально взял инициативу в свои руки, разложив кексы на большую круглую тарелку и полив темно-имбирного оттенка макушечки вкуснейшим шоколадом. Их полдник активно дымился. Приступать к еде сейчас было равносильно самоубийству. Только Пыль хотел что-то сказать насчет их обоюдного мастерства, как звонко затянул типичную мелодию его телефон, валявшийся в детской.       — Я сейчас, это мама, наверное! — пояснил он и стремглав кинулся через коридор в комнату.        Глюк лениво поплелся за ним, с трудом веря в происходящее. Они вдвоем геи, и, кажется, мелкий к нему неровно дышит. Лучший день за эти три месяца, определенно! А ты в этом уверен? Парень вздрогнул. Привычный гул пропал, и Голос звенел поразительно четко. Ноги сами затормозили недалеко от зеркала, а душа поднялась к горлу, готовая сбежать в любую удобную секунду через рот. Посмотри налево. Ты этого не хочешь, но почему бы не посмотреть налево? Ну же, посмотри! Он, дрожа, как лист на осеннем ветру, повернул голову к зеркалу и похолодел. Сзади него, в каких-то нескольких сантиметрах, отражался двойник. Мертвые грифельные глаза не моргали. Ледяное могильное дыхание охлаждало шею настоящего Пустова наяву. Он ощущал мороз, покрывался мурашками и капельками пота, росинками стекающими с лица. Лжеэррор растянул улыбку до самых ушей. Его губы пропали, а клыки побагровели от крови, ручейками льющейся по подбородку. Взгляд окончательно обезумел. Эр, будто испуганный лягающийся конь, судорожно дернул ногой. Как и следовало ожидать, никаких препятствий она не встретила. А двойник, давясь переполнявшей его красной жидкостью, вытащил из кармана штанов лиловый шарф. Сложил его наподобие петли и резко накинул ее на шею Ошибки из зеркала. Неповторимый оригинал ошалело смотрел на светопредставление, не в состоянии просто уйти. Зеркальный десятиклассник задыхался, синел, выплевывал бордовые дождинки… и вдруг затих, тряпичной куклой повиснув на фиолетовой ткани. Двойник вперился взглядом в блестящие, сузившиеся до размеров песчинок зрачки врага. Тебе конец! Его длинные пальцы лапой коршуна легли на плечо убитого Глючного. И тут Эррор ясно ощутил ладонь на своем плече. Паралич исчез. Он с шумом отскочил к входной двери, сжимая кулаки. Придется стоять до конца!       Какого было его удивление, когда он увидел Даста. Маленького и обеспокоенного не на шутку.       — Расскажи мне всё. С самого начала, — негромко потребовал мальчик.       И десятиклассник по интонации понял, что выбора ему не дали.