Темный луч в сером тумане

       Даст резко сел в кровати, едва не ударившись головой об потолок. Сразу два чертовых будильника — его и Папайруса — орали на всю комнату.       — Что за какофония, — еле слышно буркнул парень, недовольно слезая со второго яруса. Не самое лучшее начало утра, особенно учитывая, что младший брат зачем-то установил Лада Седан как мелодию будильника.        Даст протер слипавшиеся глаза и легким движением вырубил приборы. Детская погрузилась в приятную тишину. Хотелось улечься на мягкий коврик, устилавший почти весь пол, и заснуть. «И желательно не проснуться», — мрачно закончил он про себя. Взгляд Мердера упал на братишку. Он безмятежно посапывал, и одеяло укрывало его с головой, лишь волнистые каштановые пряди рассыпались по подушке. Уголки тонких губ Даста приподнялись в улыбке. Этого соню не разбудит и Лада Седан, даже проехавшись по его спине. Парень решил не поднимать Папайруса, пока завтрак не будет готов. Бережно закрыв дверь, Мердер направился в ванную. Может, холодная вода поможет взбодриться. Даст бесшумно, чтобы не разбудить родителей, прошел по коридору. Вчера они вернулись домой поздно, и прибьют его на месте, если он будет слишком громким.       — Ненавижу понедельники, — заявил Мердер своему, надо сказать, довольно привлекательному отражению. Пепельно-русые, чуть вьющиеся густые волосы неплохо сочетались с тонкой бледной кожей, а коричнево-карамельные переливчатые глаза были бы яркими и задорными, если бы не пустота, зияющая внутри. Маленький нос-пуговицу окружали рыжие веснушки, еле заметные и исчезающие. Из-под черного, похожего на кимоно халата, виднелись острые ключицы. А если бы он задрал рукав повыше, показались бы красноватые и молочные полосы. Весь его вид был угрюмым, депрессивным, но несомненно красивым.        Парень быстренько умылся, кое-как расчесал непослушные волосы и буквально влетел на кухню, ставя кастрюлю с мерзкой овсяной кашей на плиту - греться. Спустя десять минут еда была разложена по тарелкам, а чай налит в две большие кружки. Именно в тот момент, когда Даст намазывал последний кусок хлеба маслом, младший брат сонно прошлепал босыми ногами мимо старшего и уселся на свое место.       — Когда завтрак? — поинтересовался наглый мальчишка, корча рожи, — Я есть хочу, давай побыстрее.       — Почему бы вам не прикрыть ваш чемоданчик, сэр? — закатил глаза Мердер и плюхнул бутерброд и миску с кашей перед носом Папса.       — Фуууу, опять овсянка, — проныл Папайрус, — Не хочуу.       — Тебе вроде девять лет, а не три, — раздраженно напомнил Даст, — вот и не веди себя, как малолетка. А то очень похоже…       — Твои слова ВОДИЦА! Так не годица! — звонко воскликнул мальчик, и братья покатились со смеху.        Они очень быстро позавтракали: Папс спешил включить телевизор и пробездельничать еще полчаса, а Мердер мечтал свалить куда-нибудь из дома. Разумеется, он не имел ничего против родной квартиры и неплохих родителей, но вокруг его окружали сплошные правила: после еды посуду в посудомойку закинь, стол протри, что-нибудь на ужин сооруди, не мешай брату делать домашку, не слушай музыку во время уроков, каждые три дня помогай с уборкой, ложись четко в девять, просыпайся ровно в шесть. Бесит. Скоро даже дышать по расписанию заставят. Однако куда сильнее его угнетало другое. Он не мог показать свои истинные чувства дома. Да что чувства — самого себя не мог показать. Даст будто носил маску с нарисованной на ней приторной улыбочкой. Притворялся послушным пай-мальчиком, который обожает жизнь. Притворялся если не оптимистом, то реалистом точно. Мило улыбался маме, шутил с папой, веселился с братишкой. Скромно смотрел в пол, когда на него ругались. Рассказывал смешные случаи из школы. Говорил, насколько много у него друзей и как он их любит. И все это было ложью. Самой чистой, кристальной ложью. Уже на протяжении года мечтой Даста было исчезновение всех людей с планеты Земля. Он давно понял, что у него жуткая социофобия, не распространяющаяся всего на четырех человек, а все остальные вызывали у него неприятную реакцию. Около двух месяцев он резал руки. Без причины. Просто так. Ему нравилось оставлять на самом себе кровавые полосы косметическими острыми ножницами, надавливать на раны, чтобы из них вытекали алые струйки, смотреть на белые шрамы и розоватые взбухающие рубцы. Конечно, происходило это нечасто, раза два в неделю максимум, так что заядлым мазохистом Даст не был. С друзьями вообще дела обстояли паршиво. В школе он ни с кем не разговаривал, и никто не болтал с ним. Все его игнорировали. Словно за первой партой третьего ряда нет никакого мальчишки. Временами над ним издевались без какой-либо причины, но Даст всегда давал отпор, или просто делал вид, что ничего не видит, не слышит и не чувствует. Если по-честному, и то, и другое у него плохо получалось: несмотря на то, что обычно обидчиков было не больше трех, он с трудом от них отбивался. В прошлом году к нему упорно клеились некоторые девчонки, однако этих мелочных, размалеванных девок, любивших лишь за внешность, для него не существовало. Хотя все же одна девочка уже несколько лет была его приятелем. Единственным. Зато лучшим.        Даст быстро, чтобы родители вдруг не зашли и не увидели недавние порезы на плечах и запястьях, переоделся. Серого блеклого цвета толстовка, отлично гармонировавшая с его глазами, сидела мешком на худощавом теле, но это мало заботило парня. Она была его любимой вещью в небольшом гардеробе. Пусть мама и настаивала на том, чтобы он поскорее купил себе что-нибудь более приличное, расставаться с толстовкой он не собирался. Главное, что есть глубокий капюшон, полностью скрывавший лицо. Он словно защищал от посторонних взглядов. На ноги Даст надел уже потертые джинсы. По правилам школы он, конечно же, обязан был носить белую рубашку и серые штаны, но к нему не сильно придирались. К тому же шла уже шестая неделя учебного года, и все наплевали на свой внешний вид.        Мердер схватил черный рюкзак, валявшийся недалеко от его и Папайруса круглого письменного стола, и направился к входной двери, по пути засовывая синюю куртку в маленькое отделение портфеля.       — Ты уже уходишь? — раздался звонкий голосок из кухни. — Еще даже семи нет. Давай лучше вместе телик посмотрим. Скоро чинилы начнутся.       — Неее, смотри своих «чинил» без меня. Я перед школой погулять хочу.       — Ну блин. Тогда зонт возьми, дождик днем обещали. И с тебя конфеты! Не забудь, не то папочка узнает, что кое-кто по заброшкам лазил.       — Шантажист ты мелкий, — без злости констатировал старший, понимая, кто конкретно научил Папса такому приему.       — Тлеет на столе шантаж! Селяви! — пропел четвероклассник напоследок и помахал брату рукой.        Даст тихо закрыл дверь. Вскоре он вышел из подъезда на прохладную улицу. Солнце еще не встало, и во дворе царил приятный сумрак. Темные тучи одеялом урывали небо. Покрасневшие листики черноплодки пестрым ковором падали на выгоревшую умирающую траву. Моросил дождик, из-за которого в воздухе витала сырость. Тусклый свет фонарей окутывал грязные дорожки. Где-то вдалеке пела сирена, и ее песня причудливо сливалась с чириканьем веселых воробьев. Типичная картина России. Простая, незамысловатая, не самая чистая, но милая и родная. Даст поежился. Все же куртку стоит накинуть. Он быстрым шагом пересек пустую детскую площадку и оказался на другом небольшом дворике около «Перекрестка». Кроме пары горок, качелек и песочницы там ничего не было. Вдруг кто-то резко положил руку на его плечо, слегка сжимая. Мердер подскочил, резко схватил незнакомца за запястье и едва не повалил на землю.       — Так ты встречаешь старых друзей? — ехидно спросил знакомый голос, и Даст остановился, радуясь, что не успел сделать приятелю в светло-голубой ветровке ничего серьезного.        Правильнее было бы назвать её «подругой», но им обоим не нравилось это слово. Хори весело улыбалась, словно Даст и не пытался ее уложить. Ее темно-каштановые волосы собирались в две толстые длинные косички, а глаза блестели красным из-за любимых линз. На голове красовалась бордовая шапка. Девочка никогда на памяти парня не снимала ее. Только один раз, чтобы показать лучшему другу, что именно она под шапкой скрывает. У Хори был неправильной формы череп, вогнутый с правой стороны.       — Прости, — поспешно проговорил Даст, — Не подкрадывайся так.       — Я просто проверяла твою реакцию, — все так же насмешливо сказала девочка, — Ты чего опаздываешь? Я тебя заждалась.       — Прошло всего три минуты, — тихо поспорил Мердер.       — Пойдем к моему дому. Я там котенка нашла, в кустах. Теперь он мой. Я его подкармливаю.       — Как назвала?       — Ахиллес, — с гордостью отозвалась девочка. — Отличное имя, как по мне… Даст!!! Быстро застегнись! Холодно же!       — Мне нормально…       — Немедленно! — оборвала его Хори.        Мердер, улыбнувшись, выполнил приказ. Ему было приятно, что о нем заботятся, пусть и довольно своеобразно. Хори никогда не проявляла женскую нежность и ласку, но все же желала другу только добра и всегда помогала советом или действием. На самом деле, Даст радовался, что от мальчишки ее отличали только длинные волосы и аккуратная грудь. Большинство девчонок те еще лицемерки, плюс так раздражающе хихикают, сплетничают и флиртуют. Парень знал, что существуют и нормальные, вот только почти ни с кем из них не общался или никого не замечал. И вообще, еще полтора года назад он понял, что ему нравятся мальчики. И это было большой проблемой… Даст сонно шел за Хори, думая о сегодняшней контроше по физике, к которой благополучно не готовился. Что же, в школе будет весело.