Обожатель

08:48 — Готов? — Спрашивает еще. — Всю жизнь к этому шел. — А я нервничаю. — Еще бы, у тебя куча реплик. — Уж я бы несомненно вместо изнурительного запиливания в память тонны слов, искал средство для бегства. — Не из-за этого, просто мне кажется, у меня боязнь сцены разыгралась. Как думаешь, она может у меня быть? — Вот тебе и мистер «Уверен в себе». — Не знаю, Артур, но что-то мне подсказывает, мы скоро выясним так ли это. — Когда я на сцене зависну? — Или, когда ты сбежишь с нее со слезами и воплями. — Рыдающий здоровяк: умилительный диссонанс. — Этот поступок станет поводом внеурочно окончить школу. — Я тоже нервничаю. — Да че ты гонишь, тебе пофиг. Тебя хоть задом на улей посади, тебе все равно будет. — Он обо мне говорит? — Мне кажется ты малость переоцениваешь потенциал моего равнодушия и болевой порог задницы. — Скорее бы закончить. Согласен, скорее бы. 10:35 — Никита, убери телефон! Я же русским языком сказала, никаких телефонов! — У кого-то нервишки шалят. Свисающая с челюсти кожа щек дрожит на манер куриных сережек: забавно. — Неужели ни ясно? Может вы еще на сцене будите сидеть в своих мобильниках? Все никак не наиграетесь. Правду говорят: молодежь нынче зомбированная, вылупятся в свои телефоны и ничего не замечают вокруг. — Ничего, кроме колыхающихся щек. Фуух, наконец-то она заткнулась. Что на нее нашло? В прогоняемой сцене я не участвую. Какая разница, чем я «за кулисами» маюсь? И впрямь лучше убрать телефон, чем выслушивать нотации от неуравновешенной. — Давайте еще раз. Руслан, — (А он свирепо выглядит...), — давай с того места, где ты приветствуешь Сабину во дворце. — Дентер, кретин, чтоб больше не сбивал репетицию, догнал? — Чего? — Еще один экземпляр из раздела «невменяемое поведение». — Поговори мне тут. — Хорошо, Руслан, раз ты настаиваешь. — Кон... — Так, умолкли оба, мы тут репетируем! Дентер, на свое место, а ты, Руслан, не лезь к нему. Лучше продолжай. А там кто в дверь стучит? — Наталья Геннадьевна, прошу прощения, вы нам с Верой Леонидовной очень нужны, можно вас попросить на минуточку. — Раз «очень», то конечно. — Как же ей хочется завопить от гнева, но долг обязывает держаться глотку под контролем. — А вы продолжайте без меня. — Ага, размечталась. — Иду. — Мы рады вас видеть. — Все-все, она ушла. — Надеюсь вы с благими вестями к нам пожаловали. — Глянь, и впрямь репетируют без нее. Ну и пускай катятся по наклонной праведников. Ммм, кровь. Десна кровоточит. С чего бы? Лопнуло что-то? Да нет, что там может лопнуть. Какое же человеческое тело хрупкое: там гнется, там ломается, а из десны кровь сама по себе течет. Отстой. — Ау, Дентер. — Что случилось? — Ты что оглох, дебил? — Хотелось бы тебя, Руслан, не слышать. — Мы начинаем репетировать сцену у костра, вали сюда быстрей. О боже, к чему такая спешка и обеспокоенность? — Давай скорее вставай. — Да! — Отвалите от него, он просто задумался. — Спасибо, Артур, я сам. Так вот: пошли вы все! — Урод, как же ты меня заколебал. Вот сейчас у кого-то обуревающие чувства вырвутся на волю, и кровь из носу водопадом польется по моим губам и подбородку. Блин, у меня и без того десна кровоточит. — Эй, стоять. — Вы чего?! — Отцепитесь, растащите их! — Ублюдок тупой. Вали отсюда! Вали отсюда, урод! Ты всех бесишь! — Тогда я точно останусь. Муа. — Да что здесь происходит? Руслан, слезь с него, живо! Немедленно говорю, слезь!!! Эх, еще бы чуть-чуть и июнь мог бы покинуть круг двенадцати месяцев. 16:28 Где мой чертов рюкзак, я дико хочу пить! Там моя вода. Фильтрами для воды же школе тяжело обзавестись. Вот же ж, завалили куртками и сумками мой рюкзак, козлы. Ан, нет, вот он — на полу. Прекрасно, еще лучше. Он на грязном, мокром полу. И какого недоумка мне благодарить? — Я была внизу. Там зрительный зал заполняется потихоньку. Через двадцать минут начало. Так что приготовьтесь. — Не парься, Сабина. Успеем. — Наташа, нам скоро спускаться в актовый зал и выходить на сцену, а твой костюм лежит на столе, а должен быть на тебе. — Дело пяти секунд, уверяю. — Дентер, все мальчики готовят в актовом зале декорации, если что. Иди, ты должен им помогать. Ты же мальчик. — Какая поразительная наблюдательность! — Если уж ты у нас за традиционные гендерные роли, то не смей указывать мужчине. — Ай, да пошел ты. — Точно. Идемте, я переоденусь в коридоре, не хочу перед этим извращенцем оголяться. — Каким образом она умудрилась здесь связь найти? Или с некоторых пор лентяи по умолчанию извращенцы, а я не в курсе? — Согласна, идем. — Согласна? — Согласна? Ты согласна?! Ты хоть понимаешь, с чем ты согласна?! — Больной! Идем скорее. — Да, валите! — Эй! — Сабина? — Остынь. В свете недавних событий я могу понять твое мудаковатое поведение. — Она о потасовке с Русланом толкует? — Но все же научись сдерживаться. — Очень часто люди мнят, будто понимают почему и что да как. — Вот сейчас я так не думаю. Объяснишь? А надо ли? — Если вкратце, — (Если вкратце в принципе возможно подобное сформулировать в коротенькое разъяснение), — кое-кому следовало выйти вперед, протянуть руку я имею ввиду. Руку помощи. А не отсиживаться в сторонке. — Намекаешь на бездействие окружающих? Ээ, что-то я не припомню весомого толчка для их вдохновения действовать иначе. Ваша перепалка — лишь твое и ег... — Да нет же, я не про вас. Всех. Это я, я стоял в стороне, вот как прям сейчас стою, только в стороне тогда, понимаешь? Так же неподвижно, как сейчас, и глазел. Хотя нет, тогда, в тот день, именно в тот злосчастный день, когда они подрались, — помнишь, когда Кирилл и Вадим подрались с Олегом? Помнишь, да? — мы с Артуром вышли из «стороны» и оттащили их от него. Никто кроме нас этого не сделал. Народ таращился на них через объективы своих вонючих мобильников: уроды безмозглые. Но потом я предпочел отойти в «сторонку», а еще потом, из той самой «сторонки» я наблюдал за тем, как его опускают в яму. К чему весь этот треп? Она-то тут причем. Я будто ее обвиняю. А она вообще здесь? Она меня слушала? Да, слушала. Смотрит, как на сумасшедшего, видимо я прилично ее ошарашил и привел в замешательство, раз она до сих пор сохраняет безмолвие. Довольно долго, наверное, думает как далеко меня послать. О, телефон гудит. Ну надо же, смс сообщение. «Отец». Ха, покажу его Артуру, говорит их никто не шлет. Хотя, может он имел ввиду родившихся в нынешнем тысячелетии? «Привет, Никита. Извини, не смогу прийти на спектакль. Нужно встретить маму Оксаны» Не помню, чтобы вообще его приглашал на спектакль. И даже чтобы говорил о нем. Забавно. — Кхага, смешно. Оооааа. — Ого как зеваю. — Как гребанный лев. — Что, прости? — Я зеваю, как гребанный лев. Не слышала? — Никита, с тобой все в порядке? — Почему у нее выражение на лице обеспокоенное? Ей словно жужжащий улей в руки всучили. Она что напугана? — У тебя глаза так широко распахнуты, аж самому страшно становится. Ты чего, Сабина? — Как ты себя чувствуешь, Никита? — Она спрашивает меня? Беспокоится? Сама дрожит, а волнуется за меня, значится? Смешно. Кстати, а как я себя чувствую? Надо подумать. Хмм. — Чувствую... усталость. Такую, ммм, такую сонную усталость. Вот навалилась на меня. Хотя как она вообще может навалиться-то на меня, а? Так же нельзя! Так не бывает. Она же усталость, она ж не падает с неба, как птичье дерьмо, да? Она ж усталость. Блин, а откуда берется усталость? Ты знаешь? А? Хочешь кому-то позвонить? По кому соскучилась? Сабина по кому-то соскучилась. А как думаешь, Яна скучает по Алине? Мне вот кажется, ей пофиг вообще. Она даже ни разу не соизволила почтить ту, ну, присутствием, навестить в больнице короче. Ну, может уже и навестила, но, думаю, маловероятно, она ж к Кириллу в больницу таскается, к тому отморозку, представляешь? Это же он виноват в самоубийстве Олега! Он и его не менее конченный дружочек довели его. Она что дура совсем? Не понимает? Олег же был ее другом! А ты меня слушаешь вообще? Или для кого я тут распинаюсь, а, Сабина? — Сюда, бегом, слышишь меня? — Ей кто-то нужен «бегом»? Зачем ей сдался «бегом»? Что она собирается делать с «бегом»? — И Артура захвати, срочно! Никита обдолбанный в соплю. — Не гони, ничего я не обдолбанный! — Стоит и порит какую-то чушь. Быстрее. Мы тут одни, надо его спрятать, пока никто другой не заметил, а то будут вопросы. Давай, жду. Так я обдолбанный? — Шикарно просто, и что нам с тобой делать? Что со мной делать? Что делать… со мной?! — Тц, ох, не знаю. — Не знаю, не знаю, что делать со мной. Правда не знаю. Ммм, мешает цепь, пешка стоит на месте, на миллиметр не сдвинется с клетки. Ну давай, быстрее, чего ты застряла! Двигайся пешка, двигайся! Быстрее, он достал меня. Зажал в угол. Быстрее пешка, ну же, шевелись! «Живее, Никита, пошевелись!» Что? «Отвали Руслан! Пешка меня не слушает». «Толкни ее». «Сабина дело говорит, толкни ее, Никита». «Вам легко говорить, ваши пешки свободны, а вокруг моей цепь». «Просунь под цепью». «Какой ты умный Костя, думаешь я не пробовал? Пробовал, не помогло». «А моей помогло». «Костя отвали, сказали же, нет». «Но у меня получилось, и у Яны то же». «А где Яна?» «Я не знала, что она с нами играет». «А я не знала про тебя Катя». «Ходи». «Не могу, сейчас ход Никиты». — Никита! Отстань! Где стол? Куда он исчез? — Ни-ки-та. — Отстань, Артур. — Ни-ки-та. — Отстань, Артур, сейчас мой ход, убери королеву, сейчас мой ход. — Никита, эй, Никита. Слышишь меня? Эй, очнись, Никита. Вставай. Замерзнешь же. Слышишь, ты чего здесь развалился? — А? — Что происходит? — Холодно ведь. Замерзнешь до смерти. Вставай. Кто знает, сколько ты здесь валяешься и что еще не отморозил. Хорошо за последние дни морозы ослабли. — Ему-то какое дело и вообще с чего он взял, что я могу себе что-то отморозить, я ведь... я... а где это я? — О-оах. Данила? А ты тут... Кха, кха. Кхмм. Где мы? Что ты здесь делаешь? — Ничего не понимаю. — Поднимайся. — Легко сказать. Отчего-то кажется будто мое тело не в состоянии шевелиться. — Давай. — Да, сейчас. Помоги, дай руку. Ты же помочь сюда пришел, так что дай сюда руку. — Держи, она твоя. — Надо же, от его руки исходит тепло. Похоже я окоченел. — Это стадион, вон там? — Угадал. — И какого он там делает? То есть, я хотел сказать, какого мы здесь делаем. И почему я лежал на земле? Не помню, чтобы мне нравилось валяться на снегу. — Неважно. Главное, я нашел тебя. — Я правда слышу в его голосе облегчение или же у меня воображение разыгралось. — Не понял, я исчезал? — Расслабься, уже ведь нашелся. — Ну да, а нашел меня ты. Странно. Я с тобой напрямую до этого момента хотя бы раз говорил? Зачем тебе обо мне беспокоиться и идти искать? — Ничего не понимаю. И... О, блин, холодно, где моя куртка? — Вот она. — Тоже на земле? — Повезло, что тебе хватило мозгов взять ее с собой. Вот, надевай. — Такой заботливый. Какого хрена. Так не бывает! Что здесь происходит? — Скорее пойдем отсюда, тебе надо согреться. — Я ничего не чувствую, кроме тошноты. — Даже шаги по ощущению какие-то ватные. Будто по комкам матраса передвигаюсь. А шатает как! — Зараза, у меня в животе словно миксер включенный застрял. И в голове то же. Мне кажется я сейчас мозги выблюю. — Так оно и бывает после.... Неважно. Осторожно, не упади. Давай помогу. Здесь скользко. Иди не спеша. — Легко сказать, а дрожа сохранять равновесие — нет. — Мутит мутно вообще. — Представляю. Мм, «представляю»? Не понимаю, о чем он? Не верю, что кому-то и когда-то могло быть столь же паршиво! Да и было ли у него... Минутку, а что же все-таки было? Со мной? Что случилось? Почему я лежал без сознания в стуже за стадионом школы? — А... — Что? Класс. Кто-то говорит... кто-то уходит... И я слышу чей-то голос... чье-то опасение... — Сабина! — Никита, что с тобой? — Обдолбанный! — Да что ты несешь? — Я обдолбанный! Я обдолбанный! — Успокойся! Ор лишнее. — Я обдолбанный, Данила, слышишь? Сабина сказала, я обдолбанный, а ей еще не поверил. Но почему... почему это произошло... Ха, ну конечно. — Что «ну конечно»? — Вода, какой-то умник, потешаясь, подмешал спиртное мне в воду. Зная, что у меня... Нет. Стоп. Сто-оп. Это не похоже на спиртное. Я не брожу черти где под действием спиртного, меня валит с ног. А это... это... Не может быть. — Тебя так же мутило поначалу? — Оторопел парень. — Да брось ты, я все знаю. Помню все в тот день, когда мы короткометражки документальные смотрели, грустно было наблюдать: это я про вас уже. Зрачки на все глаза. У меня сейчас такие же? Да? — Вероятно. — Любезность сменила апатия. Чувствую отстранение. — Плохо видно. Темно же. — Кто это сделал, Руслан? — Не знаю. — Врет. — Все ты знаешь. Да и кроме Руслана больше некому. — Он единственный с кем я вступал в перепалку за последние дни. Только с ним и верными членами его свиты. — Уверен, такие как вы, ребятки, знаете своих в лицо. Вот как рыбаки знают друг друга, так и вы. Только те встречаются на берегу озера, а вы у барыги. Впрочем совсем скоро точка рандеву у вас поменяется... — Черт. Походу я... — Бу-э-э-э. — Осторожно. — Каким образом здесь может помочь осторожность, Данила? Буэ-э-э. Мерзость!!! — Я сдам его. — Не суди о Руслане строго. — Что, ты серьезно? Может еще посоветуешь мне обнять его и сказать «спасибо» за вывернутый наизнанку пищевод? — Если быть честным, ты сам виноват, Никита. Нечего лезть в чужие дела. Слышал поговорку про Варвару? — Нет, он серьезно? Я виноват?! — Да я всего лишь спросил про сраные фотографии, а меня колесами накачали. Или что у него там было. — А ведь и вправду, я понятия не имею, что он мне скормил. — Повторяю, ты сам виноват. Спровоцировал Руслан. Он сделает все, чтобы защитить Диану. — А с каких пор я представляю для нее угрозу? — С тех самых, как взялся искать с ней сохранившиеся копии тех фото. — Он о подставных порноснимках твердит? — Ложь! Я ничего подобного не искал. Мне-то они зачем? Да, вопрос касался их, но не самих их. — Проклятье. Как ему объяснить? Голова едва соображает. — Я не сами фота искал, Данила, а тех, кто их сделал. В общем, хотел проверить одну теорию. — Догадываюсь какую. — Неужели? — Возможно, отчего я сомневаюсь? Да и слова его прозвучали убедительно. — Да. Ребята в классе шепчутся о тебе, знаешь ли. — Ну, это неудивительно, я же чудила в их глазах. — Да и в своих собственных тоже. — Нет, о тебе изъясняются несколько иначе. Народ считает, будто в ту ночь — на вечеринке Хэллоуина у Руслана — это ты столкнул Алину с лестницы. — Что?! — Да, да. А теперь задумал разобраться с ее лучшей подругой. — С Яной что ли? — Он кивает. И, похоже, ухмыляется. — А она то мне зачем? Ни говоря уже о том, с чего люди решили записать падение Алины на мой счет. — Ну, у тебя непереносимость спиртного, а никто точно не знает, как именно она у тебя проявляется. Может ты не только отключаешься, но и, скажем... — Толкаю одноклассниц с лестниц? — Это не мои домыслы, просто за последние дни за тобой отмечалось довольно буйное поведение, не находишь? Люди стали беспокоиться. — Само собой, охотно верю. — Мы с друзьями тоже. — Смешно. — Но ведь всем прекрасно известно, что Алина сломала каблук, да и в крови у нее чего только не нашли... и, ну блин, ну не знаю, но ведь если бы и впрямь был хоть какой-то намек на чью-то причастность, мою в том числе, — дело бы не закрыли. Ничего бы не закончилось. Он что, усмехнулся только что? — А наши одноклассники как раз-таки считают, что «ничего не закончилось» исходя из твоей озабоченностью Яной, которая, между прочем, лучшая подруга Алины, а она, как ты помнишь, та самая девушка, что упала с винтовой лестницы, взбираясь на чердак, где, как всем известно, был ты и, опять же, как всем известно, не вполне здоровый, скажем так, из-за отравления алкоголем. — Злорадное вышло обобщение, ничего не скажешь. — А всем тем, кто это придумал, «известно», что с таким богатым воображением срочно требуется показаться врачу? Просто смешно на что способна воспаленная фантазия. — И оттого, что это втолковываю я, еще смешнее. — Яну, я так подозреваю, видят в качестве единственного свидетеля, за которым я охочусь, чтобы остаться безнаказанным, верно? — Ну а зачем ей еще понадобилось заручаться поддержкой Кирилла и Вадима? — Он явно осознает всю полноту абсурда школьных сплетен, но в то же время старается изложить их мне максимально издевательским образом! Хихикает, нагнетает и открыто насмехается. Подонок. — Она так сильно тебя боится, что забросила репетиции и отказалась от участия в спектакле, представляешь? И все, лишь бы избежать твоего присутствия. — Фарс! Самый настоящий фарс, мать твою. — Ей страшно, и она напугана. Вот почему она ни на шаг не отходит от Кирилла и Вадима. — Еще вчера я слышал, что не отходит она от них, потому что спит с ними. — Насколько же все в мире быстротечно. Даже слухи живут меньше комаров. — Да, но уже сегодня достаточно твердо прозвучало намерение обратиться в соответствующие органы и воззвать к защите несчастной девушки стражей закона от опасного психопата. — Складно выходит. Ребята молодцы. Но все это — чушь. И ты это прекрасно знаешь, Данила. А на уши ты мне все это вылил ради того, чтобы отвести мои заботы от настоящего преступления. К тому же я знаю — те фотографии сделала Яна. Хотя, справедливо будет заметить, что я всего-навсего уверен в ее авторстве. Неопровержимых доказательств-то у меня нет. — И ты рассчитывал найти их у Кирилла. — Хм, он заговорил иначе. Больше не ерничает, а внимательно слушает и держится собранно. — Да. И за мою попытку Яна натравила на меня Руслана, точно Баскервиля. — А может и слухи ее рук дело. — Руслан, как мы оба знаем, вспыльчивый, разбирать ложь то или правда он не станет, а вот ты производишь впечатление человека рассудительного, Данила, и твой давешний психологический трюк наталкивает на мысль, что ты пытался мной манипулировать. И я отлично знаю почему. Я ведь уже говорил — я хорошо помню тот день. Во всех красках. Никогда его не забуду. И вас — обдолюанных в том числе. Я так понимаю, это ты главный поставщик в компании. А Руслана выгораживал доблестным обереганием чести твоей сестры только потому что он твой клиент и он заложит тебя, как только ему зададут вопрос, где он взял наркотики, которые добавил в мою бутылку с водой. А следом, уверен, всплывет несчастный случай с Олегом. Его самоубийство под действием наркотического эффекта накинет еще несколько лет в твой общий тюремный срок. — Ты будешь молчать. — Уверен? — Абсолютно. Что это, страх? Я чувствую, как это он меня переполняет? Тревога? Нет, ближе по определению опасение. Опасение за свою жизнь. Мы здесь одни на стадионе и никого не слышно поблизости. А громкий вопль мольбы о помощи я вряд ли смогу извлечь осипшим на морозе голосом. Он приблизился. Его неразличимое во мраке лицо меня пугает, черт. Но нельзя допустить страху показаться наружу. Я должен сдерживать его: крепко сжимать поводок. Как жаль, что я не могу увидеть, какие эмоции отражает его лицо, тогда хотя бы приблизительно мне б удалось установить его стремление. Что он задумал? И почему до сих пор молчит? Ждет, когда я заговорю? Наверняка мои угрозы привели его в бешенство. Вдруг прямо сейчас он думает, как убить меня. Нет, маловероятно. Тяжело ведь скрыть улики. Но он вполне может придумать... Все, с меня хватит, больше не могу, да и отступать все равно некуда, я уперся спиной в перекладину. Пора: — Хотелось бы знать откуда такая уверенность. — Когда начнется разбирательство, я ненароком упомяну имя, одного из... с кем ты нас там сравнил, с рыбаками? Так вот, я обязательно сообщу, что Артур вместе со всеми нами забрасывал удочку. И я не солгу, Никита, уж поверь, он ярый любитель «поудить». Понятная аллегория? 20:14 Надо же сколько у меня пропущенных звонков. Приятно воочию лицезреть прямое доказательство того, что я кому-то дорог. Ой, получилось уж слишком самонадеянно, «дорог» — нет, просто «нужен». «Мама», «Папа», «Артур». О, и «Сабина», хм, забавно. А это чьи номера? Наплевать, перезванивать не стану ни одному из них. Предоставлю возможность сообщить о моем нахождении ему. Тащится за мной. Не понимаю, зачем мне канвой? Или он думает, я забыл, где живу или боится я ошибусь с поворотом? Нет, он корчит из себя мистера «альтруиста»: конечно, верю. Верю, что его забота — искреннее беспокойство о моем здоровье, а не о своей заднице, у которой перспектива — разорваться в клочья, сболтни я о наркотиках (или что они там принимают компанией) стражам порядка и закона. Наркомания — отстой, и ее последствия затрагивают не только самих наркоманов. — Можешь разворачиваться, Данила, сам дойду. — Я забочусь не о тебе, а о своем сне. Не хочу ворочаться ночью. — Хм... — Само собой. — Можешь спать спокойно, я буду молчать. Обещаю. Надо было сказать тебе раньше, не пришлось бы ходить туда-сюда попусту. Извини. — Я хочу, чтобы ты знал, Никита, ни я, ни Диана, ни Коля, ни Сабина, ни Наташа — никто из нас, не знал о дебильной задумке Руслана. Мы бы ему помешали, честно. Не то чтобы мы были от тебя без ума... — Какое разочарование. — Да, увы. Но зла мы тебе не желаем. И мне противно, что приходится тебя шантажировать, ну, ты понимаешь... Артур. Его я тоже не особо чествую, но мне противно и стыдно. Правда. — Он сильно погряз... в этом... — Не верю, что говорю об этом. Так, главная задача — не скатиться в драму, но как же трудно слова подбирать. Черт. Аж руки жонглировать взялись. — В смысле, зависимость у него сильная? Слабая? Как он... — Слабая. — Правда или утешение? — И с чего бы мне щадить твои чувства? Ну да, с таким-то козырем — репутацией Артура — увещевание теряет резон. Перевес же на его стороне. — Бывай, Данила, и спокойной ночи. — Спасибо, и тебе. Да уж, глядя ему вслед, последний час воспринимается сном. Вот так легко. Словно наша борьба за власть над ситуацией — игра воображения. Ох, не знаю, как у него, а вот у меня со сном проблем не возникнет, точно: глаза слипаются, скорей бы доплестись до кухни, выпить воды и рухнуть на кровать под плед. О мой плед! Ничего, совсем скоро мы будем вместе, в объятиях друг друга. О, да. Кто там звонит? Ну да, кто же еще, Артур. Не хочу с тобой разговаривать, Артур. Я понятия не имею, что тебе сказать сейчас. Да и смогу ли... Нет, кого я обманываю, в действительности я попросту зол и не хочу слышать его. Услышу его голос и слова Данилы материализуются. Глупость какая-та... Все уже давно воплощено. Зато теперь, когда я сбросил, он в курсе о моем физическом функционировании. Правда, маловероятно, что он ограничится одним звонком. Значит, отключу телефон. Эх, дайте мне деньги на новый, и я закошу под Линдси Лохан в «Крутой Джорджии» и выброшу его в кусты на обочину. Как иронично и символично, она мне вспомнилась как раз тогда, когда я узнал о пристрастии лучшего друга к наркотикам. 22:48 Ой, что там опять? Очередное сообщение? Голова слишком тяжелая: руки дрожат. Как можно ничего не чувствовать и одновременно ощущать каждый кусочек тела изнутри и снаружи? Тянется, сжимается, опять тянется и рвется. Наверное, надо будет все-таки засунуть два пальца в рот и блевануть; обещают облегчение. А ведь наступит завтра и к моей чудовищным болям добавится нужда объясняться, сначала перед Натальей Геннадьевной за внезапное исчезновение, потом перед родителями (им позвонит Наталья Геннадьевна, сообщить о моем отсутствии на выступлении). Артур спросит, почему я сбрасывал звонки и игнорировал сообщения. Ох, Артур. Да, завтра предстоит много болтовни. Может отключить телефон и завтра? Тогда послезавтра объяснения увеличатся в двое. Почему я должен объясняться перед кем-то? Человек никогда не бывает свободным, для каждого найдется вынужденное занятие, типо уборки или выслушивания поздравления от дальнего родственника, чье имя маетно вспомнить самостоятельно. Всегда подвернется какое-нибудь обязательство. Как же это несправедливо. И как же это бесит. Иногда нет ничего лучше воды. Простой, обычной воды из-под крана. И в такую минуту, когда пьешь ее, тебя абсолютно не волнует в ней уровень содержания хлорки. — Пора спать. — И почему принято стелить простынь? Почему нельзя заваливаться в кровать в одежде и тупо накрыться пледом? Сколько бы экономилось времени, стирального порошка и трудозатрат на производство постельного белья, а еще денег на его покупку. Хорошо, что я отключил телефон, утром наверняка будут трезвонить без перерыва, а я хочу выспаться. Боже, Артур наркоман. Зачем ему это? У него вроде все хорошо, семья есть, дом есть, что ему еще надо? Острых ощущений захотелось что ли? Почему у всех столь сильная непереносимость повседневности? Она настолько обыденная и скучная? Все так и норовят сделать музыку громче, лишь бы разогнать тишину. Видимо иногда динамиков недостаточно и приходится переходить на новый уровень. А я даже первый упустил из виду. Проклятье! Кажется, меня до сих держит отрава Руслана. Или в отражении телевизора я и впрямь кого-то увидел на лестнице? Скорее бы все закончилось. Как же меня напрягает массаж. Фу, чужие руки шерудят по телу, как только кто-то умудряется при таком раскладе расслабиться и получать удовольствие? Отстой. Не хочу. Мало того, что терпеть чужие прикосновения приходится, так еще и мириться с другим людьми рядом на кушетке. Тесно. Сдвиньтесь. Отодвиньтесь от меня; так и задохнуться недолго же. Не слышите что ли меня, сдвиньтесь! Что, еще кто-то пришел? О, нет. Я не вытерплю. Мне тяжело! Очень душно. Невыносимо! Слезьте с меня. Я не могу дышать. Слезьте, мне плохо. Я сейчас задохнусь. Уйдите прочь! Прочь с меня. Уберитесь же, не могу. Плохо, мне очень плохо! Я вот-вот задохнусь! Слышите? Сдвиньтесь, мне нужен воздух. Мне нужен воздух! Я задыхаюсь! Не могу пошевелиться, я не могу пошевелиться, я умираю. Я умираю. Я задыхаюсь. — Слез...