Идеальные парни Беверли Марш

Беверли помнила Стэна-подростка педантом, которого заботили все несовершенства мира — он не мог пройти мимо брошенного мусора, изогнутого дорожного знака и неверно употребленного фразеологизма. С ним мало кто уживался, и Беверли это нравилось: чем меньше людей вокруг, тем им обоим спокойнее. Почему-то именно ее Стэн никогда не поправлял, хотя она долгое время была неряхой и явно не отличалась чистой речью, — и это если не говорить про свойственную ей прямолинейность, портившую многие отношения, и плохую репутацию. По неясной причине они приняли друг друга со всеми странностями и недостатками. Тем не менее, не все было гладко. Самая серьезная из проблем появилась, когда Беверли едва исполнилось шестнадцать — тогда она в него влюбилась. Сразу было решено не говорить и даже не пытаться ничего между ними менять: она по непонятной причине ощущала, что сейчас не время. И оказалась права, к собственному разочарованию. Стэн встретил Патти в колледже. Он утонул в ней сразу. Беверли, узнававшая о загадочной девушке из телефонных разговоров с другом, собственноручно подтолкнула его к первому шагу, выдала несколько инструкций, как не ударить в грязь лицом; Стэн, безусловно, все прекрасно знал сам, но ее подтверждения его теорий и частое «Все будет окей» его успокаивало, Беверли это знала. Они поженились спустя год, родители приняли Патти тепло, — к Беверли, пусть даже как к подруге их сына, они никогда не относились так добродушно. Она не держала обид и радовалась, что Стэн наконец обрел свое счастье. Они приглашали ее к себе на праздники, как и еще нескольких друзей. Стэн часто с ней обедал, пока Беверли не переехала в соседний город: она объясняла это перспективами в стажировке и работе, хотя, по правде говоря, дело было совсем в другом. Часто его видеть было приятно, но мучительно, и она планировала отдалиться достаточно, чтобы перестать тосковать — вблизи и на расстоянии. Через несколько лет чистой работы ее цитаты постоянно мелькали на обложках модных журналов, ее платья и костюмы носили звезды, а ее агент редко мог позволить себе выходной. Беверли не давала себе времени оглядываться по сторонам, она трудилась и была влюблена в этот труд — не так, как была влюблена когда-то в Стэна, то чувство ее томило, а это только разжигало. Она стала трудоголиком, хотя это не входило в ее изначальный план. Они переписывались. Не так, как это устроено теперь, через мессенджеры, а по электронной почте. Было что-то особенное в этих письмах: не было системы, когда и по какой причине их можно отправлять, они просто писали друг другу, когда было что сказать, и отвечали, когда могли и хотели. Разговор на одну и ту же тему мог длиться до месяца, пока они не уставали спорить друг с другом, а это делать они умели. Знаешь, это интересно — то, как ты подбираешь слова. Я всегда выражаюсь в одной манере, это дело привычки, мои знакомые мало отличаются широким словарным запасом, все звучит пафосно-профессионально, а Патти просто божий одуванчик, от нее и слова резкого не услышишь, не то что от тебя. Вероятно, думала Беверли, ему чего-то не хватает в этой девушке, раз он продолжает общаться с ней. Они сильно отличались, это был неоспоримый факт, и все-таки Беверли полагала, что Патти была лучше ее по многим пунктам: Урису и нужен был человек-тихая гавань, кто-то, кто мог бы выслушать, кто всегда принимал бы его сторону, не вступал в конфронтацию. Беверли и близко не была такой. В прошлом письме ты упомянула Стивена Кинга. Бев, ты всерьез? Тебя потянуло на грязные ужасы? Советую сходить на новый мюзикл, который скоро будет и у вас в городе — это пострашнее и качеством сильно лучше. Вышлю афишу сообщением, а то пропустишь. Иногда Стэн в рамках командировки приезжал к ней — то есть, конечно, не именно к ней, а в Чикаго. Они встречались и разговаривали о чем угодно, кроме своих жизней. Стэн никогда не спрашивал, появился ли у нее кто-то за все это время, и хорошо, потому что этой частью своей жизни Беверли не хотела омрачать их общение. Она чувствовала, что это что-то, что касается его, пусть это даже внутри ее головы звучало дико. Стэн не особо распространялся, как идут дела на работе, она была для него не больше чем условием для комфортной жизни, о своей жене он говорил мало. Больше все-таки писал. Иногда Беверли казалось, что ее почта является местом вымещения слишком больших чувств. Он никогда не писал и не говорил ей, что любит Патти, но это чувство сквозило в мелочах, которыми он делился. И все-таки она любила эти встречи, обеды, разговоры, потому что ей наконец стало легче. Она сумела отпустить, отбежать от Стэна достаточно далеко, примерно до отметки «только друг на веки веков». Всех все устраивало. Наверно, Патти была слишком мягкой и расслабленной, раз так недоглядела за ним однажды. Беверли так и не узнала, что именно произошло в ту ночь, потому что все, что могла сказать рыдающая миссис Урис по телефону — «Он чуть себя не убил». Значило ли это, что та, кому Беверли доверила счастье своего друга, не справилась с задачей? Могла ли она ее в этом обвинить? Могла ли она вообще взваливать на нее такую ответственность? Конечно нет. Она много думала об этом начиная с момента выхода из дома в ту ночь. Она сразу поехала в ту больницу, не могла иначе. Кажется, утром ее секретарю пришлось попотеть с отменой совещания, позже она извинялась за это — ей не было стыдно, но она уважала своих сотрудников. Было бы хорошо съездить куда-то в глубинку, а не в облагороженный пригород. Ты знала, что уже и здесь редко селятся птицы и другие животные? Они уходят все дальше от людей, хотя по официальным данным у нас здесь один из самых высоких показателей чистоты воздуха и воды. Врут, или животные стали привередливее? Сидя на стуле для посетителей в накрахмаленном халате, Беверли пообещала себе отвезти Стэна куда ему только захочется. Хоть в джунгли, хоть на северный полюс, лишь бы он больше так никогда не сделал. Из тех дней она плохо запомнила хоть что-то кроме этой мысли. Патти много плакала, и она ее утешала. Стэн, когда приходил в себя, ничего не говорил. Смотрел на того, кто был в этот момент рядом, и извинялся взглядом. Извинялись и перед ним. После того случая многое изменилось. Письма стали длиннее, монологи в них — честнее. Через полгода Беверли смогла переехать обратно, туда, где все начиналось, потому что работа больше не была привязана к одному-единственному офису — это было официальной причиной, разумеется. Помимо этого, она боялась оставлять Стэна одного. Они снова стали обедать вместе, зачастую втроем, и хотя Беверли не была приятна кража личного общения, она привыкла к этому. Патти была хорошей женой и подругой, доброй и мягкой, пусть, как выяснилось, и не слишком чуткой. Все устаканилось на несколько долгих лет. Беверли с трудом отвечала на редких свиданиях сколько ей, потому что в памяти у нее отложилось двадцатилетие — а оно было явно не вчера. После нескольких особенно явных неудач она перестала ходить на подобные встречи вовсе, больше не видела смысла. Начался второй заплыв в безвылазную работу. Критики отмечали, как изменились ее стиль и подача — новые коллекции встречали удивлением и аплодисментами. Ей не на что было жаловаться, но если бы и было на что, она слишком отгородилась от всех, чтобы иметь возможность выговориться. Они потеряли ее внезапно. Стэн узнал, что у его жены было слабое сердце, только посмертно. Инсульт в тридцать четыре года — не то чтобы нонсенс, и все же никто не был к такому готов. Это было чистым безумием. Беверли вовремя его подхватила и прорвалась сквозь ругань и желание остаться одному, она просто не могла себе такое позволить. Она пообещала себе и Патти, что позаботится о нем как следует. Изо всех сил. Они виделись почти каждый день, он часто звонил Беверли по незначительным поводам, рассказывал что-то бессвязное. Он вновь углубился в религию. Карьерный рост остался в стороне, и Стэна это не беспокоило, пока его место было при нем. Он даже искренне полюбил свою работу экономиста: она требовала концентрации, перед ним были факты, а он был перед ними, и здесь не было места для чувств. Беверли уговорила его пойти к психологу. Пару раз они плакали вместе в его гостиной, а потом Беверли, убедившись, что он ничего не натворит, уезжала. Она никогда не позволяла себе остаться на ночь. Они окончательно отгоревали спустя два с лишним года. Стэн тогда переехал в другой район, Беверли помогла ему обустроить новый дом с уютом. Все шло спокойно: их работы, переписки, прогулки, походы Стэна в церковь, появления Беверли на модных показах. Все шло спокойно. А потом Стэн спросил: — Не хочешь вина? По телеку шла передача про животных, и они вставляли свои комментарии после любых слов ведущего. Это был хороший, теплый вечер — до этого самого момента. Беверли посмотрела на него чуть иначе и сразу поняла, что он это заметил. И ничего не сказал. Она согласилась. Она так и не спросила его, что послужило импульсом именно в тот вечер, потому как аналогичных ему было очень и очень много. Что-то произошло между ними, пока они были там, в гостиной, и смеялись с докручиваемых друг другом шуток, пока распивали бутылку на двоих, пока бросали взгляды один в сторону другого. Он поцеловал ее первым, снеся в момент все барьеры, что Беверли с усердием выстраивала годами. Она откинула их без сожалений, крепко обнимая Стэна, прижимая его к себе, потому что если бы он решил отстраниться теперь, передумать, она бы этого не вынесла. Они не говорили об этом с месяц, вели себя привычным образом. Отойти от устаканившегося порядка было тяжело, они стали осторожны друг с другом, хотя, казалось бы, куда уж больше. Они стали чаще говорить о себе. — Ты знал, что я была влюблена в тебя еще в школе? — Нет. Я начал это предполагать, когда мы уже выпустились. Так и не решился спросить. — Почему нет? — Думаю, я бы слишком расстроился, если бы узнал, что никогда тебе не нравился. Они стали ужинать вместе в ресторанах и забегаловках. Беверли выдергивала его в места, где они оба никогда не были, а Стэн приводил ее туда, куда раньше любил ходить в одиночку. Они выбирались в лесопарки, Стэн зарисовывал птиц, а Беверли — Стэна. — Эти портреты намного красивей меня, — говорил он, рассматривая ее наброски. — Ты просто себя не видел в те моменты, — она целовала его в щеку. Они стали оставаться друг у друга. Шли ко всему плавно, спрашивая разрешения. Вскоре это перестало быть нужным. Беверли часто ловила себя на мысли, что они понимают друг друга без слов и будто бы заранее знают, что скоро будет нужно другому, неважно, идет речь о выборе мороженого или покупке недвижимости. — У меня часто бывает предчувствие того, что должно случиться. — Обычные люди называют это интуицией, Стэн. — Нет, это что-то более… фатальное, что ли. Не догадка, а точный факт. — Тогда подскажи мне, какой на завтра прогноз погоды — синоптики тоже используют сугубо интуицию. Они съехались спустя полгода. Перестали вести переписку, потому что наконец видели друг друга каждый день. Рассказали друзьям и родным, те отнеслись с пониманием. Им больше никогда не было одиноко. Беверли не давала ему ложиться спать спокойно, ей всегда было что добавить. Стоило Стэну после вечернего душа потянуться к выключателю, она находила причину отложить это действие еще на пару минут, и он никогда на это не жаловался. В этом выражалось какое-то ее важное свойство, он это понимал. Она в очередной раз перехватила его ладонь на пути к ночнику и провела своей по его предплечью. Возможно, это была игра на выдержку, но, хотя каждый раз история повторялась, Стэн неизменно тянулся к ночнику. Он посмотрел на нее с улыбкой. — С тобой ни минуты покоя. Беверли даже не представляла, насколько она хороша. Он притянул ее к себе. — Тебе стоило распрощаться с ним, как только мы встретились. Она поцеловала его в уголок губ. Он улыбнулся. — С тобой в браке забуду о нем окончательно. Оба замерли. Они никогда не затрагивали эту тему, хотя она вечно мелькала где-то поблизости. Они ослабили объятия, чтобы рассмотреть друг друга лучше. Стэн увидел, как она счастлива и напугана. Его растерянный вид быстро привел Беверли в такое же замешательство. Она чувствовала необходимость что-то сказать. — Это… — Можем ненадолго забыть этот разговор? — он смущенно прикрыл глаза. — Я хотел сделать это совсем иначе. — Это был идеальный момент, Стэн, — она обняла его крепче, и он коротко рассмеялся, ощутив ее облегчение. — Ты играешь с моими нервами. — Вовсе нет, — Беверли без уточнения поняла, что это ответ на первое высказывание. — У меня мокрые спутанные волосы. На мне даже одежду почти нет! — Вот именно. — Ты неисправима. — Ровно как и ты. Впрочем, они никогда и не стремились друг друга менять.